ГЛАВА 19

Андрей Винокуров. Совет и решение

Так и хочется сказать — мы заседали в Колонном Зале Капитула. На самом деле зал не был колонным. Скорее его можно было назвать «статуйным». Все пространство зала занимали скульптуры, большая часть которых изображала женщин разной степени распущенности (Женька выразился бы крепче и конкретней), а также воинов в полном боевом обмундировании с оружием в руках, застывших во всяческих эффектных героических позах. Смысл сего, как мне представлялось, доходчиво излагала фраза типа: «сражайтесь, храбрые мужи, и будете соответствующим образом вознаграждены». За высоким белоснежным мраморным столом кроме меня располагались пятеро Авгуров: Спириус собственной персоной, уже знакомый мне Северин, Юстина (сегодня в более скромном одеянии, чем обычно) и еще трое граждан, доселе мне неизвестных: Квирина — блондинка с коротким каре в длинной тоге, похожей на банную простыню, Тибериус — молодой парень, слабо гармонирующий со своим звучным именем и смахивающий на стриптизера из ночного клуба в отставке, такой же рельефный и слащавый, Ювеналий — в противоположность Тибериусу, могучий, суровый, мрачный мужик в кожаном панцире со свежим багровым шрамом через всю шею. Шрам меня позабавил, так как любое целительное зелье легко могло его убрать, но, видимо, Ювеналий оставил рубец из соображений украшательства своего и без того брутального обличья. Помня о подсознательном стремлении людей к идеалу и их стандарту мышления в формате книжной иллюстрации или киношной картинки, я украдкой придирчиво рассмотрел внешность лидеров Альба Лонга и без труда определил их кумиров. Квирина — омоложенная копия Мэг Райан, Тибериус — бесстыдный плагиат с Колина Фаррела, а Ювеналий походил на старшего брата Джэйсона Стетхэма, обожравшегося в молодости стероидов. Юстина отличалась индивидуальностью. Не успел я мысленно отправить ей по этому поводу комплименты, как сам себя тут же оборвал. Стоп! Она же… Не может быть! Это же точь-в-точь Ракель Уэлч, загораживающая своим сексапильным телом ход в стене в фильме «Побег из Шоушенка»! Молодцы! Все как один! Я на Совете Авгуров или на заседании Киноакадемии? Кому вручаем «Оскара»? А Спириус говорил, что артисты вышли из моды! Брехня! Любопытно, на кого похожи в Мидгарде Елена и Арина? Может быть, моя женушка избрала себе внешность Энди Макдауэлл? Или Камерон Диас? Мои размышления прервал Верховный Авгур, предоставив мне право вступительного слова.

Я поблагодарил Спириуса за честь и ничтоже сумняшеся доложил высокому собранию сильных мира сего о нашем «косяке», после чего умолк, ожидая их реакции. Первым нарушил молчание Северин:

— Удивительная беспечность с твоей стороны, гражданин Спириус. Оставить неофитов предоставленными самим себе на первой неделе их пребывания в Баркиде с учетом их миссии — это крайне легкомысленно.

Остальные по-разному выразили свое согласие с Северином. Спириусу ничего не оставалось, как признать свою неправоту:

— Действительно, я совершил опрометчивый поступок. Единственное мое оправдание заключается именно в специфичности их задания: излишняя опека со стороны моей персоны неизбежно привела бы к огласке. Тем более что им вскоре предстояло действовать самостоятельно. Оберегать их до конца от возможных опасностей означало бы заведомо приговорить обоих к верной гибели…

— Ты здесь ни при чем, Спириус, — вступился я. — Мы сами ошиблись, что теперь поделаешь — ядерная бомба почему-то всегда попадает в эпицентр. Нобилис хотел форсировать обучение. Не рассчитал силы.

— Это снижает наши шансы вдвое, — пробормотал Тибериус.

Я заметил презрительный взгляд, который бросила на него Юстина. Она не проронила ни слова с самого начала Капитула. Строгая дама. Не увидь я ее в реале — симпатичную молодую женщину, явного технаря к тому же, — я бы предположил, что передо мной типичная школьная училка. Сухая, как вобла, с вечно поджатыми губами и склонностью к нотациям, в Баркиде по ошибке влезшая в тело умопомрачительной красотки.

