Глава двадцать четвертая

— Ну, ты меня удивил, — покачал головой Касс — Беглянка — дочь Седда Креча и племянница Тини. Выходит, родственники они? Тогда понятно, отчего друг на друга как две белки в одном дупле смотрят!

— Плохое у меня предчувствие, старый друг.

За окном покоев мага еще стоял день, но Ирунг уже лежал на высоком ложе и морщился от нежных прикосновений пожилого раба. Уши старика, умасливающего ноги мага целебными мазями, были залиты воском, язык отрезан, поэтому Ирунг говорил без опаски.

— Предчувствие не бывает хорошим, — проскрипел Касс, утонувший в глубоком кресле. — Вот я не один день возле Тини провел — красивая, умная, — но ощущение, что ежа в ладонях держу, ни на мгновение не отпускало! Что же она племянницу-то свою не выручает?

— Тини напоминает мне змею, у которой вместо хвоста еще одна голова с ядовитыми зубами, — пробормотал Ирунг.

— В таком случае ты сам, мой дорогой, змея, у которой три головы! — рассмеялся Касс.

— Неудобно ползать с тремя головами, — отмахнулся маг.

— Зачем же ползать? — удивился Касс — Неужели три головы не способны придумать, как приманить противника к ловчей яме?

— Есть противники, которые и из ловчей ямы способны убить охотника. — Ирунг охнул от неловкого движения раба и зло вытянул его по спине изящной плетью.

Раб вздрогнул и замедлил движения. На спине вздулся свежий рубец.

— Глубже надо копать ловчую яму, — зло прошептал Касс — Колья заостренные вбивать! Змей ядовитых и пауков выпускать на дно! Да камни готовить, чтобы яму эту засыпать, едва враг туда свалится.

— А если враг твой — ветер? — прищурился маг. — Если туман утренний? Как ты их будешь в ловчую яму загонять? Как ты на них будешь змей натравливать да камнями засыпать?

— Это танцовщица-то твоя — туман? — не понял Касс — Или Седд? Тини?..

— Седд не враг. — Ирунг задумался. — С ним другая беда. Я уже давно тебе говорил, я Димуинна конгом сделал не потому, что он мою дочь взял. Я бы уже тогда Седда предпочел. Он хоть и молод еще был, но любого перехлестнул бы, даже нас с тобой. Только он — зверь-одиночка. Он, как юррг, даже самку загрызет, если она после случки замешкается и не убежит! Разве можно с таким крепкое государство ладить? Сегодня поцелует, а завтра голову откусит. Да и Тини не лучше. Только она умнее и опаснее. Но никто из них не туман. И девчонка не туман. Туман в воздухе стоит, ветер в ушах воет, или ты не слышишь?

— Ты все загадками говоришь да присказками, прямо как мой бывший раб — Яриг, — усмехнулся Касс — Ты мне толком-то объясни, что происходит? Считай, уж больше семнадцати лет прошу! Еще при старом конге, отце Седда Креча, тебя спрашивал, зачем приживалку храмовую жрицей храма Сето сделал?

— Приживалку? — усмехнулся маг. — Так слушай же, приятель. Хуже чем приживалку, грязь из грязи достал. Только не я, а прежняя хозяйка. Перед смертью и достала.

— Да ты что?! — оторопел Касс — Не ты ли говорил, что не всякому дар магический боги посылают? Или они дар этот случайно в грязь обронили?

— То мне неведомо. — Ирунг поджал губы. — Зато другое знаю: зеркало Сето выбор сделало. Прямо на Тини указало, лик ее явило.

— Так уж и явило? — недоверчиво скривил губы Касс — Мне, что ли, в храм к Тини по недолгой дружбе напроситься, в зеркало взглянуть? А ну как я там себя с копьем Сади в руке увижу? Тебе покажу, и что? Побежишь Димуинна свергать, чтобы меня на его место поставить?

