Глава шестая

Они ехали вдоль топи до темноты. Поросшие густым нехоженым лесом холмы перед близкими горами словно прогнулись под тяжестью скальных громад и обратились в низину. Край болота уходил на юг, поблескивая коричневыми пятнами засыпающей трясины, но лес продолжался и в сторону гор. Топь не останавливала деревья, она только скручивала и прореживала их.

Старый воин чувствовал смутное беспокойство. Он то и дело вертел головой, прислушивался к слабым шорохам, вглядывался в редкие следы зверья, косился в сторону топи. Все годы неволи, после того как его со скованными руками и ногами доставили в Скир, баль провел в коридорах дома Креча. Никогда Зиди не бродил по скирским угодьям, но порой за опустошением очередного меха вина расспрашивал хмельных собеседников, какие дороги помогли бы ему убраться из ненавистного города. Поэтому знал, что восточнее тракта, который прямиком вел из Скира к Лассу, нет ни одной деревни. На десятки лиг простирался заповедный лес, где таны четыре раза в год испытывали сыновей на знаменитой охоте, о которой знали все, но которую предпочитали не обсуждать ни вольные сайды, ни рабы. Давно следовало расспросить и о ней кого-нибудь, хоть того же Ярига, но всякий раз вино оказывалось слишком крепким, язык начинал заплетаться, и разговор заканчивался на полуслове. Вот и теперь Зиди морщился, борясь с нестерпимым желанием вытянуть из мешка мех вина и смочить горло, и со все большей тревогой отмечал, что следов крупной дичи в лесу нет. И та лежка серого гиганта, в которой пришлось схоронить трупы, теперь казалась Зиди случайной. Лес оставался мертвым или спящим, даже слабое дыхание топи напоминало дыхание смерти. Иногда в прелой листве баль угадывал следы копыт и как будто сапог, но ни одной хижины, ни одного навеса от дождя не попалось спутникам. Их не было вовсе или же охотничьи убежища устраивались поодаль от болота.

— Костер разводить не будем, — буркнул Зиди, давая знак остановиться, когда местность начала повышаться, а копыта лошадей зачавкали вдоль еле заметного ручейка.

День еще не закончился, но со стороны топи пополз туман, он не поднимался выше трех-четырех локтей, но возможную тропу скрывал полностью.

— Спать, — пробурчал старый воин, расстилая на собранный им на ощупь ворох листьев запасной плащ. — Ложись. Продолжим путь, если туман рассеется.

Рич легла сразу, только достала из мешка накидку. Зиди нацедил в ручье воды, напоил лошадей, которые тут же начали недовольно прихватывать пожухлые от мороза клочья бедной травы, и напился сам, пытаясь избавиться от горькой слюны. Голова начинала гудеть почти невыносимо. Зиди подошел к лошади, нащупал сквозь ткань мешка заветный мех и оглянулся. Закутавшись в плащ до подбородка, девчонка смотрела на него то ли с раздражением, то ли с досадой.

— Спать! — нахмурился баль и шагнул к стволу поднимающегося над туманом древесного гиганта.

Под ногами захрустели опавшие листья. Их, напоминающих лапы водяной ящерицы, на ветвях осталось немного. Почти все одеяние лесного великана как раз и послужило постелью для случайно забредших в царство спящих деревьев путников. Но и те листья, что остались, готовы были проститься с ветвями при первом порыве ветра. «Как кровь», — подумал баль, сорвал окрасившийся алым цветом листок и, свернув его в трубочку, отправил в рот. Лист с шелестом раскрошился на мелкие частички, рот наполнился вязкой, стягивающей лицо вплоть до скул слюной, но жажда и головная боль, мучившая Зиди последние дни, исчезли. Впервые ему не хотелось развязать мех и беспрерывно глотать, вливать в себя вино, пока жжение в груди и стук в висках не утихнут. Он приложил к стволу ладони и негромко запел, зашептал положенные слова. Привычное лесное колдовство приникло к коре, облизало узловатые ветви, впиталось в сырой грунт, и дерево неожиданно откликнулось. Медленно полетели с верхушки еще сохранившие зелень листья, шевельнулись без ветра ветви, и старый баль, получивший седины не в родных краях, а в холодных коридорах чужого дома, услышал голос больного дерева. Спустя короткое время, Зиди лег в листву и прижался спиной к Рич. Девчонка вздрогнула, но не отодвинулась.