— С Нобилисом все ясно. Переродится монстром, будет помогать по мере возможностей. Полагаю, что высшим ему не стать, возродится кем-то вроде сатира. Хорошо бы хищником. Легче будет вернуться самостоятельно, — вновь подал голос Спириус. — Предлагаю обсудить идею миссии. Сам способ проникновения в Баркид. Самый первый этап — как им туда внедриться. Что-то планировать дальше малоперспективно, поскольку мы толком ничего не знаем из ныне происходящего. Словом, дальше им придется действовать по обстоятельствам.

— Помнится мне, что Африкан говорил о своем филиале, дескать, с ним утрачена связь. Может быть, мне сыграть роль торгового эмиссара? Коммерсанта? — предложил я. — Прибыл, чтобы восстановить хозяйство, и все такое. Купцов вешают редко. Свободное предпринимательство во все века заслуживало уважения.

Спириус отрицательно покачал головой.

— Ни один Игрок не станет служить другому в торговых делах мальчиком на побегушках. Это исключено. Африкан — известная фигура даже в самом Баркиде. Такой план будет раскрыт сразу.

— А если я типа купил его бизнес?

Юстина тряхнула челкой и первый раз вступила в беседу:

— Если обман раскусят, то пощады не ждите. Питомцы обычно не отлетают далеко от хозяев, но все одно — при желании можно быстро проверить информацию, послав кого-то наблюдать. Еще один минус — неизбежно придется довериться Африкану, а это крайне нежелательно. Проклятый космополит продаст нас за горсть сестерциев и еще будет считать себя правым. Очень ненадежная легенда.

— С Африканом лучше не связываться. Эта слепая свинья свой желудь все равно найдет. Или вас событие, произошедшее с вашим приятелем, ничему не научило? — хмуро вставила Квирина.

Она почему-то ко мне совсем не благоволила. Рассматривала, будто червяка, как бы оценивая — тот ли я мерзавец, которым она меня представляла, или еще хуже. Аналогичный взгляд я поймал у Тиберия. Первое, что мне пришло в голову, — они, видимо, были дружны с моей благоверной и теперь, предполагая мое осуждение ее (может быть, подробностями моей реакции с ними поделился Спириус), заочно начали меня презирать. Как показало время, я практически попал в точку.

— А почему бы нам не отправить в Баркид послов? — брякнул Ювеналий. — Прямо, честно, открыто. Для установления дипломатических отношений с Кезоном. Парламентеров вешают меньше, чем торговцев. В крайнем случае вернутся с предъявленным ультиматумом. Проведут переговоры об освобождении заложников. Ну не зверь же он, в конце концов? Должен понимать, что в реале жизнь обеих женщин под угрозой!

Здравое предложение воина неожиданно вызвало ехидные усмешки. Лично я ничего смешного в данном варианте не находил.

— Мы допустили несколько враждебных действий по отношению к Баркиду. Строго говоря, первыми нарушили нейтралитет. Официальные послы вслед за диверсионными и разведывательными группами — это выглядит несерьезно. Зная его биографию, легко можно предположить, что он вздернет нашу делегацию на первой попавшейся оливе. Тем более что в делегации парламентеров Альба Лонга будут представлять два неофита, а не фактические правители острова. Это просто насмешка! А ветеранами я рисковать не хочу. Категорически. — Решительно рубя воздух ладонью, Спириус поставил крест на предложении Ювеналия и вновь вопросительно поглядел на Совет.

— Есть вариант, — медленно, как бы прислушиваясь к своим словам, произнесла Юстина. — Потерпевшее кораблекрушение судно, выброшенное на берег Баркида. С официальным каперским патентом Альба Лонга. Наши скверные отношения с дакийцами на море ни для кого не секрет. На нейтральных островах между нами выросла целая колония из всяких мерзавцев. И дакийцы потворствуют, а может, и поощряют этот пиратский промысел. Поводов для морских рейдов у нас предостаточно. Потрепанный в бою корабль попал под трамонтану, и его прибило к баркидскому берегу. Терпящая бедствие команда вызывает только сочувствие. Надо быть совсем конченым извергом, чтобы покарать моряков в такой ситуации. Народ Баркида и тот будет недоволен, если Кезон решится на репрессии.

