Глава 22
СОВЕТ
В десятом часу утра Рин Олфейн, Айсил и Орлик вошли в магистрат. Миновали стражников, которые всей сотней высыпали к ступеням здания и впились любопытными взглядами в опекуншу незадачливого отпрыска старшего магистра, и стали подниматься по главной лестнице. В зале первого этажа друзей встретил Кофр, который с достоинством поклонился Рину Олфейну, выцепил взглядом перстень на пальце Айсил и ей тоже отвесил поклон. Затем сделал шаг назад, извлек откуда-то из складок мантии пухлые ладони, сцепил их на животе и надтреснутым голосом объявил, что Совет магистров начнется в ту же минуту, как опекун дома Олфейнов, именуемая Айсил, займет родовое место за столом Совета. После этого Кофр прокашлялся, неодобрительно покосился на Орлика и добавил, что охрана, советники и слуги магистров в зал Совета не допускаются, потому как не являются попечителями города, но все вышеуказанные персоны могут дождаться окончания Совета непосредственно на верхнем ярусе магистрата близ поста стражи благословенного Единым вольного города Айсы.
— И к какой же категории ты причислишь меня, Кофр? — процедил сквозь стиснутые зубы Рин.
Делатель поморщился, но все-таки склонил голову еще раз и с ухмылкой, которую можно было счесть как презрительной, так и глупой, добавил:
— Как опекаемый Айсил неспособный наследник дома Олфейнов — Рин Олфейн имеет право находиться в зале Совета, стоя за спиной опекуна. Изложение собственного мнения по всем вопросам, кроме вопросов, связанных с имуществом либо правами членов дома Олфейнов, Рину Олфейну либо его опекуну допускается только по прямой просьбе исполняющего роль старшего магистра Гардика. Не являющийся магистром Рин Олфейн должен оставить оружие у подчиненных ему лиц либо у старшины дозора на этаже. Все ясно?
— Все, — отрезал Рин и шагнул к лестнице.
— У тебя не возникло непреодолимое желание спустить делателя в красной мантии с лестницы? — поинтересовался Орлик, с раннего утра находящийся в плохом настроении.
Рин только мотнул головой. Выспаться толком не удалось: еще поздним вечером друзья выбрались из подвала в одном из домов по Глиняной улице. Но город был наводнен стражей, и Айсил предложила накинуть на троицу что-то вроде непрогляда. К общей досаде уже на Медной улице по их следам увязались пятеро храмовых жрецов, которые рыскали по городу, пресекая неразрешенное колдовство, и уходить от ушлых храмовников пришлось без всякой магии. Айсил, правда, сказала, что при некотором упорстве можно попробовать подобрать магию, которую и храмовникам не учуять, но Рин не услышал обычной уверенности в ее голосе и повел друзей в казарму. Идти было больше некуда. Лекарская Ласаха оставалась на крайний случай, а стучать в двери одного из постоялых дворов значило собрать стражников с нескольких улиц.
Казарма по-прежнему была закрыта, но Орлик сорвал ставни с бывшей комнаты Грейна на первом этаже, а после всю ночь вышептывал ругательства, потому что собрать в одной клетушке несколько тюфяков и одеял оказалось несложно, но это не утешило великана, который ни в одной из комнат не смог вытянуть ноги.
Утром Орлик долго разминал затекшее за ночь тело, но к легкому завтраку отнесся со всей серьезностью, разом лишив всю троицу запасов еды. Затем Айсил потребовала у Рина горячей воды, и тому пришлось вновь обрадовать своим появлением Ласаха. Травник тут же начал суетиться, поглядывая с откровенным интересом на опекуншу. Вывалил все последние городские новости, начиная с бегства из его владений неугомонного и злого на весь мир Арчика и заканчивая неуловимыми разбойниками-скамами, которые устроили погром и убийства сразу в двух местах города. «Сколько же этих разбойников в городе, если в доме Ворта было убито не меньше двадцати, и в логове Орлика сгорело или было изранено с десяток? — подумал Рин. — Может быть, потому они и неуловимы, что не осталось их больше?» Ласах продолжал суетиться, но время уже поджимало, и успевшая привести в порядок платье, расчесать волосы и сделать что-то с лицом Айсил остановила суету травника одним возгласом:
— Пора.