— Побегу — не побегу, а задумаюсь точно, — поморщился маг. — Ты саму-то Тини не больно слушай. Она даже когда правду говорит, такое ощущение, что приманку в западню укладывает. Получил чудесную мазь на чресла или снадобье в глотку — и радуйся. Только задуматься бы не помешало, с чего это жрица храма снадобьями разбрасывается, которые в сотню раз дороже золота по весу идут?

— Так с чего же? — напрягся Касс.

— Она сейчас к цели своей движется, — процедил сквозь зубы Ирунг. — Оттого ни золота, ни жизней чужих числить не будет. Ты, когда мазь ее получил, скольких девок оседлал? А что она творила тем временем, знаешь?

— Так я и раньше по ночам ее косу на кулак не накручивал! — не понял Касс — Да и кто бы уследил за ней? Что же за цель такая у Тини?

— Не знаю! — отрезал Ирунг. — Почему старуха ее хозяйкой оставила — знаю, а о цели Тини догадываться только могу. Не скрою, когда все это случилось, я тут же в храм прибыл, только старуха уже и слова молвить не могла. Так и померла в тот же день. Покопался я в храмовых записях, тогда Тини сама еще ничего не соображала, нашел кое-какие пометки. Так вот, древнее чем от пяти сотен лет возрастом пергаментов в храме Сето не сохранилось, но и пятьсот лет назад предки Тини в грязи при храме копались. Доля у них была такая, что врагу не пожелаешь, а вот ни в рабство их не продали, ни под корень не вывели. И ведь поколения знать не знали о магическом даре, Тини первая из них такая. Правда, и в Суйку ей первой пришлось сходить…

— Для чего в храме… сберегали эту породу? — удивился Касс — Неужели знали, что проклюнется дар у отростка из гнилого корня? Или жалко было красоту губить?

— Не знаю! — повторил Ирунг. — Много чего я не знаю, Касс. Отец мне говорил когда-то: сунул камень за пояс, обязательно брось его во врага, иначе получится, что ты как безумец без толку камень с собой таскал. Вот такой камень для меня — Тини. Племянница ее. Каменный Сади в моем храме — еще какой камень! А кинжал Варуха, что на конце копья Сади закреплен? Прошлое уже давно во тьму кануло, а оторваться от него мы не можем. Привязаны накрепко. Прошлая хозяйка храма Сето беду предсказывала, большую беду, и беда эта с Тини вроде связана! Одно непонятно: то ли сама Тини эту беду принесет, то ли беда эта, как ливень весенний, копится за горизонтом, а потом хоть голос перед алтарем сорви, все одно прольется на твою землю! Зато другое бесспорно: сама Тини как всю Оветту может этой бедою захлестнуть, так и справиться с ней. И вот который уж год я и пытаю сам себя, куда она повернет — в гору ли полезет, или с горы скатится?

— Сади-заступник! — пролепетал потрясению Касс — Вот с чего ты ее лелеешь! Что же за беда такая? Можно ли противостоять ей? И как вызнать, куда сама Тини целит? Да и стоит ли верить гаданиям этим?

— Стоит, — мрачно продолжил маг. — Ты мое правило знаешь: в Суйку собирайся, но помирать не спеши. Чего пугаться? Да и погибал уже Скир, родина наша льдом покрылась — ничего, на новом месте возродились! Верить, конечно, храмовым порядкам Сето надо. Подлинный ведь осколок зеркала Сето у них хранится, не всякому он показать что-то может, но всякая его владелица один раз в нем может самое главное увидеть. То, что сбудется непременно! И я в зеркало Сето как-то сам взглянул…

— И что ты там увидел?

— Тини и увидел… Правда, не девчонку, которой она тогда была, и не ту ведьму, в которую она теперь обратилась, а чудо с волосами, которые золотом блещут, но с ее чертами лица. Ужас я почувствовал от ее лика, и теперь всякий раз ужас чувствую, когда сталкиваюсь с ней. Но голос, который во мне прозвучал, был еще ужаснее.

