Глава 2
Магией называется практическое приложение духовных сил,
приобретенное при прохождении различных степеней посвящения!
Жерар Эньос (Папюс)
Успокоился Харальд лишь к вечеру. Боль в сердце притупилась, хоть и не ушла совсем.
— Лучше бы этот поход никогда не начинался, — шептал Харальд, сидя у костра.
Высыпавшие па небе звезды равнодушно внимали его словам, от близкого леса тянуло запахом хвои. При дыхании изо рта вылетали облачка пара, но Харальд не обращал на холод особого внимания. Мороз, идущий изнутри, донимал его гораздо сильнее.
— Они бы остались живы…
Возникло острое желание вернуться в прошлое, в те времена, где по его вине еще никто не погиб…
Да, тогда ему очень повезло. Куда бы занес раненого конь — неизвестно. Может быть, в лапы к разбойникам, может — в глубь лесов.
Однако очнулся Харальд в постели. Лежать было хорошо и покойно. Болела нога, но не очень сильно. Вокруг царила тьма, разгоняемая лишь багровым свечением углей в камине. Больше ничего осознать юноша не успел — провалился в сон.
— Следующее пробуждение пришлось на день Сквозь окно падал серый осенний свет, слышался шум ветра
Приподнявшись, Харальд осмотрелся. Комната оказалась невелика, обстановка не поражала богатством. Но было чисто и опрятно. Свою одежду и вещи Харальд обнаружил на стуле рядом с кроватью и вздохнул с облегчением.
Пока раздумывал, где находится, вошла молодая женщина. Голубые глаза на миловидном лице лучились добротой. Простое платье очерчивало чуть полноватую, но очень женственную фигуру.
— О, вы проснулись, молодой господин, — сказала она с улыбкой.
От мягкого, словно перина, голоса у Харальда заныло в копчике.
— Эээ… да, — только и смог он ответить. — А где я? И как сюда попал?
Женщина подошла ближе. От нее пахло как-то по-особенному, теплом, покоем, пахло домом…
— Вы на постоялом дворе «У Ворчуна», — еще раз улыбнулась голубоглазая, и на щеках ее обнаружились милые ямочки. — На моем постоялом дворе А привез вас вчера благородный Торбьерн фон Ахар. Возвращаясь к себе в замок из гостей, он встретил вас в лесу на коне, без сознания, истекающего кровью. А поскольку в замок Ахар ехать мимо нашего села, то он и привез вас к нам. Знахарь осмотрел вашу рану и сказал, что ничего страшного. Это вы с разбойниками встретились?
— Да, с ними. — Харальд помрачнел — А как зовут тебя, хозяйка?
— Мое имя Дина, — в третий раз улыбка заиграла на симпатичном липе, превращая его в очень красивое. Сочные, как спелые вишни, губы приоткрылись, обнажив белые ровные зубы. — А вас, молодой господин?
— Меня зовут Харальд, — юноша вдруг смутился и почувствовал, что голоден.
— Вы, наверное, хотите есть, родовитый Харальд? — догадалась Дина. — Сейчас вам принесут. Надеюсь, у вас есть деньги?
Расчетливая нотка в словах женщины показалась порывом холодного ветра в теплый день.
— Да, есть, — вновь смутился Харальд, сам не понимая почему. — Я, наверное, задержусь здесь на несколько дней.
В первый же вечер Харальд спустился в общий зал, где пьянствовал, догуливая последние дни перед возвращением в замок к жене, родовитый Торбьерн. Родовитый и благородный, ибо не ограбил беспомощного путника, не бросил его умирать в лесу, как поступили бы на его месте многие, даже весьма прославленные люди.
В большом зале постоялого двора царил обычный вечерний шум. Служанки трудолюбивыми пчелами сновали по помещению, таская вместо меда кружки. Аромат жареного мяса, чеснока и пива висел густым облаком.
Несмотря на сутолоку, Харальд легко отыскал спасителя. Фон Ахар занимал центральный стол, круглый, словно солнце, и большой, как пень старого дуба. Пить с хамами Торбьерн считал ниже собственного достоинства, и, кроме него, за столом никого не было. Поэтому, завидев спасенного, он искренне обрадовался.
— О, вот и раненый! — сказал спаситель, широко осклабившись. Ряд острых зубов в сочетании с густой бородой и звероватым обликом производил устрашающее впечатление. Родовитый хозяин замка Ахар походил на разбойника более, чем любой из встреченных Харальдом лесных грабителей — Садись, выпьем, а то вокруг одно отребье Торбьерн обвел зал налитыми кровью глазами. Под его взглядом люди съеживались, стараясь выглядеть как можно более незаметными.
