Две недели Хайта присматривалась к Айре. Пристальных взглядов не бросала, ни о чем не заговаривала, а только словно к дыханию прислушивалась да прикоснуться норовила тонкими сухими пальцами. То руки касалась, то ловила, пока повозка тряслась по лесным дорогам, край рукава и теребила его в пальцах. Разговоры начались после храма Сето, к которому Хайта повозку не правила, но остановилась напротив. Деревенька у храма была выжжена дотла, а уже знакомые Айре холодные стены здания теперь и вовсе казались безжизненными. Вдобавок со всех сторон храм окружала двойная полоса плетня. На взгорке за храмом стояли латаные-перелатаные шатры и мелькали крохотные фигурки воинов.

— Рисское воинство, — проскрипела Хайта. — Не свое: свое-то, если оно у них и есть, маги Суррары в собственном королевстве, или как оно там у них называется, держат. Боятся хеннов. И правильно боятся. Рано или поздно сдерут степные воины золото с их храмов. А это так — недобитки радучские, кринские, етисские и прочие. А вокруг храма — течень. Слышала о такой мерзости? Словно трясина! Хоть на твердом месте, хоть на болоте, но засасывает так, что и пикнуть не успеешь, только тряпье остается, и то не всегда!

— Почему же хенны терпят… недобитков? — спросила Айра, вспомнив о том лагере риссов, что обнаружила в лесу.

— Так замирились мы с риссами! — усмехнулась Хайта. — На время замирились. А недобитки эти все-таки не такие уж плохие воины. Изрядно полегло хеннов на их землях. На борские стены они, конечно, не пойдут, но вот на проклятый город, на Суйку, о которой много говорят у нас, почему нет?

— Числом будут город умерших брать? — Айра хлебнула душистой похлебки, которую Хайта ловко приготовила из каких-то невзрачных корешков. — Но почему тогда эти воины, чьи семьи вырезаны хеннами, чьи дома сожжены хеннами, почему они живут в этих шатрах, словно им нет до хеннов никакого дела? Разве могло быть подобное в степи?

— В степи? — Хайта облизала ложку и сунула ее в потертую сумку. — Неплохие рабы получаются и из хеннов. Знаешь, почему степные собаки хеннов самые злые? Знаешь, почему они не боятся боли? Едва у щенка открываются глаза, ему отрубают уши и хвост. Если зарычит — бросают в стаю, а запищит — голову рубят. И бьют до того возраста, когда он станет настоящим псом. Много поколений. Выживают только те, которые рычат. Постепенно так и вывелся хеннский степной пес, который не боится ни одного зверя, а вдвоем-втроем может взять даже серого медведя. Но если бы хенны оставляли всех щенков — вместо гордого и злого зверя у каждого шатра бегала бы кудлатая мусорная собачка. Так и с людьми. Куда правишь — туда и пойдут. Главное, чтобы цепь была крепкой. А у риссов, говорят, цепи прочнее стали!

— Куда мы едем? — спросила Айра.

— Но ты ведь знаешь, чем крючница занимается? — прищурилась Хайта и оглянулась: в ста шагах расставляли бивак догнавшие их торговки, с ними о чем-то перекрикивался десяток хеннов, спрыгивающих с лошадей.

— Знаю, — твердо сказала Айра. — Отправляет в дом мертвых тех, кто задержался на его пороге.

— Да, — кивнула Хайта и потащила за ременную петлю, торчащую у нее из-за пазухи. — Вот этим.

В руке у нее оказался молоток-чекан с длинной, в локоть, рукоятью. Заостренная часть его поблескивала в лучах Аилле.

— И это все? — спросила Айра.

— Нет, — пожала плечами Хайта. — Грязь мы разгребаем. Раньше собирали мертвечину в полях, теперь точно так же собираем, правда, ее порубить сначала приходится. По нынешним мертвецам молотка недостаточно, их и остановить надо, чтобы не бродили среди живых. Так что работа крючницы еще и тяжела. Топор-то в повозке лежит — примеряй его к руке, примеряй. Или мечом помашешь? Тот, что короче, пойдет. Коли не топор, может, и не взяла бы я тебя — признаюсь, многие крючницы помощницами обзавелись, да только мне все ни одна дура не попадалась…

— Всегда раненых следует добивать? — спросила Айра.

