Глава 5
«воздаст человеку по делам его, и за дела людей — по намерениям их»
Книга премудростей Иисуса, сына Сирахова (35:21)
Бывший маркграф, бывший подданный, бывший хозяин жизни и смерти многих и многих людей, а ныне, навеки запертый в собственном доме преступник, Юлий Радун принимал в своем доме священников ордена Всевидящих Очей.
Без энтузиазма принимал. Без интереса. Ничего хорошего он от гостей не ждал, а ничего плохого они ему и сами сделать не могли. Приговор вынесен, приведен в исполнение и обжалованию не подлежит.
Всё.
И, однако, с Радуном нужно было как-то договариваться. Среди его контактов была ниточка, ведущая к руководству Капелле, к врагам Империи, заинтересованным, как выяснилось в исследованиях барона Чедаша. Контакты Радуна остались в прошлом, их не существовало, исследованы они были, кажется, во всех подробностях, да вот, недостаточно, чтоб найти то, не знаю что.
Впрочем, кого искать, орден уже знал. Не зря допрашивали захваченных бойцов Капеллы; не зря так подробно и вдумчиво беседовали с отцом Мартом Плиекти; так тщательно изучали материалы в бохардате. Искать нужно было ученых, практиков и теоретиков, занимающихся генетикой человека. Интерес представляли те, кто уволился из институтов и клиник Империи; всплыл в Баронствах; вообще пропал из вида, оставив научную деятельность; или сотрудничает с Союзом Маркграфов.
А точнее, сотрудничал лично с Юлием Радуном.
Отцу Лукасу в обмен на информацию из цитадели барона Чедаша обещали компромат на опального маркграфа. Очень серьезный компромат, подтверждающий прямое отношение Радуна к проекту «Бессмертные». Достаточно ли этого, чтоб предположить, что предложивший сделку представитель Капеллы был близко связан с Радуном? Чтоб предположить, что область интересов Капеллы — запрещенные Божественным Императором искажения человеческой природы?
Отец Пауло Пабалес взял на себя смелость сделать такое предположение. И среди людей, с которыми так или иначе вел дела бывший маркграф, нашли одного, отвечающего заданным условиям. Всего одного ученого, двадцать семь лет назад уволившегося из Его Императорского Величества медицинского научного центра «Ксиласкар».
А «Ксиласкар» не такое место, откуда можно уволиться и просто исчезнуть. И все же этому человеку удалось уйти из-под надзора ордена Всевидящих Очей, выскользнуть из-под колпака мирской службы имперской безопасности. Дю Гарвеи планировали устранить его, да вот, не вышло. Он сам погиб. На том дело и закончилось.
Чтоб начаться совсем в другом месте.
У отца Пауло не было никаких доказательств того, что именно этот человек восемь лет назад начал проект «Бессмертные». Доказательств не было ни у кого. Лишь подозрения, подтвердить или опровергнуть которые мог Юлий Радун.
А мог послать высокого гостя к убыру, закрыть дверь и вернуться к дун-кимато. Единственной, доступной ему связи с внешним миром. Да и то, односторонней.
Один из самых деятельных маркграфов и, без сомнения, больше остальных склонный к авантюрам. Какого ему уже два года жить в заточении, в бездействии, без возможности хоть как-то повлиять на мир, который, в свою очередь, перестал влиять на него? Отец Пауло сделал ставку на любопытство, обычное, человеческое любопытство.
И не ошибся.
Радун принял его. Сухо, недружелюбно, но принял. Приказал побыстрее изложить свое дело и убираться.
Излагать Отец Пауло начал с обещания, что все, сказанное в их разговоре, не будет использовано против Радуна. Он прибыл по делу, касающемуся безопасности Империи, а бывший маркграф уже получил свое.
Обещание теряло силу, если Радун кому бы то ни было разглашал содержание беседы.
— Империя — плохая мать, — усмехнулся тот, — но она ждет от нас, что мы будем хорошими детьми. Ладно, я понял, меня по-прежнему в чем-то подозревают, и сейчас я могу смело подтверждать все подозрения. Какие именно?
— Этот человек работал на вас, — отец Пауло открыл «секретарь» с данными о беглом генетике.