Харальд сел, подождал, когда Торбьерн сфокусирует на нем взгляд, и начал заготовленную речь:
— Позволь поблагодарить тебя, родовитый Торбьерн фон Ахар, за спасение жизни мо…
— А, пустое! — отмахнулся бородач. — Ты сам-то кто?
— Меня зовут Харальд. — Юноша на миг замялся и решил все же не называть полного имени. — Просто Харальд.
— Понятно, — усмехнулся Торбьерн, и синие глаза его остро блеснули. — Скрываешь имя. Чтобы лучше его скрыть, сними накладку в виде кабаньей морды с рукояти меча.
Юноша вздрогнул. Издевается? Но Торбьерн смотрел спокойно, в васильковых зрачках не было веселья, только ровная безмятежная уверенность в себе.
— Не бойся, — бородач вновь усмехнулся, напомнив юноше улыбающегося волка. — Я тебя не выдам. Не имею привычки лезть в чужие дела. Давай лучше выпьем!
— Э, — Харальд замялся Он не был большим любителем хмельного, но обижать спасителя не хотел.
— Я угощаю, — Торбьерн понял замешательство собеседника по-своему. — Тут отличное пиво. А к нему возьмем острых колбасок, их делает сама хозяйка. Пальчики оближешь! И еще — мяса. Полкабана нам хватит.
Желудок Харальда взвыл голодным зверем и ринулся грызть ребра. Во рту неизвестно откуда образовалось целое озеро слюны, и юноша только и нашел сил, чтобы кивнуть. Молодое тело требовало насыщения.
К себе в комнату вернулся поздно, ощущая себя раздутым от пива и мяса бурдюком.
Харальд задержался на постоялом дворе больше чем на несколько дней. Сначала мешала выехать рана, затем окончательно испортилась погода. Пришла настоящая осень, холодная и сырая. Дождливые дни следовали один за другим, дороги развезло, а землю устлал ало-золотой ковер опавшей листвы.
Невозможность двигаться к цели угнетала, и фон Триз все больше мрачнел. Постояльцев «У Ворчуна» становилось все меньше, и однажды вечером Харальд сидел в большом зале один. Янтарное пиво в деревянной кружке перед ним убывало очень медленно.
Подошла Дина, шурша платьем.
— Что-нибудь угодно, молодой господин? — спросила мелодично.
— Нет, — ответил Харальд мрачно. — Ничего.
— Тогда можно я посижу с вами? — Молодая женщина улыбнулась чуть стеснительно, и у юноши пересохло во рту.
— Конечно, — ответил он поспешно, опуская взгляд.
Мягко скрипнул стул, и Харальд рискнул поднять глаза. Хозяйка смотрела на него спокойно, с не совсем понятным шаловливым огоньком в глубине бирюзовых глаз.
— Как так получилось, что ты, женщина, заправляешь постоялым двором? — спросил Харальд, набравшись смелости. — Насколько я знаю, это мужское дело.
— Мой муж умер два года назад. — Дина вздохнула. Крупная грудь под темно-синим платьем поднялась и опустилась, заставив юношу судорожно вздохнуть. — Это был его постоялый двор.
— Вот как. — Харалъд задумчиво почесал подбородок.
— Муж был стар, когда я вышла за него, так что я не очень жалею. — Улыбка Дины в вечернем полумраке показалась особенно красивой, — А вы, молодой господин, вы откуда? Я понимаю, что хорошая хозяйка никогда не задаст такого вопроса… Но надеюсь, вы не обидитесь.
— Нет. — Харалъд вдруг ощутил желание выговориться, рассказать обо всем. Долгое время он переживал неудачу путешествия в одиночку. В этот миг понял — дальнейшее молчание сведет с ума.
— Я ушел из дому, — сказал он, попытавшись улыбнуться. Но улыбка вышла кривой, фальшивой. — Сбежал от родичей. Улизнул, чтобы стать магом. И теперь сижу здесь, и время идет зря, впустую. Я не могу идти к цели, и от этого мне плохо…
— Ничего, молодой господин, все будет хорошо.
Он скорее ощущал, чем слышал или видел, как она поднялась, подошла сзади. Теплое дыхание обдало шею, заставив мурашки побежать по коже, ласковые руки обняли за шею, грудь прижалась к спине.
