— Давай, грязноногие, пошевеливайся! — зычно заорал погонщик и щелкнул бичом. В ответ Трой навалился грудью на ремень и оттолкнулся ногами. Рядом столь же рьяно надсаживался Крестьянин. Они двое, как самые здоровые, двигались впереди всей упряжки бурлаков, тянущих по Помаку связку из трех тяжело груженных барж. Арил, который, как выяснилось, неплохо умел обращаться с рулевым веслом, упряжи избежал и сейчас орудовал длинной и тяжелой лопастью на корме одной из этих барж.

— А ну надсадись! — вновь заорал надсмотрщик и ловко огрел кончиком кнута одного из варваров-арбайтеров, который, по его мнению, недостаточно старательно налегал на свой ремень. Троя и Крестьянина он не трогал. И потому, что они не пытались въехать, так сказать, в рай на чужом горбу (хотя еще надо посмотреть, что это за рай, в который требуется въезжать именно таким образом), ну и потому что, когда он давеча все-таки попытался, для порядку, огреть Троя кнутом, тот быстро сбросил лямку и, подойдя к надсмотрщику, вежливо поинтересовался, по какой такой причине он сейчас получил кнутом по спине. То ли вежливость сыграла свою роль, то ли то, что в момент разговора надсмотрщик болтал ножками в воздухе, воздетый вверх Троевой рукой, ухватившей его за загривок, но больше у него подобных поползновений не было. Тем более что ни со стороны владельца барж, ни со стороны ватажного бурлаков никакой реакции на столь вызывающее поведение чужака и умаление достоинства глыхныгца-надсмотрщика так и не последовало. Да и то сказать — они с Крестьянином заменяли собой как минимум пятерых, а то и шестерых бурлаков, а Арил со своими умениями так вообще пришелся очень кстати, уже несколько раз спасая всю связку барж от посадки на мели, каковыми Помак в этих местах был исчерчен вдоль и поперек. И терять столь ценных работников из-за блажи надсмотрщика ни один, ни другой не собирались.

К ватаге бурлаков они трое пристали в Нью-Ашхоге, до которого добрались на третий день пути с господином Сэмом. Путешествие прошло достаточно спокойно, хотя тюки оказались довольно увесистыми и твердыми. Арил даже ворчал:

— Камни, что ль, несем…

Рабов оказалось не так уж много — шесть человек, четверо из которых к тому же были бывшими глыхныгцами. Двое попали в рабство по решению суда, один — как должник, один — как сам убивший раба и не смогший заплатить за него выкуп. А еще двое — воры, проданные в рабство поймавшей их окружной стражей. И все шестеро уже смирились со своей судьбой и даже не помышляли ни о побеге, ни о бунте. Поэтому четверо настороженных охранников с палками вокруг шести закованных в бронзовые цепи печальных фигур смотрелись несколько… забавно. Трой вообще удивлялся, как трусоват и опаслив местный люд. Даже если кто в таверне, перебрав местного кислого пива или жутко вонючего крепкого пойла, начинал буянить и приставать к окружающим, то эти самые окружающие предпочитали глупо просто лыбиться, втягивая голову в плечи, ну, или в крайнем случае звать вышибалу. Сами же в конфликт не вступали. В империи подобного типчика быстренько успокоили бы ударом по лбу. Беззлобно, но крепко. А ежели не успел сильно достать, то, когда очухается, еще и поднесли бы стаканчик. Для поправки здоровья, так сказать, и в благодарность за доставленную возможность размять кости…

В два часа пополудни они подошли к одному из домов на окраине Нью-Ашхога, рядом с которым находился загон, окруженный высокой, в три человеческих роста, оградой. Внутрь ограды вели крепкие ворота, возле которых стояли два довольно дюжих охранника, вооруженных палками, очень напоминающими дубинки. Потому что один конец у них был окован бронзовыми кольцами. И это было самое грозное оружие из всего, которое они видели в руках людей здесь, в земле Глыхныг…

— Как дела, Пит? — небрежно бросил господин Сэм левому охраннику.