Радун молча пробежал глазами текст, не особо вчитываясь, не задерживаясь на изображениях… За несколько абзацев зацепился взглядом. Покривил губы в непонятной улыбке:
— А Бастард, я смотрю, горячий парень. Тесновата церковь для аристократа, а? Не жалеете, что связались?
— Дом Божий просторен, в нем есть место для каждого. — Отец Пауло кивнул на «секретарь», — что вы можете сказать об ученом, сын мой?
— А ничего, — Радун пожал плечами и развалился в кресле, потеряв интерес к документам. — Псих какой-то. Я его знать не знаю.
— Зато он вас знает. Вы внимательно прочли ту часть, где упомянуты компрометирующие материалы? Их достаточно, чтобы привести вас в петлю.
— Проект «Бессмертные»? Да уж, представляю себе. За это и пять раз повесить мало. И из каких же, по-вашему, соображений я должен помогать церкви искать человека, который поможет привести меня на виселицу?
— Церковь сохранит вам жизнь.
— Жизнь у меня есть и сейчас, — бывший маркграф выразительно обвел взглядом просторную гостиную, — не самая плохая жизнь, как вы можете убедиться. У церкви есть что предложить, кроме этого?
— Есть ли у вас хоть капля совести, сын мой?
Удивительно, почему преступники такого масштаба, замахнувшиеся на основы благополучия Империи, не раскаиваются, глухие и к здравому смыслу и к увещеваниям совести? Этот человек, ведь не может он не понимать, что посягнул на божественное право менять человеческую природу. Понимает. И уверен, что поступил правильно.
— Если бы у меня не было совести, преподобный отец, я не делал бы того, что делал.
— Вы предали Империю. Обеспечили преступникам базу для незаконных исследований. Убивали поданных…
— Да подданные и сами прекрасно друг друга убивают, вот уж, было бы о чем говорить. Я по-прежнему утверждаю, что не имею отношения к «Бессмертным», но знаете, преподобный отец, этот проект был направлен на то, чтоб сделать новых, более совершенных людей! Это не преступление. Это благо по сравнению с законным созданием людоедов.
— Один из этих людоедов как раз ищет вас.
Радун сам пришел в ловушку, даже направлять почти не пришлось. И ловушка сработала. Рассеянная насмешливость мгновенно сменилась напряженным, мрачным вниманием.
Бывший маркграф почти сразу вернул себе невозмутимость, но «почти сразу» — это слишком медленно для разговора со священником.
— Бастард свихнулся на идее доказать мою вину? Решение Собора для него что, сотрясение воздуха? Шум в ушах от перегрузок? — он рассмеялся, и смех даже прозвучал естественно. — Все-таки, тесновато ему в Церкви, отец Пауло, что бы вы там ни говорили.
Отец Пауло кивнул, и сообщил очень мягко и доверительно:
— Доказывать вашу вину он оставил нам. А сам озаботился тем, чтобы вас признали виновным посмертно. Видите ли в чем дело, Аристо исчез некоторое время назад. Вероятнее всего, ему не хватило терпения ждать, пока заработает неспешное церковное правосудие. Где он сейчас, никто не знает. Где-то в пространстве, а это означает — повсюду. — Он сделал паузу, давая собеседнику время осмыслить новую информацию. И напомнил: — мы предлагаем вам жизнь в обмен на сведения о беглом генетике.
— Вы… — Радун поморщился недоверчиво и чуть брезгливо, — натравили на меня этого бешеного ублюдка. Кому же мне теперь верить, преподобный отец, если даже церковь занимается шантажом и угрозами? Те священники, погибшие на Акму, и объекты экспериментов, которых уничтожили вместе с лабораториями… вы думаете, это делалось, чтобы спасти мою жизнь? Спасали человека, от которого зависело продолжение программы. Спасали идею. Если Аристо доберется сюда, чтоб меня прикончить, значит, так тому и быть.
— Этот человек, которого вы спасали ценой жизни моих братьев, ценой жизни мирян и своего наместника, он сам готов предать вас.
Радун пожал плечами:
— Будущее «Бессмертных» зависит от него, а не от меня.
— Что ж, — отец Пауло запустил на «секретаре» видеоролик, — да, это шантаж. Но, откровенно говоря, сын мой, я готов взять на себя этот грех, потому что смерти от рук Аристо вы, все-таки, не заслужили. Эта запись сделана в Рое, в так называемой «Клетке». Думаю, вы знаете, это место. Людоеда здесь, разумеется, не видно — специфика аристократов. Зато видно все остальное. Смотрите. Может быть, так вы лучше меня поймете.
