44
Утром следующего дня, сразу после завтрака, Каспар услышал под окнами стук копыт и, выглянув на улицу, с удивлением обнаружил герцогского курьера — в синем мундире и с посеребренными галунами, все как положено.
— Ты ко мне? — крикнул Каспар в окно.
— К вашей милости Каспару Фраю, — подтвердил тот. — Привез пакет.
— Сейчас спущусь
— Кто там? — спросила Генриетта, когда Каспар стал натягивать камзол.
— Гонец от его светлости.
— Ох! — Генриетта покачала головой. — Опять этот герцог!
— Но, душа моя, всем, что у нас есть, мы обязаны его светлости. Я сейчас вернусь…
Каспар чмокнул Генриетту в румяную щечку и, натянув сапоги, выскочил из дома. Сбежав по лестнице, он отпер тяжелый засов и принял пакет.
Распечатав его и прочитав несколько строк, он кивнул курьеру, сунул письмо в карман и сказал:
— Его светлость желает видеть меня как можно скорее.
— Так точно, ваша милость, — подтвердил гонец.
— А лошадь у нас только одна на двоих. — Каспар похлопал по морде жеребца, на котором приехал гонец. — Поэтому поезжай через главные ворота и там, в загонах у коновода Табриция забери моего коня. Понял?
— Понял, ваша милость.
— Вот и хорошо, чем быстрее обернешься, тем быстрее мы отправимся в Ангулем.
Получив указания, курьер ускакал, а Каспар поднялся в дом.
— Ну что? — спросила Генриетта, испытующе глядя на мужа.
— А что?
— Зачем приезжал гонец?
— Его светлость желает меня видеть.
— Чтобы снова отправить на край света?
— С чего бы ему отправлять меня на край света? — пожал плечами Каспар и, сняв со стены меч, подвесил к поясу. — Будь добра, принеси мой лук и кривой кинжал, ты знаешь какой.
— Да уж знаю, — с чувством произнесла Генриетта, однако сходила в арсенальную, что находилась на первом этаже дома, и принесла мужу недостающие предметы снаряжения.
Под неодобрительным взглядом жены Каспар сунул за пояс кинжал с крюком, которым можно было захватывать клинок противника, потом развязал чехол и, достав части лука, собрал его. Проверил тетиву, посчитал, сколько в запасе стрел, и улыбнулся Генриетте обезоруживающей улыбкой.
Каспар чувствовал вину оттого, что не мог остаться с женой и сыном. С другой стороны, и герцогу отказать он не мог, это было бы равносильно прыжку вниз головой с часовой башни ратуши.
С улицы донесся стук копыт — курьер возвращался, ведя лошадь Каспара.
— Ну, мне пора. Сегодня к вечеру вернусь.
— Береги себя, милый.
— Конечно.