— Все в порядке, господин, — угодливо улыбаясь, ответил тот. — Я гляжу, вы привели еще шестерых?

— Да. И доставил новые колодки. Открывай.

Охранник Пит суетливо бросился к большому железному замку, висевшему на сделанной из толстого дубового бруса задвижке, и загремел ключами. Спустя минуту ворота медленно, со скрипом, распахнулись.

Внутри загона оказалось не слишком людно. Под навесом, устроенным в центре огороженной площадки, угрюмо сидело трое — одна толстая женщина и двое не менее упитанных мужчин. Похоже, все они тоже были глыхныгцы. А у самых ворот играла маленькая, лет четырех, девочка. Трой поначалу даже не понял, что она здесь делает. Причем не только не понял, но у него и вопроса такого не возникло. Просто улыбнулся и вошел внутрь, повинуясь повелительному жесту господина Сэма. Уж больно умильно-благостная была картина — маленькая девочка, сидящая на коленях и лепящая куличики из песка…

— Скидывайте здесь, — приказал господин Сэм.

Трой скинул со спины тяжелый тюк, повел плечами, разминая натруженные мышцы, а затем, повернувшись, подошел к девочке и опустился на корточки рядом с ней.

— Как тебя зовут?

Девочка подняла к нему личико и доверчиво улыбнулась:

— Иния. А тебя?

— Меня… — Трой запнулся. Называть свое истинное имя было опасно, а врать не хотелось. — Зови меня Странник.

— Странник? — Девочка удивленно расширила глазки. — Какое у тебя интересное имя.

Трой, улыбаясь, кивнул:

— Сам иногда удивляюсь…

Девочка старательно слепила очередной куличик и протянула его ему на своей испачканной в мокром песке ладошке.

— Угощайся.

— Спасибо, ты очень добрая… — серьезно ответил Трой, принимая куличик.

— И тебе спасибо, — вновь улыбнулась девочка, а потом как-то мгновенно погрустнела и тихо произнесла: — А то никто больше не хочет есть мои куличики.

И Троя будто током пробило. Он внезапно осознал, что девочка находится ВНУТРИ забора.

— Ты… — Трой почувствовал, как у него внезапно пересохло в горле. — Там, — он повел головой в сторону навеса, — это твоя мама?

— У меня нет мамы, — грустно ответила девочка.

— А… папа? — с отчаянием спросил Трой, все еще отказываясь верить в какую-либо иную причину ее нахождения здесь. Ну не могут же они…

— И папы тоже нет.

— А… где они?

— Не знаю. Мне не говорят. Сказали только, что их больше нет. И наш дом — больше не наш. И я никому не нужна. Только добрый господин Сэм позволил мне жить здесь, у себя, а дядюшка Пит приносит мне поесть…

Трой почувствовал, как на него накатывает жаркая волна, смывающая остатки его способности не просто ясно мыслить, а мыслить вообще… И в следующее мгновение ноги сами подняли его и понесли к господину Сэму.

— Вы что, отдадите оркам ребенка? — едва сдерживая ярость, прорычал он, нависая над глыхныгцем.

