Глава шестнадцатая

Отыщись на просторах Оветты достойный противник гордых сайдов, да соберись он захватить скирские земли, дальше Борки все одно не прошел бы. И кроме Борки хватило бы ему преград. Дорога мимо омасской крепости узка, а бастионы ее высоки. Ласский мост через Даж крепок, но не крепче умения скирских магов, которые всегда готовы обрушить его в воды неистовой реки. Стены самого Скира неприступны.

И все же Борка — вот предел мечтаний всякого врага. Когда сайды обосновались в Скире и пошли на юг, с опаской обходя проклятую еще чужими богами Суйку, именно здесь тогдашний конг наметил предел Скира. Он не был так уж глуп, предполагая, что нельзя завоевать бескрайнюю землю. Только если часть ее. Еще в древние времена, когда ладьи сайдов уходили в разбойничьи походы от берега древнего Гобенгена, старики наставляли молодых и яростных: берите золото и камни, везите шкуры и снедь, захватывайте рабов и женщин, но не пытайтесь овладеть чужой землей. Ведь всякому сайду сызмальства было известно: если натягивать маленький кусок бычьей шкуры на большой шит, рано или поздно шкура лопнет, а вот чтобы щит сломался, такого еще никогда не случалось.

На языке народа, который сайды частью истребили, частью оттеснили в южные леса, слово «Борка» означало «Сломанные горы». Они и вправду были сломанными. Стиснули их с двух сторон ощетинившийся непроходимыми рифами Борский залив и делающая последний изгиб прощающаяся с Молочными пиками река Даж. Стиснули и переломали, смешали в каменное крошево, в котором и троп никаких не было, потому что всякое ущелье обрывалось в еще более глубокое ущелье, а всякая скала служила лишь вестницей еще более неприступных скал. Двадцать лиг каменного безумия от Даж до моря и только одно узкое плато, что как полоска засохшего меда вытянулось с севера на юг. На нем конг и построил крепость Борку, которая еще задолго до того, как стала крепостью, превратилась в шумный городок.

Конечно, борский рынок не сравнился бы не только со скирским торжищем, но даже и с дештским, крупнее которого, по слухам, вообще в Оветте не было. Но именно в Борке стояли пошлинные башни, в которых скапливалась монета, собираемая с купцов и с простых путников. А еще выше пошлинных башен вздымались тяжелые бастионы борской крепости, строительство которой закончилось, когда уже и Дешта пала к ногам сайдов. С десяток конгов в Скире сменилось, пока не был положен последний камень в укрепление. Но зато когда это произошло, сайды не только сами уверились в собственной мощи, но и уверили в этом всех окрестных правителей.

Всякий путник, ступивший на скирский тракт и вышедший перед началом Сломанных гор из северных, некогда бальских чащ, видел перед собой сначала нагромождения скал и выдолбленную узкую дорогу между ними. Через лигу он выбирался на плато, и перед ним вставали башни. Вначале путник больше ничего не мог разглядеть: ни городка, что надежно прятался за башнями, ни высокой стены, ни бездонного ущелья, через которое ему еще придется пройти по узкому каменному мосту, ни пошлинных башен на этой стороне ущелья. Он видел только башни далекой крепости и шел к ним, ехал на лошади или в повозке.

Вот ведь, думалось, наверное, какому-нибудь купцу, зачем же такие высокие башни, если боги и так защитили скирскую землю этими ужасными горами? Хватило бы башен и вполовину ниже. Ехал так этот купец, ехал, и вдруг начинал задумываться: отчего же башни не становятся ближе, а словно вырастают над окрестными горами? Еще проезжал лигу или две купец, но все еще не видел моста и даже не мог разглядеть ворот в соединяющей башни стене. И только преодолев от начала плато почти десять лиг, понимал бедолага, что такое действительная мощь, действительная высота и в чем заключается сила Скира.

Куда там чужеземному купцу, если даже обычные сайды нет-нет да и поговаривали, что боги построили эти укрепления. И то верно, разве могут рассказывать собственную историю камни, политые потом и кровью тысяч и тысяч рабов? А иных свидетелей уже не осталось в борской крепости.

— Ирунг, всякий раз, когда сомнения в правильности выбранного пути начинают беспокоить меня, я отправляюсь в Борку. Ее камни успокаивают.

