ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОГОНЬ, ПРОКЛАДЫВАЮЩИЙ ПУТЬ
Не боги запускают ракеты,
Не боги побеждают врагов,
Не боги утверждают диеты -
Мы кое в чем сильнее богов.
Сергей Данилов
Аргуэрлайл. Год Синего Ветра. Месяц Ранней Росы, двенадцатый день
Цепочка людей в форме песочного цвета, напряженно поводя из стороны в сторону стволами автоматов, шла по городу — первому городу чужого мира.
Шаги гулко разносились по мертвым улицам. Эхо отражалось от глиняных дувалов, которые были раза в полтора выше, чем знакомые по Средней Азии.
Они шли молча, вслушиваясь в тишину, нарушаемую лишь свистом ветра и их шагами. Иногда что-то негромко шуршало за старыми стенами, и люди синхронно вздрагивали, беря наизготовку оружие. Но, похоже, в городе больше никого не было. Может быть, даже сейчас во всем этом мире (кто знает?) не было ни одного человека, кроме них, да еще двух разведгрупп, что осматривали сейчас ближайшие окрестности городка.
Выйдя на небольшую площадь, они оказались перед сооружением, помеченным на плане как «храм». Храм этот, правда, ничем не напоминал мечеть или минарет, точно так же, как и церковь, костел или базилику. Но Капустин почему-то назвал его храмом, и, похоже, не ошибся. Три коротких и толстых приземистых башни, выраставших из круглого здания с конической невысокой крышей. Ни окна, ни вентиляционных проемов — глухие стены и выглядящие особенно маленькими ворота. И две статуи крылатых леопардов (или еще каких-то «кошек») по обе стороны этих ворот. Преодолевая непонятную робость, временами переходящую в страх (испытали ее, надо сказать, почти все, включая и командира спецназовцев), разведчики проникли внутрь, но ничего особенного не заметили.
Разве что старший группы обратил внимание, что между двумя большими алтарями из песчаника были следы еще одного — поменьше, когда-то замурованного в пол, но потом тщательно извлеченного.
Следов пожаров, уличных боев, штурма и вообще военных действий обнаружить не удалось. Было похоже, что город оставили организованно и без особой спешки.
— Продолжить разведку! — приказал командир отряда майор Капустин.
При выборочном осмотре домов не нашли ничего существенного.
Битые горшки и амфоры (размерами от «мерзавчика» до человеческого роста) с простеньким орнаментом, обломки деревянной мебели, какое-то бесформенное тряпье.
В куче строительного мусора случайно откопали сплющенный медный кувшин с ручками в виде бараньих голов, а на чердаке кузницы — завернутые в истлевшую кожу два кинжала без рукояток (не иначе спрятанные вороватым подмастерьем).
То ли жители унесли с собой все, что представляло хоть какую-то ценность, то ли позже безымянный город тщательно обшарили любители поживиться чужим добром; а скорее и то и другое.
К полному разочарованию прикомандированного к отряду археолога, не было найдено надписей — ни на русском, ни на арабском, ни на древнехорезмийском. Впрочем, как и на любом другом языке.
Зато были обнаружены целых две тюрьмы. Первая в подвале одной из башен, другая — на окраине города — обнесенная валом площадка, где было вырыто несколько глубоких обширных ям, прикрытых сверху рассохшимися деревянными решетами и обложенных изнутри валунами.
Неприятные предчувствия не оставляли майора Капустина в покое.
Подобно тому, как не бывает полностью бесшумных засад (если верить классикам), не бывает и полностью безлюдных пустынь. Где-то есть охотники, где-то — оазисы с земледельцами, где-то — караванщики и караван-сараи. Тут же, насколько они успели осмотреть окрестности, признаков человеческого обитания не имелось.
Вернее, признаки-то имелись — пара разрушенных «кишлаков», заброшенные каналы, межевые камни на бывших полях, заросших редкой чахлой колючкой. Причем кишлаки не были, насколько можно понять, разрушены войной или иным бедствием. Глинобитные стены носили лишь следы времени.
И нигде ни одного скелета.
Кстати, археолог пожаловался, что и кладбищ у кишлаков вроде тоже не наблюдается — как и в городе. Черт, съедали они своих мертвецов, что ли?
Придет же такое в голову…
Захрипела, забулькала рация.
— Первый слушает! — встрепенулся майор.
— Это Борисов! — донеслось из динамика. — Мы нашли местного жителя!
— О, черт! То есть, я хочу сказать, отлично — тащите его сюда живей.
— Не получится, — последовал ответ. — Он… нетранспортабельный. Лучше подойдите, посмотрите…
Скелет лежал тут, среди валунов и щебнистой осыпи, довольно давно — год или два.
Представители местной фауны давно очистили его, что называется, добела.
Несколько клочьев истлевшей ткани — все, что осталось от одежды, давали понять, что при жизни покойник был облачен в шаровары и халат.
Еще уцелели сапоги, широкий кожаный пояс с зеленой медной пряжкой, на котором болтался деревянный футляр с несколькими стрелами. Вокруг костяного запястья темнел серебряный браслет в виде змейки. Рядом валялся тронутый ржавчиной кривой клинок.
Белые зубы, скалившиеся на черепе, давали понять, что умерший был еще молод. А потемневшее древко стрелы, торчавшее меж ребер, — что умер он не своей смертью.
— Должно быть, он заполз сюда. И только после этого умер. Может быть, даже шел довольно долго, — прокомментировал Борисов.
