48
Тютюнин и Окуркин расстались возле Серегиного подъезда. Леха, прихрамывая, пошёл к своему, а его друг постоял во дворе ещё немного, чувствуя, как сильно он соскучился по своему обыкновенному панельному дому, по старушкам-сплетницам на лавочках и даже по помойке, сооружённой прямо посреди двора.
На одном из мусорных баков сидел кот Артур. Тютюнин вспомнил о своих обязанностях и, подобрав с обочины ком земли, швырнул в Артура.
В самого кота он не попал, поскольку был в плохой форме, однако ошмётками Артура все же накрыло, и тот унёсся куда-то кометой, после чего у Сергея на душе стало немного легче.
Находясь в состоянии приятной апатии, он поднялся на лифте на седьмой этаж и собственным ключом открыл дверь квартиры.
В нос ему пахнуло множеством аппетитных запахов, однако, посмотрев на пол, Тютюнин снова увидел туфли с широкими каблуками.
«Ну и ладно», — смирился Сергей и вошёл в комнату.
— А, привет, Серёж! — улыбнулась ему жена. — Ой, а ты чего такой зелёный?
— Яблоков наелся и слив. С Лехой…
— Да где ж вы их в июне месяце нашли?
— Свинья грязь всегда найдёт, — резюмировала тёща, выходя из кухни с пустыми котомками. Она только что сгрузила свои подарки и считала себя вправе поучить зятя жизни.
Однако Тютюнину было все равно. Он так долго отсутствовал и столько пережил, что был рад даже Олимпиаде Петровне.
Не дождавшись обычной реакции Сергея, тёща сделала паузу и начала новое наступление.
— Так и тянут в рот всякую гадость, как дети малые.
— Да ладно тебе, мама, ты же видишь, что человек устал — он Лешке помогал «запорожец» ремонтировать. Да, Серёж?
— Да, Люба, — согласно кивнул Тютюнин и опустился в кресло напротив телевизора. Там показывали какую-то ерунду, однако это был символ цивилизации, и по телевизору Сергей соскучился не меньше, чем по жене и двору с помойкой.
— Вот, у Лешки-то хоть «запорожец» есть. Хоть что-то человек с завода вынес, а твой мужик, Люба, никогда ничего толкового и не принёс.
— Почему не принёс? А вон самовар на столе — тебе даже понравился. Это Серёжка недавно притащил. Ведь не подарили же ему — небось украл, как все люди.
— Люди… — Тёща покачала головой. — Люди если тащат, так штук пять за раз, а то и весь десяток домой волокут, а этот чистюля — один самовар принёс. Где остальные, господин зять?
В ответ Тютюнин только улыбался. Он был дома. Его брюхо понемногу отпускало, и жена даже не заметила, что они с Лешкой дёрнули по маленькой. Толку от такой пьянки было немного, но сам факт безнаказанности Серёгу радовал.
Видя, что зятя не задевает практически ничего, Олимпиада Петровна уже и не знала, что ещё предпринять.
— А! Вспомнила! — воскликнула она, и её глаза загорелись торжеством. — Дружок-то ваш, дорогой зять, тот, что на меня, слабую женщину, покушение скалкой устроил, вот ведь как опустился!
— Это кто же? — очнулся Тютюнин.
— Па-а-алы-ыч, — с удовольствием пропела Олимпиада.
— Так он не отсюда. Он, наверно, давно улетел к себе.
— Улетел? Слышали мы это: он улетел, но обещал вернуться. Так вот он теперь на Речном вокзале за кило тухлой колбасы в верблюжий хрен превращается! Тьфу, глаза б мои не видели! Вот в такую штуку! — Олимпиада Петровна развела руки, как заправский рыбак, похваляющийся своими трофеями.
— Да неужто такие бывают, мама? — поразилась Люба и отложила своё многострадальное вязанье.
— Да уж бывают, дочка, в приличных семьях все бывает. Это тебе в жизни не слишком подфартило.
— Постойте-постойте. — Сергей поднялся с кресла и подошёл к тёще. — Это точно он, Олимпиада Петровна, вы не спутали?
— Не беспокойся, не спутала. Я специально в зоопарк ходила, к клетке верблюда, и сравнивала — один в один.
— Да я не про верблюда. Я про Палыча — неужели это он?
— Конечно он. Я пять раз на Речной вокзал ездила, проверяла, не забрала ли мерзавца милиция. Так нет, на том же месте находится, а народу вокруг все больше. Разве такая нам милиция нужна, я вас спрашиваю? Такая? Завтра опять поеду, а мне ведь не ближний свет с другого конца города. К тому же, говорят, завтра телевидение приедет, так я хочу в кадр попасть — мне интересно, чтобы на всю страну показали.
— На фоне верблюжьего хрена… — задумчиво произнёс Тютюнин.
— М-м-м… — Олимпиада Петровна покачала головой. — Бессовестный. Другой бы тёщу на руках носил, мамой называл за то, что я вам полсклада перетаскала, а этот…
— Да ладно тебе, мам, — вмешалась Люба, пытаясь вернуть на спицы соскочившую петлю. — Тебе ж все равно некому таскать, а так ты хоть при деле.