Глава двадцать шестая

Ирунг все привык делать сам, а если и поручал что-то одному из жрецов и сотников, то потом места себе не находил. Знал, знал, что неправильно это, и достаточно карать жестче за малейшие неточности в исполнении приказов. И карал. Но в самые важные мгновения, поминая всех известных или вымышленных демонов, засучивал рукава. Вот и теперь, едва Димуинн прибыл к храму и принялся размещаться в самом большом постоялом дворе, Ирунг вызвал сотников, коротко объяснил каждому, что и как делать, с помощью слуг вновь взобрался на спину любимой, пусть и неторопливой, лошади и отправился объезжать новые посты и выставленные уже несколько дней назад дозоры.

Давно уже старый маг не был у храма Сето, хотя разве могло хоть что-то измениться на окраине скирских земель? Даже тогда, когда весь каменный мешок был во власти баль, храм Сето стоял как стоял. Тем более теперь, когда баль уже много лет отброшены за Проклятую долину, где теперь темнеет полосой их ненавистный лес и даже успели подняться новые сторожевые башни.

Какой демон понес его тогда в храм? Жрицы склонили голову перед конгом, давно уже согласились не только служить Скиру, но и согласовывать назначение хозяйки храма. Нет, словно зуд начался в одном месте, спешно собрался и отправился на юг. Больше семнадцати лет с той странной поездки прошло.

Точно, как и предполагал, старая хозяйка храма была уже при смерти. Да и что говорить, зажилась на свете, давно за сто пятьдесят перевалило старухе. Помнила еще времена, когда жрицы Сето склоняли головы перед жрецами храма Исс, последнего из которых только теперь казнили на арене Скира. Встретила Ирунга тогда помощница старухи — красавица Мэйла. Взглядом обожгла, даже поклоном не удостоила, может быть, этим приговор себе подписала? Потом уже, когда от ее гордости ничего, кроме прямой спины, не осталось, принял ее Ирунг наставницей в храм Сади. А тогда пальцем коснуться страшно было, обожжешься!

Вошел Ирунг в покои к старухе, поморщился от тяжелого запаха, но к ложу присел, даже руки коснулся. Настоятельница за жизнь одним лишь пальцем держалась, от прикосновения к этому пальцу и глаза открыла. Узнала Ирунга, кивнула в благодарность, что удостоил ее визитом, прошептала чуть слышно:

— Умираю… Едва успел.

— Отчего планы переменила? — сразу спросил маг. — Я смотрю, Мэйла твоя на первого встречного, как белка лесная, броситься готова! Ты же ее готовила в хозяйки? Или я что-то путаю? Кто такая, эта твоя Тини?

— В зеркало посмотри, — только и сказала настоятельница и рукой чуть шевельнула.

Вытащил Ирунг из-под костей, только кожей обтянутых, оправленный серебром неровный осколок. С дрожью туман с черной поверхности стер. Знал, что гадать с зеркалом Сето можно, погоду расплетать, но знал и сокровенное — имеющий силу главное видит. Даже если оно главным не кажется.

Задрожала чернота, и проступило лицо. Красоты необыкновенной, спокойной, но ослепительной. Проникающее сквозь презрение и пресыщение. Заставляющее забыть о всех женщинах, изведанных и желанных. Лишающее дыхания… Страшное лицо! Только страх этот не от линий, не от совершенных черт его исходил, а поднимался ознобом из самых глубин стекла.

— Тини? — только и спросил Ирунг.

— Она, — прошептала старуха. — Почти одно лицо. Услышал?

— Услышал. — Ирунг дрогнувшей рукой сунул зеркало на место. — Только не понял. Погибель великую почувствовал, но спасет ли она Скир от погибели, или причиной ее станет, не понял.

— Всей Оветты погибель, — шевельнулись сухие губы. — Беда с ней пришла, Ирунг, но и надежда тоже. А это одно может значить, что она вестник беды, но не причина ее. Отправишь ее в Суйку. Я смотрела в зеркало: она сумеет вернуться. А потом — сделаешь ее хозяйкой храма. Если все сладится, ума девчонка наберется, там уж разбирайся, как с пророчеством справиться.

