Глава 21. Я ПЬЮ В ЧЕСТЬ ТИРОСА

— Господин, разреши мне поцеловать тебя, — просила Лия.

Обнаженная рабыня прижималась ко мне, сидя на грубой скамье северян. В правой руке я держал рог с дымящимся медом, а левой обнимал девушку. Повернувшись к ней, я заглянул в ее умоляющие глаза, а потом отвернулся и выпил мед. Лия заплакала. Рассмеявшись, я повернул ее к себе и снова посмотрел в большие темные влажные глаза. Горло рабыни украшал ошейник из черного северного железа. Потом наши губы встретились.

Мед разливала по рогам темноволосая невольница, которая ходила низко опустив голову, ни на кого не глядя. Ей единственной позволили остаться в одежде, хотя рабскую тунику, вероятно, по приказу ее господина укоротили так, что открывались бедра, да и вырез был весьма глубоким. Как у самой обычной рабыни, на шее у нее красовался простой ошейник из черного железа. Перед тем как надеть этот, господин снял с невольницы курийский кожаный ремень, когда освободил ее вместе с остальными рабынями из загона, откуда их не выпускали слины. Свейн Синий Зуб посчитал, что курийский ошейник равноценен железному, следовательно, женщина, носившая его, пусть и совсем короткое время, становится рабыней и лишается своего статуса законной свободной спутницы и всего, что с этим связано. Поэтому, к своему великому изумлению, Бера, бывшая спутница Свейна Синий Зуб, вдруг обнаружила, что она стала всего лишь одной из рабынь. Свейн Синий Зуб выбрал ее, среди прочего, в качестве награды и добычи после победы в сражении с куриями. Она успела ему сильно надоесть за последние годы. Однако Синий Зуб хорошо относился к этой высокомерной девке. Только когда она стала его собственностью, Бера поняла, что их отношения изменились: теперь она всего лишь рабыня, одна из многих девок, принадлежащих Верховному джарлу Торвальдсленда. Теперь ее надменный вид не будет портить настроение гостям Свейна Синий Зуб во время пиров. Она не сможет больше смотреть на рабынь с презрением, дарованным ей статусом свободной женщины, не будет заставлять их стыдиться своей красоты. Она стала такой же, как они. Отныне ей придется заниматься разными хозяйственными делами: готовить пищу, носить воду, взбивать масло; она будет вынуждена приложить все силы, чтобы оставаться привлекательной и желанной для мужчин; а еще ей придется одаривать своего господина Свейна Синий Зуб, Верховного джарла Торвальдсленда, несказанными наслаждениями в его мехах, потому что, если она не сделает этого, он найдет других, которые с радостью бросятся выполнять любое его желание. Только став рабыней, Бера поняла, каким великолепным, привлекательным и сильным мужчиной является Свейн Синий Зуб, рядом с которым она провела многие годы. Впервые она посмотрела на него беспристрастно, глазами невольницы, и смогла сравнить с другими свободными мужчинами. Теперь она видела, сколь неотразим и могуществен ее господин. И тогда Бера решила, что будет старательно служить ему и сделает все, что в ее силах, чтобы доставить ему удовольствие и заслужить его любовь, если он, конечно, ей позволит. Бера подошла к другому гостю, чтобы наполнить его кружку медом из тяжелого горячего кувшина, который держала тряпкой, чтобы не обжечься. Она вся покрылась потом. Рабыня выглядела совершенно счастливой.

Я выпил.

Лия снова прижалась ко мне, и я на нее посмотрел.

— А ты, оказывается, распутница, — сказал я ей.

Она взглянула на меня и ответила:

— Девушкам в ошейнике не позволено сдерживать свои желания.

