Ярослав держался в стороне от всех. Он хмуро осматривал свору прихлебателей, собравшихся на поминки Папы и на чествование нового предводителя семьи: «Король умер, да здравствует король». Поздравить Семена Костарева с восхождением на вершину пирамиды слетелась тьма народу. Здесь были крупные бизнесмены и банкиры, прикормленные депутаты, боязливо жавшиеся по углам, опасаясь, что затесавшийся на прием журналист сумеет заснять их физиономии скрытой камерой, представители шоу-бизнеса и звезды крупной политики, даже Карим, сын Ивана Хасановича Боголюбова, оказался в числе гостей. После демонстрации силы у Карима Ивановича не было иного выхода, как искать благосклонности Костарева. Гибель Ивана Боголюбова не так сказалась на благосостоянии семьи, как смерть профессора Крида — главный бухгалтер оказался самой важной фигурой в схеме. После того как его не стало, цепочка замкнулась. Семья перестала функционировать. Чтобы машина снова заработала, требовалось единовременное капитальное денежное вливание, но на это семья Боголюбовых оказалась неспособна. Нужна была поддержка, а ее не было. Все, кто когда-то находился в стане Боголюбовых, отвернулись от семьи и встали под флаги Костарева. Он сумел доказать, кто сильнее в городе. Кариму не оставалось ничего другого, как пойти на поклон к Семену. Боголюбова-младшего уже окрестили Вассалом. И никто не звал его по-иному. Только Вассалом. Ибо Боголюбов поклялся в вечной преданности делу Папы и семье Папы.

Сегодня был день Семена Костарева. Он радушно обходил гостей, улыбался и прихлебывал из бокала вино. Ярослав совсем не пил. Он помнил о нелетной погоде и о том, что ему еще предстоит возвращаться домой. Оставаться после смерти Пруткова в особняке его не прельщало. В том, что Пруткову помогли забраться в петлю, сомнений не было.

Первым делом после прибытия Ярослав в сопровождении Сергея заглянул в комнату Пруткова, где и было обнаружено тело. Яровцев выставил из комнаты всех, кроме Зубарева. Вдвоем они учинили тщательный обыск, который привел их к единственному выводу: в комнате перед повешением состоялась короткая схватка. Следы, после того как тело перестало трепыхаться, оказались затерты, но кое-что всё-таки осталось. Так, под кроватью Ивана Яровцев нашел лучевой «Паркер» с дарственной гравировкой. С этой ручкой Прутков не расставался. Она была дорога ему как память. Ее подарил отец на окончание школы. Вскоре после этого отец Пруткова умер. Другое обстоятельство, которое прямо-таки вопило об убийстве, Зубарев нашел в шкафу. Аккуратно свернутая штора, края которой оказались порваны.

— Когда Пруткова душили, он, видно, за штору схватился, она и оборвалась, — предположил Сергей.

— Теперь ты видишь, что творится в этом доме? — спросил его Яровцев.

Зубарев кивнул.

— Нам пора убираться отсюда. В этом доме начался передел влияния.

— Но ведь Семен нам друг? — попытался возразить Сергей.

— О какой дружбе ты говоришь?! Он слил Пруткова потому, что тот имел постоянный контакт со мной. О чем это говорит?

Зубарев задумался.

— Когда заканчивается твое дежурство?

— Завтра в полдень.

— Отпросись в город по делам. Обратно не возвращайся. У меня будет для тебя работа, так что о деньгах можешь не беспокоиться, — обнадежил Ярослав.

— Глупо это как-то, — пожаловался Сергей.

— Мы для Семена конкуренты, у старой гвардии пользовались большим доверием. Вот он и избавился сначала от гвардии, а теперь и наш черед.

— Ты думаешь, он нас уберет?

— Не знаю, — честно признался Ярослав. — Я теперь о Семене ничего сказать не могу. Он для меня черная книга с замком, а ключа нет.

Яровцев внимательно наблюдал за гостями, продолжая отмечать каждую деталь и анализировать поведение приглашенных. Чисто профессиональная привычка, от которой не так-то просто избавиться. Поэтому он и не заметил, как к нему подошел Семен Костарев. Приблизился сзади с двумя бокалами вина и громко откашлялся. Ярослав даже виду не подал, что появление Костарева было для него неожиданным.

— Чего ты не пьешь, друг мой? — спросил Костарев, протягивая Ярославу бокал. — У нас же сегодня праздник как-никак. Папа, конечно, был дельным мужиком, и его жаль, но всему свое время, а теперь власть в наших руках, и уж мы-то ее не выпустим. Не правда ли?

— Точно, — согласился Яровцев. — Только мне еще в город возвращаться.

— Я думал, ты останешься здесь. Почему в город? Что-то ты зачастил в город. Какие-то проблемы? Ты только скажи, мы теперь любые проблемы в миг ликвидируем. Давай, давай!

Костарев насильно впихнул в руку Ярослава бокал:

— Пригуби, а то обидишь.

Ярослав послушался. Сделал два глотка и поставил бокал на поднос проходящему мимо официанту.

— Ты заметил, как Боголюбовы облажались? Стоило им хвост прижать да пощипать маленько, как они сразу на задних лапках, да к нашему столу за подачкой. Я никогда не понимал: почему Папа с ними церемонился?

Яровцев невольно оглянулся на Карима Боголюбова. Он стоял в компании оживленных людей, изрядно набравшихся, но вид у него был невеселый. Трудно пребывать в чудесном расположении духа на банкете у врага, празднующего над тобой победу в день, когда впору пребывать в трауре по отцу.