Все задумались.

— Кгм… А что, неплохо? — спросил Северин.

— Разумно, — поддакнул Тиберий.

— Два неофита без Навигации пошли в рейд на каперской либурне? — скептически хмыкнул Спириус.

— Значит, с ними должен быть кто-то из ветеранов. Желательно не один. Случай бросает Кезону воинов непокоренной Альба Лонга. Великодушие правителя подскажет ему проявить милосердие к ним и добиться этим большего, чем прямой агрессией. Ветераны вступят в переговоры, а новички попробуют освободить пленников.

— Кого из граждан конкретно ты предлагаешь? Кто рискнет отправиться в Баркид? — мрачно спросил Верховный Авгур.

— Я, — спокойно ответила Юстина. — И еще один доброволец, которого я одобрю. А дальше ребята попробуют что-то сделать сами. Как ты сказал, «по обстоятельствам».

Вот так вобла! Молодец барышня. Я всегда говорил, что девчонки храбрее и решительнее мужчин. Не все, но такие — однозначно. Мы обсудили детали и наметили старт регаты через две недели после нашего сейшна. Когда все вопросы были утрясены, я робко поднял руку, привлекая к себе внимание:

— Еще один момент. У меня сейчас девятый левел. Десятый — определяющий… в плане питомца, облика…

— Я поняла, — перебила меня Юстина. — Завтра встречаемся в порту в семь утра. Займемся тобой. И вот еще что, приятеля своего ободри как-то, а то разные случаи бывали… Поддержи друга в реале. Многие от своей гибели испытывают такое сильное психологическое потрясение, что отходят не сразу. Имелись случаи психического помешательства. Хотя он мне показался слишком циничным типом, чтобы впадать в отчаяние из-за случайной кончины… А я пока перекрою ему канал связи, чтобы отключить от хронопарадокса. Тогда время в Мидгарде и реале потечет для него с одинаковой скоростью. Мы обычно оставляем все как есть — в качестве отрезвляющего фактора, но тут другая ситуация. Пока станет ждать перерождения — поседеет. Повторюсь, не будь вашей миссии, этого хама стоило бы немного проучить…

— Поймите, сударыня, — бесцеремонно и напыщенно оборвал я эту гурию, — он обыкновенный житель нашей прекрасной страны, которому присущи хамство и обычные недостатки расточителя и лгуна, как и первым лицам, ее представляющим. Вполне возможно, что мануфактурным снаряжением, наглостью и всей своей экспозицией он противен глазу, но нутро у него доброе. И после многолетней дружбы с ним мне было бы неприятно порицать его и слышать, как его порицают другие.

Юстина и Северин дружно расхохотались, а Спириус показал мне оттопыренный большой палец. Остальные же, не знакомые с творчеством Вильяма Сиднея Портера, вытаращили как блюдца свои изумленно-негодующие иллюминаторы и пораскрывали рты от моей вольной цитаты. Читайте классику, невежды! Но, по их мнению, я всего лишь не кисло прошелся по поводу лучшего друга у него за спиной и теперь уже абсолютно девальвировал в их глазах как личность. Впрочем, наши чувства носили взаимный характер. Наконец-то мое общее неприятие всего обрело какие-то очертания и перешло на конкретные личности. С другой стороны — они все мне были в разной степени противны. Даже невероятная Юстина и тугой, как лопата, Ювеналий.

Андрей Винокуров. Под парусами

Чуть рассвело, я уже стоял в порту у парапета, любуясь морем и просыпающимся городом. Солнце еще не осадило дымку утреннего тумана своими жаркими лучами, а лишь показало над бирюзовой гладью океана свой багряный похмельный глаз. Уборщики-юниты драили камни мостовой песком, заливали их ведрами воды, отчего все вокруг стало блестеть нарядной праздничной чистотой.