Маркграф в третьем поколении, Юлий Радун не растратил, а только преумножил доставшуюся от отца и деда способность быстро оценивать ситуацию и принимать верное решение. С воображением у него тоже все было хорошо. А запись боя в Клетке, демонстрация мучительной и страшной смерти киборгов-убийц ужаснула бы даже человека, воображения напрочь лишенного.
От того, что Аристо не было видно, происходящее казалось еще более страшным. Воистину, кара Божья настигла преступников.
Кара Божья в любой миг могла настигнуть Радуна.
— Сейчас его зовут Сергей Першин, — Радун остановил ролик, — знаете что, преподобный отец, Бастарда стоило убить, пока была такая возможность. Он никогда не был вашим, всегда — ничьим. А сейчас еще и поводок оборвал.
Профессор Першин не был телепатом. И никак не ожидал, что станет. Невозможно было заболеть телепатией в его возрасте. Давным-давно медицина доказала, что восемнадцать лет — порог, после которого пси-способности, даже если потенциально человек ими и обладал, уже не проявят себя. Провокацией для проявления служили сильные стрессы: тяжелые инфекционные заболевания, черепно-мозговые травмы, употребление наркотиков, эмоциональное напряжение во время гормональной перестройки организма в подростковом возрасте. К восемнадцати годам сроки выходили, болезнь становилась бессильна победить здоровый организм или разрушить сформировавшуюся психику.
Сергею Першину было двадцать семь, когда он узнал, как происходит импринтинг аристократов. Стресс оказался слишком сильным.
Еще не придя в себя, Першин попытался найти помощь у церкви. Тогда он еще верил священником, и еще не понимал, что болен.
А церковь ничего не предприняла.
«Это было тридцать лет назад», — отец Пауло кивнул своим мыслям, взглянул на умолкшего собеседника:
— Продолжайте.
Рассказ Радуна заполнял пустоты в давней, так до конца и не понятой истории.
Тридцать лет назад один из генетиков «Ксиласкара» просил у церкви помощи для телепатов. Это было. Но церковь тогда решала собственную проблему. Серьезную такую проблему по имени Лукас фон Нарбэ. Тот не умел еще ни ходить, ни говорить, а уже стал головной болью.
Вот тогда бы задуматься, а что ж дальше-то будет? Не задумались. Теперь поздно.
А генетик исчез сразу после беседы со своим исповедником. Тот уже знал, что его духовный сын готов разгласить сверхсекретную информацию. Что за информация, разумеется, не знал, на то она и сверхсекретная, но что от неразглашения может зависеть благополучие Империи — это-то ему было известно. И этого оказалось достаточно, чтоб ученый скрылся раньше, чем до него добрались священники церцетарии и агенты мирской службы.
Все они, и церцетария, и мирвои СБ, и даже всеведущие, всемогущие аристократы не знали главного: человек, которого они упустили — телепат. Не просто заблудший подданный, с которым нужно провести разъяснительные беседы, да и отпустить с миром и свежевычищенной совестью, а телепат. Больной человек, вообразивший, что он обречен на смерть.
Наверное, поначалу ему было очень трудно. О тех временах и Радун располагал весьма обрывочной информацией, а отец Пауло и вовсе мог только догадываться. Подкошенный болезнью, не умеющий толком воспользоваться ее преимуществами, до смерти напуганный телепат с манией преследования. Невозможно поверить, что он уцелел. Однако уцелел, и смог сбежать в Баронства. А уж там, имея в активах опыт серьезной и творческой работы, не один десяток научных публикаций, несколько, не Бог весть каких, но, все же, открытий, разумеется, был принят с распростертыми объятиями. Барон Фу Вэнцзы лично стал его покровителем, обеспечил интересную работу, финансирование и новое имя.
Империя Шэн с огорчительным постоянством повышала научный потенциал Баронств…
Но телепат по имени Сергей Першин не успокоился на том, чтоб жить под крылом у барона. Он спас свою жизнь, но не мог не думать о телепатах, оставшихся в Империи. О тех несчастных, чья судьба была стать добычей «людоедов»-аристократов, или жертвой беспощадных священников. Их, этих телепатов, тоже нужно было спасать.