— Нет, — зевнула Хайта. — Если крючница видит, что воин еще крепко держится за жизнь, она должна призвать лекаря. Конечно, если этот воин — хенн. Прочих надо добивать и, в отличие от хеннов, их можно обыскивать. Только не считай это грабежом: это работа. Ежедневно сотник забирает все, оставляет не больше сотой части.

— И многих ты отправила туда? — нервно дернула головой Айра.

— Многих, — кивнула Хайта. — Правда, уж с месяц молотком не махала. Вот ходили с тысячью великого тана в бальские леса. Но там работы у меня не было. Ушли баль. Никого не осталось. Так, несколько деревень, но их кто-то выжег до нас. Выжег и порубил жителей. Почти по-хеннски, но не хеннов работа. Может быть, риссы? Я слышала, что великий тан обещал главному магу Суррары отдать всю Репту и еще кое-что.

— За что же такая щедрость? — усмехнулась Айра, и тут Хайта наконец спросила ее прямо:

— Кто ты?

— Я же назвала тебе имя, — нахмурилась Айра.

— Что мне имя? — поджала губы Хайта. — Я имею право взять помощницу, тем более что там, куда мы идем, работы будет много. Да и тяжело мне одной. Но должна же я что-то сказать сотнику? Ты спрятала свои мечи в моей повозке, но и без мечей похожа на воина. Да и не бродят беглые жены по Оветте с мечами. Чего ты ищешь на окровавленной земле? Не лучше ли было бы тебе спрятаться в глубокую нору и переждать? Или думаешь, что под черным колпаком муж твой тебя не скоро найдет? Или посчитаться с ним хочешь за намерение убить тебя? Так вот, хенн вправе сделать с женой все, чего он хочет!

— А ты бы согласилась на такую участь? — спросила Айра.

— Я? — Хайта отвернулась, но желваки у нее на скулах напряглись и зубы скрипнули. — Не знаю. Теперь мне кажется, что сама убила бы его, а когда он вышвыривал меня из шатра за бесплодность, в ногах валялась, пощады просила. Так ведь и другая жена не родила ему ни сына, ни дочери.

— Отчего же не нашла себе другого шатра? — сдвинула брови Айра.

— Вот мой шатер! — махнула рукой в сторону повозки Хайта. — Забудь, девка, о мести! Месть слаще меда, но травит нутро, как яд. Так что? Готова рубить мертвецов на части? Плечи вроде у тебя широки. Умеешь сухожилия подрезать?

— Увидим, — задумалась Айра. — Наверное, не труднее, чем рубить живых?

— И многих ты уже порубила? — прищурилась Хайта.

— Пока еще нет, — прикрыла глаза дочь Ярига. — Но нагнать ведь недолго? Скольких надо? Или не случается крючницам с живым врагом сталкиваться?

— Никому не пожелала бы! — нахмурилась черная. — Попадешь к сайдам в черном балахоне — лучше сама себе горло режь. Не пощадят нашу сестру, точно тебе говорю.

— Нигде нет спасения! — развела руками Айра.

— А ты как думала? — прошептала Хайта. — От края до края кровью залило. Плыви, девка, сколько сил хватит. Отдохнуть захочешь — сразу ко дну пойдешь. Захлебнешься.

До Борки Хайта и Айра добрались еще через две недели. Миновали разоренную Дешту с полуразрушенными стенами, несколько деревень, в которых испуганные крестьяне трудились явно не на прокорм собственных семей, замки Стейча и Креча, обожженные и пропахшие дымом, из чего Айра поняла, что хенны не собираются оставаться в скирских землях надолго. О том и сама Хайта сказала, сплевывая на круп жилистой лошаденки:

— Как можно здесь жить? Взгляд некуда бросить: всюду или в лес упираешься, или в горы. Ветер — и тот больной. Задыхаюсь я здесь, задыхаюсь!

Промолчала Айра. Не спросила, зачем же хенны пошли в немилый им край. По сторонам стала смотреть. Отряды хеннов один за другим шли на север. Ползли бочки с водой, повозки с оружием и провизией. Кони с трудом тянули на телегах тяжелые бревна. Ругались, визжали, взмахивали хлыстами торговки. Казалось, где-то впереди притаилась бездонная пропасть, потому что такого количества войска и приобщенных к нему прислужников не могла вместить в себя никакая земля. Но войска шли и шли, и повозка крючницы Хайты, от которой отшатывались все — и воины, и торговки, и даже лошади, — казалась Айре щепкой, захваченной упрямым потоком.

