68

Понять, куда идти, чтобы попасть на шоу, не составляло особого труда, поскольку половина выходившей из метро публики устремлялась к подземному переходу, чтобы форсировать забитый машинами проспект.

Уже в парке перед Речным вокзалом вовсю торговали горячими пирожками и кусочками завонявшей колбасы, чтобы, как выразился один из продавцов, «поддержать маэстро».

Дальше продавались воздушные шарики и флажки с многозначительным призывом «Стань как верблюд!», а уже на площадке у причалов размещались палатки, торговавшие верблюжьими одеялами.

— Неплохо развернулись, — заметил Окуркин, который сразу купил себе флажок, повинуясь массовому порыву.

— Неплохо, — согласился Сергей. — Если бы знать, что Палыча в народном хозяйстве применять можно, мы бы его тоже приспособили.

— Так, может, того? Переманим обратно?

— Переманим? — Сергей невесело усмехнулся. — Ты посмотри, ряды стульев поставили, билетные кассы организовали, торговые точки, сцена. Думаешь, это Палыч сам себе сделал? Нет, Леха, тут уже такие деньги крутятся, что нам с тобой за них ухи отвернут в одну секунду.

Чтобы поспеть к очередному сеансу, Сергею и Лехе пришлось поторопиться и отстоять небольшую очередь в кассу. За билет брали по десять рублей с носа, однако это не казалось дорогим удовольствием, учитывая, что на специальных площадках располагались бригады телевизионщиков из разных стран.

Возле небольшой лесенки, которая вела на сцену и за кулисы, стояли двое ребят с бритыми затылками. Они контролировали проход за сцену газетчиков, которые собирались, чтобы взять интервью у модного артиста.

— Давай к Палычу пробьёмся, — неожиданно предложил. Окуркин.

— Зачем?

— А просто так. Мы же ему не чужие люди.

— Там охрана — нас не пустят.

— Так я же говорю, люди мы ему не чужие. Скажем, родственники, из деревни приехали.

— Ну давай, — пожал плечами Сергей. Он был уверен, что ничего не выйдет и тогда можно будет вернуться на свои места.

Окуркин взял инициативу на себя и, смело подойдя к охранникам, сказал:

— Мужики, дозвольте к Палычу пройти повидаться. Мы родственники его, из деревни приехали всего на один день.

Охранники переглянулись, безмолвно решая, кому идти. Затем оба выразительно посмотрели на Окуркина, надеясь, что он передумает, но Леха был не таков.

— Парни, дядька рад будет видеть нас. А в другой раз мы уже не приедем. В деревне ведь как — сенокос, жатва, путина. То да се. Потом ещё выпас и опорос… Анамнясь…

— Чего? — спросил один из бритых.

— Я говорю анамнясь, эвона, — повторил Окуркин, исчерпав весь свой запас деревенских слов.

— Ладно, — сказал один из охранников. — Сейчас пойду спрошу. Как фамилии ваши?

— Тютюнин и Окуркин.

Пока он ходил, Леха и Сергей глазели по сторонам, удивляясь, как все хорошо организовано. Рассевшейся на стульях публике разносили чипсы и мороженое, а невдалеке для порядка дежурила милицейская машина. И ещё «скорая помощь», в основном для одиноких дам, которых подводили эмоции.

Нахмуренные газетчики насторожённо посматривали на двух выскочек, предполагая в них законспирированных коллег.

Наконец появился охранник.

— Можете проходить, родственники. Господин Палыч примет вас.

— Большое спасибо! — поблагодарил Леха и полез на лесенку. В очереди газетчиков неожиданно забилась журналистка. Она стала кричать, что призовёт всех к ответу и вообще стоит здесь с восьми утра.

— Задрябни, худая, — негромко приказал самый мордастый охранник, и журналистка сразу прекратила истерику. А потом и совсем задрябла.