Воистину, столько бед от благих намерений, что можно задуматься, а не лучше ли всеми помыслами обратиться ко злу?
Капелла началась с благих намерений и благих поступков. С убежищ, перевалочных пунктов, капитанов-контрабандистов, прокладки маршрутов в считающихся безопасными областях пространства, где почти не бывало патрулей ордена Десницы. Тогда этой сетью пользовались родители телепатов, те, кто хотел уберечь детей, и спастись от рабства. Бездетные телепаты еще долго предпочитали довериться церкви, у них было меньше причин принимать помощь агентов Капеллы.
За все, конечно, нужно было платить. Услуга за услугу, благие намерения оплачивались сомнительными поступками. Преодолев естественный страх перед псиониками, нетрудно увидеть, сколько перспектив открывает сотрудничество с ними. Со временем спасенные дети выросли, и у Капеллы появились бойцы, воспитанные вне законов Шэн. А у самого Першина сформировалась идея о создании собственных сверхчеловеков, которые могли бы защитить его и остальных псиоников от церкви и от аристократов.
Использовать гены аристократов он не мог — любой из Домов тщательно оберегает свой генетический материал, — так что все, чем располагал Першин, были знания. Которые очень пригодились бы любому из баронов. К чести беглеца, за время его жизни в Вэнцзы-руме, не было сделано ни единой подвижки в сторону работы над человеческими генами; шпионы Вэнцзы не получили никаких сведений об аристократах, там не знали даже о том, что до побега Першин работал в «Ксиласкаре».
Узнали бы, не ушел бы он из Баронств. Навсегда остался в персональной, комфортабельной тюрьме, где есть все условия для работы, и нет возможности от нее отказаться.
Юлий Радун почти всерьез считал, что с Першиным их свело Провидение. Союз Маркграфов тратил на генетические исследования немало сил и ресурсов, над чем-то работали сообща, на иных направлениях разгоралась жестокая конкуренция, но никто из маркграфов даже не пытался соперничать с Радуном. Генетика считалось его специализацией. У Радуна лучшие ученые, у Радуна лучшие лаборатории, у Радуна, разумеется, лучшие результаты. Работы велись только и исключительно разрешенные. Новые виды растений, новые породы бактерий, пищевые добавки, лекарства, препараты, способствующие ускорению акклиматизации — Союз Маркграфов традиционно принимал самое деятельное участие в освоении новых планет…
Случаи, когда кого-либо из маркграфов удавалось поймать на сотрудничестве с Баронствами, на запрещенных Божественным Императором исследованиях по улучшению человеческой природы, можно было пересчитать по пальцам. За всю историю Империи не набиралось и десятка. Пойманных — не набиралось. Преступления совершались регулярно, но с той же регулярностью маркграфы умудрялись выходить сухими из воды. Правосудие было бессильно перед влиянием и изворотливостью высших представителей дворянства. Да и то сказать… пользы они приносили значительно больше, чем вреда. И, разумеется, никогда раньше не смели покуситься на жизнь священников.
Радун и здесь оказался первым.
Сейчас он утверждает, что защищал дело всей жизни, убил во имя идеи, не желая ничего, кроме блага для Империи. Правду говорит. Он верит в необходимость существ, которые превосходили бы аристократов физически, и совсем не беспокоится о том, каким может быть дух этих новых созданий. Радун — один из тех немногих, кто оказался посвящен в тайну аристократов, не будучи к ней готов. И он пребывает в заблуждении, считая, что любое разумное существо, даже киборг, превосходит аристократов духовно.
«Людоеды»…
Одна из самых серьезных ошибок. Они не идеальны, да. Но сколько было попыток, и сколько было ошибок, сколько чудовищ породила наука, прежде чем явилось на свет первое сверхсущество. Живое. Настоящее. Наделенное бессмертной душой.
Аристократы — люди. Доказательством тому яростный и бескомпромиссный в своей вере Лукас фон Нарбэ, в природе которого преобладают следование правилам и долгу; безрассудный и бескорыстный в своей любви Андре дю Гарвей, в чьей натуре в равной пропорции смешаны цинизм и здравый смысл. Эти двое живут здесь и сейчас. Были и другие. Вышедшие из-под контроля Божественного Императора. Уничтоженные. Оставшиеся в архивах под грифом «Совершенно секретно».