— А тебе какое дело, чужеземец? — высокомерно начал было господин Сэм, но, заметив, как видно, в каком состоянии находится этот тупой, необузданный и ужасно неполиткорректный чужеземец, испугался и несколько сбавил тон: — Э-э-э, то есть нет, конечно… Как вы могли такое подумать? Орки только молочных детей… ну, которым не исполнилось еще шести месяцев, считают за полную подать. Говорят, что у них очень нежное м-м-мя… А те, что постарше, идут по весу. Так что мне нет никакого резона… — Тут он запнулся и втянул голову в плечи, не понимая, но чувствуя, что все его объяснения не отдаляют, а, наоборот, приближают момент, когда чудовищный кулачище этого варвара-арбайтера обрушится на его темечко. Этих варваров вообще было очень сложно понимать. Они как-то патологически были привязаны к детям, даже к чужим. Не понимая, что в цивилизованном обществе каждый должен нести свою, часть социального бремени. У них же, в земле Глыхныг, очень продуманные и справедливые законы. Вот, например, когда башмачник Диегес овдовел, а его единственному ребенку исполнилось два годика, так совет округа даже перенес ему срок подушной подати. На два года. До момента, пока его сыну не исполнится четыре года и он не подрастет достаточно, чтобы мальчишку устроили в окружной сиротский приют (ну, или продали в рабский загон, в конце концов). Диегес, правда, оказался неблагодарной свиньей и попытался сбежать. А когда его поймали — выл, будто его резали, и все прижимал к себе сына. Ну а когда их попытались разнять — своими руками сломал ему шею, крича, что не отдаст своего ребенка в котел оркам. Крайне безответственный поступок! Большие люди предпочитают свежее мясо, так что труп ребенка пришлось просто закопать на задах. Впрочем, чего еще можно было ожидать от бывшего чужеземца. От чужеземцев не приходится ждать ничего хорошего, какими бы искусными башмачниками они ни были…

— Трой, Трой… Трой!

Трой с трудом вынырнул из клокочущей внутри него ярости и повернул голову. Рядом стоял Арил и цепко держал его за рукав.

— Успокойся. У нас есть дело. Ты не забыл? Нам надо попасть в храм Шыг-Хаоры.

— Д-да, — проскрипел Трой, лихорадочно прикидывая, сколько у них осталось денег и хватит ли их на то, чтобы выкупить Инию.

— В храм Шыг-Хаоры, ты помнишь? По очень важному делу. ОЧЕНЬ важному…

Трой на мгновение замер, вспоминая все, что смыла из его памяти волна неконтролируемой ярости, потом сделал глубокий вдох, еще один и сказал уже спокойнее:

— Да, помню…

— Вот и хорошо, — кивнул Арил, не отпуская, однако, его рукав, и, повернувшись к господину Сэму, растянул губы в слащавой улыбке, которая заменяла здесь, в земле Глыхныг, стандартное приветствие:

— Господин Сэм, мы не могли бы получить плату?

Господин Сэм опасливо покосился на Троя и, решив, что чем быстрее он избавится от этих буйных чужеземцев, тем будет лучше, потянулся за кошелем.

— Вот, возьмите, — буркнул он, протягивая серебро, — и вообще этой маленькой соплячке еще три года ничего не угрожает. Всем же известно, что Больших людей интересуют дети только в грудном возрасте и еще девочки в семь лет, которых они используют для ритуала посвяще…

Трой шумно выдохнул и, вырвав рукав из пальцев Арила, на мгновение замер над испуганно съежившимся господином Сэмом, а затем… резко развернулся и двинулся к воротам. ТЕПЕРЬ он ТОЧНО не мог провалить свою миссию, потому что иначе судьба маленькой Инии будет грозить ВСЕМ маленьким девочкам этого мира…

Арил торопливо кивнул господину Сэму и устремился вслед за ним. В воротах они едва не столкнулись с Питом, но Трой полоснул по нему таким бешеным взглядом, что эта гора мяса и сала испуганно шарахнулась в сторону, больно приложившись спиной о створку. Господин Сэм проводил их облегченным взглядом, а затем озабоченно покачал головой. Да уж… странные чужестранцы. И опасные. А все их разговоры о том, что они якобы робкие, — откровенная ложь. Да еще этот… Ишах отчего-то звал другого совершенно иным именем. Не тем, какое было записано в подорожной. Надо бы сообщить обо всем надзорщику… Посмотрев, однако, на маячившую в проеме ворот могучую спину удалявшегося от него чужеземца, он решил, что сделает это потом, когда орки снимут этот дурацкий запрет и чужеземцы уберутся из Нью-Ашхога. А пока надо тщательно проверить запоры на дверях и окнах и… пореже выходить из дома. А то мало ли чего…

Когда они вошли в местную таверну, Трой уже немного подуспокоился. Хотя в душе его продолжала клокотать ненависть.