Страстный шепот обжег ухо:
— Пойдем. Все будет очень хорошо…
Все действительно оказалось очень хорошо. Харальд имел кое-какой любовный опыт; братья как-то решили сделать его мужчиной, приведя для этой цели дворовую девку, и сами наблюдали за процессом, хохоча и гогоча. От того случая запомнился только стыд, а еще какое-то болезненное, неестественное наслаждение.
С Диной все получилось совершенно иначе. Она была жадна, как только может быть жадна женшина, долгое время не видевшая мужской ласки; она была страстна, как кошка, и она была умела и осторожна. Харальд упал в темное море нежности и страсти, в пучину, пахнущую женским телом. Мягкие, ласковые волны баюкали его до рассвета, а когда он вынырнул, то все тело оказалось сплошным воспоминанием о счастье. Блаженство плавало в крови, затуманивало разум, а тело пребывало в сладком изнеможении.
Он потерял счет дням. Краски осени сначала поблекли, затем перьями из порванной подушки повалил первый снег, и вот уже белый платок зимы покрыл землю. Харальд же не обращал на время никакого внимания, оно потеряло значение.
Страсть охватила его целиком, не оставив места для сомнений, скорбен и горестей. Дина стала для Харальда матерью, женой, любовницей и сестрой одновременно. Она заботилась о нем, кормила, выслушивала, утешала, а по ночам продолжала звучать мелодия соединения двух любящих существ, сладостная до дрожи…
Порыв ветра прорвался сквозь заросли и ударил Харальда в спину, заставив его задрожать совсем не от страсти. Неохотно возвращался он из мира воспоминаний, полного радости и тепла.
Вокруг шумел лес, холодный, неприветливый, в костре с треском умирали ветки. Товарищи спали. Над северными землями царила холодная осенняя ночь.
Утро встретило дождем.
Шли целый день под обстрелом мелких ледяных капелек, что ухитрялись проникать сквозь одежду и оседали на коже стылой волглостью. Ветер стих, и на зеленое царство леса опустилась тишина. Возносились коричневые стволы сосен, мрачно синели ели, стояли лиственницы, одетые в нарядные пушистые шубы. Пахло мокрой хвоей.
На ночевку встали на берегу тихой речушки. Воды ее отливали сталью, а следы от дождя казались оспинами на серой гладкой коже.
Когда скудный ужин был съеден, Харальд заметил, как переглядываются спутники, но не обратил особого внимания. Спустя некоторое время Торвальд прокашлялся.
— Послушай, Харальд, — сказал он нерешительно. — Может, ты все же расскажешь, куда и зачем мы идем? Здесь даже если кто и подслушает, то помешать все равно не успеет. Мы-то сколько сюда добирались!
— Ты ошибаешься, — вяло возразил Харальд. — Для мага, для настоящего мага не составит труда достать нас даже тут.
— Ну и что, — не сдался Торвальд. — Мы имеем право знать, за что рискуем жизнью! Трое наших товарищей погибли, а мы так и не поняли зачем!
— И моих, — Харальд поднял взгляд, и Торвальд осекся и отпрянул. На миг ему показалось, что на него смотрит змея. Огромная, хищная, с пронзительно-голубыми глазами. — Помни, что они были и моими друзьями…
Повисла тишина. Из глубины леса донеслось уханье филина — птица готовилась к началу охоты.
— Хорошо, — сказал Харальд, и голос его звучал размеренно и спокойно. — Я расскажу.
Он вновь замолчал, поворошил палкой в костре, который боролся за жизнь с продолжавшим накрапывать дождем.
— Цель похода лежит примерно в двух днях пути на север, в местах, что принадлежат людям, называемым нид. Их племя, насколько я знаю, невелико и бедно. Но именно в пределах их охотничьих угодий стоит храм, очень старый храм. Я не знаю, кто его построил, когда, каким богам посвятил. Но не в этом дело. Именно в этом храме хранится то, что нужно мне. Там с незапамятных времен лежит Книга Жажды, величайшее магическое сокровище.
— Что в ней такого? — перебил Гуннар, возбужденно блестя темными глазами. — Зачем она тебе?
— Говорят, что она утоляет жажду познания, являясь неисчерпаемым источником сведений о колдовстве. А я так хочу стать магом…
— Магом? — Поднял густые брови Торвальд, став похожим на сыча, — Ты же и так — маг.