— Голос? — не понял Касс.

— Голос, — кивнул Ирунг. — Меня чуть не вывернуло, показалось, что тварь какая-то мерзкая внутрь забралась и через глотку мою вещает! Слов передать не могу, а смысл понял. Проклята вся эта земля, и проклятие это само не развеется. Через великую муку оно растворится. Через муку, которую перетерпят многие, а избранные из них претерпят ее стократ! И Суйка, в которой зло как черная вода в болоте плещется, и мглистая пелена, за которой маги Суррары заперты — все это части того же проклятия! И вот что я тебе скажу, не часть ли этой муки смерть Эмучи на скирской арене?

— Да брось ты! — Касс испуганно передернул плечами. — Мало ли казнили всякой погани на скирской арене, и хуже мучения выпадали!

— Хуже-то хуже, вот только никто из тех несчастных, что до Эмучи на арену выводился, добровольно на муки не приходил! — прошептал маг.

— Неужели обманул Седд Креча конга? — дрожащими губами переспросил старый тан.

— Почему же? — крякнул Ирунг. — Седд Креча привык видеть то, что хочет. Например, что обманом колдуна взял. Тем более что это Эмучи ему сдался, а воины баль еще порядком воинов Креча потерзали. А что касается наказания, проклятия, так ведь ими и серые оказаться могут! Вырежут всех от Гивв до Скира, включая малолетних детей, чем не кара?

— Что-то у меня в голове все перемешалось! — зажмурился Касс — А как же мои дочки? Неужели с Аилле простятся?

— Пока еще не простились, — пробормотал Ирунг. — Признаюсь, с годами я усомнился в давнем видении, но как-то к Кессаа пригляделся. К танцовщице своей, к девчонке, что уже после сыновей моих убить беглому баль помогла. Она же ведь в точности повторяет тетку свою в молодости. Лицо, правда, поизящнее будет, но черты те же. А вдруг я ее в зеркале видел, а не Тини?

— Сето, владычица… — прошептал Касс — Так она молодая еще!

— Что же мне теперь, ее старости ждать? — прищурился маг. — Видишь, как получается? Знамение есть, а к кому его приложить — неизвестно. Главное-то ведь в другом: как справиться с бедой, так и накликать ее Тини может. Или Кессаа…

— А она сама знает об этом?

— Тини знает. Кессаа, скорее всего, нет. Вот только боюсь, что Тини знает больше меня.

— Что же делать? — воскликнул Касс.

— Пока ничего. — Ирунг для порядка еще раз стеганул плетью раба. — Завтра с утра Тини с отрядом Рейду в бальские леса двинет, но уверен, храма Сето без остановки она не минует. Смотри за ней в оба до отъезда, а потом уж от меня не отставай. Рядом со мной безопаснее будет. Нам еще многое отследить надо. Как Седд с отрядом стражи в Гивв направится, как Димуинн девчонку в храме Сето ловить будет. Если, конечно, Седд действительно ее потерял, как я предполагаю. Да и приманка у нас есть, или ты забыл?

— Лебб Рейду?

— Он самый. Тот, который, как оказалось, голову от юной танцовщицы потерял. Поймать нам надо Кессаа. Поймать, и либо проклятие ее расплести как-то, либо в темнице ее продержать долгие годы и заставить беду от Скира отвратить! Конечно, после того как Димуинн чресла свои насытит.

— Послушай, — сощурился Касс — А зачем Ролл Рейду с Тини в бальские леса идут? Дело, я понимаю, тайное, отчего же толпа такая в путь готовится?

— Есть одно дело, — улыбнулся Ирунг. — Даже два. Как тайное свершится, в котором без Тини, я боюсь, не обойтись нам, так второе настанет. Вот тут вся сила и вся дурь Ролла Рейду и потребуются.

