Глава 27
ОБРЯД
Тасай простился с сестрой еще два дня назад. Отцу пришлось отдать ее, иначе смерть всем родичам. Жреческие псы увели Альмину ближе к ночи.
Отец будто постарел на десяток зим. Мать что-то шептала бедняжке об избранности, о благосклонности Ас. Но Тасай уже давно не верил во все эта россказни. Каждый год жрецы требовали больше и больше.
Еще мальчишкой он любил слушать на ночь сказки старого Аймыра. Дайхуд знал очень много легенд. Он мог днями напролет рассказывать о Сумеречном море и страшной рыбе тимах. О желтом древе катой, что держит своими ветвями небо, и о Ледяном охотнике, который уводит стариков в снежную пустыню.
Аймыр знал много легенд и охотно делился своими знаниями. Тасай с улыбкой вспоминал морщинистое лицо старика, словно вырезанное из коры темного дуба, его узловатые пальцы и твердый, как кость морского тигра, посох.
Зимой, когда ночи в два раза длиннее дня, когда степь превращается в белое покрывало, когда вьюга заметает снегом юрты почти наполовину, Аймыр любил рассказывать о великом боге стужи Харукане. Дайхуд утверждал, что именно Харукан, а не какая-то там Ас, является истинным богом их народа. Он сильный бог и не требует жертв. Ему не нужны смерти женщин степи. Он просто есть, и все. Но он отвернулся от людей, потому что они предали его, поклонившись Ледяному демону.
Как и полагается каждому богу, у Харукана много лошадей и оленей. Много жен и детей. О каждом из них Аймыр мог говорить часами, но Тасай особенно любил легенду о младшем сыне Харукана — Тонгу. Подсознательно Тасай сравнивал себя с Тонгу. Пятый сын вождя. Самый ловкий, хитрый и быстрый. Тонгу тоже был таким. И тоже страдал оттого, что братья посмеивались над ним. Ведь, как известно, младшие сыновья никогда не становятся вождями. Тасай с улыбкой вспоминал, как ребенком сжимал кулачки от обиды, когда Аймыр рассказывал о Тонгу.
Харукан, в отличие от отца Тасая, поступил мудро. Он увидел несправедливое отношение старших братьев к младшему, и ему это не пришлось по душе. И вот в один прекрасный день бог стужи призвал своих сыновей и повелел им отправляться в степь, дабы совершить семь подвигов. Кто из сыновей прославится больше всех, тот и станет по правую руку Харукана.
Даже сейчас, спустя много зим, Тасай вспоминал эту сказку с трепетом в сердце. Дальше в легенде говорилось, что старшие вернулись из степи прославленными воинами, совершившими много подвигов. Но Харукан не был рад их победам. Он ждал Тонгу. Аймыр говорил, что бог стужи по сей день ждет возвращения младшего сына. И когда тот вернется, слава о его подвигах затмит свершения старших братьев.
Маленький Тасай, как и Харукан, каждый день ждал возвращения Тонгу. Но младший сын бога стужи не вернулся, зато ушел Аймыр. Тогда маленький Тасай думал, что старого дайхуда увел Ледяной охотник, но потом, уже повзрослев, он понял, что жрецы Ас приказали убить старика. Новая богиня не терпела подле себя другого бога. В те времена погибло много людей, остававшихся верными старому богу.
Сегодня день обряда. День, который вся степь ждет с дрожью в сердцах. Сегодня на алтаре во славу кровожадной богини умрут чьи-то сестры, жены, матери и дочери. Сегодня умрет и сестра Тасая. Маленькая хрупкая болезненная девчушка с карими глазами и черными как смоль волосами. Ее пронзит изогнутый костяной клинок верховного жреца Ас, а алтарь заберет всю ее жизненную силу.
С самого утра идет снег. Ветра нет. Он словно затаился, дабы не видеть того, что произойдет на лобном месте. Крупные снежинки падают не спеша. Их много, очень много. Они нежно опускаются на головы, плечи и спины сотен людей, собравшихся сегодня у алтаря.
Люди степи молчат. Лишь ненавистный жрец, медленно вышагивая вокруг жертвенника, что-то визгливо напевает себе под нос. Его глаза закрыты, плечи трясутся, руки, словно крылья облезлой вороны, взмахивают при каждом шаге.