От дома Ласаха до магистрата было рукой подать, но Орлик и за краткое время успел припомнить все столь же ужасные пробуждения в его жизни, когда он оставался без приличного завтрака. Рин лениво отругивался от вельта, Айсил не произнесла ни слова. Впрочем, и Рин заткнулся, когда, обернувшись, разглядел опекуншу в дневном свете.
Она была одета просто: шерстяную черную свитку перехлестывала перевязь из тонкой кожи, над плечами уже привычно торчали рукояти мечей, порты были убраны в ловкие сапожки с короткими голенищами, ворот тарской рубахи скрывал широкий черный шарф, под которым Айсил спрятала и волосы, и шею, и даже плечи. Раздраженный, что Олфейн перестал откликаться на его ворчанье, Орлик тоже обернулся и, точно как Рин, тут же прикусил язык. Лицо Айсил словно светилось — смуглость кожи не скрывала ее нежность, а словно подчеркивала. Черты казались простыми, но совершенными. Губы, затененные глаза, скулы, подбородок, нос — можно было скользить взглядом по изящным линиям, не испытывая пресыщения, бесконечно.
— Никакой магии. — Айсил обожгла улыбкой друзей. — Ну немного любопытных мазей с айского торжища, чуть-чуть краски, самую малость, и все то, что помог спасти от ожогов мой подопечный.
— Эти мази стоят кучу денег, — пробормотал Орлик, которому приходилось иногда баловать своих подруг мелкими подарками.
— Да, — кивнула Айсил и улыбнулась вельту со всей возможной наглостью. — Твоих восьми серебряных, воин, мне не хватило бы и на один глаз!
Орлик закашлялся и вернулся к привычной ругани, а Рин судорожно стиснул кулаки: не так он представлял возвращение дома Олфейнов в магистрат.
— Нет, — продолжал ворчать Орлик уже на лестнице. — Этот магистрат даст форы большинству скамских замков, но я вовсе не чувствую в нем запахов пищи! Где грохот котлов, бульканье похлебок? Где потрескивание углей в огромной печи и шипение жира на широких сковородах? Для чего можно построить такую громадину, как не для радости и пира? Для Совета магистров десятку стариков вполне хватило бы и сожженного негодяями моего убежища! Я не имею тебя в виду, Айсил. Я думаю, что скажу Камрету, если, конечно, он оказался глупее даже нас и, как и мы, все еще бродит улицами несчастной Айсы…
Орлик заткнулся только в последнем коридоре, в котором на укрытых шкурами скамьях сидели не меньше пары десятков охранников или слуг, а у широкого стола с несколькими кувшинами вина и парой объемистых корзин, наполненных свежей выпечкой, вытянулись четверо стражников, сияя начищенными кирасами. Вельт тут же оценил скромность, с которой скучающие ожидальцы прикладывались к серебряным кубкам, и прошептал Олфейну:
— Давай-ка сюда меч и кинжал, достойный из достойнейших, но неудостоенный недостойными, и отправляйся на свой Совет, да постарайся, чтобы он не закончился раньше времени.
Негромкий говор, который Рин слышал у двери в зал Совета, затих, едва он вошел внутрь, и тут же сменился единый вздохом, когда из-за его спины появилась Айсил. Она подошла к креслу Олфейнов так, словно прожила в этой комнате и просидела в этом кресле половину жизни, приложила руку к груди, вызвав еще один вздох, с милой улыбкой передвинула ее на сердце, села на положенное место, окинула взглядом магистров и, кивнув, одним движением извлекла из-за спины оба меча, которые положила на стол так же, как и все прочие, сидящие за столом, остриями направив к себе.
— Прошу прощения. — Она снова улыбнулась. — У меня нет кинжала. Разве только вот…
Мгновение, и на столе рядом с мечами оказался простенький нож с деревянной ручкой, который опекунша тотчас тоже развернула лезвием к себе.