Оставшиеся в житиях бодхисатв людьми, а не аристократами.
Жаль, что Радун и Першин встретились. Они погубили друг друга. А каждый по отдельности мог бы принести так много пользы.
— Он стал псиоником в возрасте, в котором это считалось невозможным. — Радун произнес это так, как будто ничего больше и объяснять не нужно. Встретил ожидающий взгляд и, вздохнув, продолжил: — кто другой запаниковал бы и погиб, а он моментально сориентировался, освоился, научился пользоваться тем, что других с гарантией убивает. Да даже если б он не был генетиком, а я не был собой, он мне все равно бы понадобился. Такие люди всегда нужны.
Что ж, и здесь он прав. Такие люди нужны. Даже если они преступники.
— Сергей считает, что пси-способности можно пробудить в любом человеке.
— Спровоцировать пси-заболевание? — не понял отец Пауло.
Радун тихо помянул убыров.
— Мы говорим на разных языках, ваше преподобие. Но пусть будет по-вашему. После восемнадцати лет психика не подвержена пси-болезням. Иначе, люди, пережившие тяжелый стресс, становились бы псиониками в любом возрасте. Поскольку ничего подобного не происходит, значит, Сергей — исключение. Но почему? Это был один из первых вопросов, на которые он смог ответить.
Отец Пауло молча ждал. У Юлия Радуна очень давно не было собеседников. Ни одного. Жене и детям не позволили оставаться в одном с ним доме. Прислуга разбежалась сама. Переписка была запрещена.
Что ж, Радун продержался два года. И если бы отец Пауло не принудил его к этому разговору, держался бы до сих пор.
— Потому что он — телепат. Вероятность того, что взрослый человек переживет стресс, и окажется именно телепатом, все-таки, невелика. Для проявления телепатических способностей в зрелом возрасте нужен еще и дисциплинированный мозг, и постоянное интеллектуальное напряжение, и, возможно, еще ряд факторов. Сергей нашел их все. И пришел к выводу, что дело не в уникальности, а в слишком удачно сложившихся обстоятельствах. Или неудачно, — Радун сумрачно взглянул на отца Пауло, — это уж как вам будет угодно.
Вот кто не считает псионизм болезнью. Аристократов полагает чудовищами, а псиоников — здоровыми людьми. Еще и превосходящими остальных.
Не так уж и не прав, кстати. Насчет псиоников. Пси-способностями когда-то очень интересовались аристократы. Этих никакими болезнями не напугаешь. И в те же незапамятные времена, когда аристократы только входили в силу, было установлено, что не существует гена, отвечающего за пси-способности. Проблема не в генетике.
То, что тридцать лет назад ученый, заболевший телепатией, предположил, что псиоником может стать любой человек в любом возрасте — неудивительно. Куда более странно, почему никто в Империи не додумался до этого раньше. Может быть, по той же причине, по которой никому раньше не приходило в голову спасать псиоников от государства?
Спасать телепатов от церкви, которая спасает их от аристократов… Тут у посвященного-то ум за разум зайдет. Немудрено додуматься до того, что именно церковь и есть главный враг. Кто пресек распространение информации, не позволил рассказать людям правду, покрывает детоубийство и на невинной крови строит благополучие и безопасность Империи?
Церковь. Конечно же. Кому больше?
Невозможно бороться с церковью в Шэн. Невозможно и неприемлемо для того, кто желает Империи добра. Першин — патриот, как и Радун, оба они готовы совершить малое зло ради большого блага, но войну с церковью тогда, восемь лет назад, малым злом еще не считали. Тогда Першин искал способ сделать псиоником любого человека. Если все подданные, все, начиная с дворян, станут псиониками, закон просто не сможет больше ущемлять их в правах. Хотя бы потому, что это станет ущемлением в правах сначала самой привилегированной части населения, а потом — населения целиком. Естественно, в этом случае, закон изменится. С несправедливостью будет покончено.
— Вот только телепатов-то это не спасло бы, — произнес отец Пауло вслух. — До тех пор, пока телепаты нужны аристократам, их не спасет ничего.