— Почему вы так решили? — поинтересовался майор.
— Если бы его убили тут, то забрали бы оружие и сапоги, — пояснил археолог. — Эти вещи дорого стоили в те времена.
— Возможно, — вздохнул Капустин. — Но как бы узнать поточнее время его гибели? И примерный регион проживания. Придется искать экспертов…
— Постойте! — вдруг встрепенулся Борисов. — А зачем нам эксперты? Давайте поищем какого-нибудь солдатика из местных, который на сапожника учился, или там еще что.
И тут же звонко хлопнул себя рукой по лбу.
— Есть такой, елки-палки! Сержант Байсаров из второго отделения…
Мирза Байсаров так и этак повертел сапог, осмотрел его внимательно, только что не понюхал.
— Ну что сказать, товарищ командир, хорошая работа, — выдал он, наконец, свое заключение. — Хороший мастер шил, да! Теперь так не шьют.
— А еще что можете сказать, товарищ сержант? Ну, там фасон, материал…
— Хороший материал, товарищ командир, дратва какой толщины, вы поглядите! У, да еще и на деревянных гвоздях! — восхитился парень. — А вот еще, смотрите, подошва подшита кожей похуже. Как она сотрется, новую подошьют. А вот это, — указал он на канавку, — наверно, от стремян. У нашего соседа, он лесником был, точно такие же полоски были.
— А где похожие сапоги могут шить — не в курсе?
— Не знаю, — помотал головой таджик. — На наши непохожи. Носы квадратные, и подъем гармошкой. Нет…
Подпустил тумана и спец по прошлому.
— Выковано самым простым способом — сначала пруток согнули в холодном виде, а потом уже разогрели и расковали — горячая вытяжка с изгибом появилась относительно недавно. Так ковали сабли в Тюркском каганате и у гуннов, — уточнил археолог. — Ну, что еще по материалу… Клинок из рудного железа, не из болотного — почти не заржавел. Сталь по тем временам, — он не уточнил, каким именно, — довольно хорошая. Оружие воина-профессионала. Но вот форма клинка, честно говоря, не вполне характерна. С одной стороны, явно похоже на ятаган, или скорее на скимитар. Вот, посмотрите: изгиб несколько больше сабельного, а внизу клинка утолщение, позволяющее усиливать удар. Видите — эти две приваренные сбоку пластины. И заточка с обеих сторон — не как на саблях. С другой — для классического ятагана он слишком узок. И изгиб одинарный — опять-таки скорее как на скимитаре.
Ученый пожал плечами.
— Честно говоря, не могу подобрать аналогов, кроме, может, китайских мечей ци. Кроме того — рукоять. Совершенно не характерна для данного региона. Скорее, напоминает эфес самурайского меча. А орнамент так вообще ставит меня в тупик: эти узоры явно смахивают на что-то из доколумбовой Америки.
— Ладно, ятаган так ятаган, — неопределенно хмыкнул Капустин. — Может, турки проезжали мимо, да и потеряли.
«Может, турки, а может, и орки…» — непонятно почему, археолог вспомнил детскую книжку, года три назад купленную им в Ленинграде, куда он ездил на очередную конференцию. Книжку эту очень полюбили его сын и дочка, и рассказывалось в ней про приключения смешных карликов, живущих в каком-то Средиземье.
— А что вы скажете на это? — майор указал на стрелы.
— Тут все проще.
Историк нервно усмехнулся, прогоняя посторонние мысли.
— Наконечники — почти точная копия массагетских третьего века до нашей эры. Литая оружейная бронза. Только вот сделаны явно недавно.
Судя по выражению лица ученого, он бы, несомненно, предпочел, чтобы наконечники, которыми был убит неизвестный воин, были извлечены из раскопанного грабителями кургана.
Капустин озадаченно почесал темя.
— Вот задачка. Представляю, что скажет генерал…
Земля. Таджикская ССР, Гиссарский хребет, 198.. год
Генерал-лейтенант Антон Карлович Мезенцев вздохнул.
С высоты в двести с лишним метров дно котлована казалось зеркалом, отлитым из холодного серебра. Стоявшая высоко в зените осенняя азиатская луна и в самом деле, как пишут в романах, придавала всему, на что изливала свои холодные лучи, оттенок нереальности.
«Ну вот, опять лезут эти книжные мысли».
Впрочем, чувство это было неудивительным, если учесть то, чем они сейчас занимаются. Что должно совсем скоро произойти тут.
Мезенцев нервно передернул плечами.
Это самое пресловутое чувство нереальности окружающего он ощутил, когда впервые, а было это полгода назад, ознакомился с документами по Проекту.
То, чем ему предстояло заниматься, выглядело настолько диким и нелепым, что только присутствие посторонних (а именно таковыми он считал всех околачивавшихся на полигоне штатских) удержало генерала от того, чтобы высказать все это в соответствующих выражениях. Это, да еще осознание того, что люди, чьи подписи стояли на бумагах, которые запрещалось даже выносить из кабинета, не стали бы заниматься… ахинеей.
Впрочем, завтра… нет, уже сегодня утром, он лично убедится в правоте или неправоте заваривших эту кашу ученых.
Генерал с некоторым неудовольствием (признаться, неожиданным) посмотрел на стоявшего неподалеку Байлакова.