— Так надо? — Она безошибочно посмотрела на Гардика и стянула с головы шарф, отчего ее волосы рассыпались по плечам сверкнувшей медью волной.
Рин встал за ее спиной. Сейчас, в эти мгновения, пока Айсил приковывала к себе всеобщее внимание, он мог рассмотреть всех собравшихся.
В двух шагах от нее, едва не вывернув шею, изогнулся с высунутым языком толстяк Жам, который в магистрате распоряжался просительной и командовал всеми делателями и мытарями, начиная с Кофра и заканчивая последним писцом. Рядом с Жамом хмурился седой, но все еще крепкий магистр Рарик, который с тех пор, как слег Род Олфейн, командовал стражей Айсы. Остроносый юнец, вытянувший шею так, что, казалось, через мгновение она покинет худое туловище, скорее всего, был Ордуг из Среднего города — поздний и единственный ребенок самого старого из магистров, который тихо без мучений умер года два назад. Насколько помнил Рин, мальчишка пока ничем не занимался в Совете, разве только начищал бронзовый герб на спинке родового стула.
Рядом с ним, удивленно приподняв бровь, тщательно гасил на лице улыбку Гардик, правивший и раньше, и теперь судебными делателями Айсы. Зато уж настоятель Темного двора, моложавый черноволосый бородач явно наслаждался красотой Айсил. Он даже откинулся назад и, сложив руки на широкой груди, улыбался во весь рот.
Сидевших дальше Солка и Варта Рин знал плохо. По словам отца, который в подробностях рассказывал еще подростку Рину о том, что происходит в магистрате, Солк никогда не участвовал ни в каких городских делах, довольствуясь званием магистра, и неуклонно богател, скупая штольню за штольней у разорившихся бедняков. Вот и теперь белобрысый крепыш средних лет уставился на Айсил, оттопырив нижнюю губу, но в маленьких бесцветных глазах не вспыхнуло ни одной искры. Ровно так же он смотрел бы на усевшегося на это же место Кофра. Зато рыжий и худой Варт, который большую часть времени, как посланник вольного города, проводил вне стен Айсы, вытаращил глаза, словно обнаружил драгоценный камень на дне только что опустошенной миски похлебки.
Старик Сардик, некогда друг отца, наклонив большую бородатую голову, откровенно любовался Айсил. Он ведал торговлей Айсы и, по словам Рода Олфейна, умел извлечь золото даже из клока поганой травы. Именно его делатели ходили вместе с охотниками в Погань, чтобы ни один пук огненных игл не прошел мимо айского магистрата. Когда-то Сардик и сам был охотником, но за пять лет, пока отец Рина с муками прощался с жизнью, не посетил дом Олфейнов ни разу. Рин не числил его врагом только потому, что Хаклик частенько приносил корзины с провизией от Сардика.
Справа от Айсил застыл Фолкер. Еще лет пять-шесть назад он был юнцом вроде Ордуга, но теперь превратился в статного воина, который был не только хорош с мечом и пикой, но и числился первым лучником Айсы. Именно он командовал сотней разведчиков Айсы, а в дни войны, которой ему еще пережить не доводилось, должен был вооружать и наставлять обычных горожан, каждому из которых должно было найтись место на стенах. Фолкер не поворачивал головы к Айсил, однако Рин был уверен, что он замечает каждый ее жест.
Все магистры были одеты богато, но просто. Те, на ком не было плащей, довольствовались обычным скамским платьем, пусть и скроенным из самой дорогой ткани. Рин даже почувствовал неловкость из-за кольчуги и наручей, скрытых под новой свиткой. Точно так же Совет магистров не блистал украшениями. Только на груди Неруха сияла серебряная цепь с уже знакомым квадратом, каждая линия на котором была украшена драгоценным камнем. Все остальные довольствовались перстнями магистров. «Или они снимают украшения перед Советом, — подумал Рин, который прекрасно помнил золотые браслеты Жама и многочисленные кольца и перстни Рарика, — или боятся магии, которая может быть заключена в безделушках. К чему опасения, если на Совете присутствует настоятель Храма?»