— На что же дурь потребоваться может? — не понял Касс.

— Убить Тини, — стиснул зубы Ирунг. — Не люблю я, когда рядом со мной кто-то ворожбу ладит, которой я понять не могу!

Сумерки не сумерки, а потемнело небо над зимней Дештой. Вылетел было на улицу Зиди, едва ворота не снес, да Яриг ноги заплел, привалил к дощатому настилу, руку с ножом перехватил, на ухо зашептал:

— Стой ты, припадочный! Вот ведь помчался, словно не наемница, а дочь твоя в беду попала!

— Нет у меня детей! — зарычал Зиди. — А промедлю, и жизни не будет! Пусти!

— Пущу, как остынешь немного! — словно цепями скрутил руки Зиди трактирщик. — Не для того я тебя из лап смерти вытаскивал, чтобы ты свою жизнь по дештской мостовой размазал!

— Да не нужна мне жизнь! — дернулся Зиди, но крепок оказался Яриг.

Медленно и раздельно проговорил:

— Если ты жизнь положишь, то и девчонке не поможешь своей. Сейчас кольчужку тебе дам да меч, что не деревенский кузнец ковал. А мои ребятки пока пьяную драку у трактира устроят, стражу отвлекут. Соображаешь?

Сообразил воин. Остыл немного, отдышался. Кольчужку тонкого плетения накинул, сверху рубаху теплую, нож в левую руку взял, правой рукоять простенького, но ладного бальского клинка ухватил, что трактирщик приволок.

— Вино в кубки льешь, а сам к осаде готовишься? — прищурился Зиди, глядя, как и Яриг кольчугу поправляет.

— Готовься — не готовься, а готов будь, — подмигнул ему одноглазый. — Ты мне больше, чем я ждал, заплатил. Вот попробую излишек этот отработать! Или думаешь, что я клинком не махал?

— Увидим, — коротко бросил Зиди и воротину приоткрыл.

Площадь перед трактиром опустела. Если и были редкие прохожие, что засветло торопились из города выйти, так и те в полусотне шагов столпились, где в кровь месили друг друга огромными кулачищами захмелевшие сайды. Стражники стояли тут же и явно не спешили разнимать драку.

— В золотой, не меньше, мне эта драка обойдется, — с досадой бросил Яриг и вновь ухватил Зиди за рубаху. — Да стой ты, баль! Медлить не стоит, но и спешить последнее дело!

Подошел одноглазый к низкой двери, ладони к дереву приложил, прислушался.

— Двое здесь.

— Что — двое? — не понял Зиди.

— Ты вопросов много не задавай, — прошептал трактирщик. — И мы магии кое-какой обучены. Иначе откуда, думаешь, живучесть у меня такая? Двое нас ждут с той стороны. Давай-ка через ворота, да будь аккуратней, чую, в этом домике знатные воины собрались! Или воительницы… Не все, к счастью… Через ворота давай, а я их здесь… отвлеку.

— Стоит ли тебе рисковать? — нахмурился баль.

— Давай уж не медли, — прошипел Яриг. — Только жалеть их не надо, они тебя жалеть не будут!

Подошел Зиди к воротам, примерился к шести локтям выскобленного да просмоленного дощатого полотна. Хорошую рубаху дал Яриг, как засмоленную возвращать-то? Эх, не видели жители Дешты прежде, как баль на деревья забираются, лучше бы и теперь им не видеть. Сила в руках уже не та, конечно, но вместо силы огонь в груди, что сомнения гонит. Прыгнул баль, одной рукой за кромку уцепился, вторую с мечом туда же клинком наружу приладил, качнулся к клинку ногами и тут же в обратную сторону взлетел, оседлал верхний брус. В прошлые времена до половины высоты лесного великана мог так по сучьям перепархивать, а теперь отдышаться надо.