— А можно ли справиться с ним? — прошептал Ирунг.

— Нет, — попробовала улыбнуться старуха. — Но иногда можно новое пророчество получить. Иное.

Жрица умерла в тот же день. А Ирунг нашел Тини. Девчонка жила в том же сарае, где ухаживала за свиньями. В другое время маг и головы не повернул бы в сторону напоминающей нищенку служки, но другое время в тот день закончилось навсегда. Ирунг взял ее за ветхий рукав, вытащил на белый свет. Не ошиблась старуха. Почти то самое лицо глянуло на Ирунга. Правда, синяки наливались под обоими глазами, нос распух, на щеках полосы от плети виднелись, да волосы не золотыми были, а иссиня-черными.

— Кто ее бил? — сухо спросил маг у Мэйлы.

— Из храмовых никто, — усмехнулась жрица. — Служительницы Сето не марают руки о прислугу. Ее изнасиловал тан Креча. Три месяца назад выходил с отрядом из бальских лесов, заметил смазливую мордашку, да и потащил в шатер. Даже помыть сначала не удосужился! Другая бы радовалась возможности от тана родить — все на кусок хлеба монеты подбросит, а эта как белка бешеная визжала. Все руки ему перекусала.

Ирунг молча положил руку на живот Тини. Та вздрогнула, но не отпрянула. С ненавистью перевела взгляд с Ирунга на Мэйлу и обратно.

— Послушай меня, — медленно, с расстановкой произнес Ирунг. — Ты больше не будешь ходить за свиньями. Через месяц пойдешь в Суйку. Доберешься до храма, что стоит на холме в центре города умерших, коснешься его стены, а затем вернешься хозяйкой храма Сето. И Мэйла будет тебе прислуживать. Поняла?

Ни слова не сказала в ответ Тини, только ресницы опустила на мгновение.

— Да… — попыталась прошипеть что-то Мэйла.

— Через месяц, — повторил Ирунг, но уже Мэйле. — За этот месяц откормить ее, залечить побои, привести в порядок и все трактаты о Суйке, что в храме есть, вслух прочитать. Головой отвечаешь!

— Я умею читать, — вдруг произнесла Тини.

Это потом Ирунг сотни раз слышал ее голос, который не терял силы и достоинства ни на мгновение, а тогда услышал его в первый раз.

— Значит, сама прочтешь. — Маг уперся тяжелым взглядом в новую настоятельницу. — Ты настоятельница по воле прежней. Я лишь согласился с ней, но рассудит тебя только Суйка.

— Да она сдохнет в первом же круге! — выкрикнула Мэйла.

— Посмотрим, — спокойно ответил Ирунг. — Ты приготовь ее, и если сделаешь это плохо, я тебя отдам на неделю в казарму, а потом собакам скормлю. И язык не распускай. Поняла?

Ничего не ответила Мэйла, только побледнела да кулаки стиснула с хрустом.

— А ты… — Ирунг снова положил ладонь на живот Тини. — Ты ребенка береги. Сила в тебе есть, умной будешь — станешь настоятельницей. Я жрецов оставлю, на первое время они за Мэйлой присмотрят. А вот если ребенка вытравишь, тогда то, что Мэйле пообещал, тебе сладким выбором покажется. Я заберу его у тебя. До семнадцати лет у меня будет воспитываться, а там поговорим…

Зря тогда Ирунг сразу не приказал Мэйлу убить или сам меж пальцев ее не растер. Выкарабкалась Тини из Суйки, настоятельницей стала, девчонку родила, а вскоре и Мэйлу выгнала. Ирунг уж и вспоминать о строптивой жрице забыл, как появилась, попросилась в храм за кусок хлеба. Наставницей сделал. Решил, что всякую силу при себе держать надобно. Ошибся.