Они выбрали самый дальний стол. Арил быстро сделал заказ и отослал служку, велев принести все сразу, а до того не беспокоить, а затем положил свою руку на стиснутый кулак Троя.

— Ну… успокаивайся. Ты же не можешь спасти всех!

— Всех — нет, — глухо прорычал Трой, — но тех, до кого может дотянуться моя рука, — обязан!

— Нет, не обя…

— Обязан! Как ты не понимаешь? В этом и есть суть благородства. Спасать и защищать! И как я смогу смотреть в глаза своему будущему собственному ребенку, если когда-то не сумел спасти другого? Как я смогу учить его самому важному? Не владению мечом, не вольтижировке, не умению разбираться в винах и пряностях или управлять доменом, а самому важному!

Арил скрипнул зубами. Временами его господин, друг и побратим становился просто невменяемым… Но, с другой стороны, Арил твердо знал, что он признал Троя своим господином и теперь готов не задумываясь обменять свою жизнь не просто на жизнь Троя, а даже всего лишь на год, месяц, да что там, даже день его жизни именно потому, что он такой. Вздохнув, Арил тихо проговорил:

— Я надеюсь, ты не собираешься переться в храм Шыг-Хаоры с ребенком под мышкой?

— Нет, — хрустнув костяшками пальцев, глухо ответил Трой.

— Ну хоть за это слава богам, — сказал Арил и, мгновение помолчав, добавил: — Нам надо поскорее убираться из Нью-Ашога.

— Почему?

— Я назвал тебя Троем в присутствии этого урода, господина Сэма.

— Зачем? — удивился Трой.

Арил хмыкнул:

— Видел бы ты себя в тот момент… я вообще удивляюсь, как ты вообще отреагировал на свое собственное имя. А уж если б я назвал тебя Рыгулом…

Трой медленно кивнул, а Арил продолжил:

— Да и вообще, вряд ли он остался сильно доволен тем, как вы расстались. А ты знаешь, что глыхныгцы — патологические предатели. Для них заложить оркам даже своего — самое милое дело. А уж тем более чужеземца.

В этот момент у стола появился служка с полным подносом еды. Споро расставив на столе блюда, он наклонился к Арилу и, указав на крайний у окна столик, негромко пробормотал:

— Вон тот господин посылает вам бутылку вина и просит разрешения подсесть к вам для делового разговора.

Трой, Арил и Крестьянин повернулись и посмотрели туда, куда показывал служка. За столиком сидели двое — изрядно дородный господин, явно из подданных земли Глыхныг, и еще один дюжий мужчина. Судя по телосложению — чужестранец. Поймав их взгляд, господин приветливо улыбнулся.

— Хм, что-то новенькое, — пробормотал Арил, — где это видано, чтобы глыхныгец утруждал свои ножки тем, чтобы подойти к чужеземцу?

— К нам, скорее всего, подойдет его сосед по столику, — все еще хмурясь, пробурчал Трой. Так оно и оказалось.

— Рад приветствовать столь могучих мужчин, — торжественно произнес чужестранец, присаживаясь за стол. — Мое имя — Кымет. Я — ватажный бурлаков.

— Очень рады знакомству, — вежливо отозвался Арил.

— А не желают ли господа немного подзаработать?

Трой и Арил переглянулись.

— А именно?

— Мы тянем связку из довольно увесистых барж вверх по Помаку. И нам явно не хватает крепких ног и плеч. А вам, — он кивнул на Тайную ветвь, замаскированный под «дар усопшего», — все равно еще ждать и ждать.

Ахлыг-Шыг находился как раз в двенадцати лигах выше по Помаку. В такую удачу невозможно было поверить… как, впрочем, и много раз до сих пор. Но соглашаться сразу все же не стоило. Ну что это за работники, которые не поторгуются? Даже если они не собирались оставаться до конца и получать уговоренную плату…

— Понимаете, мы только что пришли с грузом из…

— Золотой, — быстро сказал ватажный.

— Каждому?

— Да, за день.

Арил покосился на Троя и широко улыбнулся:

— Идет.