Изгаженный и оскверненный лес к северу поредел, чтобы вовсе сойти на нет на горной дороге. Поднялись скалы, началась узкая долина, тянущаяся на десять лиг до самой Борки, и наконец впереди показались ее башни. По сторонам дороги встали степные шатры, но и те из воинов, кто останавливался, найдя свою сотню, и те, чей путь продолжался, не могли оторвать глаз от перегораживающего долину величественного сооружения. За лигу до неприступной стены, когда шатры сменились боевыми биваками, Хайта направила лошадь левее, к скалам, и Айра разглядела не меньше полусотни черных повозок, скучившихся на усыпанном битыми камнями склоне.

— Что-то я не вижу цветов танов на шлемах хеннов, — заметила Айра.

— Вижу, и правда бродила ты где-то последние месяцы! — усмехнулась Хайта, понукая лошадь. — Под каким таном муж-то твой ходил?

— Под Леком, — ответила Айра. — Красный лоскут вился на его шлеме.

— Забудь о лоскутах, — спрыгнула с повозки Хайта. — Нет их больше. Или пока нет. И старший шаман теперь другой. И великий тан. Кстати, тот самый Лек. Или и о гнусном заговоре старого шамана ты тоже ничего не слышала? О преступлении, когда погибли все сыновья Каеса, кроме Лека? Жаль только, что и сам Кирас сдох, — уж я бы ударила его молоточком! Ходила я к нему когда-то, молила нутро мое исцелить! Немало пришлось монет в его мошну отсыпать!

— Я маленький человек, — проговорила Айра. — И заботы мои маленькие. Что мне до Лека? Разве он муж мне?

— Радуйся тому, что не муж, — скривилась Хайта. — Этот парень ходит по головам, как и его отец, вот только и каблуки, и подошвы у него подбиты гвоздями наружу. Кстати, была у него жена, да пропала! С сыном пропала! Немалому числу хеннов пропажа та голов стоила!

— Разве можно скрыться теперь от великого тана в Оветте, тем более с ребенком? — подняла брови Айра.

— Ну ты-то скрылась? — Хайта подбила колесо телеги камнем.

— Кому я нужна? — зевнула Айра, хотя все тело ее било мелкой дрожью. — Да и не гожусь я в жены великому тану, если не подошла собственному мужу. Хотя родить ребенка для великого тана не отказалась бы.

— Женщина ничего не решает у хеннов, — твердо сказала Хайта.

— Так тебя в крючницы муж послал? — не поняла Айра.

— Стала крючницей — забудь, что была женщиной! — оборвала ее Хайта.

— Еще не хенн, но уже не хеннка, — съязвила Айра. — И сотник забирает все собранное. А если ничего не соберешь, он и от ничего нам только сотую часть оставит?

— Запомни, — прошипела Хайта помощнице в лицо. — Если я проголодаюсь, то подойду к любому хенну, и он отдаст мне последний кусок!

— Что ж, выходит, голод нам не грозит? — рассмеялась Айра, но Хайта только дернула подбородком и пошла к костру, вокруг которого скорчились два десятка закутанных в черное фигур.

Айра поправила капюшон балахона и шагнула к дороге. Здесь, в лиге от стен Борки, которая казалась окутанной туманом от поднимающихся над укреплением дымов, войско хеннов встало. Ширина долины, которая перед самой стеной еще сужалась вдвое, едва достигала четверти лиги, и вся она была заполнена тысячами степняков. Впереди, на расстоянии полета стрелы от Борки, высились бревенчатые стены, под прикрытием которых стучали топоры, визжали пилы, бранились сотни мастеров и подмастерьев, собирающих какие-то громоздкие метательные машины. Тут же выстроились тысячи лучников и копейщиков, готовых при необходимости прикрыть мастеров от вылазки сайдов, но воины Скира не давали о себе знать. Ни звука не доносилось из-за могучих стен. На мгновение Айра зажмурилась и представила, что там, за неприступными башнями, стоят с обнаженными клинками многие из ее знакомых — мальчишки и девчонки из скирского порта, маги из школы Аруха, слуги Ярига из его трактира, торговцы, воины, крестьяне. Стоят и надеются, что неприступные бастионы так и останутся неприступными. Интересно, обрушивалась ли на эту твердыню хотя бы раз сила, сравнимая с армией хеннов?