Теперь до утра можно было спать — дерево охраняло покой путников.

Зиди проснулся от запаха. Опасности не было или пока не было, дерево молчало. Раскинутые в стороны ветви, продолжающие тянуть из земли влагу корни все еще служили путникам, стерегли недолгий сон сына лесного народа и его спутницы, но дерево казалось испуганным, словно наползающий с юга запах напоминал о чем-то ужасном. Туман рассеялся. На черном, искрящемся звездами небе засияла полная Селенга, затапливая спящий лес серебром и расчерчивая его резкими тенями, но утро близилось.

Зиди тяжело сел, поежился от пронизывающего сырого холода и принялся разминать больную ногу. В зарослях иччи шевельнулись лошади, тенью в сторону скользнула Рич. Прищурившись, старый воин вгляделся в освещенное Селенгой, только что умытое холодной водой лицо. Посветлевшие брови и ресницы словно вовсе исчезли, слились с кожей, которая в свете Селенги казалась серой. Но девчонка все равно оставалась такой красивой, что в спокойный переход ласского моста верилось с трудом. Да и без нее его будут ждать. Отправляться надо. Она ведь, кажется, успела уже и перекусить? Хорошо.

— Что это за запах? — спросил Зиди.

— Запах? — не поняла Рич и втянула тонкими ноздрями холодный воздух. — Это не совсем запах.

— А что же это?

— Это обряд, колдовство. Так пахнут таны, их сыновья или братья, когда возвращаются с охоты.

— Седд Креча никогда не участвовал в охоте. — Зиди, поморщившись, поднялся на ноги. — Возможно, из-за того, что у него нет детей. Но, учитывая, что зверья в этом лесу тоже нет, без магии на танской охоте не обойтись.

— Ты не знаешь, — понимающе усмехнулась Рич. — Таны охотятся на людей.

— На каких людей? — не понял баль. — Насколько я знаю, заходить в заповедный лес, что тянется между горами и трактом, запрещено даже вольным сайдам!

— Не запрещено, — фыркнула девчонка. — Всякий сайд может зайти в этот лес, но если он найдет здесь смерть, его близкие не должны посылать проклятий обидчикам. Это лес охоты на людей. Видишь? — Она протянула руку. Впереди еле различимо помигивали огни. — Это факелы на стенах Скомы.

— Все правильно, — пробормотал Зиди, досадуя, что не он первым заметил крепость. — Скома. Охотничий замок. Но почему охота на людей? Разве танам мало потехи, когда кровью поливается арена? Или, истребив зверье, таны не нашли ничего лучшего, чем…

— Ты не понимаешь! — оборвала его Рич. — Эта охота — не потеха. И Скома не простой охотничий замок. Там, внутри древних стен, алтарь Сурры — бога войны. Он принимает только человеческие жертвы, но жертвы убитых в бою. В честном бою! На охоте! Именно поэтому все происходящее здесь сохраняется в тайне, по крайней мере, в тайне от черни и рабов. Это обряд. Всякий юный тан становится воином, только победив врага и испив его крови у алтаря Сурры.

— При желании любой тан мог бы нацедить сколько угодно крови без риска для собственного здоровья. — Зиди подошел к лошадям и потянул тесьму мешка. — Раб для знатного сайда — как эти лепешки для нас. Вытаскивай из темницы, да вонзай зубы. Вот уж не думал, что сайдские вожди подобны муррам, что по ночам заползают в хижины и присасываются к ногам спящих.

— Запах, — холодно усмехнулась Рич. — Ты забыл про запах магии. На этой охоте нет слабых жертв. Тем, кого раздевают донага и выпускают в лес без оружия, дают нечто большее — кровь юррга.

Старый воин так и застыл с куском лепешки во рту. Почти двадцать лет прошло с тех пор, когда он сам шел в лес, чтобы развесить вокруг селения вываренные с солью чурбаки болотного можжевельника. Деревенский колдун рассказывал, что юррг не любит сладковатый запах, исходящий от вареной древесины, но все равно каждое селение теряло в сезон не менее двух-трех охотников. А уж череп убитого юррга Зиди видел только один раз. Колдун говорил, что кровь зверя прибавляет силы воину вчетверо, наделяет его безрассудной храбростью, но постепенно лишает разума, а через сутки — и жизни. Скручивает в злобе слабые кости, ломает и рвет его тело на части.