У всех шишек дети, как дети — шалопаи и карьеристы с прокисшими мозгами, а этот нате вам — великий физик! Другим детишкам папаши покупают за кордоном дорогие игрушки — видаки, гарнитуры, «Мерседесы». Этому же родитель обеспечил игрушку супердорогую. Да что там говорить — даже какой-нибудь Рокфеллер не смог бы за все свои миллиарды дать сынку возможность развлекаться с такими штуками.
Да, вот чья судьба уж точно решится в это утро.
Если не заладится, то ему, генерал-лейтенанту Мезенцеву, не грозит ничего, кроме нового назначения. А вот профессора не возьмут даже физику в школе преподавать. Да и батьке его тоже будет кисло.
Антон Карлович еще раз взглянул вниз, в провал.
В геометрическом центре котловины, на привязных аэростатах покачивался ослепительно белый в лунных лучах неправильный шар, диаметром в пятьдесят метров. Хрупкое сооружение, собранное из фарфоровых лепестков длиной два метра каждый.
Эта сфера, проходящая по документам, как изделие «Одуванчик», должна будет сфокусировать электромагнитные, рентгеновские и прочие излучения, возникшие при взрыве. Пусть лишь на краткие доли секунды, пока ударная волна не разнесет керамику в пыль, но этих долей секунды должно хватить. Потом в дело вступит купол и стены провала, но первый импульс должна дать именно эта белоснежная громадина.
Пару раз в эти недели Мезенцева преследовал кошмарный сон — в момент, когда уже все готово, налетает внезапный ураган, смерч срывает «Одуванчик» с якорей, и изо всех сил бьет о скальное дно…
Главное — пусть изделие сработает как надо! Если только физики не напортачили — в дело вступят силы попроще и понадежнее всяких там квантовых скачков и слабых взаимодействий.
Три инженерных батальона, один военно-строительный отряд, специализирующийся на сооружении дорог в горных условиях, пять разведбатов, собранных от Дальнего Востока до ГСВГ. Один артиллерийский полк.
Сводная дивизия и пять мотострелковых полков.
Все это — лишь передовой отряд.
Исподволь готовятся к отправке десяток автобатов, что составят отдельную транспортную дивизию.
Еще в десятке дивизий сейчас проводились как бы учения. Люди были готовы погрузиться в эшелоны и грузовики и отправиться на юг. На маневры.
Если все пройдет, как запланировано… Срок готовности — плюс семь. То есть через семь дней начнется основная фаза операции.
За спиной коротко и зловеще провыла сирена — объявлялась часовая готовность…
Таджикская ССР, Гиссарский хребет, 198.. год. Полигон 113
…Сергей Байлаков нервно похлопал по кожаной офицерской планшетке, в которой лежали старые школьные тетради — его талисман на счастье.
Когда-то, два с лишним десятка лет назад, все началось с одной из них.
Вырезки из газет и журналов, фотоснимки и ксерокопии, заметки на многих языках, с датами и названиями местностей. Официальные бумаги с лаконичными печатями «ДСП». Он помнил все чуть ли не наизусть.
Именно эти тетрадки стали Вратами к его недалекому, хочется верить, триумфу.
И сидя сейчас в заглубленном в скалу на восемь местров бункере перед экранами наблюдения и окулярами перескопа, в компании коллег, он вспоминал всеь путь, приведший его сюда.
К цели — выношенной и сформулированной — пришлось идти кружным путем, не открывая никому, даже ближайшим сотрудникам своей лаборатории, подлинных задач работы.
Сначала, как водится, пришлось пробивать тему в верхах.
Конечно, любой бы поднял его на смех, предложи он искать способ пройти границу между мирами. Но зато слова о повышении мощности ядерных боеприпасов подействовали на всех прямо-таки магически.
Затем появилась новая тема внутри старой. Сугубо научная, строго вписывающаяся в существующую картину мира: «Субквантовые эффекты в физическом вакууме и пространственно-временном континууме при выделении энергий большой мощности в малом объеме».
Долгие расчеты. Замеры при ядерных испытаниях. Сверхсложные приборы, собранные институтскими слесарями и наладчиками буквально на коленке — ведь тех агрегатов, что были ему нужны, не было нигде в мире.
Первые осторожные намеки немногим из сотрудников.
Разосланные в солидные академические институты результаты поисков, как бы на рецензию, и положительные ответы.
А ведь еще приходилось отвлекаться на свои прямые обязанности — ибо работал он в такой сфере, никто будь даже ты сын большого начальника, не позволил бы даром просиживать штаны. Опять же — если за ним не будет числится никаких успехов — кто его послушает?
И успехи были, и мощность тех самых боеприпасов росла.
А всего-то и потребовалось слегка сдвинуть отражатели, да добавить пригоршню-другую недорогих изотопов — и эффект был что называется, выше всяких ожиданий!
Ох, как тряхнуло тогда полигон, когда вместо расчетных ста килотонн «изделие» выдало сто сорок! Эхо взрыва докатилось аж до столицы «потенциального противника» — потом куратор его темы показывал секретный доклад группы ядерного планирования, в котором с грустью констатировалось, что в области создания мощных компактных боеприпасов Америка отстала лет на десять. А то как удалось повысить выход энергии на реакторах АЭС чуть поиграв с режимами? И пусть умник Легасов что-то там бормотал насчет того, что при неправильной остановке повышается риск аварии — на АЭС ведь идиотов не держат!
Но просчитывая режимы или мотаясь по полигонам, Байлаков никогда не забывал о главном.
