9
До Гуняшкина доехали довольно быстро — часа за три. И за всю дорогу Леху только один раз остановил гаишник.
— А чего это твоя помойка так свистит? — спросил он.
— Так это турбина, — просто ответил Окуркин, не моргнув глазом. Автоинспектор обошёл «запорожец» вокруг, однако проверять турбину не стал. Так отпустил.
— А правда, Леха, чего у тебя там свистело? — поинтересовался Тютюнин, когда они уже въезжали в Гуняшкино.
— Да свисток он в трубу запихал, — пояснила Елена. — Взрослый человек, а туда же.
Прокравшись по заросшим лебедой обочинам, «запорожец» остановился напротив скособоченной избы, стены которой поросли мхом, а кирпичная труба, казалось, вот-вот должна была завалиться.
— Ты на дом не гляди, — предупредил Окуркин, выбираясь из машины. — Дом я новый отстрою. Ты смотри, сколько здесь земли — поместье, е-моё.
— И речка близко, — добавила Лена, с кряхтеньем пролезая через узковатую дверь. — Давайте выгружать продукты и лопаты, и сразу приступайте к делу, а то, если вас, алкоголиков, сразу работать не заставить, потом толку мало будет.
— Аче делать-то надо? — спросил Серёга, вдыхая полной грудью чистый воздух.
— Сначала погреб разберём. Там у прабабки каких-то солянок понаставлено. А потом лебеду в огороде палками посшибаем — и все, отработали, — сообщил Леха.
— Зачем лебеду-то сшибать? Может, её косить надо?
— Не надо косить. Просто мне нужно масштаб будущих работ определить.
— Каких ещё работ?
— Ну, картошку мы с Ленкой решили посадить.
— В июне?
— А почему нет? Но если не успеем, то в зиму закопаем.
— А в зиму разве закапывают? — усомнился Тютюнин.
— Конечно закапывают, — уверенно заявил Леха. — Слово «озимые» слышал? Осенью сажают, а по весне выкапывают — все просто. Ну, пошли в погреб.
— Сначала костерок мне разожгите, работяги. А то как же я вам обед приготовлю? — напомнила Лена, стоя над узелками со снедью.
Глядя на неё, Сергей подумал, что работу по сшиба-нию лебеды стоило бы поручить ей, поскольку по телосложению супруга Лехи походила на начинающего боксёра-тяжеловеса.
— Ладно, сама разожжёшь, не маленькая, — отмахнулся Окуркин. — И вообще, давай лучше печку в доме растопим.
— Нет уж, лучше я здесь. Ну его, этот дом — меня там жуть пробирает.
«Жуть пробирает», — мысленно повторил Тютюнин и ещё раз взглянул на скособоченную избушку. Теперь он понял, что чувствовал с самого утра или даже со вчерашнего вечера. Пусть не так явно, как сейчас, но это были те же ощущения.
Его пробирала жуть.