Рин посмотрел на широкую скамью, где уже приметил сгорбленную фигуру блеснувшего лысиной Хельда, но тут же похолодел от ненависти — в углу комнаты, вальяжно развалясь, покачивал изящным сапогом Фейр Гальд. Он улыбался, но смотрел на Айсил так, словно видел перед собой поднятую из грязи нищенку, и, когда обратил взгляд на Рина, тем же презрением окатил и его, вдобавок вытянув губы и дунув в его сторону. Рин мгновенно задохнулся и перевел взгляд на Хельда, который с улыбкой кивнул ему как старому доброму знакомому.
— Вот все и в сборе, — наконец заговорил Гардик, словно его задачей было дать каждому вволю насмотреться на нового, если не магистра и не собеседника, то хотя бы прекрасного слушателя мудрых речей. — Время теперь горячее, и становится тем горячее, чем холоднее задувает ветер за нашими окнами. Нынче мы должны были обсудить осенний праздник, подготовкой к которому занимаемся уже месяц и который свершится уже послезавтра, но новые заботы заставляют нас обратить внимание и на день завтрашний, и на день вчерашний. К тому же, — Гардик учтиво поклонился в сторону настоятеля Храма, — некоторые вести ранят наши сердца, даже будучи не подтвержденными!
— Храм всегда готов исцелять любые сердечные раны, — тут же пропел Хельд. — И беспричинные в том числе!
— Не сомневаюсь, — снова поклонился Гардик и стер с лица улыбку. — Однако последние дни оказались не самыми добрыми для нашего города и уж точно худшими для некоторых его жителей.
Гардик начал плести обстоятельную и неторопливую речь, а Рин уставился на знак Неруха, но только для того, чтобы не повернуть головы и не столкнуться с насмешливым взглядом Фейра, улыбка которого обжигала ему висок и щеку. «И все-таки дом Олфейнов все еще не покорился тебе, Фейр!» — с ненавистью подумал Рин и постарался прислушаться к Гардику. А старик тем временем посокрушался по поводу участившихся случаев разбоя и воровства, посетовал на снизившиеся подати с торговцев, удивился нежданному уходу из города вельтов, хотя тут же заметил, что, если те не вернутся к первому месяцу весны, город имеет полное право распродать их имущество и дома.
«Кто те пятеро из этих девятерых, что числят своим господином Фейра Гальда? — задумался Рин Олфейн. — Если отринуть Гардика, то останутся восьмеро. Пятеро из них во всем, кроме разрушения Водяной башни, потакают Фейру. Трое или противостоят ему или ни во что не вмешиваются. Пожалуй, легче определить троих, но что это мне даст? Разве только возможность рано или поздно определить, к кому следует относиться с недоверием, а кому не следует доверять вовсе? Кто из них никогда не подчинится самодовольному негодяю? Пожалуй, Фолкер — один из троих. Он единственный, кто ни разу не бросил взгляд ни на Хельда, ни на Фейра. Единственный, для кого ни тот, ни другой не существуют. К тому же именно о нем говорил Хаклик, что его прочит Гардик в свои сменщики, если дом Олфейнов так и останется на долгие годы немым участником Совета магистров.
С другой стороны, именно Фолкер пострадает из-за того, что Фейр Гальд забросил казарму и не занимается обучением молодых горожан воинскому искусству. Но Фолкер ни разу не выступил против Фейра, не заступился за Грейна. И все-таки он слишком горд, чтобы уступать Фейру. Второй… Кто второй? Пожалуй, Солк. Только он из всех магистров мог сравниться с Фейром богатством. Именно он, по слухам, вступал с ним в споры из-за каких-то лакомых зданий и богатых штолен. И охранники Солка нисколько не уступали молодцам Фейра, да и владения Солка не ограничивались Айсой. Тот же Ласах отправлялся подлечить крепыша однажды даже в Тарсию и потом долго восторгался тамошними роскошными владениями Солка и возмущался его крайней скупостью. Нет, Солк не может быть сторонником Фейра, хотя бы потому, что ссорится с ним и почти не бывает в Айсе. Тем удивительнее, что он появился в городе теперь. Хотя, что удивительного? Скоро праздник, и даже вечно отсутствующий Варт вернулся в Айсу. — Рин снова почувствовал обжигающий взгляд Фейра. — Все-таки унизительно одному стоять, как слуге, в то время, как все остальные, сидят. Ничего, — скрипнул он зубами. — Когда я наконец займу свое место, то сделаю все, чтобы те, по чьей вине стою сейчас, унижая мой древний род, покинули зал Совета вовсе!»