Конг всесильного Скира, кутаясь в меховой плащ, стоял у высокого окна одной из башен и сквозь неровное стекло смотрел на уходящую к югу дорогу. За его спиной маг у тяжелого резного стола отдавал должное печеной оленине, запивая ее лучшим вином. На скирском боо, музыкальном инструменте, напоминающем кривую трубу с натянутыми внутри изгиба струнами, слепой музыкант вытренькивал прозрачную мелодию. Иногда он ловил губами тонкий мундштук и заполнял пустоту между нежными звонами тягучим голосом трубы. На застилавших пол шкурах танцевали рабыни, все одеяние которых составляли золотые браслеты на руках, шее, талии, щиколотках. Прислуживали за столом старшие женщины, закутанные в темные одежды до самых глаз.

— А меня успокаивает хорошая еда! — крякнул Ирунг. — Но окончательно я успокоюсь, когда послы, что съезжаются сейчас в Дешту, поставят печати на договорах со Скиром и разъедутся восвояси.

— Разве могут печати на договорах дарить спокойствие? — обернулся Димуинн.

— Я понимаю, что тебя гложет, — кивнул маг, вытирая жирные губы. — Кого-кого, а уж нас никакие печати никогда не останавливали. Так ведь и в этот раз не мы надеемся на силу печатей, а наши соседи!

— Нара! — окликнул конг согнувшуюся в почтительном поклоне женщину. — Уйдите отсюда и танцовщиц уберите. Эту, — он ткнул пальцем в одну из рабынь, — отведи в мои покои. Да приготовь ее как следует…

— Она только похожа на Кессаа, — почтительно заметил Ирунг.

— Я не пытаюсь утолить жажду. — Димуинн опрокинул в глотку кубок вина и, дождавшись, когда и слепой музыкант покинет зал, продолжил: — Уже хотя бы потому, что ее никто не сможет утолить, кроме самой Кессаа. Но сейчас я говорю не о ней! Никогда еще не случалось, чтобы в начале зимы, когда Скир окутывает покой, я чувствовал такое волнение, которое бывает только перед битвой!

— Это легко объяснить, — вздохнул Ирунг. — Ответственность лежит на тебе. Но ответственность сильного конга лучше, чем раздоры на совете танов, о которых нынешний Скир, к счастью, уже начал забывать.

— Он забудет о них окончательно! — раздраженно засмеялся Димуинн. — Но мое волнение не о том. Понимаешь, мне все время кажется, что мы пытаемся стронуть с места и сбросить со склона тяжелый камень. Мы представляем, что может случиться камнепад, но именно камнепад нам и нужен — внизу, под горой, наш враг.

— Именно так, дорогой Димуинн, — склонил голову маг.

— Так, — кивнул конг, — но не только так. Там же, внизу, мне чудится город — мой город, стены которого как раз и осаждает наш враг. И если камнепад окажется слишком сильным, он не только уничтожит врага, но и сотрет с лика Оветты мой дом!

— Риск есть, — согласился Ирунг. — Но у нас нет другого выхода. К тому же именно здесь, когда смотришь на камни Борки, понимаешь, что, сколь бы ни был велик риск, для Скира он ничтожен!

— Об этом я и думаю, — пробормотал Димуинн. — Что говорят лазутчики?

— Наши опасения оправдались, — вздохнул маг. — Кочевники за пределами королевства Гивв не просто готовятся к войне. Степь бурлит. Купцы, которые еще три месяца назад были в Томме, утверждают, что степной город переполнен знатными родами хеннов. Все идет к тому, что у серых появится вождь. Если он окажется сильным воином, на Оветту пойдет не войско из дружин нескольких родов, а ужасная орда. Хотя для нас плохо и то и другое.

— И кто он, этот вождь? — нахмурился Димуинн.

— Пока я не могу назвать тебе имени. — Ирунг поднял кубок. — Претендентов слишком много. Думаю, когда потоки крови из перерезанных глоток хеннских танов иссякнут, мы увидим того, кто останется живым. Вот он-то и будет вождем.

— Не легче ли найти обший язык с одним дикарем, чем с их советом? — прищурился конг.

— Нет. — Маг задумался. — И не только потому, что Скир нанес смертельное оскорбление серым, убив их посла. Это всего лишь избавляет хеннов от необходимости вести с нами хитрую игру. Веры хеннам нет. Не случайно и в прошлые времена ни один купец не ходил в Томму, не набрав сотню-другую охранников. Будущий вождь, кто бы он ни был, обязательно двинет конницу кочевников на Гивв, Крину, Оветь. И, без сомнения, сметет их, даже если правители этих земель попробуют предать союз с нами и захотят покориться степнякам. Хотя вряд ли они решатся сложить мечи. Хенны слишком голодны и свирепы, пленников же они презирают еще более, чем мертвых врагов. Единственная возможность выжить для наших союзников, это бежать в горы, а там долго не продержишься. Всех, кто останется на равнине, кочевники уничтожат или уведут в рабство. А доля степного раба хуже доли табунного пса. Собак, по крайней мере, серые не едят. Они захватят Оветту вплоть до Дешты, но вряд ли это утолит их жажду. Серых слишком много. Пять лет продолжается засуха в степи. Не могу предсказывать следующее лето, но эта зима скорее будет малоснежной. Хотя не всякую жажду утолит и влага… Выгляни в окно, конг! Нашествие неотвратимо! Степь обширна, но и у нее есть предел. С востока она упирается в подножия неприступных гор, с запада обрывается в море, а далеко на юге превращается в мертвую пустыню. И за ней, говорят, есть люди, но в пустыню хенны не пойдут. Зачем, когда богатые королевства под боком?