— Нет. — В сердце кольнуло холодом, и Харальд ошутил, как зашевелилось ядовитой гадиной давнее стремление, притихшее было после перехода через горы, потребовавшего столь многих смертей. — Я не маг, я — жалкий подмастерье в магии…
— Так ты хочешь стать таким, как один из Владетелей? — В словах Гуннара слышался ужас, смешанный с недоверием.
— Да. — Слово упало, подобно ледяной горе, и Харальд на миг ощутил, что он совсем один, а вокруг на сотни верст — никого, на тысячи — никого, во всем мире — никого…
— А зачем? — усмехнулся Торвальд. — Чем тебе плохо живется сейчас? Ты молод, силен и красив, жизнь наемника не скучна, приносит немало денег. Чего тебе не хватает?
— Тебе не понять, — Харалъд едва разлепил словно слипшиеся губы. — Я хочу знать, что движет стихии, как приходят к нам существа Верхнего и Нижнего миров, хочу уметь повелевать ими! Эта жажда мучительнее, чем любая болезнь, а утоление ее — слаще всего на свете!
— Похоже, ты сумасшедший, — сказал Гуннар участливо, а Торвальд попросту покрутил пальцем у виска.
— Похоже, да. — Харальд опустил голову.
— Так и пошел бы в обучение к одному из Владетелей, — поскребя в загылке, изрек Гуннар. — Говорят, они берут учеников. И не надо было бы тащиться за этой книгой.
— Я ходил, — Харальд вздохнул, и внутри шевельнулась, оскалила клыки родившаяся годы назад обида. — И они меня прогнали. Не стали учить.
— Да ладно, глупости это все, — убежденно сказал Торвальд, — Жизнь хороша и без магии. Плюнь ты на эту книгу, давай вернемся. На мой взгляд, ты и так колдун первостатейный, дальше некуда.
— Нет, я не могу, — почти прошептал Харальд. — Слишком много заплачено за то, чтобы я смог добраться сюда, сверх меры. Последним взносом стали смерти Хегни, Асира и Иареда.
— А первым? — брякнул Гуннар, и тут же скривился, поняв, что сморозил глупость. Но Харальд ответил:
— Первым было одно расставание, и я даже не знаю, что для меня больнее…
Впервые Харальц ощутил беспокойство в феврале, спустя почти пять месяцев жизни на постоялом дворе. Удлиняющийся день напоминал о том, что скоро весна, и ласки Дины перестали приносить удовлетворение.
— Что-то не так? — спрашивала молодая женщина, и в небе голубых ее глаз появлялись тучки беспокойства.
— Все хорошо, — отвечал Харальд, чувствуя фальшь в своих словах и злясь от этого.
Обострение случилось сразу после Нового года, что празднуют в начальный день весны, первого марта Ночи наполнились кошачьими воплями, сугробы исчезли за несколько дней, превратившись в воду без всякой магии. Сияющее золотом солнце пригревало, на полях появились черные кляксы грачей, и над миром воцарились весенние запахи — парящей земли, первых почек, пробуждающейся жизни.
Разговор состоялся утром, после очередной ночи страсти и нежности.
— Ты беспокоен, — сказала Дина.
Голова ее лежала у Харальда на груди, теплое дыхание щекотало подбородок. Ночь пахла блаженством.
— Да. — Врать было бесполезно.
Харальд провел рукой по мягким волосам подруги, опустил ладонь ниже, надеясь, что разговор не будет продолжен. Но надежды разлетелись брызгами лужи под сапогом.
— И в чем причина? — Дина резко села, отстраняясь от ласки. — Я тебе надоела?
В полутьме ее тело белело аппетитной пышной булкой. Харальду не надо было смотреть, он знал его в малейших деталях: шелковистая кожа, сладкая на вкус, большая упругая грудь, плоский нежный живот, пышные бедра…
Женщина, его женщина. Харальд испытал острый приступ желания. Прошептал страстно:
— Иди ко мне…
— Нет, ты ответь: я что, надоела тебе?
— Нет. — Желание пропало, погасло свечой на сквозняке. — Не надоела. Я все так же люблю тебя.
— Так в чем же дело? — Обида дрожала в голосе Дины, а глаза блестели сквозь полумрак.
— Мое стремление сильнее любви. — Харальд вздохнул. — Стремление стать магом. Да и не могу я вечно жить у тебя и жениться на тебе тоже не могу.
— Да, я понимаю. — Голос ее задрожал. — Я — худородная.
— Зато ты самая красивая женщина из всех, кого я видел, — Харальд сел, обнял подругу за плечи, — Но не в тебе дело. Просто у настоящего мужчины должна быть мечта, к которой он обязан неудержимо стремиться. Мою ты знаешь. И пока она есть, я не могу жить спокойно, даже с тобой.