Двор пустым оказался. Повозка притулилась в противоположном углу, пузатые бочки выстроились в два ряда. У колодца под односкатным навесом застыли ведра, только, несмотря на легкий морозец, вода в них ледком не тронулась, подземным парком курится, да следы по свежему снежку к двери дорожкой легли. Поспешил кто-то в доме укрыться, дверь в глухой стене захлопнул, словно вовсе окна не жаловали жители тихого дома. Спрыгнул Зиди на приснеженный камень, в десять шагов у двери оказался. Ни дыхания, ни шелеста за порогом. На себя тянуть надо, дверь крепко слажена, такую только бревном вышибать. Дождался Зиди, когда зашумел Яриг за забором, загрохотал сапогом в дверь, вроде как воды испить пьяному захотелось, прикрыл лицо предплечьем, потянул за деревянную бобышку. Легко пошла створка. Щелкнул самострел и вышибло дыхание из груди. Круги молочные по стене, по вечернему небу разбежались. Короткая тяжелая стрела с ног сбила, но в сторону отскочила, не взяла одежку. «Это где же Яриг такие кольчуги берет? — промелькнула мысль в голове Зиди, когда вывернуло его только что съеденным варом на дверной порог. — Ведь со спины наконечник выйти должен был!»

Стрелок тоже так думал. Шагнул вперед, чтобы добить гостя, да так и осел, охнув, Зиди на руку. «Девка!» — вздрогнул баль, разглядев заливающееся смертью лицо. Стряхнул тело в сторону, клинок выдернул, поднялся, растирая левой рукой расшибленную грудь, отпустил закутанный в черное силуэт в лужу хлынувшей крови.

— Девка, — растерянно прошептал еще раз и шагнул в темный коридор.

Тини отделалась от Касса, который, жалуясь на мерзкие постоялые дворы, нахально поселился в дештском храмовом особняке, уже ночью. Дождалась, когда порядком захмелевший старик уснет на мягкой скамье, набросила на затылок ему легкий приговор, вытащила из-под воротника сухую тростинку, которая позволяла прислушиваться к его разговорам, усмехнулась зло и приказала отнести знатного Ирунгова соглядатая в дальние покои вместе с кроватью. Взяла с собой одну из двух охранниц, тенью слетела из окна второго этажа на деревянный тротуар, так что ни скрипа не раздалось на пустынной улице, и исчезла в темном переулке. Ночные дозоры Прикса и так не остановили бы женщин в одеянии послушниц храма Сето, еще и на другую сторону улицы перешли бы, но не хотела Тини и следа оставлять после себя. Стремительными слыли лучшие жрицы храма, но и Тини им не уступала. Темные фигуры незаметно добежали почти до южных ворот, кое-где и через заборы перелетели, да так, что ни одна собака не залаяла, а все равно опоздали. Беду Тини почувствовала еще за квартал, а уж возле дома запах крови просто бил в ноздри.

Мертвы оказались все. Только одна сестра лежала во дворе, всех остальных смерть застала в доме. Двое были убиты в коридоре за входной дверью, трое лежали в трапезной, остальные в подвале. Одиннадцать трупов и рассеченные ремни в клетке для пленницы Тини сочла. Одиннадцать трупов сестер, из которых, считая сестру во дворе, шестеро были убиты ударами бальского меча, двое, обе с самострелами в руках, не убереглись от метательного ножа, трое оказались словно насажены на вертел.

— Не пойму, — качнулась охранница, разорвав платье на груди одной из сестер. — Что за рана? Пика? Стилет?

— Шпага, — мрачно пробормотала жрица. — Оружие магов Суррары. В помещении она ловчее меча будет, вот только не знаю я никого, кто со шпагой по Деште бродит. Даже у Аруха шпаги нет. В любом случае — мастер. Впрочем, и второй не хуже. Надо было кого-то из вас здесь оставлять, магия могла выручить…

— Лучшие воины храма, — ровно произнесла охранница. — В темноте ждали врага, не должны были уступить в собственном доме, как же так?! Нападавшие, кажется, даже не ранены?