— Значит, и у нас нет выбора. — Димуинн тяжело опустился на скамью. — Ответь еще раз, стоит ли будить Суррару? Кто может сказать точно, что за мощь скрывается за пеленой? Сможем ли мы сладить с тайной Эмучи, которая сдерживает пока еще государство магов? А что, если отсидимся за Боркой без Суррары? Что, если своими силами сладим с хеннами? Ведь не зря же я еду в Дешту? Неужели даже все силы наших королевств не смогут остановить серых кочевников?

— Мы договариваемся лишь о том, что никто из нас не примет сторону серых. — Ирунг отбросил в сторону кость. — Прекратить стычки на границах друг с другом, чтобы все силы могли быть направлены на оборону от диких. Только смысла в этих переговорах не слишком много. Правители не верят друг другу. Мы не сможем объединить наши войска. Неужели сайдские воины оставят Скир и пойдут защищать Гивв? Или король Радучи будет столь доверчив, чтобы пропустить нас через собственные земли к берегам Ины? И не столь злопамятен, чтобы не расстрелять наших воинов в спину? Не будет этого! Я уже порадуюсь, если король Крины примет остатки разгромленного кочевниками войска Гивв.

— А потом король Радучи примет остатки разгромленных войск Овети и Крины, — зло усмехнулся конг. — Чем больше я думаю об этом, тем больше соглашаюсь, что наш план — единственно возможный выход из этой ситуации. Если только магам Суррары можно верить!

— Верить им как раз необязательно. — Ирунг выбрал следующий кусок оленины. — Да и не ждут они от нас веры. Их предложение передать известный тебе предмет за пелену кроет в себе подвох. Да, скорее всего властители Суррары справятся с пеленой, но что, если они сделают это не разрушая… заклятие? Что, если они смогут им управлять? Ужас охватывает меня, когда я представляю, что сила, способная тысячи лет сдерживать в узких границах неистовых магов, начнет служить им! Нет, предложение Аруха более чем разумно. Тем более что он, пусть и рожденный вне пределов Суррары, точно так же не может преодолеть пелену! Или он не пытался еще в юности пробиться в пределы закрытого королевства? Я не уверен, что мы сможем овладеть силой этого предмета, коль скоро у нас появилась возможность его захватить, но если уж он действительно будет уничтожен, я лично хотел бы убедиться в этом! Арух прав. Тем более что по верованиям тех же баль уничтожить его невозможно. Мы должны захватить его, иначе это сделают воинства Суррары, учитывая, что Эмучи нет, а пелена для обычных убийц не преграда!

— Все так! — ударил кулаком по столу Димуинн. — Если только Зах, неведомый нам правитель Суррары, не играет в собственную игру. Так ли он силен? Кто знает? Согласен с тобой, даже сам Арух никогда не был в Сурраре. Ни один из потомков безумного бога Сурры не может преодолеть древнее проклятие. Все, что мы знаем о государстве магов, пришло из рассказов одиноких купцов, пробившихся через перевалы в корептских землях. Теперь же и в самом деле велика вероятность, что тропы в Суррару появятся и в бальских лесах. Вот только посланные за пелену лазутчики сгинули без следа! Порой мне кажется, что мы собираемся разбить сосуд, не посмотрев, что у него внутри.

— Ты забыл о том, что кто-то из магов Суррары колдовал в Скире, — осторожно напомнил Ирунг. — Помнишь историю с муравьиным медом? Повторяю, мы не должны медлить!

— Помню! — отмахнулся конг. — И то, что мед защищает не только от ран, но и скрывает магию, тоже помню. Меня не удивило это известие. Если тридцать лет назад Зах умудрился вывести из Суррары женщину, несущую в чреве семя мага, сумел устроить на расстоянии ее судьбу, с помощью слуг — не магов, заметь! — сумел воспитать ребенка и сделать его своим послом, почему я должен сомневаться в его возможностях сделать это не только с Арухом? А что, если маги Суррары пытаются с помощью муравьиного меда преодолеть пелену? Меня больше занимает, не могут ли они заключить союз и с хеннами?