Это было чистой правдой. Рабыни должны открыто демонстрировать сексуальные желания. Если они этого не делают, их наказывают хлыстом. На земле Лия была скромной, сдержанной девушкой, даже немного высокомерной. Она сама рассказала мне об этом. Но на Горе, среди других рабынь, ей более не было позволено лгать и притворяться. Здесь ей вменялось в обязанность открыто выражать свои самые тайные желания, полностью отдаваясь мужчине, который может, если захочет, жестоко над ней посмеяться. Вот пример, разъясняющий эту мысль. У каждой нормальной, здоровой женщины периодически возникают разные пугающие ее желания. Ну, скажем, танцевать обнаженной перед своим господином. Превратившись в рабыню, женщина должна делать то, о чем тайно мечтала многие годы. Какой беспомощной и уязвимой она становится! Танец кончается, и она падает на песок или пол. Удалось ли ей порадовать своего господина? Она сделала все, что было в ее силах. Она поднимает голову. Ее гордость исчезла вместе с одеждой — остался только ошейник. В глазах стоят слезы. Она во власти своего повелителя. Если он недоволен, рабыня испытывает жгучий стыд: она потерпела поражение. Вполне возможно, что ее продадут. Однако, даже если невольница видит, что ее танец доставил удовольствие, она все равно не может рассчитывать на уважение, ее статус остается прежним. Ведь она танцевала, как рабыня. Лия посмотрела на меня, и я снова ее поцеловал. Девушка задрожала. Она танцевала просто великолепно. А позднее, когда я отправился с ней на меха, она доставила мне немало удовольствий. Я посмотрел на нее сверху вниз. С мокрыми от слез глазами Лия нетерпеливо потянулась ко мне губами. Я поцеловал ее. Раздвоенная Борода сделал мне прекрасный подарок.

— Я буду говорить! — воскликнул Свейн Синий Зуб, выпрямившись во весь рост с полным меда рогом в руках. — Я отменяю принятый мной указ об Иваре Раздвоенная Борода. Теперь именем Свейна Синий Зуб, джарла Торвальдсленда, Ивар Раздвоенная Борода снова становится свободным воином нашей страны!

Раздался громоподобный, восторженный рев.

— Все обвинения с него сняты, а назначенный выкуп отменен! — громко провозгласил Свейн Синий Зуб.

Снова послышались радостные крики. Мы пировали среди развалин сожженного зала Свейна Синий Зуб, куда принесли новые столы и скамьи. Ярко горели светильники и факелы. Весело полыхал огонь в огромном очаге, где жарились жирный Боск и тарск. Радостно смеющиеся рабыни осторожно поворачивали туши, чтобы мясо прожарилось со всех сторон.

— Мы со Свейном Синий Зуб, — заявил Ивар Раздвоенная Борода, поднявшись на ноги так стремительно, что Хильда упала с его колен, — окончательно разрешили все наши разногласия.

Снова послышался смех. За голову Ивара Раздвоенная Борода была назначена награда. Свейн Синий Зуб хотел его смерти.

— Не вызывает сомнения, — продолжал Ивар, — что в дальнейшем они могут возникнуть снова.

Воины в зале Свейна Синий Зуб веселились от души.

— Настоящему мужчине просто необходимо иметь сильных, достойных врагов. — Раздвоенная Борода поднял свой рог с медом, глядя на Свейна Синий Зуб. — Ты замечательный воин, Свейн Синий Зуб, и ты был достойным врагом.

— А теперь я, если это будет в моих силах, — ответил Синий Зуб, — постараюсь стать достойным другом.

После чего Синий Зуб взобрался на стол, и несколько удивленный Ивар последовал его примеру. Потом они подошли друг к другу и со слезами на глазах обнялись.

Должен сказать, что в этот миг мало у кого из сидевших в этом сгоревшем зале глаза оставались сухими.

Свейн Синий Зуб, обнимая Ивара Раздвоенная Борода, хрипло крикнул:

— Знайте же все: с этого дня Ивар Раздвоенная Борода становится одним из джарлов Торвальдсленда!

Мы все, как один, вскочили на ноги и радостно взревели, ликуя — велика была честь, оказанная Синим Зубом Ивару Раздвоенная Борода.

Ивар разом перестал быть отщепенцем, превратившись в одного из самых могущественных джарлов Севера.

Древки копий застучали по щитам. Я стоял гордый и счастливый за своего друга. Пока воины радостно вопили, а оружие оглушительно ударяло по щитам, я посмотрел туда, где на высоком столбе висела голова курии, которого я убил в шхерах Варса. Чтобы стать великим воином, как говорил Ивар Раздвоенная Борода, нужно иметь могучих врагов. Я поглядел на огромную мохнатую голову курии.

«Интересно, — подумал я, — понимают ли люди, сколь силен их враг, сумеют ли они, маленькие и слабые, противостоять такому ужасному противнику?» Курии, как мне казалось, являясь продуктом долгого и жестокого естественного отбора, куда лучше людей приспособились к доминирующей роли в жизни. Да, это более чем достойный противник. Сумеет ли человек, проявив бесстрашие, ярость, агрессивность и ум, противостоять им? В определенном смысле, в своем собственном мире у человека нет естественных врагов, не считая его самого. Я смотрел на огромную страшную голову курии. Теперь эти могучие животные столкнулись с настоящим противником. Чем закончится величайшее противостояние? Кто знает, долго ли сможет продержаться человек?