Гардик продолжал говорить, и Рин понял, что тот рассказывает об отряде или шайке неизвестных, вооруженных скамским оружием, которые разгуливали в городе, как у себя дома, и успели наделать бед. В том числе убили почтенного мастера Грейна и старшину стражи Ворта и разорили заброшенное здание на Глиняной улице.
— Оно вовсе не было заброшенным, — подал голос Жам. — Числилось за Камретом. К счастью, старик не заполнил его хламом, поэтому пожар, который там приключился, не перекинулся на соседние дома. Но зато тот же Камрет отметился еще один раз! Вот, согласно полученному почтению от Храма, в его комнате, что на Каисской улице, произошло применение магии. Жилище Камрета уничтожено, при этом точно погиб человек и искалечен еще один.
— Как вы научились считать погибших? — язвительно прошипел Рарик. — По пряжкам от башмаков? А если погибнет сапожник, который нес с торжища мешок с обувью, вы объявите о гибели горожан с целой улицы?
— Мы считаем мертвецов не только по пряжкам! — выкрикнул Жам. — Хотя у каморки Камрета в самом деле валялся труп, который обратился в пепел только через три часа после происшествия! Но он все-таки сгорел! Никто не объявляется мертвым, если о нем не будет заявлено, что он мертв, или он перестанет появляться по месту его жительства.
— И многих, уехавших из Айсы, вы объявили мертвыми? — не унимался Рарик.
— Ни одного! — повысил голос Жам. — Хотя бы потому, что никто не уезжает, бросая семью, скарб и даже одежду! За последние дни, кстати говоря, убыль населения заметно увеличилась. Я, правда, ничего не могу сказать о благополучии послушников Храма или Темного двора, но кроме почтенных Грейна и Ворта, девяти покинувших нас стариков и старух и, скорее всего, случайной смерти доброго человека — пекаря Пурса, мы совершенно точно потеряли еще пятерых! Да-да, я говорю о пятерых стражниках, которых обучает воинскому искусству Фейр Гальд! Их родные заявили о пропаже в магистрат, хотя от Фейра Гальда никакого почтения не поступало. Однако, когда мы изучали произошедшее в доме Ворта, где нашел успокоение и мастер Грейн, и когда мы изучали происшествие в доме на Глиняной улице, а также и на втором этаже примыкающего к нему дома на Птичьей улице, где тоже случился пожар, уничтоживший несколько комнат, то считали убитых не только по пряжкам и ботинкам, но и по скамским мечам. А их во всех трех местах оказалось не меньше трех десятков! Но не это самое страшное, а то, что никто не заявил о пропаже тридцати человек!
«Неужели Жам тоже настроен против Фейра? — удивился Рин. — Ну так и Рарик никогда не казался мне его сторонником».
— Мы еще послушаем Фейра Гальда, — заметил Гардик и повернулся к настоятелю: — А что скажет нам мастер Хельд о магии?
— О магии можно говорить долго, — запел тот. — Но Храм не занимается магией, а пресекает злоупотребление ею. Я, конечно, понимаю, всех прежде всего интересуют зловещие скамские мечи. Только ведь если бы скамскими разбойниками оказались послушники Храма, то уже после одной схватки с добрыми Бортом и Грейном Храм бы обезлюдел. Между тем с магией не все в порядке. В городе имеют ярлыки пять колдунов, но четверо из них слишком слабы для серьезного колдовства, а пятый, отшельник Арбис, давно отошел от дел и не покидает своего дома. В то же самое время за последние дни мы имеем множество случаев самовольного колдовства. Я назову только самые вопиющие случаи — это огненная магия на торжище, которая не только нанесла убытки многим торговцам, но погубила четверых воинов и повредила зрение мальчишке. Кстати, почтенный Жам, если бы ваш делатель позорно не убежал с места происшествия, возможно, мы бы уже разбирались с магом-злоумышленником и уж точно посчитали бы пряжки восьми башмаков! Еще три случая серьезного колдовства связаны с известным многим Камретом. Это и магическая ловушка разрушительной силы в его комнате у Волчьей башни, и воспламенение в его доме на улице Глиняной, и магия в комнате на улице Птичьей!