— Ты прекрасно знаешь, что с хеннами невозможно заключать союзы! — не согласился Ирунг. — А уж колдунов они убивают сразу. Их шаманы не терпят соперничества!

— Пожалуй, — нахмурился Димуинн. — И все же я не нахожу себе места. К тому же мне кажется, что Арух боится! Боится древнего заклятия, окружившего бывшую вотчину бога Сурры пеленой, но настаивает на том, чтобы перенести… камень в Скир, потому что Заха боится еще больше!

— Пусть боится, — усмехнулся Ирунг. — Не забывай, Димуинн, у нас его кровь!

— А наша кровь у него! — раздраженно бросил конг.

— Один он ничего не может сделать, — покачал головой маг. — А Тини открыто ненавидит его, считает твоего советника выскочкой и хитрецом. К тому же не забывай, Димуинн, мы не четверо равных, а трое союзников властителя Скира! Я, конечно, уже не так шустр, как Арух, и не так красив, как Тини, но не устрашился бы, даже вздумай они объединиться!

— Этого не будет никогда! — отмахнулся конг. — Арух труслив и расчетлив, Тини слишком умна и осторожна. Тини… Когда-то я хотел сделать ее своей танкой, но она уже успела стать жрицей. Жаль, что я не был знаком с ее сестрой. Судя по дочери, она была еще прекраснее. Кто же все-таки отец Кессаа, Ирунг? Тебе не показалось, что в ее стати есть примесь высокого рода?

— Древностью и высотой отличаются не только двенадцать домов Скира. — Маг отвел глаза в сторону. — Да и трудно разыскать отца девчонки, мать которой давно уже простилась с этим миром, если он и сам не подозревает о собственном отцовстве. Храм Сето, в котором Тини полновластная хозяйка уже почти восемнадцать лет, это не храм Сади. Там особые порядки. Там обычаи Скира не так сильны. Допускаю даже, что мать Кессаа сама могла выбрать того, кто стал отцом ее ребенка, даже простолюдина. Тем более что она сама из простолюдинов. По крайней мере, ее предков нет в списках двенадцати сайдских домов. Я не говорю уж о том, что ее мог изнасиловать… какой-нибудь заезжий герой. Так что отражение стати древних в безродной девчонке — это каприз судьбы, не более. К тому же Кессаа очень похожа на Тини. В свое время мать Тини тоже не назвала имя ее отца. Она была приживалкой в храме Сето и… дочерей обрекла на ту же судьбу.

— Там я когда-то и увидел Тини, — признался Димуинн, — и был сражен ее красотой.

— К счастью, не ее магией, — скривил губы Ирунг. — В отличие от бесталанной сестры, Тини своенравна и известна приступами ярости.

— В таком случае стоило бы позаботиться, чтобы ее племянница не набралась этих привычек! — воскликнул Димуинн. — И если она не знает пределов собственной силы, лучше бы она не узнала о них! Когда же, наконец, Арух поймает ее? Когда же, наконец, будет уничтожен этот наглый баль? Ирунг, неужели месть перестала жечь твое сердце?

— Огонь в моем сердце нисколько не слабее жажды в твоих чреслах! — прошипел маг. — Но надо признать очевидное, конг. Если Тини покинула Борку, если Айра вернулась ни с чем, если Седд проехал через борский мост — это значит только одно: беглецы миновали главное препятствие.

— Как им это удалось?! — почти зарычал Димуинн. — Что произошло на перекрестке дороги перед Боркой? Следы заметал баль?.. Сколько еще воинов Скира он погубит, пока его след прервется? Это мне может хоть кто-то объяснить?

— Кессаа и объяснит, когда Арух поймает ее. — Ирунг тяжело вздохнул. — Уверен, что он принял единственно правильное решение, особенно после того, что случилось в Суйке. Конечно, искать баль и девчонку надо, и мои воины продолжают делать это, но не лучше ли дождаться ее там, куда она движется?

— В храме Сето? — нахмурился Димуинн. — А не поздно ли будет вытаскивать ее из облачения жрицы? И гнев Сето тебя не страшит?

— Гнев Сето меня страшит, — согласился Ирунг. — Хотя нисколько не меньше меня страшит гнев Сади, самого доброго из богов. Кессаа следует ждать в Деште, в доме ее тетки. Касс доложил, что Тини движется именно туда и, судя по всему, намерена там задержаться. Именно поэтому Арух вместе с остатками собственной братии помчался туда, хотя и о храме Сето он не забыл. Айра тоже двинется туда при первой необходимости. Добавлю, что мои лазутчики уже там.