И с ней ошибся и с Гурингом. Оба Седду служили. Выходит, все знал сумасшедший тан о нечаянной дочери? Чего добивался-то? Родство с настоятельницей храма, которая ненавистью к нему пылает, вряд ли приманкой служить могло. Если только другое, о чем сам он, Ирунг, даже и думать боялся. Оскорбление дома. Даже если не успеет Седд дочь перед алтарем дочерью назвать, достаточно Димуинну коснуться ее, как Седд может объявить это оскорблением. А оскорбление — это схватка, в которой яростному Димуинну рассчитывать не на что. Нет среди сайдов воина лучше Седда. Разве только этот беглый баль в его молодые годы.

Пробормотал все это себе под нос Ирунг и вдруг замер. На мгновение показалось ему, почудилось, что баль где-то рядом. Остановился маг, оглянулся на охрану, что шла позади в десяти шагах, на деревню, заполненную воинами Скира, вновь повернулся к приземистой серой громаде храма, ступени которого были заполнены калеками, больными, просителями и матерями с новорожденными. Какой, к демону, баль? Среди этих трех десятков пар, что прибыли к алтарю семьи будущие обозначить, искать? Ни одного хромого. Кривые есть, седые есть, даже заразой какой-то порченные есть, а Зиди нет. Да и не здесь его ловить надо, лучшие лазутчики который день мерзлую землю животами греют. Посекли неизвестные отряд, подобрали муравьиный мед, в долине в лиге от бальского леса залегли, ждут кого-то. Баль скорее всего и ждут, а того не знают, что сотня лучших воинов Ирунга на краю леса сама их ждет. Замкнется ловушка, кто бы ни пытался через нее проскочить — Зиди ли, помощники его, девчонка, Седд Креча. Кстати, куда делся его старик с подбитой за неведомые заслуги мордой? Один из трех соглядатаев примчался, догнал Ирунга еще на подходе к деревне, сказал, что и пяти лиг не отошел отряд Седда от Дешты, как сотня личных всадников Креча во главе с Гурингом развернулись и окольной тропой к Деште помчались.

— Поторопитесь, вороны, — прошептал Ирунг. — Окольная дорожка на два десятка лиг длиннее, но выйти к храму она только со стороны корептского тракта может, а я туда полторы сотни воинов поставил.

— Дорогой маг? — послышался ехидный голос.

— Слушаю тебя, Арух. — Ирунг на ходу кивнул советнику конга. — Где твои колдуны? Где Айра?

Арух придержал коня, развернул его и поехал рядом с магом.

— Айра, конечно, заслуживает всяческого внимания, дорогой Ирунг, — советник прищурился от холодного ветра, — но есть дела поважнее. Надеюсь, мы все понимаем, что главным является не поимка девчонки, а то, что в бальском лесу скрыто?

— Поимка девчонки тоже важна, — нахмурился Ирунг. — А чего беспокоиться об остальном? Серые пока далеко, послов мы приняли и обо всем договорились, воинства баль тоже пока далеко. Справится Ролл Рейду с задачей, справится! Тини ему поможет. Или ты боишься, что она найденное в Суррару потащит? Отбыла она?

— Отбыла, — улыбнулся Арух.

— С нею две ведьмы были? — уточнил маг.

— Одна, — насторожился Арух.

— Найди вторую, — тихо посоветовал Ирунг. — Запомни, Тини двух лучших жриц всюду с собой таскает. В прошлый раз по дороге в Дешту они исчезли на время, а потом Седд Креча с новостями перед лицом Димуинна предстал. Найди ее, Арух!

— Все ли я понимаю, Ирунг? — сузил глаза советник. — Сотня твоих воинов в бальский лес ушла. Полторы сотни из трех на корептской дороге встали. Остальных цепью вокруг храма растаскиваешь, дороги дозорами окутал. Не много ли силков на одну девчонку?

— Лебб Рейду где? — оборвал его маг.

— В храме прячется, — усмехнулся Арух. — В коридорах за алтарем. Прошмыгнул еще с утра и думает, что незамеченным остался. Во время службы до полудня в алтарные покои жрицы не заходят.