Ночевал я неподалеку, рядом с портом, в хоспитуме достаточно респектабельном и комфортном, где останавливались приезжие купцы, капитаны, шкиперы заплывающих в Альба Лонга кораблей. Его вывеску украшал мудрый девиз: «Navigare necesse est, vivereest non necesse», или в переводе: «Плавать в море нужно, но жить там не обязательно». Слова предназначались для гостей отеля и намекали на возможность комфортного отдохновения по сравнению с условиями затхлой каюты торгового актуария или казарменным бытом военного судна. И действительно, простыни были белыми, постель мягкой, а еда вкусной и свежей, никаких генномодифицированных продуктов. Прислужницы, молодые девушки в коротких туниках лимонного цвета, окружили меня радушием и заботой, я чувствовал, что, стоит мне намекнуть, и их гостеприимство может перейти всякие разумные рамки, но я уже начал в Баркиде к этому привыкать, поэтому никак не среагировал. Вроде бы и не давал обета воздержания, но тем не менее вел аскетический образ жизни. Наверное, меня привлекало эгоистическое чувство превосходства над своей женой, которое я боялся утратить, закрутив здесь какой-нибудь скороспелый роман. Да и как изменится после такого моя мотивация спасателя и избавителя? Достаточно зная свою персону — себялюбивого и тщеславного типа, — я решил воздерживаться от «заплывов в ширину», пока есть такая возможность. Уж очень мне понравилось себя уважать за бескорыстность и самоотречение.

Накануне я заглянул к Грации, передал от Женьки привет и даже с какой-то завистью понаблюдал, как вытянулось от огорчения ее свежее личико и в глазах блеснули слезинки, когда она узнала, что мой друг сегодня не появится на ее горизонте. Срочные дела вынудили отправиться в далекое путешествие. Поручение от Совета Авгуров. Неотложное — даже попрощаться не удалось.

— Он вернется? — с отчаянной надеждой спросила Грация и замерла в ожидании ответа, подобравшись в чутком трогательном порыве и вслушиваясь в каждое слово, чтобы уловить малейшие оттенки обмана или недоговоренности.

Милая моя, ты имеешь дело с российским бизнесменом. Чему-чему, а врать и изворачиваться нас жизнь научила в первую очередь!

— Конечно, вернется. Любой будет спешить со всех ног к такой красотке! А ты жди своего милого и старайся быть еще краше, чем сейчас. Хоть это почти невозможно. — С этими словами я преподнес ей золотое колечко с каким-то местным «кошачьим камнем», напоминающим дымчатый опал.

Бездельник ювелир содрал с меня за него пятнадцать сестерциев! Цена оружия! После торга, больше напоминавшего схватку голодных стервятников, чем торговую сделку. Впрочем, я грешу против истины: оба получили огромное удовольствие и даже распили на прощание бутылку розового вина с его, ювелира, личных виноградников. Шельма! Я это вино раз десять видел в лавках по всему городу, но даже бровью не моргнул.

Главное, что Грации презент очень понравился. Она зарделась, как маков цвет, что необычайно красило ее смуглую кожу, и унеслась куда-то наверх, видимо, делиться сокровенной радостью с подружками.

Отбросив воспоминания о вчерашнем вечере, я заставил себя отвлечься от созерцания античных архитектурных прелестей и яркой палитры тропической природы и стал внимательно рассматривать корабли в бухте. Как-никак на одном из них мне сегодня предстояло отправиться в рейд в компании главной амазонки Альба Лонга и любой ценой не осрамиться перед ней в период плавания.

В правой от меня стороне помещался рыболовецкий причал, к которому одна за другой начали подваливать миопароны и моноксилы рыбаков, возвращавшихся в порт с добычей. Первые представляли собой плетенные из древесных прутьев лодки с обшитыми шкурами бортами. С них сгружали омаров и бурые охапки съедобных водорослей. Видимо, свою добычу их хозяева искали неподалеку, возможно, в руслах впадающих в океан местных речушек. Моноксилы — длинные долбленые лодки — предназначались для дальней морской рыбалки. Из них доставали сверкавших в первых солнечных лучах разноцветной чешуей морских рыб: тунцов, похожих на полосы нержавеющей стали, голубых марлинов и парусников с острыми шпагами носов, коричневых скорпен в иглах растопыренных шипов, массивных баррамунд в серебряных панцирях, мерлангов в кружевном жабо плавников. Грохали о камни стальные гарпуны, шелестели разматываемые для просушки сети, цокали по булыжникам тяжелые грузила. Еще час — и зашумят торговцы на рынке, предлагая свежую рыбу ранним утренним покупателям, зашкворчит оливковое масло на огромных сковородах в уличных закусочных, зашипит брошенное в его пыл белое рыбье мясо. Поэтому так суетились посыльные, спешно грузили купленные у рыбаков трофеи на низеньких, прядающих длинными ушами осликов, и, нахлестывая их скрученными веревками, гнали по узким улочкам в просыпающийся город.