Тасай уже много раз видел этот танец смерти. Первый раз, несколько лет назад, это его даже рассмешило. Но только пока не принесли в жертву первую девочку. Глаза той бедняжки Тасай запомнил на всю жизнь. И вот теперь на алтарь должна взойти его родная сестра. И ему снова, как тогда, придется взглянуть в глаза смерти.
Крупные снежинки мягко опускаются на его горячие щеки, превращаясь в капельки воды. Тасай благодарил Харукана за этот снег. Теперь его слез никто не увидит.
Рядом деревянным истуканом замер отец. Посеревшее лицо, глубоко впавшие глаза. В шаге от него стоит мать. Седая голова опущена. В тонких руках — сверток из мягких шкур, специально приготовленных для того, чтобы завернуть в них тело Альмины. За спиной отца стоят братья. Холодные лица, плотно сжатые губы. В глазах — бессилие.
Тасай мельком окинул лица всех присутствовавших. Родичи будущих жертв. Представители слабых племен. Даже стражники из младших родов. Парень до боли сжал кулаки. Сордонов здесь нет. Сордонов здесь никогда не было. Они никогда здесь не стояли, ожидая смерти своих женщин, чтобы потом увезти домой завернутые в мягкие шкуры остывающие тела. Сордоны сильны, как никогда. Они всегда откупаются от кровавого обряда. Люди степи знают об этом, но, увы, ничего не могут поделать.
Жрец заканчивает свой нелепый танец. Что-то он быстро в этот раз. Торопится?
Алтарь — огромный странный темный камень — уже подготовлен. Рядом стоят несколько прислужников и зорко следят за тем, чтобы беспрерывно падающий снег не засыпал древние письмена на плоской плите.
Старый Аймыр рассказывал, что этот жертвенник и не жертвенник вовсе. Эта глыба была здесь всегда. Еще прадед дайхуда говорил об этом. Старые легенды гласят, что в этом месте когда-то обитали Древние. И письмена эти — тоже их рук дело. Никто из ныне живущих не способен прочитать их.
Это место издревле считалось запретным. Тут всегда творилось что-то странное и жуткое. Неудивительно, что у-дур появились именно здесь. Как и многие старики, Аймыр знал это, за что и поплатился жизнью.
Люди зашевелились. Тасай понял — ведут женщин. Многие вытягивали шеи, вставали на цыпочки, пытаясь разглядеть своих родственниц.
Они молча шли, опустив головы. Одеты лишь в белые рубахи, в сравнении с которыми снег казался грязно-серым. Мать говорила, что жрецы опаивают жертв какими-то настойками, дабы успокоить их перед смертью. Даже если Альмина и увидит его, все равно не узнает.
Вот и она. Идет в первом десятке. Отец отдал трех лучших лошадей за это. Жертв будет больше ста. Кому охота стоять здесь и смотреть, как умирают все эти несчастные? Лучше уж быстро дождаться тела и убраться подальше в степь от этого проклятого места.
Тасай пристально следил за сестрой. Она, как и все остальные, вела себя тихо и послушно. Будто и не она вовсе. Видимо, жреческое зелье все-таки действует.
Первой шла худая женщина лет сорока. Ее била крупная дрожь. Казалось, стук ее зубов был слышен на всю округу. В первых рядах кто-то пискляво всхлипнул. Тасай не смог разглядеть. Видимо, кто-то из детишек провожает мать. Зачем было тащить сюда детей?
По команде верховного жреца к женщине подошли прислужники. Тасай прищурил глаза. Двое из них, кажется, его одногодки. Вон какие все румяные и холеные. Парень готов был поспорить на все ценное, что имел, — тоже из сордонов.
Женщину взяли под руки и повели к алтарю. Жрецы проводили обряд быстро и сноровисто. Конечно, им не привыкать.
Несколько мгновений — и несчастная уже на алтаре. Руки и ноги закреплены специальными ремнями. Зелье зельем, но вдруг начнет дергаться в самый неподходящий момент. Жреческий удар требовал быстроты и точности.
Все готово. Тасай чувствовал, как его сердце сейчас выпрыгнет из груди. Во рту пересохло, язык прилип к небу, колени предательски задрожали. Хотелось закрыть глаза, но это обязательно кто-нибудь заметит и сочтет за слабость. Потом уже не отвертеться от насмешек и подначек со стороны сверстников. Всем известно: мужчина должен встречать смерть, как свою, так и чужую, с открытыми глазами.