Ему везло — в поле его зрения попались два математика — Миша Дашичев и Константин Демьяненко — над их «топопространственной геометрией» и «многомерной алгеброй» почтенные профессора посмеивались, а вот он сразу понял — что это как раз то, что ему нужно.
А еще раньше случай свел его с Мезенцевым — тот после провала операции с вербовкой сразу двух западных послов, заснятых вдвоем в постели (патриотизм, против ожидания пересилил у педиков стыд) был послан надзирать за ловцами снежного человека, уфологами и прочими тарелкоманами.
Как ни странно матерый грубиян с деревенскими манерами проникся идеями Байлакова — а может просто своим трезвым крестьянским умом понял, что в случае успеха поднимется куда выше своих гонителей?
Так появилась карта со странными местами, на каждое из которых Байлаков завел подробное досье. Собранные легенды и байки аборигенов, тщательно просеянные и отобранные, рассказы самих — ха-уфологов и прочих служителей нетрадиционной науки, показания испуганных свидетелей неизвестно чего. Наконец — рапорта агентов и сотрудников «органов» за многие годы — Мезенцев постарался.
Затем — только затем — выезды сотрудников с приборами — тоже собранными так, что сами изобретатели и мастера не понимали четко — как они работают.
Он помнит до сих пор — ярче чем первые шаги или слова собственных сына и дочери (родившихся и выросших как-то незаметно для него) первые расшифрованные данные тех полузаконных экспедиций — наполнивших его душу трепетом восторга.
И новые размышления, новые мучительные попытки подогнать под всё это хоть какую-то теорию. Пришедшее неизвестно откуда слово «дромос» для обозначения проходов из мира в мир — пришедшее и оставшееся.
Затем — первые замеры с помощью его аппаратуры в районах испытаний.
Когда он показал расшифрованные данные шефу — подлинному научному динозавру, почтенному старцу, академику дюжины всемирно известных академий, тот сперва произнес, старчески кряхтя «Чушь какая-то!» А потом на полчаса буквально закопался в бумагах, лишь время от времени что-то бормоча себе под нос, и наконец, изрек «Вы знаете, Серёжа, я бы на вашем месте подробнее занялся этими эффектами. Это возможно тянет на Госпремию!»
— Это тянет на «нобелевку», старый перец!» — удовлетворенно изрек Байлаков про себя.
И наконец разговор с отцом, к которому он готовился два месяца.
А потом — тот самый доклад, к провалу которого он себя заранее готовил, но который был поддержан и утвержден. Старый маршал выручил, земля ему у кремлевской стены пухом.
И вот скоро все решится. Главные полигонные испытания по программе «Порог» завершатся ровно в 12.00 по местному времени. Уже через пять минут…
Только бы сработало! Может он зря отказался от мысли — произвести главный эксперимент где-нибудь в районе действующих зон контакта?
Хотя пожалуй всё-таки нет — только Богу известно — что будет если заряд рвануть в дромосе.
Ага, вот оно!
…Над каменным цирком медленно поднялся, ослепительно сияя на солнце, огромный купол. Наклеенная на крупноячеистую сеть алюминиевая фольга и станиоль, подвешенные к десятку аэростатов. Аэростатов, пролежавших где-то на складах с самой той войны. Тоже должно дать свой эффект — пусть и на ничтожную долю мига.
Пошел отчет.
Когда мертвенный голос произнес «Ноль», Байлаков привычно прикрыл глаза на шесть секунд.
Он знал, что именно шесть секунд происходит реакция. Ровно шесть секунд длилась вспышка. Беззвучно вспыхнул и растаял серебряный купол, и уже ничто не мешало свету. Слепящему, жгучему, яростному, и вместе с тем какому-то мертвому. Ровно шесть секунд длилась вспышка. А когда она погасла, реле замкнули контакты, и электроток вонзился в сотни детонаторов, разбросанных в толще почти тысяча тонн старых боеприпасов, замурованных в обступивших цирк штольнях и шурфах. Синхронизированные направленные взрывы раскололи казавшуюся монолитной скалу и обрушили еще исходящие жаром каменные глыбы вниз, на дно провала, хороня облученный камень…
Возникла пологая седловина, уходящая вниз, к каменному развалу.
И в еще конце, когда осела пыль, взгляд мог различить некое смутное мерцание.
Но стоило взглянуть на него через спецфильтр, то явственно различался обращенный вершиной вниз треугольник со скругленными углами.
— Поздравляю, товарищи… — вдруг севшим голосом произнес Байлаков.
Мезенцев недовольно зыркнул на историка. Вечно эти гражданские торопятся…
Москва, Старая Площадь. За год с небольшим до вышеописанного
Сергей Сергеевич Байлаков, доктор наук, профессор, заведующий отделением перспективных проблем физики филиала МИФИ, нервничал.
И было отчего: именно сейчас решалось дело его жизни. То, чему он посвятил три последних года и почти пятнадцать лет до этого.
Сейчас перед ним сидело три человека — довольно-таки немолодые и не слишком похожие на свои портреты, которые висят почти в каждом учреждении. Двое в строгих темных костюмах, один — в мундире с маршальскими звездами. Три члена высшего руководства страны, которые должны будут определить — дать добро на проект «Порог» или нет.