— Лучшие воины храма это вы с сестрой да я, — оборвала Тини охранницу. — Никого я не знаю в войске Скира, кто мог бы вот так пройти по коридорам тайного дома. Никого. И магии не чувствую… На баль думаю, но сестра во дворе успела спустить самострел, его бы насквозь пробило, а стрела сухая, к тому же наконечник затуплен. Что ж за доспех у него? Задуматься об этом следует, задуматься!

— Пленницу искать будем? — спросила охранница.

— Нет, — зло улыбнулась Тини. — Она сама к нам придет. Уже завтра. Заодно и с друзьями ее посчитаемся. Или чужому расчету препятствовать не будем.

Как Тини учила, так Кессаа и постучала. Четыре раза ударила, четвертый удар с задержкой сделала. Дверь открылась почти мгновенно. Заскрежетал засов, заскрипели петли, и из темноты показалось строгое лицо послушницы. Сразу догадалась Кессаа, что послушница перед ней — по черному платью с высоким воротом, по широкому черному поясу, по тонким тугим косицам на висках, по бледной коже, словно ее обладательница от света Аилле месяцами скрывается.

— Здравствуй, сестра, — вымолвила незнакомка монотонно, словно каждый день по десятку беглянок встречала, поморщилась от дневного света, кивнула: — Пошли.

— Мне бы Тини, — робко отозвалась Кессаа, но удостоилась лишь короткой фразы:

— Я знаю, пошли, Тини придется подождать.

«Сколько подождать?» — пробурчала Кессаа и с тоской поплелась вслед. Вздрагивающим светляком впереди провожатая шла. Кессаа смотрела на ее силуэт и не видела, а угадывала узкие коридоры, зал, в котором кто-то еле слышно дышал, но тоже обходился без света, лестницу, по которой двинулась вниз проводница.

— Здесь, — толкнула тяжелую дверь послушница, и Кессаа оказалась в подвале. Тьма была разжижена несколькими светильниками, и во взвеси копоти, сырости и сумрака за грубым столом сидели три женщины, показавшиеся Кессаа близнецами ее провожатой. Они даже не взглянули на гостью, правда, ей показалось, что чуть напряглись, согнувшись над чашками с бульоном, из которых полз аппетитный запах.

— Садись, — смягчила голос провожатая. — Тини может появиться и затемно, поэтому тебе придется перекусить. Не взыщи, еда у нас простая.

— Бывало и попроще, — буркнула Кессаа, сбросила мешок, стянула с плеч вымазанный сажей кожушок, тут же вспомнила о грязном лице, руках и сморщила брезгливо нос. Послушница понимающе кивнула в сторону бадьи с водой.

— Чистота тела нутро не чистит, но о порядке свидетельствует. Умойся.

«Что ж, — подумала Кессаа. — Дождусь Тини, а там все одно — или договорюсь насчет Лебба, или сбегу!»

Вода оказалась чистой. Кессаа разбила поблескивающую поверхность тяжелым ковшом, набрала полные ладони леденящего холода и, стряхнув с головы замасленную шапчонку, с внутренним трепетом плеснула на лицо, на шею, засучила по локоть рукава рубахи, пригладила спутавшиеся волосы. Оглянулась, не увидела ни полотна, ни ветоши, собрала с лица капли ладонями и подошла к столу. Сестры продолжали безучастно есть, явно растягивая удовольствие, провожатая посмотрела на короткие волосы Кессаа неодобрительно.

— Вот, — пододвинула чашку с тем же бульоном. — Не побрезгуй.