— Откуда же у сайдов кровь юррга? — прошептал баль. — Этот зверь не водится севернее пелены. У нас говорили, что он — создание магов Суррары. Он только забредает иногда на наши земли.

— И за пеленой живут люди, — сказала Рич. — Купцы из-за пелены нечастые гости в Скире, но всякий видел на рынке их шатры. Кровью юррга владеет Ирунг Стейча. Может быть, ему доставил ее Арух? Он сам очень сильный маг и считается послом тех магов, что властвуют над землями за пеленой. Раньше обряд посвящения в воины устраивался проще: рабам давали оружие и доспехи, и претендент сражался с ними. Но когда рабам стали давать кровь юррга, оружие и доспехи не понадобились, они и без этого… иногда побеждают. Мы едем?

— А юные таны не боятся пить отравленную кровь? — усомнился Зиди.

— Я думала, ты спросишь, не противно ли им. — Рич забралась в седло. — Некоторые из них с удовольствием отведали бы и человеческой плоти. Кто знает, я не была в Скоме, но может быть, им и это удается. А что касается крови… Ирунг знает, что надо бросить в напиток, чтобы он перестал быть ядом.

— Отчего ты не сказала раньше? — прищурился баль. — О том, почему лес запретный? Мы бы выбрали другой путь.

— Другого пути к Лассу нет. — Рич стерла улыбку с лица. — Так же, как нет другой переправы через Даж, кроме моста у Ласса. Земли западнее тракта плотно заселены. Каждая следующая деревня начинается за околицей предыдущей. Поторопимся, воин, до Ласса от Скомы еще сорок лиг.

Зиди держался впереди. Рич следовала за ним, но воин не мог избавиться от ощущения, что не он ведет крохотный отряд через предутреннюю мглу заповедного леса, а именно юная красавица, которой-то и семнадцати лет, скорее всего, еще не исполнилось. Насколько было бы проще, окажись они в бальском лесу или даже в тех рощах и чащах, что перемежали сайдские деревни между Скочей, Омассом и Боркой.

Островки великого леса приютили бы сына баль. Даже теперь, за считаные дни до зимнего полога, они могли бы скрыть и защитить. Эти же деревья не могли защитить и самих себя. Они испуганно вздымали ветви к светлеющему небу, словно пытались вырваться из подмороженной почвы и улететь. Они боялись, и объяснение их ужаса настигло путников с первыми лучами Аилле.

В отдалении загудел охотничий рог, и в ноги лошадям ударил каменистый проселок. Зиди решил пересечь его и уйти к югу по гребню лесистого распадка, но на дороге послышался топот. Воин придержал лошадь и потянул из ножен меч. По уходящему во мглу леса проселку бежал человек. Точнее бежало нечто напоминающее человека. Он был худ, наг и грязен. Чувствуя, как ужас стягивает кожу на затылке, Зиди пригляделся и понял, что худоба бегущего, который скорее мчался огромными скачками, расставив в стороны тонкие руки, неестественна! Его плоть уплотнилась, прижалась к костям, облепила их камнем напряженных мышц, которые пока еще давали несчастному неестественную силу, но вскоре должны были оказаться сильнее его костей и переломать их.

Все это промелькнуло в голове воина мгновенно, но чудовище оказалось еще быстрее. За десяток его прыжков, когда Зиди уже подал коня вперед, чтобы остановить бегущего, тот вдруг опустился на четвереньки, ускорился и прыгнул. Конь Рич попятился, но комок живой плоти, похожий на упавшего в холодную воду гигантского паука, уже долетел до его морды, впился искореженным ртом в горло животному, выдавил каменными пальцами глаза и пополз по заваливающемуся набок, хрипящему телу к его окаменевшей от ужаса всаднице.

Зиди преодолел оцепенение в тот миг, когда, покинув глазницы коня, пальцы чудовища рванули его гриву. Клинок сверкнул в воздухе и полусрубленная голова заскрипела, заскрежетала зубами, вцепилась коню в холку, но почти обезглавленный труп продолжал лезть вперед, оставляя голову под животом, сдирая с собственной груди лоскут окаменевшей кожи и заливая упавшее животное кровью.

