Валерий Воропаев

Когда Валера вырвался из засады в Среднем Кисловском, его трясло. Сильно так трясло, до судорог, аж зубы стучали, словно его в проруби искупали. Он даже остановился у тротуара на Кутузовском, потому что боялся руль из рук выпустить. Затянул ручник, включил климат-контроль на максимальный подогрев, стараясь устроить в машине Ташкент, согреться, избавиться от этой дикой, выворачивающей суставы дрожи. Посмотрелся в зеркало, откинув козырек: на виске была неслабая ссадина, от волос до брови, хоть и не кровившая, а на затылке набухала большая шишка, терзающая его пульсирующей острой болью. Но тошноты не было и в глазах не двоилось, так что можно было надеяться, что отделался он не так уж и плохо.

Он ощупал пальцами затылок, затем осмотрел одежду. Пальто было испачкано, хоть и не сильно, несмотря на весну, асфальт был уже сухой, а больше он, в отличие от нападавших, ни в чем ином не пострадал.

Он вспомнил сучащего ногами в предсмертной агонии Лешу и вдруг испытал при этом некое чувство удовлетворения.

«А вот так, не суйся за чужими бабосами, если совалка не отросла!» — сформулировал он для себя итог недавнего столкновения, а затем добавил:

— Добро должно быть с кулаками. — Прислушался к собственному голосу и добавил: — У кого кулаки тяжелее, у того и добра больше.

Сформулировав таким образом неожиданно сложившийся постулат, он ухмыльнулся, и после этого его как-то быстро отпустило. И когда он притормозил возле «Седьмого континента», чувствовал себя вполне нормально. И что-то внутри даже подсказывало ему, что его не только напавшие не будут преследовать, но и милиция искать. Интуиция, так сказать.

Одновременно с этим он почувствовал, что настроение у него становится каким-то совсем бесшабашно шалым, словно он с этой засадой уже израсходовал все лимиты проблем на сегодня и мог уже ничего не опасаться. Подумал только, что надо впредь возить с собой больше патронов. Да и вообще не мешало бы ими разжиться.

Схватив тележку, он покатил ее вдоль рядов, быстро направившись сразу к самому главному — к водке, где и перегрузил в сетчатое чрево магазинного транспорта две увесистые картонные коробки. Не удержавшись, даже похлопал верхнюю по картонной крышке, мол, скоро пообщаемся. Отходняк после перестрелки давал какой-то новый, странный эффект настоящей эйфории, словно к Новому году готовишься.

Затем он хватал с полок сок, какие-то соленья, красную рыбу и осетрину, брал икру в огромном количестве в рыбном отделе, вызвав полное недоумение продавщицы, греб сухие колбасы, которые любил с детства, а в довершение купил целый круг сыра «Старый Амстердам», поразив до шока еще и кассиршу. Но в общем-то ничего особенного не случилось, он заплатил карточкой, сам поразившись выскочившей в окошке кассового аппарата сумме, и вскоре все купленное перебралось к нему в багажник, весьма вместительный, к счастью, а тележка была передана в руки какому-то мальчишке, крутившемуся рядом и подрабатывавшему оттаскиванием их обратно, вместе со стодолларовой купюрой, отчего беспризорник, или кто он там был, чуть речи не лишился.

Уже загружаясь в машину, Валера услышал стрельбу. Сначала несколько пистолетных хлопков, а следом — несколько коротких автоматных очередей, четко отсекаемых, профессиональных. Стреляли недалеко, буквально в соседнем дворе. Мальчишка с тележкой шуганулся, и Валера крикнул ему:

— Пацан, ты бы не крутился тут по темноте, а? Мало ли что?

Услышал он его или нет — Валера не понял. Но сам выводы сделал, решив, что нечего здесь оставаться. Уселся за руль «Рэйнджа» и погнал домой. Снова замельтешили огни просторного Кутузовского, опять неожиданно свободной оказалась Рублевка. Пост ДПС на выезде из города, обычно гиперактивный на этом денежном направлении, поразил своим безлюдьем, даже привычной сине-белой машины с мигалками на крыше возле него не было. Удивляло и пустоватое извилистое шоссе, по которому в другие дни в это время проехать можно было только с трудом. Поэтому весь путь до дома занял совсем немного времени. Открылись ворота участка, поднялись ворота гаража, и «Рэйндж» сдал в них задом, отгородившись их подъемной створкой от полного проблем внешнего мира.

