20
Сергей Тютюнин ушёл с работы пораньше и, возвращаясь домой, думал одну мысль, которая его занимала.
Впервые за довольно долгое время они с Окуркиным решили не пропивать все деньги, добытые удачной охотой на банки, а вложить их в собственное дело. Разговор на эту тему у них состоялся ещё до событий в деревне Гуняшкино, и теперь, полностью избавившись от пережитых страхов, Сергей Тютюнин снова думал о серьёзных вещах.
Инициатором этой блестящей идеи был Леха. Как человек, близкий к тяжёлой индустрии, он хорошо представлял себе металлургическое предприятие, и потому именно он разработал первый бизнес-план.
— Пора нам менять масштаб нашего дела, — сказал он, когда они на автобусе возвращались из пункта сдачи цветных металлов.
— Это как? — спросил Сергей.
— Нужно самим банки принимать.
— И что мы с ними будем делать?
— Переплавлять в тарные чушки.
— О, — только и сумел выговорить Тютюнин. — А чего делать с чушками?
— А тут уже что хочешь, то и делай. Можно на международный рынок выйти.
— Слушай, а где мы все это будем плавить? Нужны же какие-то домны или там конверторы?
— Пока обойдёмся печкой у меня в гараже, а со временем будут у нас и домны. Главное — подмять под себя весь рынок алюминиевых банок, в масштабах города.
— В масштабах города — это, конечно, много, — согласился Тютюнин и, глядя в окно автобуса, стал невольно представлять себе на месте гаражей корпуса нового завода по переплавке пивных банок. — Слушай, а может, нам сразу готовый завод подыскать, а то, если мы здесь все застроим, где ты «запорожец» будешь ставить? Да и соседи сожрут — скажут, дымит ваш завод.
— Ну, — Леха поднял вверх указательный палец, — я гляжу, и ты кой-чего кумекать начинаешь. Думаю, прихватим мы алюминиевый завод в Братске. А потом и Норильский никелевый.
— А на что нам никелевый?
— Да чтобы в Сибирь по сто раз не мотаться. Не ближний конец — не набегаешься туда.
— Это конечно. Тут я с тобой согласен. Вот только у этих заводов хозяева есть. Они ведь денег больших попросят.
— С хозяевами разговор короткий… — сказал Леха. — Хозяев валить будем.
— А не валить нельзя?
— Можно не валить, но тогда мочить придётся. Но, ты не бойся, это мы не сами будем делать.
— А кто?
— Найдутся люди. Найдутся.
Вспоминая этот разговор, Тютюнин пытался припомнить, есть ли у него знакомства, через которые можно наладить продажу за границу тарных чушек. Выходило, что нет таких.
Можно было, конечно, обратиться к Олимпиаде Петровне. У той всегда водились всякие жулики, однако тёщу Сергей решил оставить на крайний случай — если уж они с Лехой сами не выйдут на международный рынок.
Так, за размышлениями, он свернул с тротуара и пошёл напрямик — через небольшой, стихийно образовавшийся скверик. Когда-то здесь собирались строить канализационно-насосную станцию, однако что-то не сложилось, и на месте котлована выросли деревья.
— Сергей Тютюнин… Тютюнин Сергей…
Голос был знакомым и незнакомым одновременно. Что-то шевельнулось в памяти Сергея, он насторожённо повернулся.
Очень милая девушка в коротком платьице поднялась с вросшей в землю бетонной плиты и направилась прямо к Тютюнину. Она улыбалась и поигрывала изящным дамским кастетом, заставив Сергея усомниться в её добрых намерениях.
Остановившись в двух шагах, девушка судорожно сглотнула и жалобно проблеяла:
— Моя колбаски хочет. Твоя обещал колбаски…
Весь мир Серёги Тютюнина в одно мгновение перевернулся с ног на голову. Тот ужасный деревенский кошмар, который он уже благополучно списал в сновидения, снова оказался рядом.
— Когда ты приехал? — хрипло спросил Тютюнин.
— Скора, — ответила девушка, и в её глазах промелькнула хитрость толстого китайца.
Все это видела пенсионерка Живолупова, она же Гадючиха, которая на всякий случай сидела в кроне высокого дерева с большим флотским биноклем в руках.
«Я знала! Я знала!» — внутренне возликовала Живолупова и стала быстро спускаться вниз. Ей предстояло совершить бросок до своей квартиры, чтобы скорее позвонить на работу жене Тютюнина, Гадючиха давно ждала подходящего случая, и вот наконец это произошло. Вне всякого сомнения, Тютюнин-муж собирался привести любовницу домой, а потому Живолуповой представлялась возможность насладиться последующим спектаклем.
— Мы на-а-аш, мы новый мир постро-о-оим… — тихо напевала Гадючиха, проворно перебирая руками. В какой-то момент она от удовольствия потеряла равновесие и полетела вниз.
Приземление было жёстким, но Живолупова сдержала стон и стала шарить по траве, нащупывая бинокль. Однако он был ещё в полёте и вскоре догнал свою владелицу, больно ударив её по голове.
«Как в старые добрые времена», — подумала Гадючиха, выползая на тротуар. Нога болела, голову саднило, однако мужественная старуха заковыляла к дому, чтобы довести задуманное до конца.
С трудом добравшись до телефона, она достала пожелтевшие бланки для допросов, где по привычке хранила все сведения о соседях, и нашла номер отдела кадров завода, где трудилась гражданка Тютюнина.
— Але, отдел кадров? Тютюнину Любу к телефону — срочно! Кто звонит? Сами догадайтесь! Вот так-то. Жду…
Примерно через полминуты в трубке послышался взволнованный голос Тютюниной:
— Ой, кто это?!
— Это бабушка Живолупова, Любочка, — елейным голосом заговорила Гадючиха. — Я ить чего звоню, доченька, благоверный-то твой где сейчас?
— На работе… — ответила Люба, и в её голосе слышалось нарастающее беспокойство. — А что с ним? Он жив?
— Да жив, доченька, жив, чего с ним, с кобелём, случится. Я ведь чего звоню, Любочка, спутался твой Серёжа с какой-то малолеткой.
— С какой малолеткой?!
— Ну лет примерно… семнадцати, — начала обрисовывать Гадючиха, на её лице появилась счастливая улыбка. — Красивая, конечно, девчоночка. Ноги длинные, носик пуговкой, платьице коро-о-отенькое, губки…
— Где они?! — словно раненая медведица проревела в трубку Люба.
— Дык, я так полагаю, скоро на квартиру придут. Не будут же они на улице это самое делать, когда квартира свободная…
Было слышно, как на рычаг телефона брякнулась трубка, а значит, все шло по плану.
Довольная Гадючиха заглянула в холодильник, выудила оттуда банан и, хромая, направилась к выходу, напевая и дирижируя себе бананом:
— Мы мир-ны-е лю-ди, но наш бро-не-поезд стоит на запас-ном пути, трам-тадам… Стоит! Ещё как стоит!
Спустившись на лифте, Живолупова вышла из подъезда и, осмотревшись, укрылась за стендом с наглядной агитацией.
Долго ждать ей не пришлось — скоро, скрипнув тормозами, возле дома остановилось такси, и оттуда выскочила Люба. У неё горело лицо, и она жаждала мести.
— Ну?! — спросила Люба у Гадючихи, когда та выглянула из-за стенда.
— Ещё не проходили, но скоро явятся. Ты пока иди, голубушка, домой в засаду. Приготовься, чтобы все было как положено…
— Ага, — кивнула Люба. — В засаду.
