Книга: Рабыня Гора
Назад: Глава 15. СО МНОЙ ГОВОРИТ МОЯ ХОЗЯЙКА
Дальше: Глава 17. НА ПРИВЯЗИ

Глава 16. ПЛАВАНИЕ

Дико вскрикнув в темноте, я отдернула лодыжку от сети. Ноги схвачены цепями — ближе, чем на шесть дюймов, не подтянешь. Я лежу на спине на дощатых нарах, сжимаю обритую голову ладонями. На руках — оковы. От запястий к охватывающему голову тяжелому кольцу тянутся цепи. Руки дотягиваются только до шеи. Но чтобы зажать уши, этого достаточно. Я вскрикнула и заметалась. Кажется, на щиколотке рана. Кровоточит, наверно: по ноге потекло, доски влажные. Правой ногой я попыталась зажать рану, остановить кровотечение. За решеткой сверкнули глаза — медно-красные глаза косматого корабельного урта. Значит, случайно подвинула левую ногу к краю клетки.
— Выпустите меня! — закричала я. — Выпустите меня!
Иногда уртам удается пробраться сквозь сеть или протиснуться в клетку под вертикальной крышкой — таких у клетки две, с каждой стороны. И тогда закованная в цепи девушка оказывается в их власти.
— Молчи! — послышалось из соседней клетки. Ее обитательницу мне не видно, девушек в остальных клетках — тоже.
— Пожалуйста, хозяин! — надрывалась я. — Выпусти меня! Выпусти, хозяин!
— Молчи! — прикрикнула соседка.
Стараясь не стонать, я извивалась на дощатом настиле. И наконец не выдержала.
— Пожалуйста, хозяин! Отправь меня в клетку на палубе!
Иногда на битком набитых рабских судах небольшие клетки принайтовывают на палубе. Наше суденышко маленькое, по центру палубы выставлены рядами всего двадцать таких клеток — по пять в длину, по две одна на другой. На ночь или в ненастье их прикрывают парусиной — защищают металлические прутья от соли и влаги. Если запертые в клетках девушки не провинились и не заслужили наказания, днем парусину снимают. Польза от этого двойная: во-первых, матросы могут вволю разглядывать прелестных узниц, во-вторых, ко времени прибытия в порт девушки успевают хорошо загореть. Кстати сказать, с любой из девушек, не отмеченной знаком девственности, «белым шелком», матросы могут забавляться сколько угодно. На этот раз на борту «белого шелка» не было. Все мы — «красный шелк». Ничего необычного. Рабыню-девственницу встретишь не часто. После первой продажи девственность, как правило, удается уберечь не дольше ана. Чаще всего матросы развлекаются именно с девушками из стоящих на палубе клеток. При дневном свете все их прелести выставлены напоказ. Цепей на них не надевают. Они могут принимать всевозможные соблазнительные позы, завлекать матросов, протягивать сквозь решетку руки, пытаясь коснуться проходящего мимо мужчины. Да и добраться до них проще простого. Всего-то и нужно — откинуть дверцу клетки и выволочь узницу на палубу или швырнуть на парусину. «Посади меня в клетку на палубе, хозяин!» — просила я капитана во время погрузки. Взглянув на меня сверху вниз, он бросил: «Приковать ее на цепь внизу!» И меня уволокли от его ног. Я снова вскрикнула.
— Молчи! — раздался сердитый голос из другой клетки.
Я забилась на нарах. Не давали покоя корабельные вши. И ногтями до них не добраться — мешают цепи. Что за мука! Истошно крича, я извивалась на досках.
— Молчи! — снова рявкнула моя соседка. — В это время кричать не разрешается!
— А мне какое дело! — взвыла я.
И вдруг — шум. Я испуганно замерла.
Крышка люка откинулась. В трюм по лестнице спускался мужчина.
В падающем из дверного проема тусклом свете вдруг стали видны заплесневелые нары и их прелестные беспомощные обитательницы.
Мужчина огляделся.
— Вот она! Это она кричала! — Моя соседка кивками указывала на меня.
— Нет! — завопила я. — Это не я!
— Она! — не умолкала девушка.
— Да, она! — раздались другие голоса. Встал позади, на пандусе.
— Меня укусили! — Пытаясь встретиться с ним глазами, я извивалась на досках. — Пощади, хозяин! Меня укусили!
— В это время кричать не разрешается, — отчеканил он.
— Да, хозяин! Прости, хозяин!