— Надеюсь, что Айра толковее, чем эти его безмозглые мальчишки, Тирух и Смиголь! — Конг раздраженно швырнул кубок о стену. — Ты-то ведь тоже потерял двух жрецов в Суйке? Я уже не говорю про погибших воинов! Неужели эта Айра действительно так хороша, что оказалась сильнее всех остальных?

— Не забывай, конг, — Ирунг поднял палец, — она шла по следам Кессаа. Насколько я понял, иногда это был проторенный, облегченный путь. И баль и Кессаа прошли Суйку насквозь, и одному Сади известно, что там с ними произошло! Не уверен, что это удалось бы даже мне. Староват я стал для таких приключений. Ногами староват, не магией! Но точно скажу две вещи. Первая — Кессаа этот переход дался очень тяжело, хотя бы потому, что со Смиголем сражался баль. Вторая в том, что если вся эта возня с нищими попрошайками, которой Арух предавался последние годы, плодом своим принесла только одну Аиру, это уже непомерная удача. Девчонка могла бы помериться силой даже с Тини.

— Неразумно оставлять такое оружие в руках Аруха, — зло бросил Димуинн.

— И об этом я тоже думаю, — кивнул маг.

— А я думаю только о том, как они прошли Борку, если сотни стражников стояли на каждом углу города?! Сотни лазутчиков шныряли по его улицам! Как?! — снова закричал конг. — Где Седд Креча?

— Отправился в Воронье Гнездо. Ирунг опустил глаза.

— Надеюсь, ты не оставил его без присмотра?

— Не оставил, пресветлый конг. — Маг поднялся с места. — Мои лазутчики следят за ним. И за Роллом с сыном. И будут следить вплоть до бальских лесов. Но пока тан дома Рейду со вчерашнего дня тоже движется в сторону Дешты, останавливаясь в каждом трактире, где пытается залить горе, что ему не удалось отплатить Зиди за тот позор на арене.

— Главное, чтобы он не утонул, заливая горе, — процедил сквозь зубы Димуинн. — Надеюсь, он не догадывается, что ему предстоит?

— Он знает только то, что его дело в бальских лесах, и что он отправится туда после того, как из Дешты разъедутся послы. Более того, он уверен, что его дело позволит ему сравняться в доблести с Седдом Креча! — засмеялся Ирунг.

— Этого достаточно, — отрезал Димуинн. — Остальное узнает в Деште. То, что ему следует знать. Завтра и мы отправимся туда. А пока запомни, Ирунг: я не отступлюсь от Кессаа. Кстати, мысли об этой девчонке вовсе не помешают мне посетить твой замок. В его кладовых найдутся те же самые лакомства, которыми ты угощал меня в прошлом году?

— Безусловно, мой конг, — улыбнулся Ирунг. — И не только лакомства, но и развлечения. Мои егеря отловили для забавы любопытных зверушек! Мир меняется вместе с нами, но кое-что в нем остается неизменным.

Когда из непроницаемой тьмы вдруг полетели искры и начали колоть лицо, Зиди даже огорчился. Смерть была столь мучительной, что любая новая жизнь, даже отзвук новой жизни, даже отзвук старой жизни сулили только продолжение мучений. Или же его плоть уже развалилась на части, и он, баль, как сорванный ветром листок, кружится на ветру, движется как живой, оставаясь мертвым? Тогда откуда эта боль? Точнее не боль, а тень боли. Настоящая боль была там, тысячу лет назад, когда он висел притянутый путами к стволу спящего дерева и не чувствовал ни рези в руках, ни холода — ничего, только дикую немощь вскипающей плоти и рвущейся на куски кожи. Так что это не боль. Это воспоминание о ней. Ведь нет уже у него кожи, нет рук, ног, груди, живота — ничего нет. Все это должно было уже на третий-четвертый день отстать от костей и стечь лужей сгнившей плоти к ногам скелета. Мало ли сам Зиди видел таких несчастных, которых то ли из сострадания, то ли из мести близкие не удостоили сжигания во дворе собственного дома, которых выводили при первых признаках болезни на дорогу и толкали шестом в спину, гнали из селения. Несчастные шли туда, куда смотрели их глаза, пока глаза были на месте, и если не хватало ума перерезать себе горло, отчаяния утопиться или смелости броситься вниз со скалы, они рано или поздно забредали в лес и при первых приступах ужасной боли, обхватывали в судорогах ближайшее дерево. Хеен лишил Зиди даже этой возможности, развернув его к дереву спиной. Что ж, придет время, и он окажется в этой тьме, и тоже, как и Зиди, будет искать дорогу к сумеречному дворцу Сади, в котором поверженный бог ждет каждого обиженного в Оветте.