Радун провел пальцем по пластине «секретаря», кивнул:
— Сергей это понимал. Он идеалист, но думать умеет. В его планах пробуждение пси-способностей было лишь первым этапом. Понять механизм, увидеть связи, узнать, как это работает, чтобы потом, освоившись, не только пробуждать способности, но и гасить их. Это… стало бы выходом для всех. Кроме, конечно, аристократов. — По тону ясно было, что судьба аристократов волнует бывшего маркграфа меньше всего.
— Никаких телепатов, как следствие — никаких аристократов-людоедов, и ваши «Бессмертные» в качестве адекватной замены?
— Именно так.
Преступать законы Империи радея о благе Империи, совершить непростительный грех и подписать себе смертный приговор во имя цели, к достижению которой не удалось еще даже приблизиться. И этот человек называет идеалистом Сергея Першина!
Как жаль, все-таки, что он не понял, кто же его настоящий враг.
— Вы ошиблись насчет аристократов, сын мой.
— Не поймем мы друг друга, ваше преподобие, — отмахнулся Радун. — Ладно, что вы хотели узнать? Как найти Першина? Я дам вам пароли и номера дуфунгов. Еще что-нибудь?
— Вы давно не получали новостей из привычных источников, — напомнил отец Пауло, вовсе не имея в виду задеть своего собеседника, всего лишь указывая на тот факт, что Радун теперь имеет доступ только к официальной информации.
— А что-то изменилось?
— Что-то меняется прямо сейчас, сын мой.
Да. Что-то менялось. Неизвестно только, к добру или худу.
Церкви не хватало времени на то, чтобы осмыслить изменения. Церковь вообще никогда, никуда не спешила, даже орден Десницы, стремительный в боях, внутренней жизнью своей доказывал, что когда Господь создавал время, Он создал его достаточно. Но вот один рыцарь Десницы нарушил привычный, размеренный порядок, вырвался за пределы породившей его системы, и системе нужно как-то реагировать.
А рыцарь этот — слишком быстрый парень, чтоб успеть за ним.
Слишком быстрый.
Отец Гонта понял это раньше всех. Надо, надо слушать Пастырей, они знают, о чем говорят. Но бывает такое, что соображения безопасности перевешивают здравый смысл, и уж подавно перевешивают милосердие и жалость. У церцетарии — бывает. Для того она и существует.
Отец Гонта понял…
А еще понял Чедаш.
Со стороны Сергея Першина крайне опрометчиво было пытаться манипулировать бастардом фон Нарбэ.
Он много лет жил в Вольных Баронствах, и, конечно, вплотную интересовался всеми достижениями конкурентов, генетиков, работавших на других хозяев. Вот и о Чедаше выяснил все, что смог. Узнал, что тот умеет создавать искусственных псиоников. Узнал, что безумный барон владеет секретом, который так нужен аристократам, владеет информацией, которой нет больше ни у кого. И никогда, ни с кем ею не поделится.
Потому что — незачем.
Чедаш — тварь, так и оставшаяся непонятной. Непонятой. Какая-то странная мутация? Нечеловеческая форма жизни? Да Бог весть. Першин не знал, кто он. И орден Всевидящих Очей пока не знает, кто он. Орден Шуйцы, может быть, даст однажды ответ. Но случится это нескоро.
И только события на Акму и полученные от отца Марта донесения, из которых следовало, что единственный неподконтрольный Божественному Императору аристократ не в себе, и пойдет на все ради мести Радуну — только это дало Першину крохотную надежду на то, что технология пробуждения пси-способностей, а заодно и технология создания сверхчеловеков, все-таки, достижима.
Благими намерениями… А жаль.
И Першина жаль. И Юлия Радуна.
Методику Чедаша сейчас самым пристальным образом изучали священники Шуйцы, к ней пока еще не подпускали мирян, даже проверенных и перепроверенных ученых из «Ксиласкара» держали поодаль. Рано. Полученные сведения грозили потрясти устои Империи, если только не распорядиться ими мудро и в высшей степени осторожно.
Методика Чедаша позволяла обходить делать псиоников из мертвецов. Мертвый человек может все, для него нет никаких ограничений. Берешь тело, вкладываешь в него набор функций, зачатки эмоций — чтоб был верен. И вот тебе, пожалуйста, раб-псионик с заданными параметрами. Очень удобно.