— Семен, ты уж меня извини, я поеду. Делов накопилось выше горла. Даже не знаю, как всё это разгрести. А еще на работу скоро выходить.

Ярослав состроил жалостливое выражение лица и уставился на Семена. Костарев ухмыльнулся и впился в него глазами. Несколько секунд длилась дуэль взглядов. Яровцев чувствовал, как его исследуют, как разглядывают каждое движение и дрожание ресниц, и во взгляде друга не было ни грамма дружелюбия. Так хищник изучает на расстоянии жертву.

— Конечно, Ярик, о чем может быть разговор. Ты прилетел, уважил меня, и на том спасибо! — Семен хлопнул Ярослава по плечу. — Я распорядился, чтобы твой флаер помыли и дозаправили. Чистого тебе неба. Прощай!

Костарев покинул Яровцева и направился к гостям.

Ярослав не стал искать Зубарева, посчитав, что Сергей простит ему уход по-английски, и направился на парковку.

Снегопад усилился. Густая патока снега струилась с черного, затянутого тучами неба. Ярослав нахлобучил на голову зонт в виде ермолки и включил защитный экран. Снег расступился, только одинокие крупинки косой шрапнелью залетали под экран.

Яровцев добежал до флаера и запрыгнул в салон. Отключив экран, он сбросил его на соседнее сиденье, набрал код доступа к запуску двигателя, подтвердил его и включил разогрев движка. Несколько секунд Ярослав сидел неподвижно, наблюдая за ярко освещенным домом. Его не оставляло чувство, что он делает грубую ошибку, что улетает с вечеринки. Что-то должно произойти. Яровцев собрался было уже заглушить двигатель и отправиться на поиски Зубарева. Душа неспокойно дрожала от мысли, что Сергей остался в стане врага один. Но Ярослав подумал, что один вечер погоды не сделает. Костарев не станет убирать Зубарева в день своего торжества.

Ярослав взялся за штурвал и поднял флаер в воздух. Он сразу почувствовал, что машина плохо слушается управления, но не придал этому значения. Попрощавшись на волне с диспетчерами воздуха, Яровцев набрал высоту, увеличил скорость и нацелился на город. Из-за снежной стены не было видно ни зги. Яровцев включил экран сканера и вывел его на лобовое стекло. Изображение со сканера наложилось на снежную пургу. Яровцев тяжело вздохнул, сбавил скорость и стал осторожно продвигаться вперед, стараясь не заблудиться в снежной круговерти.

Он снова почувствовал, что с флаером что-то не так, когда пересек черту города. Ярослав попытался снизиться, сбросив пару сотен метров, и дернул штурвал на себя, когда с ужасом обнаружил, что на него с угрожающей скоростью несется черный, в грязной снежной каше асфальт. Флаер резко ушел носом вверх. Ярослав с трудом удержал управление в руках и попытался перебросить флаер на автомат, но автоматика отказалась включаться, обнаружив сбитые настройки руля высоты. Яровцев судорожно сглотнул накопившуюся во рту слюну и обнаружил, что руки мелко дрожат, выплясывая на штурвале зажигательный танец.

Руль высоты не мог оказаться сбит в результате технической поломки: если он не работает или показывает не те параметры, значит, это кому-то оказалось нужно. А в гибели Яровцева заинтересован только Костарев. Вот, значит, откуда такое радушие! А Семен еще и попрощался с ним, как будто отправлял камикадзе на достойный вылет.

Ярослав стиснул зубы и попытался снизиться. Он осторожно отодвигал от себя штурвал, наблюдая за показаниями приборов и напряженно вглядываясь в экран. Посадить флаер с поврежденным рулем высоты без поддержки с земли казалось практически невозможным. Яровцев не знал случаев, когда флаеры падали по причине неисправности руля. Если так и было, то компании, которые занимались производством флаеров, и в частности рулей высоты, постарались бы скрыть сей факт от потребителей. Кто будет покупать флаер у компании, которая хоронит клиентов в результате собственных ошибок.

И тут Яровцева осенило. Если он сейчас разобьется, причиной назовут вовсе не руль управления. Следствие придет к выводу, что он производил пилотирование флаера в состоянии алкогольного опьянения. Анализ крови покажет наличие алкоголя. Недаром Костарев настаивал на бокале вина.

— Вот сука! Врешь, не получишь меня! Сволочь! — заорал Яровцев.

Сканер показывал, что он находится в двух минутах лета от дома. Яровцев вслепую сбросил скорость и в последнюю минуту увернулся от смертельного поцелуя со спутниковой антенной. Царапнув крышу днищем, он поднял машину вверх и тут же резко бросил вниз, стараясь уменьшить скорость, добившись мгновенной остановки. Салон наполнил жуткий скрежет. Штурвал в руках Яровцева забился в истерике, но он не выпускал его. Снежная каша мешала рассмотреть место посадки, поэтому он и увидел чужой флаер, мирно стоящий на приколе, в последний момент, когда до столкновения оставались считаные секунды. Ярослав бросил штурвал, рванул дверцу на себя и вывалился в снежное марево.

В следующую секунду его флаер врезался в чужую машину и взорвался. Ярослав упал лицом в снег, уклоняясь от расплавленных осколков металла, разлетевшихся словно шрапнель в разные стороны. Тело налилось болью, как яблоко соком.

Ярослав медленно поднялся с бетона, выругался, стряхивая с себя снег, и вытащил трубку. Он набрал номер Зубарева, но Сергей не отвечал. Тогда Яровцев позвонил отцу Святославу на номер, который оставил ему тот при аудиенции.

— Я приду к тебе сегодня, — сказал ему Ярослав и разорвал связь.