125
В приподнятом настроении Сергей Тютюнин возвращался с работы домой. Он знал, что сегодня им с Лехой предстоит отвезти наплющенные накануне банки. Радовал не только дополнительный приработок, но и сам факт, что теперь они с Окуркиным самостоятельные предприниматели.
В трамвае, на котором ехал Сергей, люди попались тихие и смирные. А когда Тютюнин шёл от остановки домой, ему улыбались все девушки.
Правда, позже подошёл какой-то старичок и сказал Сергею, чтобы «затворил окошко», и Тютюнин понял, что у него не застёгнута ширинка.
Впрочем, это был пустяк. Однажды его знакомый с бодуна пришёл-на работу, надев трусы поверх брюк, и ничего, даже милиция не остановила, хотя человек ехал через весь город.
Во дворе, в районе помойки, царило некоторое оживление. Дроссель дрался с котом Семой. Поскольку конфликт был застарелый и всем известный, на каждый бой собиралось известное количество публики. Ставки не заключались, но у каждого из бойцов был свой фан-клуб.
Тютюнин тоже подошёл посмотреть на битву, тайно симпатизируя Дросселю.
Схватка с чемпионом Марком Дистроером кое-чему Дросселя научила, теперь он противопоставлял грубой силе Семы не просто тупое желание нажраться из помойного бака, но и настоящее спортивное мастерство.
Кожаный пиджак защищал бока Дросселя от острых когтей Семы, и это повышало его выносливость.
Пару раз пёс крепко приложил кота-гиганта, но в конечном итоге все же ретировался, однако у Сергея сложилось впечатление, что Дроссель отступил, что называется, на заранее подготовленные позиции и решающая битва с Семой ещё впереди.
Дома Тютюнина ждал традиционный неприятный сюрприз в виде собственной тёщи.
Она снова притащила корзину еды, и это было хорошо, однако решила задержаться, чтобы попить чайку, и это было плохо.
— Люб, явился твой! — известила Олимпиада Петровна, как будто Люба сама не видела.
— Привет, Серёжа! — Супруга помахала рукой, не поднимаясь из-за уставленного пирогами стола.
— Привет, — отозвался Серёга и тут заметил на ногах у тёщи странную обувь.
— Что это, Олимпиада Петровна, у вас на ногах обуто? Никак белые тапочки?
— Как же, белые тапочки! — хмыкнула тёща, хлебая чай с блюдца. — Не дождёшься.
— Какой же ты тёмный, Серёжа. Это пуанты. В них все балерины вытанцовывают.
— Ну, допустим, это балерины. А Олимпиада Петровна тоже лебедей танцевать собралась?
— Почему сразу лебедей? — Люба пожала плечами и положила в рот целую плюшку. — Мы худеть решили… Вот и я тоже…
С этими словами Люба приподняла ногу, на которой Сергей тоже увидел тапки на завязочках.
— Только пол смотрите не проломите, а то потом ремонт дорого обойдётся, — съехидничал Тютюнин.
— Да уж с тебя какие деньги, — в тон ему ответила Олимпиада Петровна. — Вон дурачок-то твой как пристроился. Небось валюту получает.
С этими словами тёща подвинула на край стола газету с обведённой карандашом статьёй.
Тютюнин, заинтересовавшись, подошёл посмотреть.
«Художественная инсталляция верблюжьего хрена в Гамбурге», — гласило название статьи, а ниже жирным шрифтом было добавлено: «Европа рукоплещет российским умельцам». И улыбающаяся физиономия Палыча на фотографии.
Рядом красивые машины и женщины с букетами цветов.
Палыч был в полном порядке.
«Ну и ладно, — подумал Серёга. — Мы здесь на алюминии тоже поднимемся. Ещё посмотрим, что лучше».