Верховный жрец, громко выкрикнув какую-то фразу на неизвестном языке, занес над головой кинжал. Пожелтевший от частого использования, изогнутый, как клык ра-хана, он легко пронзит человеческую плоть. Как-то отстраненно Тасай подумал: «Почему кинжал именно костяной и изогнутый? Неужели прямой стальной клинок хуже подошел бы для этого дела?»
До первого удара оставались считаные мгновения, когда произошло то, что Тасай запомнит на всю свою оставшуюся жизнь…
Тяжелый протяжный вой пронзил тишину. Тасай узнал этот вой. Такой звук могло издавать только одно существо в этом мире. Ра-хан! Но почему именно здесь? Как хищник смог так близко подобраться к лобному месту?
Парень взглянул на верховного жреца. Тот замер с поднятым над головой кинжалом. Глаза расширены. Безобразный сухой рот открыт от удивления. Тасай попытался понять, куда же так напряженно всматривается жрец, но непрерывно падающий снег мешал обзору.
Волчий вой, холодящий кровь, повторился, но уже ближе. Людская масса качнулась из стороны в сторону. Где-то далеко истошно завизжали женщины.
Верховный жрец наконец пришел в себя и снова занес кинжал над головой. Делал он это торопливо, будто боялся, что у него заберут его страшную игрушку.
Вой снова повторился. Уже совсем близко. Тасай, казалось, почувствовал тяжелое горячее дыхание огромного зверя. А затем он услышал голос, похожий на рык. Его услышали все стоявшие сейчас на лобном месте. Тасай чувствовал, как волосы на его голове встают дыбом.
— Не делай этого, старик!
Жрец вздрогнул и испуганно шагнул назад, но тем не менее нашел в себе силы и ответил:
— Если я этого не сделаю — все погибнут!
— Не делай этого, старик! — повторил голос, но уже ближе. — Не надо больше убивать!
Тасай уже отчетливо слышал хруст снега под лапами приближающегося существа.
— Ты не понимаешь! — перешел на визг жрец. — Врата скоро откроются!
— Нет! — ответил голос. — Я закрою их!
Он был уже совсем близко. Тасай до боли в глазах вглядывался вперед. Ему показалось, что на фоне снежной стены видны серые силуэты.
— Нет! — крикнул жрец. — Ты слишком самоуверен! Даже Перерожденному это не удалось!
Старик сделал торопливый шаг вперед и уже в который раз попытался пронзить сердце распятой на алтаре женщины.
Тасай не успел даже глазом моргнуть, как из снежной стены выпрыгнула серая тень. Еще мгновение — и тело жреца тряпичной куклой отлетело на несколько шагов от жертвенника. А над ним застыла во всей своей хищной красе огромная белая волчица.
Тасай удивленно наблюдал, как жрец упрямо поднялся на колени, опираясь руками о землю. Старик оказался довольно крепким. Тасай не был уверен, поднялся ли бы он сам после такого толчка.
— Глупец!!! — хрипел жрец. — Ты погубишь нас! Если не закрыть Разлом, орды у-дур зальют этот мир кровью! Ты подчинил своей воле этих двух демонов, но даже не догадываешься, какие твари обитают там, за Разломом! Позволь закончить то, что я начал! Это очень важно!
— Для кого? — удивился голос. — Для тебя или для этих несчастных, которых приводят сюда каждый год на убой?
Тасай наконец увидел говорившего. Снежная стена расступилась, пропуская необычного всадника. На спине огромного ра-хана восседал то ли человек, то ли демон.
Если зверя легко можно было рассмотреть, то силуэт всадника был каким-то размытым, дергающимся. Он ехал, ничего и никого не боясь. Будто хозяин, вернувшийся к себе домой после долгой дороги.
Волк, сделав еще несколько шагов, остановился, а всадник спешился прямо возле алтаря.
— Ну, что скажешь, старик? Почему замолчал?
В рычащем голосе чувствовалась насмешка.
Жрец закрыл глаза. Сложив руки на груди, он шептал себе что-то под нос. Губы сжаты, на скулах перекатываются желваки.
— О! — весело воскликнул всадник. — А ты смелый, старик. Пытаешься атаковать… Разве ты еще не понял, что дни твоего величия сочтены. С сегодняшнего дня для степи начинается новая эпоха. Эпоха без жрецов, без их прихвостней и без жертвоприношений!