— Хватит притворяться, открывай глаза, — раздался знакомый голос.

Знакомый голос!

— Зиди! — настойчиво позвал обладатель знакомого голоса. — Некогда разлеживаться! Открывай глаза!

Перед глазами было небо. Точнее, над глазами, потому что оно нависало серым одеялом туч, и из этого одеяла на лицо баль падал снег.

— Ну вот, — довольно произнес Яриг. — Я так и знал, что никогда от тебя не избавлюсь.

— Откуда ты взялся? — прошептал Зиди, чувствуя, как мучительная боль начинает рвать на части щеки, губы.

— Оттуда же, откуда и ты. Мать меня родила, правда, давно уже, — усмехнулся Яриг, нависнув над Зиди и уставившись на него единственным глазом. — Уже лучше. Хотя, имей я выбор снадобий, было бы совсем хорошо. Ты куда мед дел, недотепа? С муравьиным медом я бы обещал тебе через неделю сменить твою гримасу на улыбку!

— Мед? — прошептал Зиди и вдруг вспомнил все — и Хеена, и Рич, и переход через Суйку. Вспомнил и заторопился, шевельнул руками, вцепился в борта телеги и, чувствуя, как лопается на спине кожа, сел.

— Эй, приятель! — возмутился Яриг, едва не бросив поводья на спину бурой лошаденке. — Нельзя тебе пока шевелиться!

Зиди только помотал головой:

— Где мы?

Вокруг, едва присыпанный снегом, стоял лес. Телега катилась явно не по тракту, дорога была не наезжена, а пробита копытами лошадей.

— Известно где, — плюнул через плечо Яриг. — Южнее Борки. Везу тебя на погребальный костер.

Преодолевая тянущую боль, вздрагивая, так как каждое движение доставляло страдания, Зиди взглянул на нелепый серый балахон Ярига со сдвинутым на затылок колпаком, на покрытую высохшими пятнами крови и гноя холстину на его собственном теле и все понял.

— Подожди, Яриг. — Слова давались медленно, словно язык Зиди, как и его руки, был покрыт разводами едва подживших шрамов. — Подожди. Твой балахон, эта ткань… Ты возчик больных. Так?

— Не совсем. — Одноглазый задумался на мгновение, затем щелкнул пальцами: — Скорее, я возчик трупов. Или почти трупов. То, что чудесным образом у меня в телеге оказался выздоравливающий — это рука судьбы, если угодно. Правда, с моими пальцами и управляемая моими мозгами. Но, так или иначе, с твоей рожей было такое, что на боркском мосту тебя не только не проверяли, стража врассыпную бросилась! Охранники даже не удосужились взглянуть на мой ярлык. А он у меня, смею заметить, подлинный! Я, правда, предложил сжечь тебя прямо в арке, но получил удар хлыстом по спине. Вот только десятник и хлыст от страха сразу же в ров забросил!

— Меня заразили волнистой порчей, — прошептал Зиди. — От нее нет снадобья.

— Согласен, — причмокнул Яриг. — Никакой лекарь тебе бы не помог. Нет, конечно, хороший маг, из которых в Скире мне известен лишь один Ирунг, не дал бы тебе умереть, но насколько я знаю, именно Ирунг-то и желает твоей смерти.

— Рассказывай, Яриг, рассказывай, — устало пробормотал Зиди. — Откуда ты взялся, почему я оказался у тебя в телеге, и, главное, почему я все еще жив?

Трактирщик вздохнул и начал рассказ.

Яриг был не из тех жителей Скира, которые могли пройти мимо упавшей монеты, пусть даже это радучская медная чешуйка, на которую и ореховой скорлупы не купишь. Тем более он не мог выбросить из головы десяток золотых, на которые покупал со всеми предосторожностями для сумасшедшего раба или для кого-то еще муравьиный мед. Если добавить к этому звериное чувство опасности, тогда даже такой безголовый парень, как Зиди, должен был бы понять, почему вот уже больше десяти лет под началом бывшего раба процветает лучший трактир Скира.

— Процветал, — продолжил после порции мерзких ругательств Яриг. — Впрочем, пасынок мой — парнишка толковый, хотя и безголовый по причине юности. Но я приставил к нему старых дружков, в беде его не оставят. Посоветовал ему пойти в услужение к Аруху и его подручным. Лишнего не болтать, а по мелочи выкладывать все подчистую. Я ж и про тебя, Зиди, Аруху докладывал, — повернулся к баль трактирщик. — Такая уж жизнь в Скире: хочешь, чтобы не отсекли тебя как поганый собачий хвост, учись вилять сообразно желаниям пса.