— Значит, ты уедешь?
— Да, когда просохнут дороги.
— Никакой ты не настоящий мужчина, ты просто обиженный мальчишка, который стремится утереть нос родичам, доказать свою силу, — сказала она сердито. — Обычно этим занимаются лет в тринадцать-четырнадцать, а ты вот перерос.
— Может, и так, — сказал Харальд мрачно, — Только это ничего не меняет.
За окном хрипло заорал петух. Со всех концов селения ему ответили другие. Близился рассвет.
Он уехал примерно через месяц после того разговора. Над миром царило молодое весеннее солнце Золотым слитком в голубом небе оно изливало свет и тепло на землю. Орали обезумевшие птицы, и над землей плыл запах молодой зелени.
Конь, уведенный Харальдом из родного дома, за зиму отъелся и теперь недовольно всхрапывал, вновь ощутив на спине седло. Дина стояла потерянная, жалкая, словно тяжелобольная.
— Прости. — Харальд обнял ее, прижался на миг. — Но мне надо…
В сердце щемило, словно совершил какую-то пакость. С трудом вспрыгнул в седло; двигаться за период холодов отвык не только конь.
В седле постарался гордо подбочениться, но помешала боль в груди. Махнул рукой Дине, застывшей столбом посреди двора, и вместе со стуком копыт спокойная жизнь полетела в прошлое. Он вновь был в дороге, на пути к цели.
Сердце перестало ныть, словно омертвев, лишь спустя пару верст…
Давно забытая боль вспомнилась очень некстати, и Харальд, охнув, остановился. И почти сразу понял — что-то не так. За спиной сопели спутники, но зеленый лабиринт вокруг, все время пути остававшийся почти пустым, ожил. Слышался мягкий шорох, словно от множества ног.
— Слышите? — прошептал Харальд, вытаскивая меч.
— Нет, — ответил Торвальд также шепотом, — Но мне не по себе, словно кто в спину смотрит.
Колыхнулись ветви очень старой иссиня-зеленой ели, и перед путниками бесшумно возник человек. Высокий мужчина среднего возраста, сильный на вид. Темные глаза на смуглом лице смотрели спокойно, без страха, хотя никакого оружия видно не было. Тело незнакомца покрывала одежда, сшитая из шкур, добротно и красиво. Русые волосы волной падали на плечи.
Осмотрев замершую троицу, одетый в шкуры заговорил.
— Приветствую вас, чужеземцы, в землях нид, — голос его звучал ровно, спокойно, словно чужеземцы с юга — обычное дело в этих местах. В речи чувствовался странный акцент, непривычный, но не мешающий пониманию. — Что ищете вы здесь?
— Приветствую и тебя, почтенный, чье имя мне не известно, — ответил Харальд, облизав пересохшие губы.
Если честно, то встречу с северянами он представлял себе совсем не так и теперь немного растерялся.
— Мне нечего скрывать, чужеземцы, — спокойно ответил темноглазый. — Имя мое Завулон. и волею людей нид я уже два десятка лет веду племя
— Так это местный правитель! — изумленно прошептал из-за плеча Гуннар. — Вот так встреча!
— Не медлите, чужеземцы, — возвысил тем временем голос Завулон. — Отвечайте, что вам здесь нужно. А то руки моих воинов, держащих луки, могут устать.
Харальду явственно послышался среди шорохог, леса скрип натягиваемой тетивы. В горле стало сухо, горький аромат страха окутал лицо, тело непроизвольно напряглось.
— Меня зовут Харальд, — сквозь зубы ответил он. озлившись на себя за испуг. — И мне нужен храм, что стоит в пределах твоих владений, достойный Завулоя
— Вот как? — вождь нид говорил все так же ровно но в глазах его появился интерес.
— И если ты не намерен пустить нас к этому храмл то лучше прикажи воинам стрелять, — закончил смело Харальд и поднял меч.
— В этом нет нужды, — Завулон успокаивающе пoднял руку, давая знак невидимым стрелкам. — Если вам нужен храм, то я не буду препятствовать. Но сначала приглашаю вас быть нашими гостями.
— Э… хорошо, — ответил Харальд несколько растерянно.
Он ожидал, что племя бережет храм, как девица невинность. Но все оказалось гораздо проще.