— Итак, всё дело в том, что время как элемент единого континуума не абсолютно, а относительно. В геометрии Лобачевского и Римана, в отличие от той, что изучают в школе, две параллельные прямые пересекаются, и через две точки можно провести сколько угодно прямых. По одной из гипотез, время имеет три координаты — протяженность, кривизну и плоскость иного времени. Именно при помощи этой координаты мы и рассчитываем осуществить задуманное. Как известно, в современной кристаллографии оперируют теорией одиннадцатимерной вселенной. В своих работах наша группа исходила из того, что…
Он старался говорить, как привык на ученых советах. Плавно, неторопливо, уверенно, твердо, а главное — непрерывно. Насыщать речь научными терминами, но в меру, чтобы у слушателей не возникло впечатления, что их водят за нос, или того хуже — издеваются.
— Скажите, — перебил его один из присутствующих. — Я вот хочу спросить… В смысле, как бы это сказать… Короче, если мы попадем в прошлое, это не изменит нашего с вами мира? Не случится ли чего нехорошего с нами, с нашим временем?
— Ничего подобного просто не может случиться, — поспешил успокоить его Байлаков. — В противном случае нарушился бы закон причинной связи, что невозможно. Просто возникнет еще один мир, похожий в мельчайших деталях на наше прошлое. А путешествие в свое прошлое — это плохая фантастика.
— Вот так просто — возникнет? — в голосе ответственного за науку слышалось явное недоверие.
— Так точно! — по-военному отрапортовал Сергей Сергеевич. — И это легко объяснить. В научном мире существуют две гипотезы. Первая — это гипотеза Эверетта, заключающаяся в квантовании континуума в ходе хронального развития…
(Вообще-то Байлаков мог бы рассказать, как именно он дошел до этого факта, если бы присутствующие хоть немного разбирались в квантовой физике).
— Иными словами, число вселенных конечно, но стремится к бесконечности…
— Позвольте, вы вот говорите, что перемещения в собственное прошлое невозможны? — спросил вдруг министр обороны.
— Именно так, ибо это противоречит закону причинности, — с готовностью кивнул ученый.
— Но, как тогда вы объясните эти… мм… события в нашем прошлом?
«Что называется, старое инженерное образование: не упустил!» — подумал Байлаков про себя.
— Тут есть два объяснения. Первое, которое я не разделяю, состоит в том, что есть некий нижний предел, когда трансхрональное воздействие не вызывает расщепления реальности, а все же как-то проявляется. И второй, полностью укладывающийся в мою гипотезу…
— И какой же?
— Видите ли, Дмитрий Федорович, это были… скажем так, не наши взрывы…
* * *
— И что это означает, по-вашему? — угрюмо набычился генерал-лейтенант.
На свежеотпечатанных снимках было такое же плоскогорье.
Такое же, да не то же самое.
Там, как и за их окнами, возвышалась цепочка Памирских отрогов, хотя кое-какие различия в силуэтах были видны даже невооруженным глазом. Но вот за ними в небо поднималась стена исполинского горного хребта, даже на этих не слишком хороших снимках поражавшего своей мощью и высотой.
Метрах в пятистах (специальная техника услужливо изобразила координатные линейки на полях фото) плато резко обрывалось уступом вниз.
И там возвышались стены и башни какого-то не очень большого, хотя и не маленького, городка.
— М-да, — тяжело вздохнул Вольницкий. — Похоже, тамошним аборигенам мы здорово напакостили. Сколько должно было уйти на ту сторону, вы говорили? Тридцать процентов продуктов реакции?
Он постучал пальцем по одной из фотографий, на которой был запечатлен городской квартал, явно подвергшийся ядерной бомбардировке.
— Стало быть, пробили дырку в наше прошлое? — желчно спросил генерал у Байлакова. — И где же, позвольте спросить, вы здесь такое видели? На Душанбе, вроде, не похоже. Даже на Самарканд с Бухарой не тянет.
— Может быть, это более давнее время, — неуверенно предположил, защищая физика, Вольницкий. — Скажем, эпоха Ахменидов, или даже еще раньше…
— Ага, Атлантиды с Лемурией! Но тогда скажите, товарищи ученые, вот те горы куда провалились? — едко осведомился Мезенцев, махнув рукой в сторону Гиссарского хребта. — Или, может, их мыши с тушканчиками изгрызли?!
(Не следует думать, что генерал КГБ был столь образованным в оккультных материях человеком — хотя и заведовал он одно время всякими науками нетрадиционной ориентации, но вообще-то был убежден, что Лемурия — это выдуманная американцами страна разумных лемуров).
Ученые переглянулись. Ответить генералу было нечего.
Да, это была явно не Средняя Азия прошлого века, куда, как планировалось программой «Порог», они должны были пробить межвременной канал.
И что это такое — понять было невозможно. Конечно, можно было затребовтаь сюда любого из четырех сотен историков предназнаечнных для второго этапа операции, отобранных Комитетом заранее. Там конечно в основном спецы по истории Росийской империи, но десятка два знактоков местных особенностей нашлось бы. По плану меньше чем через сутки они должны были быть доставлены на объект перехода.
Но чутье подсказывало контрразведчику, что историки тут мало помогут.
Фотоснимки зафиксировали такое, что, мягко говоря, не вписывалось в историю местной цивилизации.
Почти правильное кольцо стен, опоясывавшее поселение.
Караван-сараи (?!) и постоялые дворы (?!) у ворот.
Девять башен и отдаленно не напоминавших привычные мусульманские минареты. Три «предположительно храма» с колоннами и куполами.
Несколько явственно выделяющихся кварталов с домами, явно не похожими на глинобитные мазанки простолюдинов.
Двухэтажный дом в форме подковы — резиденция местной власти, а может — дворец правителя. Еще один похожий дворец, только раза в два меньше.