Выхваченная из седла Рич бессильно прошептала:

— Поспеши, воин. В двух лигах от нас на дороге еще полдюжины таких созданий. За ними скачут два сына Ирунга Стейча в полном боевом облачении, два десятка собак и не меньше десятка егерей следом, но не дальше лиги от молодых танов. Надо уходить.

Повторять не пришлось. Зиди рывком перебросил спутницу за спину и направил коня вниз по распадку.

Пожалуй, они смогли бы уйти и от собак и от егерей, но от несчастных, которых Рич назвала юрргимами, уйти было непросто. Им не требовались пологие склоны и прогалы в чащах, чтобы мчаться без устали. Остатки разума еще приказывали жертвам танских обрядов бежать от стен Скомы, но запах крови затмил и их. Кровь могла ненадолго продлить их безумный бег. Превратившиеся в зверей люди пошли по следам беглецов. Зиди увидел бледные тени, когда его лошадь вырвалась из чащи на каменистое плато, и тут же понял, что уйти они не смогут.

— Туда! — ударила по плечу воина Рич, показывая на поросший ползучей иччей холм.

— Не многовато ли для нас кроме этой мерзости еще десяти егерей и двух молодых танов? — пробурчал баль, но повернул лошадь и пустил ее по вытесанным природой неровным ступеням.

Девушка спрыгнула с лошади, едва они достигли вершины. Не говоря ни слова, она взобралась на верхушку скалы, что возвышалась над крохотной площадкой на два человеческих роста, и явно вознамерилась дождаться, пока Зиди расправится с преследователями.

— Ну вот, лесная ведьма мне за спину! — пробормотал себе под нос Зиди, рассматривая словно кислотой изъеденное лезвие. — Рич, брось мне меч!

Клинок загремел у ног прижавшейся к скале лошади, а с вершины донесся неожиданно спокойный голос девчонки:

— Я вижу сверху башни Ласса! Егеря дадут нам время, чтобы добраться до моста, а вот собак сбить с пути не удалось.

— Какой к юрргу мост, живыми бы остаться! — сплюнул Зиди.

Он уже видел не только приближающихся юрргимов, но и показавшихся на краю леса двух всадников и свору собак. Чудовища давно уже бежали на четвереньках и поднялись на ноги только близ холма.

— Смотри-ка! — удивленно воскликнул Зиди. — А вон того здоровяка, заросшего шерстью до колен, я знаю. Это же Мигля! Кузнец! Раб дома Ирунга. Ходили слухи, что он глаз на наложницу тана положил. Я-то думал, что с него шкуру в тюремном дворе содрали, а он… Эй, Мигля! Где штаны потерял?

Тот, кого окликнул баль, меньше остальных был похож на человека. Он так и не выпрямился, не встал на ноги и прыгнул вперед, явно намереваясь вырвать клок плоти из живота Зиди.

— Что ж ты делаешь? — рассвирепел баль, одним ударом рассекая околдованного раба вдоль хребта. — Я же еще жену взять хочу! Куда метишь?

Располовиненный раб еще скреб пальцами по скале, а Зиди уже вовсю орудовал мечом. На шутки у него времени не осталось. Более того, баль вдруг с ужасом почувствовал, что не успевает за стремительными прыжками обратившихся в чудовищ людей.

Лошадь спасла его, и то лишь тем, что двое из оставшихся пятерых юрргимов бросились к ней, впились зубами в горло и повалили хрипящее животное под ноги Зиди. Баль, успевший срубить головы еще двум, оступился и вынужден был сносить голову третьему, когда тот вцепился зубами ему в колено. Новая боль легла на боль от старой раны, пронзила ногу, заставила Зиди задохнуться, согнуться в поясе, выпалить самое грязное скирское ругательство, которое он знал, но еще двое противников, вгрызавшихся в плоть закатившей глаза лошади, ждали ударов его меча. Один поплатился головой за излишнюю прожорливость сразу, а второй прыгнул к завизжавшей от ужаса Рич, но короткий бальский нож догнал его в воздухе и вошел под основание черепа. Зиди добил чудовище ударом меча, тяжело опустился на круп мертвой лошади, отбросил здоровой ногой обезглавленный труп и сшиб ударом кулака со штанины отсеченную голову. Рич птицей слетела со скалы, выхватила стилет — боги знают, где она его хранила на теле! — надорвала ткань и резким движением тонких, но сильных рук распустила от бедра штанину на больной ноге.