— Тогда жду вас на причале завтра с рассветом…

На первый ночлег они остановились за половину дневного перехода до стен Ахлыг-Шыга. То есть для них-то это был полный дневной переход. Трой и Крестьянин торопливо похлебали ужин из общего котла и завалились спать на кучи травы, сорванной над речным обрывом, укрывшись новенькими плащами, купленными Арилом в Нью-Ашхоге. Когда Трой поинтересовался, на кой им эти плащи, Арил резонно заметил:

— А когда мы полезем в Ахлыг-Шыг, «куклы» ты из чего будешь делать? Или надеешься, что твое могучее природное обаяние подействует на всех так, что они даже внимания не обратят на то, что именно во время ночевки у Ахлыг-Шыга мы трое куда-то отлучились?

Ну а Арил задержался у костра, выспрашивая своих новых знакомцев об Ахлыг-Шыге. Купец-глыхныгец со своими людьми ночевал на одной из барж, так что у костра собрались только бурлаки.

Самым знающим оказался ватажный. К удивлению Арила, он был глыхныгцем. В ватаге бурлаков таковых было еще всего двое, остальные — чужеземцы. Как ватажный до сих пор не попал в котел, оставалось непонятным. Может быть, дело было в том, что с такой кочевой жизнью он неожиданно оказался не приписанным ни к одному округу, и некому было включить его в очередь подушной подати…

Как бы там ни было, но с ним Арилу очень повезло. Потому что он не только водил баржи по Помаку мимо столицы уже тридцатый год, но и дважды в своей жизни побывал в стенах Ахлыг-Шыга. Да и вообще, как выяснилось, знал он довольно много, потому что умел смотреть, широко открыв глаза, и слушать, навострив уши.

— Да чего там, парень, — добродушно усмехаясь, рассказывал он Арилу, — ничего там особенного нет. Домишки невзрачные, навроде их стойбищных шатров, ну, загоны еще, для людей. Есть еще и строения повыше, это где их шаманы камлают. Ну площади есть, числом три. Это где они строятся. Там же, почитай, не город, а лагерь воинский. Только каменный. Ни самок, ни детенышей почти и нет. Это еще их Ахлыг Великий так наказал, чтоб, значит, земля Глыхныг именно из воинского лагеря управлялась.

— А храм?

— А что храм? Храм у них еще с тех времен, когда и земли Глыхныг-то не было. И орки еще по своим стойбищам отдельными родами сидели или кочевали по степи. Так что храм — это всего лишь площадка такая. На вершине скалы, вокруг которой Ахлыг-Шыг и выстроен. По легендам, именно на той площадке Ахлыгу Шыг-Хаора и явилась. И там осенила его своей силой и мудростью. А он взамен провозгласил ее главной над всеми иными богами орков и пошел ее волей воевать орков.

— Не людей разве? — недоуменно спросил Арил.

— Да не… людей они еще раньше очень даже запросто воевали. А Ахлыг пошел воевать орков. Сначала один род победил, воинов поубивал, а самок и детенышей к своему присоединил, затем другой, потом третий… А как детеныши подросли, орки-то не то что люди, уже к десяти годам, считай, в полную силу входят… и по обряду его рода воинами стали, так у него сразу столько воинов образовалось, что следующие четыре рода он покорил, считай, одновременно. Так и повелось. А когда в его роду, почитай, половина всех орков оказалась, он прекратил другие рода воевать, а наоборот, предложил им союз, чтобы вместе двинуться на людей и всех их покорить.