«Думает, я из дворца сбежала», — пробормотала Кессаа про себя, присела, еще раз окинула взглядом закопченные своды, то ли клетку, то ли металлическую решетку в глубине подвала, деревянные полки, заставленные горшками и мешками, взяла ложку и хлебнула оказавшееся вкусным варево. Неладное почувствовала почти сразу. В глубине наваристого бульона таилась магия. Она была чуть заметной, в другое время Кессаа и не почувствовала бы наговор, мало ли как здешние повара кухню ведут, но теперь ее чувства были обострены как никогда. Путешествие с Хееном, Мэйлой и Гурингом, выпутывание из ворожбы старого мага, которая и теперь липким невидимым комком оставалась в ладони между большим и указательным пальцами, словно кожу с нее содрало. На мгновение Кессаа замерла, удерживая ложку у губ, но провожатая ее все поняла.

Она даже не крикнула, зашипела как змея, и четыре пары крепких рук мгновенно взяли девчонку в оборот. Скрутили запястья, захлестнули петлей ноги, забили в рот дурно пахнущую ткань. «Хорошо хоть умыться дали», — некстати блеснуло в голове.

— С прибытием, — холодно вгляделась в лицо Кессаа провожатая и повернулась к помощницам: — Не захотела сладко заснуть, обижайся на саму себя. Амулетов нет?

— Ничего нет, — послышался голос из-за спины, хотя быстрые руки только заканчивали ощупывать тело Кессаа, не оставляя без внимания самые укромные места. — Так, в мешке только травок немного да прочая ерунда. Золото, глинки ведьминские, белье.

— А это? — Провожатая сорвала с шеи девчонки шнурок.

— Зря ты его развязала, сестра, — сухо пробормотала одна из помощниц.

— Забыла? — сузила глаза старшая. — Тини приказала, всякий наговор сдергивать, а провожатый у нее один должен быть. Хозяйка сама его допросить хочет. Если и есть у него соратники, много не набежит. А ну-ка, спеши наверх, пусть готовы будут к гостю или гостям. Запоры открыть и ждать!

Зашелестел почти неслышный быстрый шаг по ступеням. «Тини приказала… — растерянно повторила Кессаа и вдруг дернулась, забилась в путах. — Убьют ведь Зиди!»

Резкий удар в живот заставил Кессаа замереть, скрючиться в судорогах. Показалось, что забившая рот тряпка заткнула глотку и рвет на части изнутри грудь. С трудом сдержала тошноту, только слезы сдержать не смогла, но и сквозь них посмотрела на обидчицу с ненавистью.

— Чувствуется порода, — одобрительно кивнула старшая. — С другой стороны, была бы умнее, не свалилась бы в ловчую ямку. А ну-ка, давайте примерим!

Одна из сестер встряхнула перед лицом Кессаа мешок из редкой, но прочной ткани, твердые руки притянули ее колени к груди, спеленали ремнями натуго, примотав руки к стопам, подняли и сунули в пыльную темноту.

— Отлично, — услышала Кессаа голос, с ужасом чувствуя, что задыхается. — А ты, девочка, имей в виду, что висеть тебе в таком состоянии у седла придется, и если мычать попробуешь или дергаться, то всадник только одним способом успокаивать тебя станет, ногой.

В то же мгновение страшный удар опрокинул Кессаа во тьму…

…Она пришла в себя скоро. От боли было трудно дышать, но стянутые ремнями руки и ноги затечь не успели. Кессаа попробовала вытянуться, но колени, пятки, спина и затылок уперлись в холодные прутья.

«Клетка», — с досадой подумала Кессаа и постаралась поднять голову.

Теперь сумрак подвала казался еще более мутным. На столе горело всего три светильника, и четыре сестры стояли, обнажив мечи. Где-то далеко слышался шум и голос, словно кто-то стучал в дверь и что-то выкрикивал при этом.

— Руки, ноги, уши можно рубить, но убивать в крайнем случае, — холодно приказала старшая и одну за другой потушила лампы.

— Ты думаешь, они пройдут дальше коридора? — спросила в темноте одна из сестер.