— Что ж ты штаны портишь? — только и крякнул Зиди.

— Вон наши свежие штаны подъезжают, — махнула рукой Рич.

Баль прищурился. К холму приближалась свора собак, за ней погоняли лошадей двое богатых всадников. Сверкали латы, отсвечивали холодными лучами Аилле белые клинки.

— Мечи с серебром, — процедил сквозь зубы старый воин. — Такие не портятся от поганой крови. Я-то от нее не испорчусь?

— Не должен, — пробормотала девушка, втирая в обезображенное колено снадобье. — В Скоче я тебя попробую подлечить. Что ж ты, баль, такой дырявый бочонок под снадобье приспособил? Он же весь липкий от меда!

— Не дырявый он. — Зиди попытался подняться. — То, что из щелей выступило, и должно было выступить. Распаривать некогда было, зато теперь в него хоть воду, хоть вино лей, ни капли не упустишь. Разбух он.

— Нога твоя скоро разбухнет! — Рич толкнула его, заставив с оханьем вновь упасть на мертвую лошадь. — Ты и раньше не слишком ловко ногами шевелил, а теперь и вовсе только верхом сможешь. Пока я тебя не вылечу.

— Некогда нам лечиться! — Зиди заскрипел зубами. — Мечом надо помахать, пока и его кровь поганая не съела. А пешком я и так не собираюсь ходить, не те годы. Как тебе лошадки? Штаны на ребятах столь же хороши?

Рич мельком оглянулась на приблизившихся всадников и разодрала на ленты голубую тонкую ткань, что выудила из узелка. Тихо, едва слышно баль завыл от боли, когда уверенные руки коснулись раны, начали накрепко перебинтовывать ее драгоценной тканью, но нагнулся и сгреб в пригоршню смоченную кровью грязь. Вдохнул полной грудью, что было сил прокричал нужное заклинание, размахнулся и бросил в сторону слепленный ком. Свора собак нерешительно остановилась, вожак хрипло залаял и повел стаю на север. «Колдун, который знает не только заклинания, но и силу к ним может добавить, гнал бы собак до Скира, а такого колдовства лишь на десяток лиг и хватит, — подумал Зиди. — Хорошо еще, что крови с колена на землю хлынуло изрядно, а то руку бы пришлось кровенить».

— Смотри-ка! — удивилась Рич. — Ты и колдуешь понемногу? Научишь?

— Если живы останемся, — прошептал старый воин. — Подай-ка мой нож!

— Держи.

Не побоялась девчонка в крови вымазаться, рукоятью вперед нож протянула.

— Не сладишь ты, баль, с этими Стейча ножом.

— А я постараюсь, — усмехнулся тот.

— Постарайся, — кивнула Рич и полезла на скалу. — А я тебе помогу!

— Ты не забыла, что это сыновья Ирунга? — крикнул Зиди, пытаясь пересилить скручивающую колено боль. — И о том, что их отец — жрец самого большого храма Скира и тан самого богатого дома? Ирунг — наместник конга от Скира до Ласса! Если мы даже перейдем мост, до Дешты останется еще без малого три сотни лиг. Земля будет гореть у нас под ногами!

— Не сомневаюсь, — отозвалась Рич. — Что ж, попробуй с ними договориться. Только я убила бы их, не задумываясь. У меня к ним свои счеты есть!

— Эй! — закричал, вновь поднимаясь на ноги, Зиди всадникам, которые спешились и привязывали коней к мелколистному кустарнику. — Нам пришлось тут немного подраться, но мы не жаждем славы, готовы уступить ее вам!

Всадники не удостоили баль ответом. Выставив мечи, они двинулись к вершине холма. Кольчужные шлемы закрывали их лица, только глаза сверкали в прорезях, но это был блеск ненависти.

— Первый, что выше на полголовы, очень силен, — прошипела сверху Рич. — Он и старше на два года. Но второй опаснее. Не смотри, что узок в плечах и мал ростом, меч в его руках не летает, он вспыхивает!

— Не велика доблесть — зарубить одноногого! — крикнул Зиди. — Ну, есть о чем поговорить или решили погубить старика?