Они шли между двумя рядами воинов в меховых одеждах. В том, что именно воинов, — не оставалось сомнений: молодые, сильные мужчины, вооруженных с рогатинами, луками, ножами. Глаза воинов сверкали задором, они бодро орали песню, сложенную, похоже прямо на ходу:
Мы сегодня в леc ходили!
Трех зверей мы там нашли!
Не зубастых, не рогатых!
Лишь пришельцев конопатых!
Хой-я! Хой-я!
Впереди вышеупомянутых «пришельцев конопатых» шагал по-прежнему невозмутимый Завулон. На пение он не обращал ни малейшего внимания. Харальд хмурился, но молчал и время от времени удерживал от опрометчивых поступков не в меру горячих спутников, которым песня чем-то не нравилась.
Шли долго, без отдыха, и светлое пятно за серой тканью облаков, что по осени обозначает солнце, склонилось к закату. Харальд начал уставать, его так и подмывало обратиться к Завулону с вопросом «Когда же дойдем?» Но тот двигался, не сбавляя шага, и поневоле приходилось крепче сжимать зубы и идти, борясь с усталостью. Ведь если он, уже немолодой, может, то почему я не могу?
За спиной хмуро сопели спутники. Приближение обиталища племени удалось угадать по тому, что воины нид запели новую песню:
На охоту мы ходите
И не зря мы ноги били!
Все встречайте нас скорей!
Мы ведем домой гостей
Хой-я! Хой-я!
Вскоре ветер принес собачий лай, затем Харальд учуял запах дыма. Они миновали пригорок, густо поросший молодыми елочками, и вышли к становищу. В первый миг Харальд, а с ним и спутники раскрыли рты. Такого видеть им еще не приходилось
На берегу большого серебристого озера возвышались темными конусами островерхие жилища. Позже Харальд узнал, что они называются юртами и делаются из шкур. Там и сям горели костры, виднелись человеческие фигуры.
Миг — и людей окружило несколько десятков псов. Огромные, мохнатые, с острыми ушами, они злобно скалили желтые клыки и свирепо лаяли. Харальд схватился за оружие, но воины нид не дали в обиду гостей. Они пустили в ход древки рогатин, и свора, скуля и подвывая, отпрянула.
Сопровождаемые собаками, мужчины вошли в становище. Воняло здесь ужасно: прогорклым рыбьим жиром, сгоревшим мясом и еще чем-то, незнакомым, но тоже очень неприятным.
Взрослые встречали появление чужаков без интереса. Останавливали на миг взгляд и уходили, исчезая меж островерхих жилищ. Зато дети сразу сбились в галдящую толпу и пошли вслед за пришельцами, громко хихикая. Но стоило Завулону обернуться, нахмурить брови, как топот многих маленьких ножек тут же стих вдали.
Воины постепенно отставали, и вскоре с чужаками остался лишь сам вождь, да еще с пяток наиболее крепких парней. Они прошли через все становище, и остановился Завулон лишь у самого крайнего строения, стоящего немного на отшибе. Над входом в него были закреплены огромные лосиные рога.
Из-за шкур послышался кашель, полог поднялся, и очам мужчин предстал древний старец, сгорбленный, словно старый гриб. Одежда его была увешана множеством фигурок зверей и людей, вырезанных из кости. В руке он держал палку с закрепленной на конце вороньей головой. Глаза птицы блестели, и казалось, что она внимательно следит за происходящим.
— Привет тебе, колдун, — сказал Завулон торжественно.
«Колдун, маг» — Харальд нахмурился, и сама собой вспомнилась первая, пусть и неполноценная, встреча с настоящим волшебником.
Людей, обладающих магическими способностями, не так много, настоящих магов — и того меньше. Тех же, кто добрался до власти, вообще единицы. Именно их, повелевающих сотнями родовитых, и называют Владетелями. Между Владетелями поделены почти все обитаемые земли, им платят дань и дают войско даже самые могучие из родовитых, именно сильнейшие маги начинают и ведут войны. К одному из Владетелей в ученики и стремился Харальд.
Живут истинные владыки мира в основном в замках, словно обычные люди. Так, по крайней мере, думал Харальд. Пока не добрался до обиталища Владетеля северо-восточных земель, Свенельда, вассалом которого, собственно, и является род Тризов.
Последний раз юноша спросил дорогу всего пяток верст назад и очень поразился, когда из-за поворота появилась небольшая деревенька, не имеющая ничего общего с могучим замком, что рисовался в воображении. Серые убогие дома, пестрые коровы на зеленой лужайке, запах навоза.