— Дары! — воскликнул Ивар Раздвоенная Борода.

И тут же выступили вперед его люди с огромными ящиками и мешками. Они высыпали их содержимое на пол перед столами. Это была добыча, награбленная в храме Кассау, и сапфиры Шенди, которые ему предстояло уплатить по указу Свейна Синий Зуб. Стоя по колено в драгоценностях и золоте, Ивар, смеясь, начал раздавать их присутствующим в зале. Потом ему принялись помогать его люди. Затем Ивар приказал обнаженным рабыням разносить сапфиры в кубках гостям, сидящим за столами, причем невольницам предписывалось, опустившись на колени, протягивать воинам кубки так, словно в них было вино. Я заметил, что Хрольф с Востока, таинственный исполин, взял один камень из кубка, предложенного ему стоящей на коленях обнаженной красоткой в ошейнике. Он положил его в свой кошель, словно на память. Ко мне подошел сам Ивар Раздвоенная Борода и вложил в руку сапфир Шенди.

— Спасибо тебе, Ивар Раздвоенная Борода, — сказал я и тоже спрятал сапфир, который имел для меня огромный, скрытый для всех смысл.

— Ивар! — крикнул Свейн Синий Зуб, когда сокровища были розданы, и показал рукой на Хильду, которая сидела рядом с Раздвоенной Бородой. — Разве ты не собираешься расстаться и с этой хорошенькой безделушкой?

— Нет! — рассмеялся Раздвоенная Борода. — Эту маленькую безделушку я оставлю себе!

Он обнял и поцеловал Хильду, а она прижалась к нему, забыв обо всем на свете, как и положено хорошей рабыне.

— Гости! — выкрикнул кто-то из людей Свейна Синий Зуб. — К Свейну Синий Зуб пожаловали гости!

Мы посмотрели туда, где когда-то располагались двери, ведущие в пиршественный зал Свейна Синий Зуб.

— Пусть войдут, — сказал Свейн Синий Зуб и встал из-за стола, взяв в руки чашу с водой и полотенце, что бы встретить новых гостей. — Освежитесь и входите, — пригласил он.

Двое мужчин, которых сопровождала охрана, ответили на приветствие Свейна Синий Зуб, вымыли руки и лица и выступили вперед. Я поднялся на ноги.

— Мы тебя искали, — сказал Самос из Порт-Кара. — Я боялся опоздать.

Я молчал.

Он повернулся и посмотрел на огромную, лохматую голову курии, насаженную на шест.

— Что это?

— Грендель, — ответил я ему.

— Я не понимаю, — сказал он.

— Это я так пошутил. — Сидевшая рядом со мной Лия отшатнулась, прижав ко рту руку. — Да, — сказал я, повернувшись к ней.

Она родилась на Земле и была свободной, пока ее не сделали рабыней на Горе. Лия поняла, что я имел в виду. Войны между Царствующими Жрецами и Другими, куриями, велись уже многие века. Я не знаю сам и думаю, что не имеющим отношения к Рою тоже неизвестно, когда возникли первые контакты и когда Царствующие Жрецы впервые поняли, что в их системе появились гости, что у ворот стоят опасные захватчики, угрожающие их благополучию, намеревающиеся подчинить себе целые планеты. Вполне может статься, что легендарный Грендель был курией, которому удалось спастись во время вынужденного приземления какого-нибудь корабля, или он входил в разведывательную экспедицию. А возможно, в качестве наказания его высадили на Землю, например за убийство или нарушение дисциплины на корабле.

— Как тебе удалось найти меня? — спросил я.

— Яд с клинков воинов Саруса из Тироса по-прежнему течет в твоей крови, — ответил он.

— Противоядия нет, — бросил я ему. — Так мне сказал Искандер из Тарии, которому известен этот яд.

— Воин, я принес противоядие, — сказал человек, стоявший рядом с Самосом.

— Ты Сарус из Тироса, — проговорил я. — Ты хотел захватить меня в плен, отнять мою жизнь. Мы сражались, как враги, в лесу.

— Говори, — приказал Самос.