— Кто в Скире теперь в роли пса? — мрачно спросил Зиди.

— А каждый второй! — с досадой отмахнулся Яриг. — Но плакать у тебя на плече, баль, не стану, уживался я со всеми. И лишнего не болтал. Правило есть: чего не понял, молчи, пока не поймешь. Вот про муравьиный мед я никому не сказал, хотя приходил ко мне Синг от Аруха, спрашивал.

— И на том спасибо. — Зиди в изнеможении откинулся на дно телеги.

— Подожди, дорогой мой, благодарить, — усмехнулся Яриг. — Я ж трактира лишился по твоей милости. Работа у меня хитрая была, приходилось не только о мелочах наверх докладывать, но и к тому, что наверху болтают, прислушиваться. На второй день я только узнал, что не один ты из Скира выбрался, а с девчонкой. Рабыню ее пытали, замучили до смерти, но вызнать успели, что ведешь ты эту девчонку за большие деньги в Дешту к ее тетке. Не знаю, приврали ли, но называли цифру в полсотни золотых. Не ослышался я?

— Не ослышался, — тяжело вздохнул Зиди. — Только провалил я дело. Все я провалил.

— Ну, ты не спеши. — Яриг поднял руку, чтобы похлопать Зиди по плечу, но милостиво передумал. — Не спеши могилу-то долбить, пока покойник вино пьет. Так вот, понял я сразу, что и от меня не отстанут. А у нашего брата ведь как? В одну дверь стучит стража, а в другую выходит тот, кто этой страже нужен. Может быть, они, конечно, долг какой принесли или пожелания здоровья от моих должников, я разбираться не стал. Мне такие гости не в радость. Кошель за пазуху и за ворота. Знакомых у меня половина сайдов, очень хороших знакомых тоже в достатке. Добрался я до Ласса, но в Скочу не двинулся. Там Арух свирепствовал, вниз головой городишко ставил. Пришлось мне пару деньков в караульной Ласса со стражниками Ролла кости побросать, даже заработать несколько медяков удалось, заодно и новостями разжиться.

Плохие у тебя дела, Зиди, как я узнал. Я-то полагал, что нагоню тебя, да обиду предъявлю за потерянный трактир, а там и в долю с тобой войду. Деньги-то большие, тут без моей хватки тебе не справиться, баль. А как услышал я про твои злоключения, вся охота к совместным делам сразу пропала.

Вот смотри, что на тебе сейчас числится! Три воина, что ты порубил на тракте, а к ним вдогонку привет тебе от Ролла Рейда и его сыночка Лебба за умерщвленного тобой серого хенна Салиса, туда ему и дорога! Затем два молодых Стейча, за которых уже Ирунг жаждет тебя облобызать. И это еще не все! К ним добавим ведьму из Скочи с двумя ее прислужниками, да еще двоих бродяг и трактирщика, которые с жизнью простились через лошадок Стейчей. Их жалеть, правда, некому, но вот что интересно: убиты они бальскими ножами. Думаю, похожими на тот ножичек, что я у твоих ног обнаружил, когда на дереве тебя нашел. Подожди! — рявкнул Яриг на шевельнувшего рукой Зиди. — Слушай дальше. Правда, остальное я узнал, когда уже мясо твое через Борку переправлял, но остальное меня как раз стократ удивило! Не знаю, кто уж приложил к этому руку, ты, или девчонка твоя, или обстоятельства так сложились, только загибаю пальцы — два крепких колдуна храма Сади смерть свою в Суйке нашли, два колдуна Аруха — Тирух и Смиголь. На эту ладонь еще добавлю смотрителя первого круга, а на вторую… На второй у меня пальцев не хватит. Одних стражников за три десятка полегло. Уж не знаю, что за девчонку ты в Дешту вез. Я так понял, что сначала тебя Ролл, Седд да Ирунг ловили, а теперь вся рать Скира твой кровный враг!

— Как ты меня нашел? — повторил вопрос Зиди.

— Легко, — усмехнулся Яриг. — Тебе ли об этом спрашивать? Как дикий мед баль ищут? Не муравьиный — его колдуны ваши собирают, это я знаю, — а обычный мед, который в вино кладут, в тесто мешают. Не мед ведь ищут, а Птицу-стрекотунью, которая им лакомится. Следи за ней, она сама к меду выведет. Я этого Хеена еще в Омассе приметил. Чего это, думаю, раб дома Креча открыто коня на юг погоняет, да еще танским ярлыком размахивает? Все остальное труда не составило. Конечно, не мне с корептами в ловкости тягаться, но есть и у меня секреты. Семечко волосянки, к примеру, на свинью прилепишь и смело отпускай ее в поле, если там, конечно, зверья дикого нет. Веточка с того же куста всегда покажет, куда свинья твоя забралась. А мне она показала, что ученичок твой в лес свернул у перекрестка, где дорога от Омасса к Борке поворачивает. Что ж, подсел я к стражникам, которые там обретались, показал ярлычок, который выправить для меня труда не составило, телегу пустую, чтобы не шарахались в стороны, да попросил у костра погреться. Поупирались конечно, но два меха вина к месту пришлись. А уж когда я им в кости горсть медных монет как бы случайно проиграл, так вообще друзьями стали. А другу чего не расскажешь.