— Вот и приманка, — кивнул Ирунг. — Секретов особых у меня от тебя нет, Арух. Девчонку изловить надо. И изловить скрытно. Не все порядки ты знаешь, а при конге я говорить лишнего не стал. Если Седд узнает, что Димуинн с его дочерью что-то сделал, пусть даже она и перед алтарем признана не была, то тан Креча вызовет конга на поединок, и Димуинн отказаться не сможет. Как думаешь, кто из них вверх одержит?

— Так убить надо Седда! — прошипел Арух.

— Оттого и полторы сотни воинов на корептском тракте стоят, — усмехнулся маг. — Седд вроде бы сейчас отряд в Гивв ведет, но сотня его воинов околицей к храму пробирается. Понял?

— Понял, — процедил Арух. — Айра и жрецы мои — у храма. Там же и Синг, за Леббом приглядывает. Сейчас снаряжу его вторую ведьму искать. Двадцать лучших воинов ему дам! Спасибо за разъяснения, но и я могу кое-что рассказать. Первое, это то, что за месяц до смерти, оказывается, бальский колдун приходил в храм к Тини, разговаривал с ней и в зеркало ее заглядывал.

— Ни слова она не сказала нам об этом! — прошептал Ирунг.

— И я не слышал, — согласился Арух. — Правда, о второй новости, кажется мне, только я и не слышал. Не было никогда у Тини никакой сестры! Мать ее была последней служкой, помои выносила да нечистоты выгребала, так и умерла от простуды. Кто мать Кессаа, Ирунг?

— А ты подумай, Арух! — рассмеялся маг. — Выбор-то не такой уж большой.

Хорош был бальский клинок! «Где только разжился Яриг таким оружием?» — думал Зиди, а взять его с собой в храм не получилось. Никак не спрячешь на теле. То ли дело нож. Жаль, что один. Впрочем, может, и не придется в дело пускать. Главное теперь, чтобы девчонка до времени тетерку не выпустила из рук, дрожат пальцы у нее.

— О чем с торговкой-то говорила? — спросил вполголоса.

Впереди четыре пары, за спиной больше двух десятков. Невест не разобрать под платками, а женихи не все красавцы да молодцы, не все. Так что не самым плохим выбором Зиди сам себе показался.

— Спросила, жива ли еще сестра Тини. Сестра настоятельницы, — прошептала Кессаа.

Голос у девчонки дрожал, как и пальцы, только не от страха та дрожь была, сразу Зиди почувствовал. Да и не ко времени дрожь случилась, сам Ирунг вдоль дороги прогуливался. И всадник к нему остроносый подъехал, не из последних вельмож. Не всякий тан уздечку золотом проклепывает. Помогут ли амулеты Ярига, что он велел и Кессаа и Зиди под легкие кольчуги надеть? Что за колдовство у одноглазого, сквозь которое даже Ирунг ничего разглядеть не должен?

— Жива или как? — наклонился к девчонке Зиди.

С улыбкой вопрос прошептал, словно ласковые слова в ухо шелестел.

— Нет у нее сестры, — отрешенно, словно на смертном ложе, вымолвила Кессаа и добавила спокойно, слишком спокойно: — И не было никогда.

— Потерпи. — Зиди вновь пришлось наклониться. — Найдешь ты еще свою мать. У Тини и спросишь при случае. Мало ли какие причины были скрывать ей твое родство. Забыла, куда идешь?

Не забыла Кессаа. Да и как тут забудешь, почти дошли уж до ступеней храма. Поморщился Зиди. Много он слышал о храме Сето, но видел его в первый раз. Восемнадцать лет назад, когда вез его связанного в Скир Седд Креча, пьян был Зиди. Всю дорогу глотал вино, что надсмотрщик приставленный подносил ему щедро, только к Борке и видеть начал, а теперь словно вовсе вкус вина забыл. Даже когда вновь хлебнуть пришлось, как мимо глотки прошло. Правда, что ли, не только колено поправила ему Кессаа? Что она там говорила, что коротка жизнь у него, занять не удалось, свои года в заклинания вплела? А кто знает, ей-то сколько отмерено? Может быть, то, что вплела, весь ее остаток и был?