Ответом вновь было молчание. Старший остановился напротив Зиди, выставил меч и шагнул в сторону, дав подняться на площадку второму. Тот действительно уступал брату ростом, но и двигался мягче, словно плыл по краю скалы.

«Эх, нога!» — вздохнул Зиди.

Знал баль, что схватка с двумя противниками или с тремя, если боги пошлют такое нелегкое испытание смельчаку, ногами выигрывается. Одним мечом никак не обойдешься. Только ведь жаловаться после схватки можно, а до нее будь добр, напрягай живот, иначе не жить жалобщику.

Поднял меч баль, согнул больное колено, охнуть приготовился, зубы стиснул, но боли словно и не было никогда. Чужим колено показалось, холодным, но слушаться не отказалось. Медленно, очень медленно двинулся Зиди к младшему брату. Опасный противник ближе должен быть. Вот бы еще напал первым, совсем бы хорошо сладилось. Старший хоть и силен, страха не знает. Ноги прямыми держит, шагает, стараясь за спину баль зайти, словно винную ягоду утаптывает. А вот младший замер. Ждет. Что ж, глупо было надеяться, что молодые таны дома Стейча напропалую полезут.

Первым напал старший. Верно, приманила молодца открытая спина баль. Зиди не видел атаку — ветер почувствовал, взмах. Ноги сами, словно и не было долгих лет хромоты, развернули туловище. Ушел баль с линии удара, шагнул не в сторону, а почти под руку противнику. Повернулся уже вокруг здоровой ноги и воткнул нож в прорезь шлема старшего сына Ирунга, удерживая меч перед собой. Младший и с места не двинулся, когда забулькал, забился в судорогах его брат. «Очень опасен», — согласился с Рич Зиди, делая шаг вперед. Замер, скосил взгляд на серый камень под ногами, на трупы юрргимов, на лужи крови. Шесть-семь шагов до юного Стейча. Зарубит паренек его, как есть зарубит.

— Здесь надо ждать, — прошептал себе Зиди, но против его воли ноги уже сами медленно двигали тело к замершему с поднятым мечом младшему Ирунгу.

И тут опасный противник оступился. Вскрикнул от внезапной боли и на мгновение потерял равновесие. Оступился на то время, которое нужно стреле, выпущенной из тугого сайдского лука, чтобы пролететь сотню шагов.

Зиди успел. Не будь этой внезапной боли, младший Ирунг без труда бы удар встретил, а так только меч поставил, да упора уже не было. Покачнулся, едва не упал, поэтому и удара ответного сразу, как следовало, не нанес. Вот только меч Зиди сломался. Поймал Зиди на гарду слабый удар младшего Ирунга, не стал дожидаться второго, смертельного, шагнул еще на шаг вперед и ударил врага левой рукой в переносицу. Всю силу, всю ненависть вложил в этот удар, а когда хрустнуло что-то на лице теперь уже не будущего тана дома Стейча, а мертвого сына Ирунга Стейча, почувствовал боль. Разом она вернулась, захлестнула от щиколотки до бедра, скрутила пополам, сердце стянула стальной проволокой. Совсем уже собрался упасть Зиди, чтобы бить кулаками, скрести, обламывая ногти, пальцами по скалам и выть, выть, выплескивая боль и задерживая дыхание, но глаза остановили. В глазах Рич было больше боли, чем мог представить Зиди. Пустыми были ее глаза, тусклыми.

— Ну, — прохрипел Зиди. — Что ж ты наколдовала там на этом пригорке?

— Боль твою взяла на время, — прошептала Рич. — Ничего, выдержала и даже с младшим Ирунгом поделилась на мгновение. Оно, это мгновение, тебя и спасло, баль. Нас спасло.

— Чем же тебе не угодили младшие Стейча? — Зиди не смог сдержать стон. — Ты же все знала! Заранее все знала!

— Нет у меня зеркала Сето, чтобы знать все. — Рич скорчила невеселую гримасу. — Да и зеркало всего не покажет. И не обязательно все знать. Достаточно задумываться чаще, тогда все вокруг понятнее станет.

— И что ж ты поняла? — Зиди оперся рукой о камень.

— Многое, — наклонилась к нему Рич. — Одного я не пойму, как же ты сам такую боль терпишь?

— Да уж не терплю я, — прошептал Зиди и закрыл глаза.