Город которого нет здесь, и горы, которых нет там.
И хоть Мезенцев не был великим знатоком физики, но в тонкостях операции «Порог» разбирался. Значило это скорее всего, то, что перед ними — другой мир. Не просто другой, но совсем другой. И что с этим делать было совершенно непонятно.
Оставалось ждать данных войсковой разведки.
Год Синего Ветра. Месяц Ранней Росы, четырнадцатый день
Гахна. Примерно две тысячи километров к северо-востоку от предыдущего места действия
Алтен проснулась оттого, что ей на лицо упал солнечный зайчик.
Вскочив, она оглядела свое жилище.
Старинный идрисский ковер на полу — настоящий, не дешевая подделка; поверх него — туго набитые атласные и бархатные подушки, с потолка свисали изящной работы золотые светильники. Обстановка может показаться роскошной и даже слишком — но зачем еще деньги, если не тратить их на красивые вещи, которые так украшают жизнь?
По комнате расставлены низкие столики с остатками легкой закуски и разноцветными досками для игры в х» хо — этой ночью у нее были друзья, и этой же ночью у нее состоялось неприятное объяснение.
Алтен встряхнула головой.
Пусть она чародейка из не самого сильного ковена, но, тем не менее, чародейка, причем не какой-нибудь — шестой ступени.
Если этот надутый придворный сопляк считает себя выше ее только потому, что у него тройное имя, а у нее лишь двойное, то пусть ему будет хуже! В конце концов, ее род не менее древен и почитаем. Да и вообще, как сказал пророк Сей: «Нет раба, не имевшего предком царя, и царя, не имевшего предком раба».
Она выглянула в окно, полюбовалась вздымающимися над башнями и крышами Гахны, синими отрогами Уйгола.
Потом, сбросив ночное покрывало, забралась в стоявшую в углу большую бронзовую лохань в форме большой раковины из южных морей.
Фыркая, начала обливаться холодной водой, прогоняя остатки сна.
Можно было позвать служанку, но за три года в чародейской школе Алтен привыкла обходиться без посторонней помощи.
Обтершись куском грубого полотна, она как была, нагая, уселась на ковер и стала есть.
Перекусив кистью винограда и двумя хлебцами, девушка принялась обдумывать свой сегодняшний день.
Важных дел вроде нет.
Завтра ей предстоит сложное гадание об успехе важной сделки — для почтенного Сиркэ, главы Купеческой гильдии города. И еще — молодая богатая вдова, хочет узнать — следует ли ей взять в мужья своего дальнего родича? Второе, конечно, проще, но в гадании на счастье и любовь вероятность ошибки велика, а репутация мага стоит дорого, и теряется легко.
Может, если бы вдова не обещала пятьдесят золотых, чаровница бы отказалась. Но ведь нужно же оплачивать столь любимую ею роскошь?
Но это завтра.
А что ей делать сегодня?
Может быть, отдохнуть перед предстоящим действом?
Или заняться тренировками — покидать, например, игральную кость, добиваясь выпадения нужного результата?
А то плюнуть на все и съездить в горы?
Прикрыла глаза, представив чистейшую прохладную воду озер и мягкую траву высокогорных лугов.
Нет, пожалуй, можно не успеть обернуться до завтра.
Поэтому придется заняться костями.
Алтен вытащила из ниши шкатулку, где хранила чародейские предметы — все, что собрала за три года после того как завершила обучение.
На ней не было запора, но тот, кто попытался бы ее открыть без разрешения хозяйки (пусть бы это был и куда более сильный маг), рисковал получить крупные неприятности.
Подняла крышку… да так и замерла.
Вокруг неприметного куска мутноватого кварца в простой деревянной оправе мерцало розоватое сияние — невидимое для непосвященных, но заметное даже для начинающего чародея.
Камень Судьбы давал ей знак.
Следующие несколько минут Алтен провела в напряженной активности.
Содержимое ящичка было небрежно вывалено прямо на пол, и девушка погрузила руки в россыпь флаконов и амулетов.
Несколько бутылочек с эликсирами были отложены в сторону, а две — тут же откупорены и выпиты (стены комнаты услышали произносимые сдавленным шёпотом неблагозвучные слова — зелья не отличались тонким вкусом). Оранжевым мелом она очертила круг, в центр которого положила Камень Судьбы — его аура виделась ей теперь густо-малиновой. Вокруг разложила несколько замысловатых вещиц, а потом сбрызнула талисман жидкостью еще из двух флаконов.
Несколько капель попало ей на руки, и Алтен зашипела от боли, но отвлекаться было некогда.
Когда все было готово, она мысленно воззвала к Могущественным и к духам предков, прося помочь правильно истолковать Весть.
Затем сосредоточилась на амулете, впиваясь взором в его глубину.
И чуть не вскрикнула от изумления — в багряном отблеске проскальзывали лиловые искры. Это значило, что Весть Судьбы касается не только ее, а и других.
О, да их целый рой! И быстрое мерцание — значит, ей предстоит узнать нечто очень важное. Что же это такое?
Видение пришло неожиданно и сильно — как это и бывало.
Что-то изо всех сил толкнуло ее в позвоночник, окружающий мир свернулся в точку, а потом глазам ее предстало зрелище — полуразвалившийся старинный город на фоне горного хребта. Потом она увидела его уже сверху, как будто глазами птицы, и убедилась, что на улицах этого вроде бы давно умершего города присутствует жизнь — множество людей в светло-зеленой одежде и какие-то странные повозки. Затем город резко ушел вниз, в глаза ударило выгоревшее небо — и перед глазами явилось лицо человека: в той самой странной одежде, невиданной ею раньше.