— На ступенях, правее калек и женщин, колдунья стоит — та, что за нами через Суйку шла, — прошептала девушка.

Твердо прошептала, давно такого голоса Зиди не слышал. Последний раз в логове ведьмы в Скоче так говорила Кессаа. Взяла себя в руки, пожалуй, взяла. Храм со стороны просто серой стеной казался, в которой арками ворота были нарезаны. Все за решетками, кроме одного прохода. К нему-то расчищенная от мерзлой грязи тропа и вела. Слева не меньше полусотни калек на ступенях шевелились сплошной живой массой, справа стояли женщины и почтенные сайды, а у арки — девчонка, вряд ли старше Кессаа. Может быть, чуть в плечах шире да лицом погрубее, но тоже красива, ничего не скажешь. Как зверек из норы глазами вокруг сверкала да от холода ежилась. Узнала Кессаа. На мгновение дольше, чем на прочих, взгляд задержала, но узнала, Зиди сразу почувствовал. И тут опять спокойный голос Кессаа услышал:

— Иди спокойно. Она еще в Деште меня заметила, ничего не сделала и тут пропустит.

— Почему? — одними губами произнес Зиди, снимая с пояса кошелек с мелочью, специально для нищих приготовленный.

— Не знаю, — так же спокойно ответила девушка и добавила, поднимаясь на первую ступень: — Не все ли равно?

Кивнул молча Зиди, потому что вдруг понял, что спутница его давно уже переступила за ту оградку, у которой кончаются сомнения и нерешительность. Сил у нее просто не осталось. Все силы на то, чтобы не упасть, не забиться в рыданиях, ушли. Подхватил он девчонку под руку, а левой взмахнул над головой, чтобы зазвенела, заблестела на фоне лохмотьев нищих красная медь.

— Больно, — проговорила Кессаа, и Зиди тут же ослабил хватку. — Идем. Нам внутрь. Лебб где-то близко, я чувствую.

Айра пыталась думать. Не то что она раньше все делала не задумываясь, но раньше для принятия решений вполне хватало мгновений. Когда еще разбойницей портовой слыла, твердо усвоила: думай не думай, а чтобы не попасться, хватай то, что в руки идет, да беги быстрее или, наоборот, стой неподвижно, словно тебя и не касается чужая пропажа. Вопросы, такие, как, например, кто ее таинственный и щедрый отец, вовсе не занимали ветреную негодяйку.

Этот неизвестный, что ежемесячно отзывался золотым звоном в ее ладонях, был чем-то похож на Аилле. Светит и ладно, глупо же было расспрашивать, с чего это золотому шару вздумалось ежеутренне забираться на небо и поливать Оветту жаркими лучами? Тем более глупо голову этим занимать. И в школе Аруха Айра думать особо и не пыталась. Тем более что для нее все это ничем, кроме игры, не было. Кто же в игре думает?

Она даже не думала долго, когда Синг привел молодых магов в скирскую тюрьму, где им пришлось убить нескольких приговоренных к смерти узников. Ей только тошно стало, поэтому и расспрашивала она стражников, за что казнь несчастным выхлопотана, а как узнала, так и убила. Быстро убила, не мучая. Вот Смиголь всегда размышлял, голову чесал, прикидывал и узников убивал расчетливо и долго, чтобы кричали сильно. Где теперь Смиголь? Где теперь Тирух, он всегда ей казался похожим на ее собственного младшего брата, которого у нее, впрочем, никогда не было? Тоже ведь любил погрустить на ступенях башни Аруха. Теперь вот и ей пора задуматься пришла.