— Помилуйте, Хельд! — поморщился Гардик. — Не вы ли мне говорили, что в комнате на Птичьей улице магия не была насторожена на стенах и дверях, а содержалась в каком-то предмете?
— Только поэтому я и связываю ее с Камретом, а не с жителями дома на Птичьей, которые прозябают в бедности и даже не могут точно ответить, погиб ли кто из них или нет. Я связываю ее с Камретом, даже если магия была принесена его врагами! Но пусть хоть кто-нибудь приведет ко мне старика! Мои братья ищут его уже несколько дней! Может быть, он сам жертва негодяев? Все знают, что врагов у Камрета нет!
Последние слова вызвали смешки, которые тут же затихли. Гардик поднял руку:
— Вот так! Разбойники, которые с мечами ходят по городу, словно у нас вовсе нет стражи. Колдуны, которые уж точно не погибли, потому как только вчера — наше почтение мастеру Хельду — вновь сотворялась магия на Медной улице. Магией были обрушены своды двух подвалов на Глиняной улице. Что же будет дальше?
— Ничего, — пробурчал Рарик, надувая губы. — Что будет дальше, я не знаю, а пока все посты удвоены, по городу ходят дозоры, в том числе и храмовые — почтение мастеру Хельду, — проверяются дома и подвалы. Если в городе и остались разбойники, то они, скорее всего, не горожане. Потому что даже оружия скамского столько, сколько мы собрали за одну ночь, не было в городе никогда! Наши клинки отличаются от скамских. Хотелось бы мне посмотреть на ярлыки негодяев, потому как гостевые все наперечет у стражи. Да и ни разу еще не было за последние недели, чтобы вошедшие в город с утра торговцы не убрались бы вечером в полном соответствии с податными ведомостями! А мы еще и с паломниками к поганому пламени управляемся и тоже каждого выставляем на ночь за стену!
— Мы только за подлинные ярлыки отвечаем! — выкрикнул Жам. — А если у кого найдется самописный, так пусть стражники их еще покажут нам!
— Тихо! — попросил Гардик. — В городе неспокойно, но город наш как котел, покипит и остынет, если дровишки под него не подкладывать. Что у нас с дровишками, Фолкер?
— Неясно, — процедил воин. — Проверили и предлесье, и берег Гнили. Даже за Дальний поселок гонцов отправляли. По всему выходит, что был скамский отряд. Большой, не меньше нескольких тысяч человек, но растворился. Пропал. Южнее предлесья — каменные осыпи, потом увалы, тоже сплошной камень. След там теряется. Отряд мог и в степь уйти, мог и в Гнили затаиться!
— Тысячи человек?! — усомнился Гардик. — А что болотники гнильские?
— А нет больше болотников в Дальнем поселке, — вздохнул Фолкер. — Кто с Гнили не вернулся, а кто и из дома пропал. Всего в общине было сорок человек, никого не нашли. Я оставил на тракте дозорных, но, судя по всему, нужно по морозам ждать гостей через Гниль.
— Когда Гниль встанет? — нахмурился Гардик.
— Через месяц или полтора, — прикинул Фолкер. — Самое время, чтобы дойти отряду до Скамы да вернуться с большой силой.
— Не будет Скама нападать на Айсу, — подал голос Хельд. — Храмовые всей Скамы желают процветания айскому Храму и прихожанам его! Если же отребье какое собралось и промышляет теперь под стенами Айсы, так следует его найти и истребить, и все правители Скамы пришлют почтение магистрату Айсы.
— Может быть, — мрачно заметил Гардик и повернулся к Неруху: — Что скажут темнодворцы? Не омрачит ли праздник колдовство неизвестных магов?