Сарус посмотрел на меня. Это был сухощавый, сильный человек с ясными глазами и множеством шрамов на лице. Он происходил не из очень знатной семьи Тироса, но сумел получить чин капитана. И говорил он не как человек, рожденный в высших слоях общества; его речь формировалась в порту острова Убарат, где он на протяжении многих лет, как мне рассказывали, возглавлял банду пиратов; когда его поймали, он предстал перед Ченбаром Морским Слином и ожидал смертного приговора за свои преступления. Однако он понравился Ченбару, и тот научил Саруса обращаться с мечом. Очень быстро, благодаря природному уму и ловкости, молодой разбойник стал офицером убара. Они дружили как братья. Не сомневаюсь, что в Тиросе не нашлось бы человека, более верного своему убару, чем Сарус. Освободившись из темницы Порт-Кара, в которую он попал благодаря мне, и вернувшись в Тирос, Ченбар поручил именно Сарусу найти и захватить в плен убара Ара Марленуса и адмирала Порт-Кара Боска. Впрочем, я писал об этом в другом месте.

— Оружие моих людей без нашего ведома, еще до того, как мы покинули Тирос, — сказал он, — обработали ядом, изобретенным Салиусом Максимусом, бывшим когда-то убаром Порт-Кара.

Салиус Максимус был одним из пяти убаров Порт-Кара, правивших городом. На смену им пришел Совет Капитанов под председательством Самоса, Первого Капитана Порт-Кара. Остальными четырьмя убарами были Чанг, Найгель, Этиоклес и Генриус Сивариус, последний из которых, однако, не имел истинной власти — от его имени правил дядя Сивариуса, Клаудиус, исполнявший роль регента. Этиоклес сбежал; я слышал, что он отправился в Кос, где стал советником тамошнего убара, великого Лариуса из города Джад. Найгель и Чанг остались в Порт-Каре, по-прежнему выполняя роль высокопоставленных капитанов в Городском Совете. Они сражались против объединенных флотов Тироса и Коса — без их помощи Порт-Кар не смог бы одержать величайшую победу 25 се'кара, первого года Совета Капитанов, в год 10120 Контаста Ар, со дня основания Ара. Клаудиус, исполнявший роль регента за Генриуса Сивариуса, убил его отца и покушался на жизнь самого мальчика, но пал от руки молодого моряка, бывшего раба по имени Фиш, в моем доме.

Местонахождение Генриуса Сивариуса, за чью голову назначили награду, оставалось неизвестно Совету Капитанов. Юноша по имени Фиш, кстати, по-прежнему состоял у меня на службе, в Порт-Каре. Теперь он называет себя Генриус. Салиус Максимус, самый образованный из бывших убаров Порт-Кара, химик, поэт и отравитель, пытался найти убежище в Тиросе; оно было ему предоставлено.

— Клянусь, что это истинная правда, — продолжал Сарус. — Мы, воины Тироса, не пользуемся ядами. Когда мы вернулись в Тирос, Салиус поинтересовался, получили ли ранения наши враги, а когда я сообщил ему, что тебя ранили, он так расхохотался, что меня это обеспокоило. И тогда я заставил его рассказать мне правду. Я был возмущен. Только благодаря тебе мои уцелевшие люди и я остались в живых. Марленус отвел бы нас в Ар, где приказал бы публично пытать, а потом казнить. Ты поступил благородно, признав нас, как воинов, собратьями по мечу. Я потребовал от негодяя противоядие. Салиус Максимус весело рассмеялся и сообщил мне, что его не существует. Сначала я решил убить мерзавца, а затем отплыть в Порт-Кар, чтобы передать свою жизнь в твои руки. Когда мой клинок коснулся груди отравителя, мой убар Ченбар уговорил меня пощадить Салиуса. Тогда я рассказал своему убару о позоре, который Максимус навлек на всех нас. «Я избавил тебя от врага! — вскричал Салиус. — Ты должен испытывать благодарность и наградить меня!» «Яд, — возразил Ченбар, — оружие женщин, а не воинов. Ты меня опозорил!» «Оставьте мне жизнь!» — воскликнул отравитель. «Сарус, у тебя еще остался отравленный клинок?» — поинтересовался мой убар. «Да, мой убар», — ответил я. «Через десять дней, подлый Салиус, — заявил мой убар, — я собственноручно нанесу тебе удар мечом Саруса. И тогда, если ты еще сможешь владеть своим телом, противоядие тебе очень пригодится». После этого смертельно побледневшего Салиуса Максимуса, чьи руки и ноги тряслись, словно листья на ветру, отвели в его покои, где он хранил свои бесконечные сосуды с ядами.

Сарус улыбнулся. Он достал из сумки флакон с пурпурной жидкостью.

— Его проверяли? — спросил Самос.

— На теле Салиуса Максимуса, — ответил Сарус. — На десятый день я нанес ему несколько ударов отравленным клинком, коснувшись острием рук, ног и дважды правой щеки, так что теперь на лице у него остался шрам, свидетельствующий о его позоре.