Храм Сето Айру удивил. Храмы Скира были почти дворцами, которые не для жилья строились, а чтобы каждый входящий себя букашкой почувствовал, чтобы иноземец голову задирал, пока шапка с затылка не соскочит. Храм Сето другим оказался. Еще издали Айра увидела, что нет над ним ни шпилей, ни куполов, ни башен зубчатых, ни стен крепостных вокруг, а весь он словно одна серая стена на холме, окруженная тоже серыми, кое-где покрытыми пятнами снега ступенями. Только рассматривать Айра его пока не стала, живо лошадей пристроила, пригрозив конюху Ирунговой печатью, на которой три змеи друг друга за хвост терзали, отогнала юнцов в трактир и накормила досыта, пока сотни Димуинна деревню не заполонили. Затем повела молодых магов к храму.

Холодный ветер гнал над мерзлой, лишь слегка выбеленной грязью смешанную с пылью снежную крупу, но выползающие откуда-то нищие словно не чувствовали холода, торопясь занять лучшие места на ступенях. Айра легко разглядела, что половина из них только притворяется больными, пнула одного, другого, наградила еще парочку кишечными коликами, улыбнулась плачущим в овчинных свертках младенцам и повела жрецов в храм. Холодный ветер гулял по залам и коридорам. Из глубины тянуло теплом, но главные залы не отапливались. Кое-где мелькали черные тени жриц, но Айра уже знала, что первая половина воскресной службы обходится без их участия. К алтарю она вышла без ошибки, потому что коридор, ведущий к нему, был устлан зелеными колючими ветвями.

— Хижина Мелаген, — прошептал один из юнцов.

Самый большой зал храма не имел даже крыши. Скорее всего, он служил внутренним двором. В центре его высились развалины дома, собранного из неровных камней, перед останками стен из снега и мерзлого мха торчал коричневый камень, и всюду горели бледные при свете Аилле, но щедро заправленные лампы.

— Алтарь Сето, — поспешил торжественно объяснить молодой маг. — На нем Сето, которая шла к алтарю Исс, присела передохнуть. Но Мелаген не пустила ее в хижину. Она даже не вышла к ней. Поэтому этот камень называют проклятым и говорят, что все потомки Мелаген были прокляты, поэтому рассеялся род Мелаген.

— Почему же жрицы служат на этом алтаре? — спросила Айра. — Почему молодые скрепляют здесь семьи, если камень проклят?

— Они откупаются от проклятия! — прошептал юнец. — Скоро жрицы принесут сюда корзину и каменный нож. Им следует отсечь голову жертвенной птице и положить тушку в корзину. Или выпустить птицу живой, если жених изменил свое решение. Поэтому и путь долгий, чтобы успеть все еще раз обдумать. Но если молодые отпускают птицу живой, ничто уже не защитит их от проклятия.

— Глупый обряд, — поморщилась Айра и замерла. Высокая жрица вышла из коридора, поставила у камня корзину и положила на алтарь вытянутый и острый кусок черного камня, обернутый с одной стороны кожей.

— Уходить надо, — прошептал все тот же юнец. — Здесь никого не должно быть.

Айра не ответила. Она почувствовала, что скрывающая лицо жрица очень сильна, хотя не выдавала себя ничем, разве только движениями, в которых была не спокойная расчетливость, а сила, бурлящая в жилах. Жрица замерла на мгновение, словно с насмешкой взглянула на Аиру через закутывающую лицо ткань, развернулась и скрылась в одном из коридоров. В стороне послышался шорох. В арках, которые начинались за хижиной Мелаген, кто-то прятался. Кто-то молодой и сильный, обуреваемый то ли ревностью, то ли страстью и ненавистью. И снова девчонка словно услышала голос отца: «Оставь их, Айра».

— Уходить надо, — нетерпеливо дернул колдунью за рукав юнец.

— Уходим, — откликнулась Айра, словно не заметив небывалую наглость, и сказала уже громче: — Я расставлю вас вдоль ступеней. Смотрите во все глаза. Если что, ни к Сингу, ни к Аруху — ко мне бегите. Я у главного входа встану.