— Увидим, — ответила старшая.

«Увидим», — одними губами повторила Кессаа, обессиленно дернулась в путах и вдруг поняла, что она должна сделать. Что она должна попытаться сделать, несмотря на то, что, истратив силы на выходе из Суйки, она ни одного мгновения не чувствовала себя так же, как во время ночных занятий в саду храма Сади. Ни на одно мгновение не вернулась к ней прошлая уверенность в том, что она выпутается из любой ситуации, и тогда, когда она вдруг очнулась в снегу и столкнулась с Зиди, уверенность не вернулась. Тогда лишь радость ее захлестнула и, кажется, даже еще большее бессилие навалилось. Вот и теперь там, где некогда искрились сила и озорство, чернела бездна усталости. Ни капли силы, только липкий комок на ладони правой руки между большим и указательным пальцами.

— Сейчас, — умер в забитой тряпьем глотке шепот, — сейчас…

Трудно запомнить тысячи заклинаний, в которых на самом деле не слова главное, а воля и настрой, но еще труднее слепить заклинание, которое не то что не знаешь, которому не учили, которого и в книгах-то нет, есть только жгучая потребность, чтобы случилось что-нибудь именно так, как того хочет маг, и не иначе. Впрочем, зачем лепить заклинание — вот оно, между пальцами, скомканное, но живое, кровью Кессаа пропитанное, силой нерастраченной полное. На другое оно нацелено, но так и ножик годится не только для резки овощей, пусть даже он для кухни лишь выкован. Подправить немного, очень захотеть, чтобы получилось, и должно получиться. Хоть как. Главное, чтобы не вслепую Зиди по этому ужасному дому без окон шел, не вслепую.

«Сето, отчего я не рада предстоящей встрече с родной теткой?» — спросила сама себя Кессаа и щелкнула пальцем, отбрасывая липкий комочек между прутьями решетки.

Паутина, она паутина и есть. Чтобы спеленать ею, коконом не обойдешься, а чтобы клочьями облепить, много не надо. Полетела ловушка в спины сестрам, раскрываясь и раскручиваясь. Мазнула, повисла клочьями на руках и ногах, скользнула вместе с дыханием вверх по лестнице, разлетелась по коридорам.

«Не оплошай, баль!» — поморщилась Кессаа, потому что шея затекла, потому что железо зазвенело в доме, потому что остатки силы щелчок пальцем из нутра выскреб, потому что старшая вдруг заметила, что засветились во тьме силуэты ее сестер, словно пещерный гриб на неосторожного путника споры развеял. Зарычала провожатая, самострел вскинула, чтобы то ли гостей на лестнице встретить, то ли к пленнице неугомонной развернуться, но не успела. Упала, поймав в лицо бальский нож. Остальные сестры вперед ринулись, но лестница узкая была, поэтому смерть встретили по одной, а со смертью последней колдовство Гуринга вовсе истаяло. Легкие, без хромоты, шаги раздались в подвале. С грохотом упала лавка и заскрипел стол. Выругался по-бальски Зиди и позвал негромко:

— Рич! Ты жива?

«Кессаа меня зовут», — уткнулись в кляп не сказанные слова, и только слезы вдруг покатились из глаз.

— Эй! — На лестнице появился отблеск тусклой лампы и раздался смутно знакомый голос. — Ты чего тут гремишь? Пятерых положил? И все бабы?.. Отомстил, похоже, всему женскому роду за обман явный и обман неразведанный? Где твоя попутчица-то? Жива?

— Жива! — обрадовался Зиди, сбил ударом серого клинка замок и подхватил на руки стянутое ремнями тело.

— Ты бы поосторожнее замки рубил, — недовольно проворчал Яриг. — Это ж не доспехи! Мог бы и ногой сбить.

— Рич! Рич!.. Жива! — радостно шептал баль, освобождая Кессаа.