Сдерживая гнев (неужто его обманули?), Харальд остановился и постучал в ворота крайнего дома. За забором басовито залаяла собака, послышался скрип двери. Затем калитка распахнулась, и глазам путника предстал тщедушный селянин. Голубые глаза его лучились хитростью, а соломенного цвета волосы и борода торчали в стороны, придавая лицу мужика сходство с солнцем.
— Что угодно родовитому господину? — спросил селянин, с ходу распознав, кто перед ним.
— Скажи, — чуть высокомерно ответил Харальд. — Как мне доехать к замку мага?
— Э, — крестьянин покопался в соломе, заменяющей ему волосы. — Так нет у него замка-то. А живет он там, в лесу. Вон за домом Кривого Хегни тропка начинается!
Грязная рука поднялась, указывая путь.
— Вот туда и езжайте, родовитый господин. Харальд вскочил в седло и двинулся к дому Кривого Хегни.
За ним обнаружилась тропка. Неприметная, она обезумевшей змеей вилась среди исполинских дубов. Меж ветвей беспечно перекликались птицы, а Харальд все пытался осмыслить слова светловолосого, «Нет замка — это как? — думал он, предоставив коню самому выбирать тропу. — Что-то этот холоп путает».
Так ничего и не решив, Харальд обогнул очередной темно-коричневый ствол, и обнаружил, что тропка закончилась. Он остановился и оторопело посмотрел вперед: посреди небольшой полянки, заросшей изумрудно-зеленой травой, стоял дом. Добротно срубленный, большой. Но — не замок! Ничего похожего! Над поляной порхали желтые бабочки, разносился аромат цветов.
Харальд завертел головой, пытаясь отыскать путь в обход. Но тропа утыкалась в сочную густую траву и бесследно исчезала, а вокруг поляны сомкнутым строем стояли деревья, вперемешку, так, как никогда бы не выросли в настоящем лесу. Дуб рос рядом с елью, а березе сопутствовала ива.
Разочарованно вздохнув, Харальд двинул коня по траве. Ну что же, почему бы Владетелю и не жить по-особенному?
У двери спешился, постучал. Послышались шарка юшие шаги, и в дверном проеме возник тщедушный старикашка. Он молча смотрел на юношу, и в пустых, каких-то рыбьих его глазах не выражалось ничего.
— Доброго дня, — проговорил Харальд, борясь с волнением. — Я к господину магу.
— Он не примет тебя, — ответил старик тихо.
— Как же, — горячо затараторил юноша. — Я же в ученики хочу, я же не с плохими намерениями,
— Это понятно, — седая голова слегка качнулась, послышался тихий вздох. — Имей ты злые помыслы, деревья бы не пропустили тебя.
— Ну так вот, — надежда клокотала в груди весенним ключом. — У меня есть способности. Я умею!
— Увы, это ничего не меняет, — старик пожал плечами. — Свенельд не примет тебя. Он не принимает посетителей, пришедших без приглашения, и не берет учеников. И не упорствуй, а то разозлишь его.
Дверь закрылась. Спазм сжал Харальду горло, хотелось кричать и одновременно плакать. Ясный день для него потемнел, словно на солнце набежали тучи. Сбежать из дому, проехать десятки верст, чтобы тебя не пустили на порог?
Он ехал по лесу, возвращаясь, и черное пламя обиды полыхало в душе. Огонь разочарования и гнева…
Гневом полыхнули глаза Харальда, и он резко сказал:
— Зачем ты привел нас к колдуну, почтенный Завулон? Разве мы не твои гости?
— Не гневайся, южанин, — глава нид вновь пожал плечами. Похоже, этот жест являлся для него привычным. — Мудрый Фарра сам просил привести вас.
— Что? Как? — в три голоса загалдели пришельцы. — Он знал о нашем приходе?
— Плохой я был бы колдун, если бы не смог провидеть приход чужаков, — вмешался в разговор старик. Голос его оказался неожиданно силен и чист, серые глаза светились умом. — Проходите в юрту. Пока вам готовят жилище, побеседуем.
Фарра первым пролез в отверстие, заменяющее дверь Харальд последовал за ним. Внутри оказалось просторно, в центре находился небольшой очаг, дым от которого лениво уползал в отверстие на самом верху. Висящие на стенах пучки сушеных трав издавали сильный, но приятный запах. Одно неудобно — сидеть пришлось прямо на полу, точнее — на расстеленных шкурах. Стулья и лавки, судя по всему, нид были неизвестны.
Колдун устроился напротив Харальда, а Завулон сел у двери.