В трюме — восемь помостов, на каждом — по шесть нар. Между помостами — узкие проходы. Со стенами трюма помосты не соприкасаются, вдоль стен и по правому, и по левому борту тоже оставлены проходы. На каждых нарах — по пять девушек. Стало быть, в трюме нас двести сорок. На помостах закреплены хитроумные сооружения из клеток и сетей. Нары, на которых лежат девушки, сложены из неплотно пригнанных досок, так что сеть беспрепятственно проходит от крыши шестых нар к основанию нижних. На каждом уровне сеть прибита планками к полу нар. Получается, что пленницы отделены одна от другой. У каждой — своя сетчатая клетка. Так что добычей пробравшегося в клетку урта станет только одна несчастная, а не пятеро. Крыша шестых — верхних — нар и основание нижних обшиты жестью, чтобы не прогрызли урты. Отсек, в котором заперта рабыня, со всех сторон защищен тяжелой прочной сетью. В ногах и в головах отсека — небольшие дверцы. Засунуть девушку в клетку и вынуть из нее можно с любого конца. Обычно ее протискивают через дверцу в изголовье; один работорговец, стоя у края клетки, прикручивает к решетке ее ноги, другой — руки, и дверцы закрывают. Девушка оказывается в крошечной прямоугольной клетке, под ней — дощатые нары, сверху — настил верхних нар, с четырех сторон отсек обтягивает сеть. Поверх нар шестого яруса — потолок. Помост покрывает крыша. Рабынь приковывают цепями, чтобы не порвали сетку, — в клетку может пробраться урт, покусать ее обитательницу, и тогда — прощай, прибыль. Или, забившись в истерике, обезумев от зуда, вызванного укусами бесчисленных корабельных вшей, девушка может расцарапаться до крови — тогда цена ее тоже упадет. Нары нижнего яруса дюймов на восемнадцатьприподняты над полом — под ними можно проползти. Обшитые жестью планки пола нижнего яруса покрыты сетью — чтобы сквозь щели не проникли урты. Проем между полом трюма и нарами открывают только днем. В общем, каждой рабыне отводится отдельная клетушка дюймов двадцать пять шириной, около восемнадцати высотой и примерно шесть футов пять дюймов длиной. Здесь она накрепко прикована цепями. Я — на нарах шестого яруса, четвертая по счету.
В изголовье лязгнула отодвигаемая дверца. Зачем он ее открыл?
— Хозяин? — выдавила я.
Отпустил дверцу, она скользнула на петлях, легла на задвижки. Не защелкнул.
— Хозяин? — снова тревожно пискнула я. Отошел. Стоит на пандусе.
— Хозяин! — завопила я в ужасе. — Я буду молчать! Ни звука не пророню! — Пытаясь взглянуть на него, я отчаянно вывернула голову — Пожалуйста, хозяин! Прошу тебя! Я буду молчать, хозяин!
Едва прикрытая дверца покоится на задвижках! В любой момент между ней и стенкой просунется острая, поросшая шерстью морда урта! Проскользнет украдкой — мгновенно, и оглянуться не успеешь, — и придется мне, беспомощной, в цепях, делить с ним клетку!
— Хозяин! — надрывалась я. — Хозяин, прошу тебя! Я буду молчать! Буду молчать!
Помедлил. Похоже, повернулся, снова идет ко мне.
— Я буду молчать, хозяин! — зашептала я. — Буду молчать, хозяин! Пожалуйста, хозяин!
Защелкнул дверцу и ушел. Люк захлопнулся. Снова тьма. В борта корабля бьют волны. Прошло несколько минут. Слышно было, как между сетчатыми перегородками на дощатом настиле завозился урт — тот же самый или другой? Проклятые вши! Я стиснула зубы. Только бы не закричать! Насколько могла, я подтянула к себе скованные цепями руки и ноги. Ни звука!

 

Дверцу клетки за моей головой откинули и подцепили на крюк. Я повернула голову.
— Хозяин…
Но больше ни слова произнести не удалось: между зубами ткнули острый наконечник бурдюка. Надо пить.
Но вот бурдюк убрали. Снова я попыталась заговорить.
— Хозяин!
Но теперь грубая рука сунула мне в рот горбушку хлеба из са-тарны, пропихнула поглубже.
Затем он перешел к следующей клетке и к следующей — таким же образом кормил и поил их обитательниц.