— Держи, — услышала Айра голос Хайты и вздрогнула, обернувшись: под капюшоном ее балахона не было лица, только мутно поблескивали белки глаз. — Держи, — повторила Хайта и сунула в ладонь дочери Ярига глянцевый мешочек. — Намажь руки до локтя и лицо, шею. Так, чтобы ни частицы кожи не выглядывало наружу. И не бойся, это сажа, смешанная с древесным соком. Смывается любым жиром или маслом, но умываться мы будем только после взятия Борки. А пока она предохранит нас от всякой трупной заразы. К тому же мы с тобой — лики смерти на этой поляне. А лики смерти черны!

— Не умываться до взятия Борки? — поморщилась Айра. — А если хенны не смогут взять ее?

— Смогут, — скривилась в усмешке Хайта. — Кстати, сухожилия подрезать мертвым не придется. Перед стеной ров — можно сказать, пропасть. Лек приказал отпускать мертвых: пусть засыпают ее телами.

— На это может не хватить и всего воинства хеннов, — прошептала Айра.

— Не наша то забота, — оскалилась Хайта. — А Борка падет. Рисские колдуны здесь. Они обещали помощь хеннам. Привезли бочки и кувшины с каким-то особенным составом. Якобы вываренным из земляного масла. Кто бы мог додуматься, что земляное масло можно не только жечь, но и варить? Короче, мажь лицо и иди к повозке. Наше дело ждать жатвы и молотить то, что будет сжато!

Жатва смерти у борской твердыни началась через два дня и затянулась на месяц. К ее началу на почтительном расстоянии от молчаливого укрепления встали три ряда бревенчатых стен, и Айра узнала, что осада Борской крепости ведется хеннами, но не по хеннским правилам. По договоренности с великим таном колдуны из Суррары выполняли обещанное — вскрыть главный запор на дверях в скирскую сокровищницу. Они мельтешили в белых балахонах между мастерами, заставляя их возводить немыслимые устройства. Хенны смотрели на рисскую возню с недоверием. Да, против Борки обычные хеннские лестницы, деревянные тараны и зажигательные стрелы были бессильны, но даже громоздкие конструкции, которые поднимались на глазах, превышая размерами самый высокий дештский дом, казались на фоне величественных укреплений жалкими шалашами. И все-таки росли груды камней и глиняных сосудов и бочек, возле которых и день и ночь стояла охрана. Складывались у столбов огромные стрелы, больше напоминающие жерди, и обивались тяжелыми шкурами громоздкие щиты. И в центре всей этой строительной суеты возводилось странное здание, напоминающее длинный и приземистый портовый сарай. Его кровлю защищали листы железа, стены покрывали все те же шкуры, а полосу фундамента заменяли сотни небольших колес или катков. Что там было внутри сарая, Айра разглядеть не могла, но длина здания превосходила ширину рва у борской стены раза в три.

— Что там? — спросила ранним утром у Айры Хайта, когда ее помощница проснулась от шума, выскользнула из повозки, стряхивая с влажного брезента капли росы, и подсела к ней на так и не успевший во время короткой ночи остыть от лучей Аилле валун.

— С той стороны? — вздрогнула Айра.

В утренних сумерках копошились, шевелились у неуклюжих машин тысячи риссов и хеннов.

— С той стороны стены, — кивнула Хайта и протянула Айре кусок лепешки. — Скоро мы там будем, но, пока еще мы здесь, расскажи мне. Ведь ты бывала там?

— Бывала, — кивнула Айра. — Но там все могло измениться. Даже с этой стороны стояли перед мостом две башни, которых теперь нет. В них размещались мытари. Они осматривали повозки, проверяли путников и всадников, собирали мзду. За ними был узкий мост, который теперь, наверное, убран внутрь крепости. Собственно, у крепости только одна стена. Она не только высока, но и широка. Когда-то проход под надвратной башней мне показался темным тоннелем, а дальше — небольшой городок и две дороги. Одна ведет к Скоче и Ласской крепости через Омасс, другая следует через город умерших — Суйку. В Скоче мост через Даж, через ту самую бурную реку, которая не дает хеннам обойти Борку здесь и которая отсекает весь Скир от этих гор по правую руку. А дальше — дальше около сотни лиг леса и деревень до самого Скира.