Некоторое время молчали, затем старик заговорил, и вновь сила его голоса поразила Харальда.
— Да, я узнал о том, что вы придете, два дня назад. Духи открыли мне, что люди перешли горы и идут на север. И еще они открыли, что среди чужаков один-колдун, — при этих словах Фарра посмотрел на Харальда. В глазах вороньей головы мелькнула насмешка. Отпираться было бессмысленно.
— Я не колдун, — слова лезли из горла неохотно, приходилось делать определенное усилие, чтобы говорить, — Но кое-что умею.
— Не важно, кем ты себя считаешь, — наставительно заметил Фарра, а Завулон кивнул. — Важно — кто ты есть. Но не об этом речь. Мы говорим о том, с какой целью вы пришли.
— Я предпринял это путешествие, чтобы посетить храм, который находится во владениях нид, — Харальд старался говорить так, чтобы ненароком не разозлить или не обидеть хозяев. Кто их знает — дикарей? — И об этом уже сообщил почтенному Завулону.
— Хорошо, — кивнул колдун. — Храм. А что именно интересует пришельцев с далекого юга в храме? Или вы хотите воззвать к богам в их земном обиталище?
— Мне нужна… — Харальд на миг замялся, но понял, что скрыть цель визита все равно не удастся, — книга, что находится в этом храме.
— Вот как, — колдун нахмурился, глаза его потемнели. — И откуда ты, южанин, знаешь об этой книге?
— Мне рассказал о ней выходец из вашего племени, которого я встретил далеко на юге.
— Высокий, рыжеволосый, со шрамом на виске? — вмешался в разговор вождь.
— Да, — кивнул Харальд. — На юге он известен как Авимелех Жестокий.
— Имя можно сменить, — прошептал Завулон, а Фарра спросил насмешливо:
— И много ли смог рассказать сей недостойный?
— О том, что книга есть, что она в настоящий момент в храме, и немного — о ее свойствах.
— Ну что же, — помолчав, сказал Фарра. — Ты добрался до нас, и многим пожертвовал, и воспрепятствовать тебе я не могу. Но рассказать о том, что представляет собой Книга Жажды — должен. Может быть, тогда ты откажешься от этого безумного желания.
— Это вряд ли, — холодно ответил Харальд. — Но буду очень благодарен за новые сведения.
— Слушай же, — глаза старика потускнели, голос зазвучал глухо и монотонно. — Племя наше пришло в эти места полторы тысячи лет назад, придя с юго-востока и отделившись от родичей, которые заняли земли южнее гор. Посреди озера, что находится севернее нынешнего становища, они обнаружили храм. Колдун зашел в него и нашел там книгу. И было ему видение, и хозяин храма говорил с ним.
Фарра прервался, и тишина повисла в юрте, странная, пугающая. Харальд услышал, как нервно возится Торвальд.
— И узнал колдун, — слова падали веские, будто каменные глыбы, заставляя плечи сгибаться под тяжестью знания, — что книга эта — Книга Жажды, и в силах ее утолить любую жажду познаний, даже самую сильную. Но не рискнул сам он взять книгу и потомкам своим запретил. Страшную цену платит владелец Книги за то, что из нее узнает. Полторы тысячи лет храним мы знание об этой книге, но несколько раз находились люди, желающие завладеть ею. Надо сказать, что взять ее может только человек, обладающий магическими способностями, обычный же смертный погибнет на месте. Многие нашли смерть в храме, но четверо добрались-таки до Книги. Двое из нашего племени и двое южан, таких, как и ты. Откуда они узнали о Книге — мне неведомо.
— И что случилось с теми, кто Книгу взял? — спросил Харальд, сдерживая нетерпение.
— Они все прожили недолго. Каждый стал великим магом, но не проходило и десяти лет с момента, как Книгу брали из храма, и она вновь оказывалась на прежнем месте. Владельцы ее погибали, и очень плохой смертью.
— Почему? Как? — вопросы посыпались из Харальда, словно крупа из дырявого мешка.
— Не могу сказать, — старик усмехнулся, показав желтые острые зубы. — Кто владел Книгой — ничего не расскажет, а кто не владел — ничего не знает.
— Я все равно пойду за ней. — голос Харалъда звучал непреклонно, в голубых, странно скошенных глазах застыл лед, и нид поняли, что спорить бесполезно.
— Мы не будем тебе препятствовать, — глухо сказал Завулон. а Фарра кивнул. — Но вам придется погостить у нас до зимы. В храм можно попасть только по льду.