Все пропало — болезненным толчком Алтен вышвырнуло обратно в реальный мир. Камень стал прежним мертвым осколком кварца — Весть была передана.
Пошатываясь, девушка поднялась на ноги, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Пожалуй, с эликсирами она перемудрила. И неудивительно — такое было с ней третий раз в жизни.
Ну, как бы там ни было, сообщение получено, и нужно действовать.
Взяв со стола тоненькую флейту, она дважды дунула в нее.
Через полминуты на лестнице загремели шаги.
Тут Алтен вспомнила, что до сих пор нагая.
Одеваться уже не было времени, и девушка просто подхватила лежащую на ковре скатерть и небрежно прикрылась ею, прижав одной рукой к груди. Хотя она, как и всякий маг, была лишена ложной стыдливости, но ей было бы неприятно при мысли, что кто-то будет мысленно проделывать с ней всякие вещи, которые она по доброй воле с ним делать бы не стала.
Вошел, тяжело переваливаясь, муж ее домоправительницы.
— Вот что, Стокк, — распорядилась она, стоя, как ни в чем не бывало, напротив окна, освещенная восходящим светилом.
Судя по взгляду Стокка, скатерть оказалась весьма коротка.
— Сегодня же, в крайнем случае, завтра продай моих коней. Всех троих, кроме Паруса и Кошки. Потом пойдешь к колесничному мастеру и скажешь, что заказ я отменяю, а задаток он может оставить себе.
Собери еды на пять дней, и купи хорошие седла — купи самые хорошие какие найдешь.
Всем скажешь, что госпожа уехала по делам важным и срочным, и когда приедет — не известно.
За домом следи, деньги трать с умом. Если что не так — крепко взыщу по возвращении.
— Понял, — поклонился Стокк. А осмелюсь спросить — куда вы уезжаете?
Далеко. На плосокгорье Тара-Хуту. Есть там такое место — Тхан-Такх.
— Тхан-Такх? — удивился старик. — Не слышал. Что осмелюсь спросить привлекло в нем мою госпожу?
— Можно сказать, меня призывает судьба… Иди.
Оставшись одна, девушка отшвырнула скатерть, и принялась перебирать содержимое сундука с одеждой, размышляя.
Тхан-Такх. Один из покинутых в последнюю магическую войну городов…
Город, с которым связанно одно старое пророчество, что именно в нем будут жить демоны, кои захотят властвовать над миром? И другое — что от того добрые или злые демоны будут там жить, зависит судьба Аргуэрлайл. Любопытно, любопытно…
* * *
Три дня спустя
…- Ну что ж, — констатировал Мезенцев, осмотрев город. — По крайней мере, теперь отпала проблема, где будет стоять гарнизон. Ты, Капустин, назначаешься военным комендантом.
— Товарищ генерал! — взвился майор. — Да, какой из меня комендант?! Я же разведчик!
— Разговорчики в строю! — рявкнуло начальство. — Ладно, давайте, обустраивайтесь, готовьтесь принимать грузы, гостей. А я — на ту сторону. Мне еще объясняться с Москвой, рассказывать… про параллельный мир. Даже не знаю, как отреагирует Юрий Владимирович.
При упоминании имени грозного генсека люди, собравшиеся во «дворце» на военный совет, притихли. Товарищ Андропов не любил неожиданностей. Все должно делаться и идти в соответствии с линией партии.
— Кстати, — спохватился генерал-лейтенант, — этот ваш город надо как-то назвать.
— Давайте — Новая Москва, — предложил Капустин.
— Новая Москва? — нахмурился Антон Карлович. — Ты еще скажи — Новые Васюки.
Недавно генерал перечитал Ильфа и Петрова, и теперь при всяком удобном случае не упускал возможности щегольнуть эрудицией.
— А почему не Новый Краснодар?
— А причем тут Краснодар?
— Так я из Краснодара!
— А при чем тут ты? Можно подумать, ты его открыл!
— Может, Андропов?
Решил прогнуться перед начальством, Борисов? Не те времена!
— Предлагаю — Октябрьск, — веско припечатал генерал. — Просто и со вкусом.
— Так ведь до праздников вроде еще далеко… — заикнулся археолог.
— Зато сейчас ведь у нас там, — кивнул куда-то в сторону Антон Карлович, — октябрь месяц.
Октябрьск, так Октябрьск. Не лучше других названий, но и не хуже.
Проводив генерала, майор Капустин пошел осмотреть ветряк, который уже скоро будет готов дать ток.
Электрики разматывали провода, подвешивая их на вбитые в мазаные потрескавшиеся стены гвозди, вполголоса матеря неудобные стремянки и зло дергая запутавшиеся бухты.
— Поосторожней там, — бросил, проходя мимо, Капустин. — Отгорит конец — сами же будете потом чинить.
Державший лестницу лопоухий боец захихикал.
— Чего ржешь? — осведомился воюющий с непослушным щитком другой воин, стоявший на этой лестнице.
— Как это он сказал, ха-ха?! Отгорит конец!
— Балда, это не про то, что ты подумал. Это у электриков так говорят, когда при замыкании провод перегорает — отгорел конец.
— А у нас в Кинешме было дело — алкаш один залез в трансформаторную будку поссать. Ну и у него тоже отгорел конец, — и солдатик вновь захихикал. — С концами.
