54
Громовые раскаты сотрясли воздух, и сотни больших и маленьких разноцветных сфер, излучая свет, понеслись над землёй. Перемешиваясь непонятным образом, они свивались в три отдельных потока, каждый из которых устремлялся к своей цели.
Врезаясь в обшарпанные панели хрущевок, шары взрывались с громкими хлопками и валили обветшалые здания, дробя их стены на мелкие кусочки и вздымая целые облака пыли и едкого дыма.
Поражённая таким неожиданным и необыкновенным по красоте зрелищем, Живолупова подавила в себе естественное желание смыться и продолжала съёмку, понимая, что присутствует при величайшем событии.
«Теперь буду жить во Флориде! — подумала она. — Уж теперь-то я по службе продвинусь!»
Между тем дома-калеки обрушились в несколько мгновений, а огненные шары продолжали извергаться из непонятной штуковины, которую все ещё держал в руках Сергей Тютюнин. За грохотом взрывов нельзя было разобрать, что он кричал, однако это было и не важно. Окуркин бегал вокруг товарища и что-то ему советовал, однако и сам едва не падал на землю при каждом взрыве. Живолупова смотрела на все это с весёлым злорадством.
Наконец Тютюнин попятился и, споткнувшись, упал на спину. Огненные шары полетели в тёмное небо, и это зрелище стало бы ещё более великолепным, если бы шары не начали падать обратно.
Один из них, самый зелёный и яркий, стал планировать прямо на Гадючиху, и та поняла, что время наблюдений прошло. Сделав два длинных прыжка, она упала на землю, и в этот момент позади неё лопнул зелёный шар. Волна колючего жара пронеслась над землёй и слегка подпалила Живолупову.
— Ай нид хелп! — заверещала она в портативный передатчик, который добивал аж до Вашингтона. — Ай нид хелп, комрады!
В ответ кто-то издевательски засмеялся, и Живолуповой стало страшно от мысли, что она пропадёт в безвестности.
Вокруг продолжали лопаться синие, красные и фиолетовые шары, сжигая траву и сверчков-мутантов, а Гадючиха все сильнее вжималась в землю и повторяла:
— Ай си файербал! Биг файербал! Ферштейн?!
Это ужасное шароизвержение длилось всего пару минут, но пенсионерке Живолуповой они показались вечностью. Как только прибор Тютюнина иссяк, шпионка вскочила с опалённой земли и понеслась что было духу, даже не вполне понимая, в какую бежит сторону.
Вдалеке уже надрывались пожарные сирены, а в небе стрекотал вертолёт мэра города, когда оглушённые экспериментаторы, пошатываясь, затрусили в сторону своих домов.
— Дурак ты, Леха! Ой дурак! — всхлипывая повторял Тютюнин.
— Почему-же я дурак? — вяло огрызался Окуркин, размазывая по лицу слезы и сажу.
— А зачем ты вообще эту хреновину сделал, а?
— А зачем ты её с собой тащишь?
— Я? — Сергей на секунду остановился и посмотрел на «лобзик». — Мы должны его закопать. Спрятать там, где его никто не найдёт.
— Давай сматываться отсюда, смотри, сколько их понаехало! — крикнул Леха, показывая рукой на цепочки разноцветных огоньков и мигалок. — Там теперь не прорваться.
— Тогда давай просто пойдём, как будто мы гуляем.
— Ага, — согласился Леха, и они двинулись по тропинке навстречу кавалькаде из пожарных и милицейских машин.
При появлении двух «гуляющих» суетившиеся возле машин люди примолкли, потрясение взирая на посланцев иных миров.
От длинного «скотовоза» с надписью «TV» рванулись двое с телекамерами, однако им навстречу бросился военный, прибывший на сереньком фургоне «гражданской обороны».
— Нельзя! — закричала он. — Они могут быть радиоактивными!
— Что происходит, Леха? — опешил Сергей. Поднятые на треногах прожектора били им прямо в лицо, а яростные вспышки фотоаппаратов больно слепили.
— Убрать лишний свет! Они боятся! — прокричал кто-то в громкоговоритель.
— Убрать лишний свет!
Часть прожекторов погасла. Журналистов и зевак стали оттеснять солдаты Внутренних войск, а затем послышалось кряканье спецавтомобилей.
Несколько лакированных лимузинов протиснулись между пожарных машин, и из них в спешном порядке стали высаживаться какие-то люди.
— Попались мы, Серёга, — прошептал Окуркин. — Но ты не переживай — я все на себя возьму. Это я придумал «лобзик» сделать.
— Ладно, не спеши. Может, обойдётся…
— Да не обойдётся, — захныкал Окуркин, увидев шедшую им навстречу процессию людей в дорогих костюмах, которых сопровождали какие-то девушки в кокошниках и трусиках-стрейч.
Делегация подошла ближе и остановилась в нескольких шагах от Тютюнина и Окуркина.
— Добро пожаловать в наш город! — произнёс самый солидный из чиновников и отвесил глубокий поклон. — Хлеб да соль — не побрезгуйте…
Он посторонился и пропустил вперёд девицу, выдернутую впопыхах из какого-то ночного клуба.