— И что же тебе рассказали? — нетерпеливо поинтересовался Зиди.

— С Седдом Хеен встретился на этом перекрестке! — зло бросил Яриг. — Своими глазами я видел, тут и спрашивать не пришлось. Тот еще до меня к охране подъехал и велел, чтобы Хеену препятствий не чинили, когда он из леса выберется, еще и монету кинул. Два дня я запасы собственного вина, что на дештскую ярмарку вез, у этих стражников приканчивал, пока Хеен из леса не выехал. Тут как раз Седд и явился. Я разглядывать его не стал, но лежал у Хеена кто-то на коленях. Думаю, что девчонка твоя. Да и мешки к седлу были приторочены знакомые. Тут я сразу решил, что сорвался мой приработок, но отправился тебя искать. К полудню следующего дня только нашел, все-таки я не лесной житель. Ну а там уж, с такой рожей как у тебя, мне даже ухищряться не пришлось, чтобы через Борку тебя провезти. Одна трудность была: к трактирам меня не подпускали. Так что по твоей милости пополнить запас вина не удалось, четыре меха всего осталось. Опять же стражники жаждой страдали, не пожелаю им здоровья!

— Почему я не сдох? — прошептал Зиди, чувствуя, что горло стягивает жажда, а желудок давно забыл о пище.

— Как тебе сказать… — Яриг поторопил лошадь. — Я ж ведь тоже испытал кое-что. И порчей волнистой тоже переболел… очень давно. Можешь не верить, но как у меня гной из носа и ушей потек, сразу все смекнул. К счастью, я тогда рабствовал, для дома Олли лес рубил. О тебе в тот год в Скире еще и не слышали. Тоже начало зимы было. Бросил я тогда топор, в кусты нырнул и пополз по мерзлой земле. Как собака пополз, когда она собачью лихорадку схватывает. Полз и нюхал. Если запах мне приятным казался, искал, что пахнет. Ветки грыз, землю разрывал и корни глодал. Нашел вот пару корешков… Как не замерз — не знаю, только через неделю из леса живым выполз, да еще плетей получил полторы сотни. Зато теперь меня эта зараза обходит. Ты уж не обижайся, парень, но пришлось мне эти корешки разыскивать, жевать их, да в рот твой вонючий вкладывать.

— Спасибо тебе, Яриг, — пробормотал Зиди.

— Ты так легко не отделаешься, — помахал рукой бывший трактирщик. — Я ж не просто так на эту дорожку завернул, где ни трактира не встретишь, да и деревеньки редки. Девчонку твою Хеен явно потащил в замок Креча, его еще Вороньим Гнездом кличут. Эта же дорожка мимо замка Креча в замок Стейча ведет, а там уже близкая тропа к Деште правит. Широкий, но дальний тракт к Деште вдоль берега проложен. Там и трактиры и деревеньки одна на другой, поля распаханные. Туда, кстати, Ролл Рейду направился, а здесь путников мало. Бальский лес, он и без баль бальским остается. Хотя, вчера кавалькада конга и Стейча в замок Ирунга проследовала. Уж не знаю, за какой надобностью, но я телегу на обочину согнал, сотни три поклонов успел отбить, пока свита меня миновала! Знал бы старый маг, что его смертельный враг в моей телеге, верно, заплатил бы мне поболее, чем твоя девчонка. А может быть, и головенку снес. К вечеру на повороте к Вороньему Гнезду я тебя высажу, парень, пойдешь золотые отрабатывать. Как все сложится у тебя — не знаю, а мне, чем тебя до Дешты кормить, лучше на твою удачу понадеяться. В Деште трактир есть на южных воротах, «Мертвый кабан» называется. Спросишь одноглазого и принесешь мне треть от того, что сумеешь заработать. И врать не советую. Ты же знаешь, я своих едоков насквозь вижу! Ну, клянись, баль! Да не простыми клятвами — им у меня веры нет. Бальские слова говори да помни: я все языки знаю: и сайдский, и бальский, и рептский, и корептский, и хеннский говор — все. Точно тебе говорю!