Майор улыбнулся грубой солдатской шутке. Пусть себе балагурят. Значит, психический климат во вверенном ему подразделении в норме.
Итак, с электричеством особых проблем не предвидится.
Но вот с вещами, вроде водопровода и канализации, он не знал, что и делать. Черт бы побрал этого генерала с новым назначением!
Предположим, для солдат можно выкопать сортиры, а умываться они будут из колодца. Но вряд ли это понравится офицерам, особенно старшим (одних полковников набралось уже с десяток). Да и гражданские специалисты и всякое штатское начальство… Оно, как показывал его опыт, куда скандальнее военного…
Кстати, а куда местные жители свое дерьмо девали? Может, тут осталась какая-нибудь древняя канализация? Майор обвел взглядом ветхие дувалы.
Да нет, вряд ли тут имело место что-то такое — махровое средневековье с восточным уклоном.
— Товарищ майор, разрешите обратиться?
Перед ним стоял невысокий худощавый офицер с одной сиротливой звездочкой на погонах.
Младший лейтенант Артем Серегин, командир взвода строителей геодезистов, отличник боевой и политической, и к тому же выпускник строительного техникума. В общем, ценный кадр в их непростых условиях.
— Обращайтесь, — позволил комендант.
Несколько секунд «младшой» молчал, и на лице его скользнуло даже выражение легкой растерянности (впрочем, нет, наверняка, это показалось Капустину, не тот это парень).
— Товарищ майор, — наконец начал он. — Я вот подумал: это же вроде как крепость была? Ну вот, а я где-то читал, что в крепостях всегда были подземные ходы…
— И что? — с легким раздражением бросил Капустин. — Ну, допустим, были, нам что с того?
— Так ведь… — быстро ответил лейтенант. — Ведь о нем может знать и… Ну, тот, кому не надо. Пролезет еще за стены…
Комендант задумался. А ведь «пиджак» не так уж и не прав. Черт его знает, что тут за местное население и что от него можно ожидать? Конечно, это похоже на паранойю, но… Лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть.
— Ладно, — принял решение. — Возьмешь двух или трех солдат и поищите.
Он несказанно удивился, когда менее чем через час Серёгин прибегал докладывать о находке.
— Молодец, Серегин, — похлопал его по плечу комендант, рассматривая лаз, обнаруженный в подвале одного из неприметных на первый взгляд сооружений. — Ну, у тебя и нюх. Что ты в стройбате делаешь? Ты ж разведчик от Бога!
— Вызови ребят из комендантского взвода, — велел майор Серегину. — Пусть пройдут эту кишку насквозь, выяснят, куда она идет. Поставим пост у входа. Мало ли… Пригодится, одним словом…
Вернувшись в палатку, Серегин завалился на кровать и глубоко задумался. Было ему как-то муторно, несмотря даже на успех и командирскую благодарность.
Ну ладно, про тайные ходы он действительно читал и догадаться, что такой может быть и в этой крепости, не бог весть что.
Но вот почему он решил, что нужно осмотреть в первую очередь именно этот неприметный флигелек у стены? Словно кто-то толкнул под руку…
Совпадение? Удача?
Не бывает таких удач. Ну что хотите делайте — не бывает!
* * *
…Их уже лет пять как не делали. Наверное, это был один из последних.
Может быть, он возил грузы и пассажиров где-нибудь в Арктике или на Дальнем Востоке. Может — стоял в консервации где-нибудь в воинской части. Может — еще что-то. Быть ему скоро списанным, но вот возникла нужда в простой и надежной технике, и трудяга Ли-2 оказался переправлен в другой мир. Простой и надежный, неприхотливый, способный в случае чего и сесть на неподготовленный аэродром, и взлететь с него — именно то, что нужно в этом мире. И к тому же с радиусом действия почти втрое выше чем у аналогов.
Была у старичка Ли-2 еще одна полезная черта — бортмеханик мог отремонтировать его, севшего на вынужденную — если конечно поломка не убойная. А попробуй — почини даже Ил- 18, или Ми-24?
Генерал еще раз осмотрел Ли-2, одиноко стоявший на краю обширного пустыря — аэродрома Особой группы войск.
Полосу расчистили наскоро, чуть ли не лопатами — но этому воздушному коньку-горбунку хватит.
Экипаж, как понял Сентярьский, подобрался под стать воздушному кораблю. Немолодые лысоватые мужики с глубокими складками на лице, вечным прищуром привыкших глядеть вдаль глаз, и дублеными всеми ветрами лицами. Судя по возрасту, тоже скоро подлежащие списанию.
Сейчас последний из них поднялся по трапу, за ним захлопнулась небольшая, как-то несолидно выглядящая дверь.
Солдатики оттащили трап, убрали из под колес тормозные «башмаки»… Качнувшись, начали раскручиваться пропеллеры.
От чуть покосившегося шеста махнул флажком диспетчер, и машина, фыркая начала разбег.
Сейчас им предстоит пройти почти тысячу километров, описав круг с центром в Октябрьске, отсняв по пути все что покажется интересным, и вернуться. Завтра или послезавтра будет второй полёт — на больший радиус. Потом они полетят на поиск городов, о которых говорили гости. Потом… Потом будет видно.
Так или иначе, но наверху видать, отошли от изумления, и спешно переиграв планы, начали осуществлять новую программу действий.
Но вот чем она закончится? Будет ли толк?