Я улыбнулся. Салиус Максимус был красивым человеком, к тому же ужасно тщеславным. Ему наверняка не слишком понравилось то, что с ним сделал Ченбар.

— Уже через несколько секунд, — продолжал Сарус, — отвратительный яд начал оказывать свое действие. В глазах Салиуса появился безумный страх. «Противоядие! Противоядие!» — молил он. Ченбар приказал одеть его, как убара, и посадить в кресло, а потом мы ушли. Мы хотели, чтобы яд как следует проник в его кровь. Назавтра, в полдень, он получил противоядие, которое оказалось эффективным. Салиус остался советником Ченбара. Он ужасно злится, что лишился своей красоты. Мы хорошо развлеклись, глядя на то, как другие советники над ним издеваются. Он не слишком любит тебя, да и меня тоже, Боск из Порт-Кара.

— Он назвал тебя «Боск из Порт-Кара»? — с удивлением проговорил Ивар Раздвоенная Борода, стоявший рядом со мной.

Я улыбнулся.

— Многие знают меня под этим именем, — ответил я.

Сарус протянул мне флакон. Я взял его.

— Как выяснилось, — сказал Сарус из Тироса, — действие противоядия сопровождается лихорадкой и бредом, но в результате тело очищается и от яда, и от противоядия. Я передаю тебе этот флакон, Боск из Порт-Кара, вместе с извинениями моего убара Ченбара и моими собственными.

— Меня удивляет, что Ченбар Морской Слин так беспокоится о моем благополучии, — сказал я.

Сарус рассмеялся:

— А он вовсе и не беспокоится о твоем благополучии, воин. Его гораздо больше волнует честь Тироса. Ченбар с удовольствием бы встретился с тобой в боевом круге Тироса, чтобы сразиться на кинжалах. Ты доставил ему массу неприятностей: он потерпел поражение, ты заковал его в цепи и посадил в темницу, а у моего убара хорошая память. Нет, его совсем не беспокоит твое благополучие. Он только хочет, чтобы ты был сильным и здоровым, когда вы встретитесь и сразитесь.

— А как насчет тебя, Сарус? — поинтересовался я.

— Я беспокоюсь о твоем благополучии, Боск из Порт-Кара, — спокойно ответил Сарус. — На берегу Тассы ты подарил мне и моим людям жизнь и свободу. Я этого никогда не забуду.

— Ты хороший командир, — сказал я, — ведь тебе удалось привести всех своих людей, даже тех, кто был ранен, с берега Тассы в родной город.

Сарус опустил глаза.

— В моем доме в Порт-Каре, — продолжал я, — найдется место для человека вроде тебя, если ты согласишься мне служить.

— Мое место в Тиросе, — ответил Сарус. А потом добавил: — Выпей противоядие, Боск из Порт-Кара, чтобы восстановить честь Ченбара, Саруса и Тироса.

Я вынул пробку из флакона.

— Это может быть яд, — сказал Самос.

Я понюхал жидкость. Запах оказался сладковатым, чем-то похожим на аромат тарийского сиропа.

— Да, — согласился я, — может быть, это яд.

Самос был совершенно прав. Вполне возможно, что я держал в руках смертельную дозу какого-нибудь нового яда. Я подумал о Тарии, о ее винах и банях. План уничтожения Боска из Порт-Кара, рожденный на берегах Тассы, мог быть приведен в исполнение в зале Свейна Синий Зуб.

— Не пей, — сказал мне Раздвоенная Борода.

Однако я почувствовал после сражения с куриями, как в моем теле, пусть и на короткое время, снова заговорил яд. Я не сомневался, что пройдет немного времени, и я опять стану затворником в огромном доме в Порт-Каре, прикованным к креслу и закутанным в теплые одеяла. Если ничего не делать, яд меня победит.

— Я это выпью, — сказал я Ивару Раздвоенная Борода.

Ивар посмотрел на Саруса из Тироса и сказал:

— Если он умрет, твоя смерть не будет приятной и быстрой.

— Я ваш заложник, — ответил Сарус.

— Ты, называющий себя Сарусом из Тироса, — продолжал Ивар, — выпей первым.

— Тут недостаточно для двоих, — ответил Сарус из Тироса.

— Наденьте на него цепи, — приказал Раздвоенная Борода.

Цепи появились мгновенно.

— Сарус из Тироса, — напомнил я Ивару, — является гостем в доме Свейна Синий Зуб.

На Саруса не надели цепей. Я поднял флакон, салютуя Сарусу из Тироса.

— Пью за честь Тироса! — объявил я.

И осушил флакон.