Рин по-прежнему медленно оглядывал магистров. Каждая ухмылка, сжатый кулак или гримаса казались ему явным свидетельством, что тот или иной магистр служит Фейру Гальду и никому другому. Но уже через полчаса он понял, что ни в одном из своих предположений не может быть уверен. Гардик понемногу давал высказаться всем, и тон разговора постепенно стал понижаться. Потому как ни одна из неприятностей, произошедших в последние дни, не зацепила никого из собравшихся и не нанесла серьезного вреда городу. А уж на фоне собранных податей, о которых заговорил Жам, вовсе могла не приниматься во внимание.
Так постепенно прошел час, потом второй, и когда уже Рин окончательно убедился, что Совет так и завязнет в подробностях и уточнениях, Гардик дал слово Фейру Гальду о его иске к дому Олфейнов.
— Я приостанавливаю иск, — только и сказал Фейр.
— Отзываете? — не понял Жам.
— Приостанавливаю, — хмыкнул Гальд. — До следующего Совета. Не хочу никому портить праздник. Разве Единый не милосердию учит нас? Что касается моих воинов, то почтение я представлю Жаму в обычном порядке. И помогу семьям погибших. И тем погибшим, чья гибель еще только предполагается или уже произошла, но неведома их семьям. Из собственных средств, конечно.
Рин так и не посмотрел в сторону дяди, но взгляды всех магистров мгновенно скрестились на нем, и парень почувствовал, что щеки его горят.
— Что ж, — кивнул Гардик. — Истец в своем праве, но печати на дверях дома Олфейнов останутся. Есть ли какие замечания по данному делу у почтенных магистров?
— Есть! — внезапно подал голос Сардик. — У меня есть замечание по поводу опекуна дома Олфейнов. Насколько я помню, все мы, кроме почтенного Гардика, стали магистрами после того, как ныне ушедший от нас благородный Род Олфейн способствовал тому, чтобы магистром мог стать только посвященный в поганом пламени?
— В священном пламени, почтенный Сардик, — поправил магистра Хельд.
— Один демон! — отмахнулся к неудовольствию настоятеля бородач и обнажил запястье. — Главное вот! Я вовсе не требую неистовства на стене Айсы от собственной жены, хотя кое-где оно бы ей не помешало. Но всякий воин должен иметь клеймо на руке, потому что именно оно делает его бесстрашным и непобедимым! Только ими сохраняется Айса, и что нам разбойники или колдуны? Разве за сотни лет кто-то еще не понял, что осада Айсы подобна осаде кладбища будущими мертвецами? Так почему я не вижу клейма на запястье опекуна дома Олфейнов?
— Почтенная Айсил? — взглянул на опекуншу Гардик.
— Мне позволено говорить? — услышал Рин учтивый голос.
— Да, конечно, — кивнул Гардик.
— Я благодарю всех присутствующих за возможность столь долго слушать умные речи, — Айсил одарила всех магистров улыбкой. — Мое восхищение удивительным городом было велико, но оно умножилось восхищением его правителями, которые ведут его, словно рачительные хозяева. Особенно мне понравилось замечание магистра Сардика про осаду кладбища! Действительно, Айса такова, что всякий, кто приходит сюда за смертью, непременно ее получит. В чем в чем, а в щедрости хозяевам Айсы не откажешь! И в их смелости, порой, может быть, отчаянной, тоже. Но я только гостья из дальней стороны, которая согласилась помочь честному парню, отпрыску древнего рода. Он всего лишь не сумел наладить отношения с некой силой, которую, — Айсил с улыбкой кивнула растянувшему губы Хельду, — послушники величественного Храма считают дыханием Единого. Я поражена, что всем остальным магистрам, кроме, может быть, почтенного Гардика, это удалось! Но, видно, благоволение было послано достойным. Тем более странно, что оно настигло и меня, хотя и не под сводами черного храма, что у торжища, а в самом пекле. Какое из клейм вы сочтете подлинным?