Арил понимающе кивнул. Вот оно как… А ватажный между тем продолжал:

— Ну тем-то и делать было нечего — согласились. А он, сказывают, их все время вперед своих пускал. Чтоб своих, опять же, поберечь. А как в каком роду воинов не оставалось, он его самок и детенышей опять в свой род включал… Так и захватили сначала одно королевство людей, потом другое. А когда люди опомнились, глядь — уже десяток королевств и княжеств под орками. Только надумали было союз создавать, а Ахлыг возьми да и предложи некоторым свой союз и вечную дружбу. А те и рады! Ахлыг ведь к тому моменту так людей напугал, что перед ним все тряслись. А тут раз — и все в ажуре! Воевать с грозным врагом не надо. Жизни свои драгоценные смертельной опасности подвергать — тоже. Все хорошо, и все довольны. Да еще и радовались, когда Ахлыг еще пяток герцогств да княжеств захватил. Оно ж между людей ведь как — раз сосед, значит, извечный враг да соперник. И когда у него беда, так нам радость и удовольствие. А тут еще эти, которые мир заключили, еще и тем, кто их предупреждал, что, мол, добром это не кончится, вообще рот заткнули. Смотрите, мол, какие мы разумные да мудрые. Вон, эти на мировую не пошли — и где они теперь? А мы — вот они, живы и в безопасности. — Ватажный замолчал и задумался, покусывая травинку.

— А потом? — тихо спросил Арил через некоторое время.

— А что потом? Потом Ахлыг возьми да и помри. Но перед смертью построил здесь, на скале, на месте бывшего святилища, храм, затем избрал себе унаследника и привел его сюда на испытание. Говорят, он многих здесь испытывать пробовал, но только один до конца испытание прошел. И именно он Ахлыгу и унаследовал. Уж что там за испытание было — не знаю, но навроде как сама Шыг-Хаора его испытывала. — Ватажный вновь замолчал. Над костром повисла напряженная тишина, а затем кто-то из бурлаков тихо спросил:

— Кымет, а чего ж ты нам ничего такого не рассказывал?

— А из вас разве кто спрашивал? — резонно возразил ватажный. — Ежели вопроса нет, так чего зазря воздух сотрясать-то?

— Да ладно, чего сейчас судить, — отозвались от костра, — ты давай дальше сказывай.

— А дальше все то же. Наследник все по его примеру делал. Слово, что Ахлыг разным людским государствам дал, он держал лет шесть-семь, не больше. А потом как раз новые воины подросли. И все по новой началось. Так что те, кто своей разумности радовались, потом все одно оркам в котел попали. В те времена они с нашим родом куда как меньше церемонились… Так и образовалась земля Глыхныг. И стоит она ныне непоколебимо. — Он замолчал. Все сидели, оглушенные услышанным.

Спустя некоторое время Арил спросил:

— Слушай, ватажный, а мне сказывали, что люди имеют право находиться внутри стен Ахлыг-Шыга только до заката солнца.

— Ну да, — кивнул тот.

— А как же загоны?

— Так там разве люди? Там — доброе мясо.

Арил помрачнел и посмотрел искоса на плащи, которыми укрылись Трой и Крестьянин. Он не сомневался, что его побратим и господин слышал каждое слово, произнесенное у костра. И потому решил переменить тему.

— А что, те испытания, про которые ты рассказывал, по-прежнему обязательны для тех, кто собирается стать вождем орков?

— Да не, — ватажный махнул рукой, — ну кому они теперь нужны-то? Теперь они сами себе хозяева. Никакие боги им не указ. Нонича они сами себе вождя избирают. Какого захотят…

Утром следующего дня Трой и Крестьянин поднялись, демонстрируя, что вчера шибко устали (что, в общем, было не такой уж неправдой) и за ночь так и не успели как следует отдохнуть. Что для новичков было совершенно естественным.

День прошел так же, как и предыдущий. А на ночевку они остановились в виду стен Ахлыг-Шыга. Столица орков располагалась не на берегу реки, как построили бы город люди, а почти в пол-лиги от нее. И прямо в центре кольца ее стен вздымалась вверх скала храма…

Перед ужином Трой и Крестьянин старательно показывали, как сильно они устали, и сразу после похлебки завалились на кучи травы, которые предварительно подготовили чуть в стороне от остальных. Чтобы, мол, свет и разговоры у костра не мешали отдыхать. Арил еще посидел у костра и почесал язык с бурлаками. Но на этот раз ватажный не рассказал ничего интересного, да и планы на вечер и ночь не предусматривали долгого сидения у костра, так что через некоторое время он отошел к месту, где уже темнели фигуры спящих Троя и Крестьянина. Там он некоторое время довольно шумно устраивался, ворчал на Крестьянина, требуя подвинуться и убрать руку, и на Троя, чтобы тот отодвинул ногу. Бурлаки даже не догадывались, что ни Троя, ни Крестьянина на месте уже давно не было…