Слева от меня ритмично покачивались на легкой волне прибоя несколько пузатых торговых судов. Гиппагин с высокими досками бортов предназначался для перевозки скота. Как ни блестело тщательно отмытое дерево, как ни драила команда свой корабль, он все равно распространял вокруг стойкий запах навоза, пробивающийся сквозь морской соленый ветерок. Объемистые корбиты, давшие впоследствии свое имя военным корветам, как им и было положено, служили для транспортировки зерна. Из темного жерла трюма одного из них шустрые поденщики деревянными лопатами выкидывали рассыпчатое золото пшеницы и по узкому тканевому желобу спускали его в стоящую под самым бортом широкую транспортную лодку.

После настойчивых штудий предоставленной Спириусом литературы я спокойно различал все типы судов и, конечно, в первую очередь любовался пятеркой хищных, стремительных военных красавцев-кораблей, высившихся как раз напротив меня. Вернее, я специально остановился напротив них. Могучая пятипалубная квинкверема, крашенная в ярко-красный цвет, с изогнутым назад носом, с изумительно выточенной из дерева птицей спереди, словно предупреждающая всех на море: «Не тронь меня!» — особенно радовала глаз своей силой и античной грацией. Набегающая волна то открывала, то захлестывала внизу грозно выступающий трезубец тарана-рострума. По бокам от квинкверемы стояли две быстроходные двухпалубные либурны — самые популярные в Баркиде военные суда. Силой гребцов и попутным ветром они могли развивать по спокойному морю двенадцать узлов хода, а мощным таранным ударом потопить любой корабль, даже гигантскую эннеру. Догнать же либурну не мог никто. В ней сочетались стремительность ястреба с увертливостью стрижа. Отсюда и любовь всех военных моряков Баркида. Увидели на горизонте широкий прямоугольный парус либурны — готовьтесь к бою, потому что уйти не удастся. Если, конечно, вы сами не на либурне.

Сзади грохнули разом поставленные на брусчатку тяжелые щиты — то остановился, перегородив портовую улицу, манипул морской пехоты Веймаров во главе с Юстиной. Могучие воины в бронзовых доспехах с барельефом морской звезды выглядели собранно и устрашающе. Юстина взметнула руку в традиционном приветствии и обернулась — к ней подходила пара Игроков — очевидно, наши соратники в морском рейде. Первый — неизвестный мне мужик средних лет с ржавой шкиперской бородкой, одетый в полосатый линялый тельник. Эдакий «митек», неведомо откуда проросший чужеродным сорняком на тщательно удобренной классической римской грядке. Никакого сходства с известной мне актерской братией. Нос картошкой и прозрачные голубые глаза навыкате. Вторая — уже знакомая мне пацифистка Калипсо. Эта-то что здесь забыла? Вроде бы мы собрались идти на дело, а не на ярмарку косметики или ювелирных украшений.

— Салют, гражданин, — сказал, как отрубил, сопроводив жест резким движением кисти, неформальный мужичина.

Густой шаляпинский бас. Не хотел бы я с ним соревноваться в караоке. И побьет, и оглушит.

— Салют, — вытянув губы трубочкой, прошелестела Калипсо.

Видимо, взяли в качестве балласта.

— Позволь представить тебе нашего капитана. Единственного триерарха из Игроков. Дядя Кондратий — Фортис. Надеюсь, будете добрыми товарищами, — произнесла Юстина, немного растягивая слова.