Айсил еще раз одарила всех улыбкой и подняла руки вверх. Рукава упали ей на плечи, и обе изящные руки ее блеснули нежной кожей. Рин пригляделся и вцепился в спинку стула. Синеватыми полосами отметины поганого пламени оплетали обе руки чуть выше запястья и скрывались под одеждой. За столом наступила тишина.
Айсил еще раз окинула взглядом магистров, опустила руки и голову, пробормотав:
— Прошу простить меня, почтенные!
На этом Совет закончился. Не подал больше голоса Фейр, не было принято никакого решения, потому как в коротком слове Гардик отметил, что должны выполняться решения старые. Накинул на голову глухой капюшон Хельд, магистры поднялись и один за другим потянулись к выходу, и каждый из них кланялся опекунше Олфейна, щеки которого пылали. Только Нерух поднял глаза на Рина, подмигнул ему и, еще раз поклонившись, прошептал Айсил:
— Вы восхитили меня вашей выдержкой! Но ваш случай, ваши отметины столь необычны… Не могли бы вы принять предложение посетить Темный двор? Уверен, что мы нашли бы чем заинтересовать друг друга.
— Вряд ли я могу кого-нибудь заинтересовать, — ответила Айсил. — Но я слышала, что в Темном дворе собраны бесценные знания о… Погани. У меня столько вопросов! Но я не могу оставить мальчика…
«Мальчика!» — скрипнул зубами Олфейн.
— К тому же он со слугой! Да и завтра у нас тяжелый день, потому как послезавтра…
— Да, я наслышан, — вздохнул Нерух, пряча в глазах веселые искры. — Надеюсь, что ваши заботы разрешатся наилучшим образом! Так вы можете прийти ко мне сегодня? Я обещаю хороший ужин! Кстати, слышал, что ваш… слуга любит поесть?..
— Мы будем, — кивнула с почтением Айсил, взяла со стола клинки и одним движением отправила их в ножны.
— Ловко! — послышался голос.
Рин развернулся и с досадой провел ладонью по пустому поясу.
— Не спеши, — ухмыльнулся Фейр Гальд. — Поединок послезавтра. На твоем месте, парень, я бы отправился куда-нибудь в торговый поселок, нашел девицу попроще и подешевле, да расстался с собственной девственностью, а то ведь так и… А? Или, — он повернулся к Айсил и наклонился к ее лицу, — или далеко ходить не надо?
Ненависть вновь схватила Рина за горло, но локоть Айсил остановил его. А потом опекунша поймала взглядом голубые глаза Фейра Гальда и, не говоря ни слова, стерла с его лица улыбку. Фейр вздрогнул, посерел и быстрым шагом, почти бегом ринулся к выходу.
— Эй! — показалась в дверях встревоженная, но лоснящаяся от съеденного и выпитого физиономия Орлика. — Все уже разошлись? Или мы поживем здесь? Вы тут не побили, случайно, дядю Рина Олфейна? Он пробежал мимо, как кузнец Снерх, разве только ароматами коридор не полнил!
— Зачем же обижать серьезного врага? — проговорила Айсил. — Я просто показала ему его будущее. Сама, правда, увидеть не смогла, но поняла, что враг он серьезный и хорошего в моих глазах не рассмотрел ничего. Кстати, — опекунша посмотрела на Рина, — ты неплохо держался.
— Это все? — поинтересовался Орлик. — Я мало что слышал. Пришлось расправиться с парой кувшинчиков вина. К сожалению, ничего уже не осталось. Не стоит ли теперь отправиться куда-нибудь пообедать? Нерух, которому я как-то приносил черепки, сказал, что мы ужинаем в Темном дворе!
— Да, — кивнула Айсил и подняла к глазам странный кинжал, напоминающий лепесток ядовитой травы. Черное лезвие искрилось алыми полосами, острие изгибалось и напоминало жало, лезвия щетинились направленными вверх зубцами.
— Кинжал Фейра! — воскликнул Рин.
— Да, — кивнула Айсил. — Вот что значит не выполнять правила. Зачем взял с собой оружие? Послушайте, так, может быть, я и не воин, и не колдунья, а воровка? Ты как думаешь. Орлик?..