Страшно.
Чедаш писал в дневнике: «верность, подобная верности шэнских аристократов, достигается без преступного насилия над душами…».
Существо, в котором не было ничего человеческого, которое поднимало и заставляло служить себе мертвые тела, считало преступлением искусство укрощения аристократов. Чедаш не мог делать псиоников из живых людей, независимо от наличия пси-способностей. Он писал:
«…Существует условие, при котором живым псиоником может стать только искренне верующий или потомок праведника».
И приводил статистику. Неопровержимую, увы. Полностью подтвержденную данными ордена Пастырей. В том, что все псионики, которых удалось исследовать, верили в Бога, нет ничего удивительного, учитывая, что все они — подданные Божественного Императора. Нигде больше не знали болезни псионизма, ни в Баронствах, ни в Нихон, ни на Старой Терре. Но то, что большинство известных псиоников далекие, очень далекие, и, все же, прямые потомки праведников былых времен. Это удивительно. И это… почти пугает.
Отец Гонта не испугался. Удивился и восхитился, и не почувствовал страха, только восторг перед непостижимым людям замыслом Божьим. Отец Гонта, прочитав дневник Чедаша, сказал, что псионики — это не болезнь, а следующий этап развития человеческой души. Следующий этап. Новая ступень. Еще на шаг ближе к Господу…
А слова с делом у ордена Пастырей не расходятся, ибо дело их — это поиск нужных и верных слов для всех, кто живет и мыслит. Отец Гонта написал статью для недоступного мирянам и большинству священников, распространяемого только внутри старших орденов журнала «Tempus». Положил начало переменам. Тем самым, которые спешила и не успевала осмыслить древняя, мудрая, могущественная церковь.
«Аристократы не могут быть псиониками» — писал Чедаш.
«Аристократы не верят, и никогда не верили, — подтверждал отец Гонта. — За исключением фон Нарбэ, у которых свои взаимоотношения с Богом».
Аристократы не могут верить, им мешает зависимость от Божественного Императора. Можно прикрываться множеством красивых слов об ответственности и взятии на себя грехов, но, по сути, Божественный Император заменил для аристократов Бога. Благодаря ему, они не задумываются ни о вере, ни о добре и зле, они знают, что им можно все, и делают, что пожелают.
Чудовища?
— Совершенные физически! — так сказал отец Гонта.
Статья в «Tempus» переворачивала представления о мире. Пастыри самое сложное умеют делать простым, умеют делать понятным. Для этого они и нужны. Но у этой простоты всегда двойное дно. «Делать псиониками мертвецов, гомункулов, значит искажать идею развития Божьих замыслов, — писал отец Гонта, — псиониками должны становиться живые люди. Совершенная душа в совершенном теле — если не этого хотел Господь для людей, то чего же?»
Действительно! Чего же?
И о чем в первую очередь подумает любой, кто прочел несложные, естественным образом вытекающие друг из друга тезисы?
О том, что идеал человека — это аристократ-псионик? Созданное человеческим гением совершенное тело, в котором пребывает достигшая новых высот душа — творение Бога.
Господи помилуй, что же делать с этим знанием?
Изготовление гомункулов — преступление. Его Высокопреосвященство, магистр ордена Наставляющих Скрижалей Гонта Хакберг повторяет это снова и снова. Почему? Да по той же причине, по которой Его Высокопреосвященство магистр ордена Всевидящих Очей Тао Пипин хотел бы навсегда спрятать открытие Чедаша и от мирян, и даже от Божественного Императора. Слишком велик соблазн для Его Величества заменить аристократов мертвецами и получить, наконец, верных и преданных псиоников; слишком благи намерения: аристократы должны быть свободны, и они освободятся, как только им найдется замена;
Отец Гонта считает, что Господь послал испытание, и Его Величество должен устоять перед искушением. Отец Тао знает: для Божественного Императора устоять перед искушением означает — отдать престол.
А отец Пауло хотел бы знать, многие ли в старших орденах понимают, что выхода нет? Все равно, воспользуется ли Его Величество технологией Чедаша, или прикажет навсегда забыть о ней. Потому что на престоле должен быть человек, ближе всех подошедший к воплощению замыслов Творца. Таким человеком церковь всегда считала Божественного Императора.
Всегда.
Теперь все изменилось.