Но ничего, еще вернется, даст еще воды, ложку соли и кусочек горького тоспита. Кусок за куском, стараясь не подавиться, глотала я набитые в рот хлебные корки.
И вот он снова стоит у меня в головах. Взглянуть на человека, чьей волей я прикована цепями в клетке, мне не удавалось почти никогда.
Снова в рот ткнулся наконечник бурдюка. Глотнув воды, я торопливо прошептала:
— Пожалуйста, хозяин, можно рабыне говорить?
— Да, — ответил он.
— Выпусти меня из этой клетки! — взмолилась я. — Отправь на палубу. Что угодно буду делать!
— Ты рабыня, — отрезал он. — В любом случае будешь делать что угодно.
— Да, хозяин, — простонала я. Что правда, то правда. Мне ли с ним торговаться? Все, что может дать рабыня, хозяин получит от нее, стоит проронить лишь словечко, бросить лишь взгляд.
— Открой рот!
— Выбери меня следующей на забаву матросам! — попросила я.
— Нет, меня! — вступила моя соседка.
— Я — рабыня для любовных утех.
— Я тоже, хозяин, — не отставала соседка слева.
Губ коснулась ложка. Я открыла рот. Соль.
— Каждую из вас, — сказал он, — по очереди выведут на палубу на пол-ана.
— Спасибо, хозяин!
Он сунул мне в рот кусочек тоспита. Дверца захлопнулась. Я впилась зубами в тоспит. Горький, но сочный. С каким наслаждением впитывала я каждую каплю! Смаковала, растягивала подольше. Вот уже и кормежка закончена, и люк закрылся, снова трюм погрузился во тьму, а я все высасывала по капельке горький сок.

 

Откинув голову, я упивалась свежестью ветра и лучами солнца. Как живителен воздух Тассы, как невероятно ярки небеса!
Этим утром, привязав за лодыжки, меня выпустили из клетки, дали ведро и тряпку и отправили мыть пол под помостами. Четыре раза накатывала рвота, я теряла сознание, но каждый раз за веревку меня вытягивали из-под помоста, приводили в чувство и заставляли снова взяться за работу. Дважды отведала я плетки. Потом вместе с еще четырьмя девушками мы ведрами вычерпывали скопившуюся под съемной деревянной решеткой трюмную воду.
А уж потом нам позволили подняться на палубу, вытряхнуть мусор и вылить воду. После этого мы вымылись, как могли, морской водой и щетками. Чистоту на палубе поддерживают девушки из палубных клеток. Им разрешается даже мыть голову. Тем же, кто внизу, милосердия ради головы обривают. Сбривают и все волосы на теле — чтобы не заводились корабельные вши. Итак, мы вымылись, после чего нас связали и позволили немного размяться. А остальное отведенное нам время — почти пол-ана — мы провели на цепи, стоя на коленях, с руками за спиной.
На побережье, в Шенди, меня привез на тарне Теллиус, вассал леди Элайзы из Ара. Порт этот пользуется дурной славой. Здесь нашли себе пристанище известные своей жестокостью черные работорговцы из Шенди — на счету у их лиги немало ограблений морских судов. Но это еще и свободный порт. Управляют им черные торговцы. Здешняя отличная гавань и рынки на северном и восточном островах привлекают толпы торгового люда. Кое-кто считает, что торговцев Шенди и лигу черных работорговцев связывает соглашение, однако немногие из тех, кто отважились говорить об этом вслух, остались живы. В доказательство — если только это можно рассматривать как доказательство — существования такого соглашения приводят то, что черные работорговцы не нападают на суда, идущие в Шенди или к нему. Обычно они орудуют севернее, а в Шенди возвращаются как в родной порт. Корабль, на котором оказалась я, — грузовое судно «Облака Телнуса» — приписан к Косу, но, согласно судовым документам, может беспрепятственно проходить по водам Шенди. Длина судна примерно сто двадцать футов, ширина по центру корпуса около двадцати. Судно двухмачтовое, со стоячим такелажем. Есть и весла, но ими в основном пользуются при входе в бухту и на выходе в открытое море. В отличие от длинных (боевых) кораблей круглые (торговые) суда ходят, как правило, под парусами. «Облака Телнуса» — судно среднего класса. Нижний трюм вместил бы, пожалуй, несколько тонн груза. По-моему, красивый корабль (если, конечно, не брать в расчет его жуткий трюм). Особенно хорош под парусами. Как и у большинства кораблей на Горе, паруса латинские, треугольные. Порт нашего назначения — Телнус, столица острова Кос, одного из двух крупнейших на Горе приморских убаратов. Лежит Кос к северу от Тироса и к западу от Порт-Кара, расположенного в заливе Тамбер — продолжении дельты Воска. На Косе четыре крупных города: Телнус, Селнар, Темос и Джед. Самый большой — Телнус, в нем самая лучшая гавань. Правит на Косе убар Луриус из Джеда. Второй из крупнейших приморских убаратов Гора — Тирос, столица его — Касра. Еще один крупный город — Тентиум. Во главе Тироса стоит убар Ченбар. Родом он из Касры. В народе, я слышала, его называют Морским Слином. Несколько лет назад Тирос и Кос, объединив свои флотилии, вступили в войну с Порт-Каром, но потерпели поражение в грандиозном морском сражении. Но Порт-Кару все же не хватило военной мощи, чтобы закрепить победу. Так по сей день Тирос и Кос находятся в состоянии войны с Порт-Каром.