— Значит, нужно пройти еще всего две сотни лиг, — прищурилась Хайта. — Две сотни лиг до конца войны…

— А как же риссы? — удивилась Айра. — Или хенны не собирались посчитать ребра нынешним союзникам?

— Всему свое время, — раздельно произнесла Хайта. — Пока мы в Скире. У нас будет много работы, Нора. Успеем ли до осени?

— Я бы не спешила загадывать, — покачала головой Айра, оглядывая высокую стену. — Сначала нужно преодолеть первое препятствие. Пока я не уверена в том, что это возможно.

— Всякий человек рождается, чтобы когда-нибудь умереть, — пожала плечами Хайта. — И точно так же всякая крепость однажды превратится в груду камней.

— Увидим, — кивнула Айра.

И в это мгновение со скрипом, резанувшим уши, сразу все метательные машины, имена которых дочь Ярига уже успела выучить, пришли в движение. Взметнулись к утреннему небу огромные рычаги пороков, отправив в полет огромные валуны, задрались черпала катапульт, выпрямились плечи баллист. Ни толстые, подобные тяжелым кольям, стрелы, ни камни, что отправились в полет из катапульт, не принесли вреда стене, отскочив от мощной кладки, но огромные валуны, каждый из которых был размером с круп крепкой лошади, все-таки оставили по себе след. Один из них выбил из кладки несколько камней, три рассыпались при ударе о грани башен, но пятый попал в линию бойниц и между двумя узкими арками, предназначенными для обороны крепости, пробил собственное отверстие, что тут же вызвало восторженные крики обслуги осадных машин. Из бойниц укрепления, до которого от первой осадной линии было не больше четверти лиги, вылетело около сотни стрел, но ни одна из них не доставила беспокойства мастерам. Для прицельного выстрела расстояние было не слишком велико, но каждого рабочего защищал надежный доспех. Раздался визгливый окрик рисского колдуна — и тут же заскрипели рычаги и вороты, заорали погонщики лошадей, чьим усилием поднимались на высоту тяжелые противовесы пороков, и вскоре новые камни полетели в сторону крепости.

— Ну что скажешь? — потерла сухие ладони Хайта. — Не воюют так хенны, но ведь и крепость перед нами не чета всем прочим! Тут ни лестница не поможет, ни башня осадная не подойдет — одна дорожка ровная, да и та под другое дело сгодится! Похоже, жатва началась, но не скоро нам с тобой урожай собирать придется, не скоро!

— А ты спешишь? — спросила Айра.

— Спешу? — Хайта замерла и, коснувшись черной ладонью черного лица, заложила за ухо седую прядь волос. — Да. Хочу, чтобы это все закончилось. В степь хочу. Хоть живой, хоть мертвой — все одно в степь. Но ты права: нынешняя забава надолго.

Хайта вздохнула и двинулась обратно к повозке. Айра осталась стоять на выступе скалы, вглядываясь в продолжающийся обстрел борских укреплений. Защитники крепости уже поняли, что их стрелы не наносят вреда осаждающим. Попытки поджечь механизмы тоже успехом не увенчались. Редкие пылающие дротики, что вонзались в скрученные друг с другом бревна, тут же гасли, сбитые мастерами орудий, прочие догорали, воткнувшись в сырые бревна низких укреплений. Сайды явно были в растерянности. Убрав мост, они даже не могли открыть ворота и сделать вылазку, чтобы порубить, сжечь деревяшки, которые медленно, почти незаметно, но начали рушить тяжелую стену, особенно в вышине, где она была не столь толста и где за двумя-тремя локтями кладки скрывались переходы, хранилища и залы, в которых сидели лучники и копейщики, смоловары и мечники — все те, кто ждал обычного штурма с лестницами и веревками, но так и не дождался.

Аилле поднялся к зениту и медленно сполз к краю неба. Через равные промежутки времени камни продолжали взлетать в темнеющее небо. Крепость уже не отвечала осаждающим. Она словно вздрагивала при каждом ударе, и точно так же вздрагивала Айра, жмурясь всякий раз, когда на плоскости укрепления появлялась очередная отметина. Дочь Ярига продолжала вздрагивать и ночью, и утром, и весь последующий месяц, к исходу которого Борка потеряла едва ли не треть высоты, а то, что осталось, зияло выщерблинами и дырами. Но по-настоящему Айра испугалась, когда пороки умолкли.