На руках у неё было банное полотенце, на котором лежал каравай.
— Добро пожаловать, гостюшки дорогие, на нашу голубую планету, — пробасила девица прокуренным голосом.
— Серёг, они нас за этих принимают… за зелёных человечков… — заметил Окуркин, однако каравай попробовал. Тютюнин тоже не отказался. Невесть откуда взявшийся духовой оркестр грянул «Прощание славянки».
Фотографы снова защёлкали наперегонки, прямо через головы солдат оцепления.
— Товарищи, мы не прилетели — мы местные! — крикнул Сергей.
— А где же те, которые прилетели? — спросил чиновник.
— Где-то там, среди руин, — соврал Тютюнин.
— Среди руин? — Чиновник махнул рукой, марш оборвался. Чиновник сурово посмотрел на Сергея с Лехой. — А чего же вы тогда наш каравай понадкусывали?
— Вы его нам сами в нос тыкали, — заметил Сергей, а Леха предложил:
— А вы его поверните, чтобы надкусанного видно не было.
— Придётся так и сделать, — вздохнул чиновник и показал рукой, чтобы повернули каравай. — Так где они, говорите?
— В руинах.
— Понятно. Внимание! — прокричал чиновник, обращаясь к сопровождавшим его мужчинам в пиджаках и девушкам в кокошниках. — За мной! В руины!
Посторонившись и пропустив живописную группу, Тютюнин с Окуркиным поспешили затеряться среди этого неожиданного карнавала, на который собрались уже сотни человек.
Здесь спешно сколачивались трибуны, поднимались знамёна, и политические активисты старались перекричать друг друга.
— Долой антинародный режим! — кричал один. — Трудящиеся Марса прибыли на нашу планету, чтобы немедленно с нами консолидироваться! С нами все здоровые силы страны, и в том числе шахтёры! — Выкрикнув последнюю фразу, оратор указал на Серёгу и Леху, лица которых были покрыты толстым слоем сажи и пыли.
Друзья поспешили ретироваться, но натолкнулись на группу журналистов, обступивших ещё одного оратора.
— Вы только посмотрите! — с воодушевлением говорил он. — К нам прилетели марсиане. Казалось бы, какая связь между этим событием и новой инициативой нашей партии «Груша»? И тем не менее она есть…
Тютюнин с Окуркиным осторожно обошли эту кучку, протиснулись дальше и застряли возле трибуны, на которой красовался лозунг: "Вся власть — детям юристов!"
— Как вы думаете, зачем они прилетели к нам, эти марсиане?! А?! Что они нам, денег привезли? Может быть, водки или закуски? Нет! Это прилетели подонки! Однозначно! Такие же подонки, как и коммунисты, как демократы!
В конце концов друзья все же прорвались к своему двору и остановились возле тютюнинского подъезда, чтобы перевести дух.
— Кажется, пронесло, Серёг.
— Да, на этот раз пронесло.
— Чего дома скажем — как одежду пожгли? Нам же одно говорить нужно.
— Давай скажем, что газовый баллон взорвался на пустыре, — предложил Тютюнин.
— Да ты что, только жён перепугаем.
— А мы скажем, что он далеко взорвался…
— Ну разве что так, — пожал плечами Окуркин. — Ладно, до завтра.
— До завтра. Стой! Окуркин остановился:
— Чего ещё?
Сергей подошёл ближе и тихо прошептал:
— С Артуром надо чего-то делать, а то вдруг хозяин передумает.
— А чего тут делать? Схватим в мешок и отвезём Сайду. Ещё немного алюминиевых банок ему отсыплем, и он решит проблему.
— Ладно.
На том они и расстались. Сергей направился к двери, но что-то заставило его посмотреть налево — на окно первого этажа. Вместо рамы там зияла пустота, а под чёрным проёмом стоял знакомый жилец этой самой квартиры, по имени Пётр.
— Ты чего это, на ночь глядя рамы, что ли, менять собрался? — спросил Сергей.
— Да уже менял, — невесело отозвался Пётр и выругался. — Это тётка жены, Ферапонтовна, полезла в форточку и застряла. И ни туда ни сюда. Мы спасателей вызвали, они сказали — раму ломать надо. А рама-то немецкая. Я за неё месячную зарплату отдал.
— И чего сделали?
— Чего-чего… Вытащили тётку вместе с рамой и повезли на фирму. Там все разберут аккуратно и тётку вытащат.
— Так чего же она полезла в форточку, Ферапонтовна-то?
— А я знаю? — Пётр пожал плечами и с остервенением сплюнул. — У неё в руках ещё и чашка с чаем была.
— Наверно, чего-то старушке пригрезилось, — предположил Сергей.
— Наверно. А ты чего такой закопчённый весь?
— Я? А это на пустыре баллон с газом взорвался.
— Ух ты! — поразился Пётр. — Так тебя же зашибить могло!
— Да не, он далеко взорвался.