Палуба подо мной белая, гладкая. Выдраена до блеска. Стоя на коленях, волоча сковывающие щиколотки кандалы, ее регулярно моют и скребут рабыни из палубных клеток.
Я взглянула вдаль. Какое ясное небо! Хорошо на палубе! — Ну и уродина ты, трюмная! — бросила мне сидящая в тесной клетушке девушка.
Я обернулась. Золотисто-каштановые волосы; как и все девушки на «Облаках Телнуса», обнаженная. На рабских судах носить одежду невольницам не разрешается. Сидит, подтянув к подбородку колени. В такой крошечной клетке не вытянешься.
Я не дала себе труда отвечать. Обрили бы ей голову — тоже не была бы такой уж красавицей! Вот бы встать над ней надсмотрщицей с плеткой в руках, когда она драит палубу! Сразу поубавилось бы наглости.
С вершины второй мачты, той, что повыше, раздался крик впередсмотрящего. Парус увидел. Сообщает, с какой стороны. Мне с палубы не видно. По левому борту помчались матросы, полезли на мачты. Капитан торопливо отдавал команды.
Взявшись за расположенные у кормы направляющие весла, двое матросов спешно разворачивали судно вправо.
Другие, бросившись к бортам, вставляли в уключины боковые весла.
Еще один принялся считать, задавая ритм гребцам. По палубе сновали люди — хватались за веревки, привязывали незакрепленный палубный груз, тащили оружие, песок, воду, задраивали люки.
«Что стряслось?» — сгорая от любопытства, беспомощно гадала я. В этой всеобщей суматохе от меня никакого толку.
Конечно, воды Тассы бороздит множество кораблей. Встречаются и пиратские. Между Косом и Аром, я слышала, идет война: все никак не урегулируют проблемы, связанные с пиратством на Воске. Но Ар выхода к морю не имеет, хотя его речные суда патрулируют Воск. Может, встречный корабль из Порт-Кара? Или из какого-то северного порта? А может, даже из Торвальдсленда.
Кандалов мне не снять. На лодыжках, запястьях и животе — цепи, скручены так, что с колен не подняться. Как быть? Захватят пираты наше судно — мы, рабыни, тоже попадем к ним в лапы, станем прелестным трофеем, беспомощные, нагие — славная добыча для победителей. Надеюсь, им захочется позабавиться с нами. А если нет — полетим за борт. Поневоле захочешь быть желанной!
— Рабынь в трюм! — приказал кто-то из главных.
Схватив за руки, нас пятерых поволокли по палубе. Люк в рабский трюм открыт. О ужас! Моих сестер-невольниц как попало швыряют вниз! «Нет!» — закричала я. Но вот швырнули в люк и меня, и, скованная цепями, ударяясь о ступени, я кувырком полетела к подножию лестницы. Все бока отбила! «Не надо!» — донеслось сверху. Вслед за мной в трюм приказали спускаться рабыням из палубных клеток. «Ну и запах!» — скривилась одна из них и тут же кубарем полетела в распахнутый люк. Теперь внизу вместе с нами еще двадцать девушек с палубы. Тяжелый люк захлопнулся. В темноте завизжали рабыни. Лязгнула задвижка, защелкнулись два мощных замка.
Назад: Глава 15. СО МНОЙ ГОВОРИТ МОЯ ХОЗЯЙКА
Дальше: Глава 17. НА ПРИВЯЗИ