К стене Ахлыг-Шыга Трой и Крестьянин подползли, когда уже совсем стемнело. Они воспользовались засохшим руслом ручья, видимо, наполнявшегося только в то время, когда над Ахлыг-Шыгом шли затяжные осенние дожди. Однако шагов за сто от стены русло резко поворачивало влево и исчезало где-то в стороне. Так что воспользоваться им, чтобы приблизиться к стене вплотную, было невозможно. Впрочем, даже если бы русло протянулась до самой стены, Трой вряд ли продолжил бы двигаться по столь явному пути подхода. С орков станется усыпать дно ручья железными или, что еще хуже, стеклянными «яблоками». И не заметишь, как руки располосуешь…

Около часа оба лежали, тщательно изучая все, что происходило на стене, и обмениваясь только легкими, едва заметными касаниями рук и едва различимым во тьме шевелением губ. А затем Трой, кивнув Крестьянину, который должен был дождаться Арила, осторожно двинулся вперед.

Орки видят в темноте гораздо лучше людей, хотя, конечно, хуже, чем днем, поэтому сейчас ночная темень была для Троя скорее помехой, чем подспорьем, ибо заставляла двигаться так, будто вокруг был белый день, и в то же время напрочь скрывала канавы, камни, кусты, могущие послужить защитой от сторожкого взгляда. Так что вплотную к стене он подобрался лишь через полчаса после того, как выбрался из засохшего русла. Припав к стене ухом, он некоторое время вслушивался в камень, а затем осторожно размотал тонкую, но прочную веревку и обвязался ею вокруг пояса. После чего снял сапоги, размял пальцы, глубоко вдохнул и начал осторожно карабкаться по стене.

Наверх он взобрался довольно быстро. Похоже, стена была выстроена довольно давно и с той поры не особо ремонтировалась, так что края каменных блоков, из которых она была сложена, от времени, ветра и дождей выщербились, и потому пальцам рук и ног было за что цепляться.

Прочно устроившись между двумя зубцами, Трой осторожно высунул голову и огляделся. Часовые, маячившие шагах в шестидесяти по обе стороны от того места на стене, где сидел Трой, похоже, ничего не заметили. Он отвязал веревку от пояса и привязал ее к зубцу, после чего тихонько дернул ее, подавая сигнал остальным, а сам выскользнул из-за зубца и, распластавшись на стене, осторожно заглянул за ее внутренний край.

Алхыг-Шыг был освещен крайне скудно. Но света редких факелов вполне хватало на то, чтобы более-менее разглядеть столицу орков и главный город земли Глыхныг. Он был куда меньше Эл-Северина. Алхыг-Шыг был даже меньше Большого города. И, как и рассказывал ватажный, представлял собой, по существу, выполненное в камне стойбище орков. Потому что даже дома тут были в большинстве своем одноэтажные и круглые. Кое-где они перемежались загонами для людей и двух-, трехэтажными строениями непонятного назначения. Наверное, именно о них говорил ватажный, что там камлают шаманы. А в самом центре Ахлыг-Шыга высилась скала. И вокруг нее змеилась ярко освещенная факелами узкая извилистая лестница, вырубленная прямо в ее теле. Эта лестница вела на самую вершину скалы, на которой, открытые всем ветрам и дождям, вздымались вверх грубо отесанные орочьими лапами столбы древнего храма Шыг-Хаоры. Трой несколько мгновений вглядывался в причудливые изгибы лестницы, а затем шепотом выругался. Потому что факелы, ярко освещавшие лестницу, держали стоящие на каждой ее площадке в торжественном молчании воины-орки. Все оказалось зря, им НИ ЗА ЧТО не проникнуть в храм…