Таскать купленную еду из багажника до холодильников пришлось долго, но Валера справился, хоть и запыхался. Он включил сауну на разогрев, а затем закинул сразу три бутылки водки в морозильник, предвкушая праздник. По какому поводу праздник — он и сам не понял, но настроение было невероятно приподнятым, просто петь хотелось. Валера всеми фибрами своей души ощущал, как неожиданно навалившаяся на мир беда освобождает его от великого множества обязательств, обязанностей и всяких якорей. Это было трудно объяснить, даже самому себе, но на уровне ощущений все было прозрачно как стекло — идет Освобождение.

Он включил музыку, джазовиков из «Меццофорте», затем набил освободившийся магазин к «Викингу» патронами, пересчитав оставшиеся. Кроме тех тридцати семи патронов, что уместились в двух магазинах и патроннике, у него оставалось всего сорок два. Немного, собственно говоря. Но… как говорится, есть варианты. Однако это уже потом.

Зазвонил мобильный. Ксюша.

— Ксюшенька-Псюшенька, — поморщившись, пробормотал Валера, но ответил на звонок приторно-ласково: — Але!

— Слушай, что там в Москве творится? — послышался, как обычно слегка гундосый, голос его жены. — Тут людям звонят, такие страсти рассказывают! Витя Пильняк даже самолет нанял, срочно вылетает. Я хочу с ним попытаться вылететь, ты как?

— Не надо! — решительно заявил Валера. — Тут пока проблемы непонятные, дай властям с ними справиться. А потом прилетай, когда успокоится. Тем более что там ты в безопасности. Там весело хоть?

Было слышно, что на заднем фоне играет музыка, явно живая, кричат какие-то девицы, слышны взрывы хохота.

— Да нормально, весело, — сбилась на привычное Ксюша. — Так думаешь, мне здесь посидеть пока?

— Конечно! Это же Франция, Европа, не наш бардак! — заявил Валера со всей экспрессией, на какую был способен, при этом понимая каким-то шестым чувством, что избавляется от Ксюши навсегда. Именно сейчас, в этот самый момент, произнося эти самые неискренние слова. Интуиция проявляла себя во всем блеске, и оставалось надеяться, что она еще при этом не обманывает.

— Ну хорошо! — Голос у нее был даже обрадованный. Ксюша вроде как разрешение получила не реагировать на проблемы, а продолжать веселиться, чего в глубине души и хотела наверняка. А теперь вроде и можно, ничего как бы и не случилось.

— Ладно, дорогая, я позвоню, когда тут все наладится, — заявил он в трубку. — Хорошо?

— О'кей, давай звони! Целую! — сказала она и немедленно отключилась.

Валера выдохнул с невероятным облегчением, с широкой улыбкой размашисто и глумливо перекрестился и, швырнув телефон на стол, показал ему средний палец. Потом направился в гардеробную, на ходу скидывая и расшвыривая одежду и под конец облачившись в зеленый махровый халат, в тон тапочкам, и тоже с золотым вензелем на груди — две сплетенные буквы «В», Валерий Воропаев.

Вернувшись на кухню, отрезал себе чуть не половину батона сухой «Московской» колбасы, ловко очистил, захватывая шкурку ножом и большим пальцем, но нарезать не стал, а взялся с хрустом откусывать куски крепкими белыми зубами, как в детстве любил делать, когда такой дефицитный в те времена в глубинке продукт попадал ему в руки. Открыв морозилку, вытащил бутылку не успевшей остыть, но все же прохладной водки, налил себе грамм сто в высокий коктейльный бокал и залпом выпил, чуть не подавившись. Колбаса под закуску такой ударной дозе пошла плохо, и он, морщась и матерясь, открыл банку соленых огурцов и выловил оттуда хрусткого крепыша, которого немедля и загрыз. Отпустило, стоявший в пищеводе ком мягко провалился в желудок, ударив оттуда по мозгам тяжелой подушкой, стало весело. Настолько весело, что Валера начал пританцовывать в ритм джазовой импровизации, пытаясь изобразить какие-то нелепые движения с египетских фресок.

Вбежав в большой зал с бассейном, он проорал во все горло:

— Па-ба-ба-ба! — после чего, скинув халат, сиганул с бортика в воду, в несколько мощных гребков преодолев всю двенадцатиметровую длину, подтянулся на руках, выбравшись, и побежал, шлепая босыми ногами по плитке, в парилку. Праздновать.