Тасай слушал с широко открытыми глазами и не верил своим ушам. Люди молчали. Никто даже не пытался помешать чужаку. Хотя нет. Краем глаза парень заметил движение справа. Тораг! Цепной пес верховного жреца! Он крался вдоль стены с натянутым луком и наложенной стрелой. Еще два шага, и он выйдет на удобную позицию. Парень вдруг удивился своему желанию. Он захотел предупредить страшного повелителя ра-ханов, но не успел. Звон тетивы — и толстая стрела отправилась в стремительный полет. Тридцать шагов… Всего каких-то тридцать шагов для такого воина, как Тораг, не расстояние.
А в следующую секунду Тасай даже не понял, что произошло. Чужак словно испарился, чтобы возникнуть рядом с лучником. Довольная улыбка еще не успела сползти с рожи Торага, как чужак сбил его с ног.
— Хороший выстрел, — так же весело рыкнул он. — Хотя и нечестный. Кто еще хочет попытать счастья?
Никто не шелохнулся. Тасай заметил улыбки на лицах некоторых. Лежавший сейчас без сознания Тораг очень многим успел испортить жизнь.
— Старик! — крикнул необычный воин, возвращаясь к алтарю. — Я смотрю, ваша организация здесь не в чести!
Только сейчас Тасай заметил в руке всадника стрелу. Парень не верил своим глазам. Чужак сумел поймать стрелу, пущенную с тридцати шагов одним из лучших воинов степи, а затем в несколько ударов сердца наказать неудачливого стрелка.
Жрец молчал. Его тощая грудь учащенно вздымалась, словно он только что пробежал тысячу шагов.
— Хорошая попытка, — рыкнул воин, остановившись у алтаря. — Только со мной такие штуки не проходят. А сейчас, извини, я должен отвлечься. Придется покопаться с вашим устройством.
Сказав эти непонятные слова, повелитель ра-ханов бережно освободил женщину, лежавшую на алтаре, а затем положил обе руки на плоскую плиту и стал внимательно рассматривать письмена.
— Да, кстати! — рыкнул он, не поднимая головы. — Забирайте своих женщин! Они свободны!
Тасай боялся вздохнуть. Что-то необычное происходило сейчас. Он взглянул на остальных. На лицах людей читались те же чувства. Первым дернулся крупный старик. Он шагнул к маленькой девчушке, стоявшей недалеко от него. Это было сигналом к действию. Люди бежали к своим родственницам, накрывая их замерзшие на морозе тела шкурами. Тасай видел, как отец, выхватив сверток у матери, несся к сестре. Спасена! Неужели спасена? Люди плакали, смеялись. Кто-то уже торопился убраться подальше от страшного места.
Но Тасай и многие другие понимали, что это еще не все. Они смотрели на замершего у темного алтаря чужака. Смотрел на него и жрец. В темных глазах плещется ужас и, как ни странно, восхищение. Парень сперва не понял, на что так смотрит старик, но спустя несколько ударов сердца и сам увидел это. По всеобщему вздоху Тасай понял: остальные тоже видят.
Силуэт чужака еще больше размылся. Ра-ханы заметно нервничали. Уши прижаты. Шерсть на загривках встала дыбом. Огромные клыки обнажены.
Руки всадника неожиданно полыхнули ярко-лиловым светом. Этот свет постепенно охватил древние письмена, а за ними — и весь жертвенник. Черная плита затряслась, издавая гулкий необычный звук. Тасай чувствовал, что еще немного — и ноги перестанут его держать. Тело словно стало тяжелее в два раза.
В следующее мгновение по глазам ударила яркая вспышка света. Парень, резко закрыв глаза, вскрикнул от боли. Лежа с закрытыми глазами, он услышал спокойный голос повелителя ра-ханов:
— Ну вот и все, старик. Твой Разлом навсегда закрыт. Скажу больше, я разрушил его… На всякий случай… А то вдруг какому-нибудь дураку взбредет в голову снова поиграть с ним. А ведь технологии Древних — это не игрушка… Жертв больше не нужно. Кстати, убивая здесь людей, вы делали только хуже… Ты и твои лжебоги слишком много несчастья принесли степному народу. Тебя следовало бы прикончить, но пачкать руки я не собираюсь. Что-то подсказывает мне — это сделают другие. Ведь ты и твои люди больше никому здесь не нужны…
Теряя сознание, Тасай счастливо улыбался. О, как же ты прав, чужак!