Она сегодня снова была в своем воинственном боевом камуфляже женщины-хищницы. Голос с легкой сексуальной хрипотцой, как от только что погашенной сигареты, ленивая интонация светской львицы — такой она мне понравилась даже больше, потому что я знал, что за этим стоит. Мы идем в битву. И у меня отличное настроение. Я даже готов был простить ей Ракель Уэлч, если вообще было что прощать. Нимфа же Калипсо смотрелась на ее фоне нежным цветочком, сорванным с неведомых заповедных полей. Изящным, прекрасным и абсолютно социально не адаптированным. Впрочем, все мы носим личины, а в Мидгарде особенно. Ну а дядя Кондратий был колоритен и замечателен вне всяких пределов. Этому мужику все трын-трава. Вот такое, похоже, у него жизненное кредо. Я подобным типажам всегда завидовал.

Морская пехота динамично и организованно грузилась в либурну по перекинутому длинному дощатому мостику, соблюдая интервалы, чтобы он не провалился в воду под тяжестью закованных в броню солдат со шлемами-кассисами на головах. Полноразмерный манипул. Сто двадцать принципов. Ветеранов, спокойных и уверенных в себе. Не в куклы играть собралась Юстина. Ой не в куклы.

— Мы идем на острова Фонвиллы, — пояснила глава Лиги Веймаров, крутанувшись на сандалиях и повернувшись ко мне. — Это наша Тортуга вкупе с Мадагаскаром. Территориально находятся в нейтральных водах. Неофициально поддерживаются дакийской кликой. Иначе бы мы их вмиг раздавили, а так приходится ограничиваться рейдерством и при этом всегда держать глаза открытыми. По сути своей острова — гнездо авантюристов, флибустьеров и прочих беспредельщиков.

Эх, жаль, нет Махора. Он бы оценил такой оборот. Просто родное наречие!

— Будем патрулировать проливы между островами. Может, кого и выловим. И да, морально приготовься к бою. Среди врагов точно будут Игроки. Это значит, что тебе нужно держаться в стороне, если не хочешь последовать за приятелем и окончательно поставить крест на всей операции. Договорились?

— Угу, — подтвердил я. — Постараюсь не мешать. Видимо, от Калипсо толку в бою будет больше, чем от меня.

Калипсо взмахом длинных ресниц показала, что среагировала на мою реплику и что отныне у меня стало на одного недоброжелателя больше. Юстина задорно засмеялась:

— Время покажет.

— Надеюсь, мне не придется все время выглядывать из-за ваших прелестных спинок. Так уровень не поднимешь.

— У тебя будет возможность отличиться. Поверь мне на слово. Но помни, тебе через тридцать страж идти со мной в дальнюю. Мне хотелось бы иметь тебя на корабле в человеческом обличье.

Я кивнул и отошел на несколько шагов, чтобы выйти из фокуса внимания остальных Игроков. Не по нутру мне долго находиться в центре событий. Нескромно это как-то. Не по ранжиру.

Видимо, большую часть припасов в трюмы загрузили накануне, поскольку после погрузки манипула по дощатому настилу на либурну закатили всего с десяток бочек. К дяде Кондратию подскочил кто-то из команды, похоже, баталер, и доложил, что судно готово к двухнедельной автономке.

Две недели? Не слабо. Мое тело там, в реале, похоже, натерпится неудобств. Я бросил испуганный взгляд на Юстину, но триерарх одобрительным хмыком рассеял мои опасения:

— Хорошо. Всегда нужно иметь запас, чтобы не выдавать воду по чайной ложечке. Прошу всех граждан занять места на борту «Фульминаты».

Ага, это название корабля. Поскольку либурна стояла ко мне ровно носом, я не смог прочесть на ее борту это гордое имя — имя прославленного римского Каппадокийского легиона.

Мы поднялись на палубу. Я с удивлением отметил, как часть принципов заняла места за веслами, разместив по бортам либурны свои круглые щиты. Раньше я полагал, что это дело рабов. Здесь, видимо, жизнь пошла по иным правилам. Недурно.

На носу нашего корабля стоял массивный скорпион, из которого хищно торчал стальной наконечник гарпуна. Еще один такой же я приметил на корме. Впечатляющая машинка.

Вверху раздалось хлопанье крыльев. На рею около железного бугеля опустился белоснежный альбатрос и по-хозяйски на ней расположился. Никто и ухом не повел. Только Юстина, приложив козырьком руку ко лбу, второй рукой сделала какой-то свой, видимо, обоим понятный жест. Ясно — питомец. Любопытно будет взглянуть на живность остальных достойных граждан. Почему-то я был уверен, что у Калипсо в питомцах ходит кудрявая болонка. Или чихуахуа.

— Вира кормовой анкер! — неожиданно зычно рявкнул над ухом Кондратий.

На корме заработал барабан шпиля, выбирая из воды толстый мокрый канат.

— Якорь вышел из воды! Якорь чист! — через минуту послышалось в ответ.

Я как зачарованный смотрел на все приготовления к отплытию и просто наслаждался моментом.

— Принять носовой швартов! — скомандовал капитан. — Эй, как тебя там, Фортис, не стой истуканом! Или отойди от битенга, или помогай матросам наматывать на него трос!

У меня даже уши покраснели. Калипсо, устроившаяся на капитанском мостике в шезлонге, прыснула в кулачок. Две группы моряков, вооружившись длинными шестами, аккуратно отталкивались ими от стоящих рядом судов, чтобы прибой не припечатал нас борт к борту.

— Гребцам — навались! Подшкипер — к команде!

Через несколько минут мы уже разворачивались на проложенный штурманом курс. В утреннем воздухе прощальной трелью прозвучал сигнальный рожок, и с берега ему ответил звонкий голос рынды. «Фульмината» выходила в море. Я стоял на мостике (еще одно новшество — на классических биремах ничего подобного не было) и вглядывался в джунгли, окаймляющие берега портовой бухты. С одного из выступающих мысов нам мигнули чем-то вроде большого солнечного зайчика, вылетевшего из широкого стеклянного глаза, видимо предназначенного для того, чтобы передавать на сторожевые вышки в город тревогу и сообщения о приближении врагов.

— Вахтенные — на гитовы! Парус — поднять! — скомандовал юнит, принявший от Кондратия бразды правления.

Сам триерарх сидел на намертво закрепленном деревянном стуле подле штурвала и, как полагается морскому волку, смолил изогнутую трубку с изжеванным загубником. Вперил взгляд в горизонт, повернулся и зыркнул выпуклыми глазами на уплывающий берег.

— Полрумба круче к ветру, — бросил он рулевому и достал из плетеной корзины бутылку темно-красного вина. — Фортис, ты как? Ага, понял. Эй, вестовой, стаканы, живо! Дамы?

Юстина сделал знак своей птице, та быстро снялась с реи и, скользя в восходящих потоках воздуха, направилась в открытое море. Заметив, что буквально в нескольких метрах перед форштевнем появился острый плавник, я быстро переместился на нос и увидел в изумрудной воде пятнистое тело крупной белой акулы, поймавшей спутную волну от нашего судна. Обернулся, хотел позвать остальных, посмотреть на этого удивительного лоцмана, но осекся, поняв, что я единственный, для кого появление акулы-людоеда — неожиданность. Все ясно. Тоже питомец. Судя по насмешливому взгляду Кондратия — его питомец. Хороший выбор. Смесь акулы и золотой рыбки с удовольствием выполнит ваши последние три желания!

Ночь я провел, растянувшись на шелковом покрывале, прямо на палубе, на корме. Девушки удалились отдыхать под навес, а Кондратий храпел рядом. Приблизительно через час после отхода от причала началась приличная боковая качка, но, увидев мою скривившуюся физиономию, Юстина скормила мне какой-то эликсир, отчего морская болезнь мгновенно ушла. Калипсо, между прочим, от допинга воздержалась. Гребцы и солдаты легли вповалку на палубе, между рядами весел. Деканы контуберний устроились на тюках с запасным такелажем, остальные довольствовались меньшим — кто приспособил под голову захваченные из дому мешки, некоторые спали на расстеленных по доскам палубы холщовых полотнищах. Потом волнение на море стихло, и либурна тихо заскользила под парусом в ночном штилевом море. Над морем низко раскинулось жемчужное покрывало звезд.