ГЛАВА 18

Евгений Махонин. В преддверии глухого форшмака

За час неспешной вальяжной прогулки с промежуточным визитом в «капельницу для смачивания горла» я наконец домаршировал до порта. Небольшую гавань окружал серьезный мол из грубо отесанных гранитных плит, за которыми виднелись барашки свежего бриза. В заливе теснилось более десятка разных судов, на два корабля бойко погрузили какие-то тюки, по набережной прогуливалась пестрая вереница всякого народа. Мой опытный взор сразу отделил купцов, доглядающих за своим товаром, и разнорабочих от нескольких местных жульманов, тусующихся неподалеку. Эти сушеные деляги были заняты тем, что «держали ливер» — передавали друг другу краденое — да периодически зыркали своими буркалами по сторонам — не отломится ли чего еще. Мимо меня прошествовал военный дозор с вытравленной морской звездой на серебряных панцирях — Веймары, стало быть. На моряков они не походили, скорее, наверняка являлись чем-то вроде морской пехоты. Старший дозора остановился и официально меня приветствовал:

— Салют, гражданин!

— Вольно! Тьфу, тоже салют! — Я поправился, заметив его недоумение, и, чтобы сгладить напряженность, спросил:

— Как обстановка, служивые?

Видимо, я ляпнул что-то не то, потому что старшина еще сильнее выпучил глаза и рявкнул:

— Происшествий за время дневной стражи не было! За исключением усмирения двух торговцев-лоточников, не поделивших клиента!

— Молодцы!

— Служим Капитулу! Разрешите продолжать обход?

— Да-да, конечно, валяйте. — Я махнул рукой и пошел себе дальше по набережной.

Любуясь справными морскими судами, чуть не столкнулся в бесцельно шатающейся толпе со Спириусом и Юстиной, которые о чем-то неторопливо беседовали.

— О! Привет! Рад видеть, что ваше образование продвигается, — улыбнулся мне Спириус, дал краба и даже фамильярно хлопнул ладонью по плечу. — Мой питомец уже доложил о ваших славных подвигах.

— Ага, мы тоже видели твоего баклана над рощей с побрякушками, — ответил я.

Положительно, после совместно употребленного молочка от бешеной коровки сухарь превратился в нормального человека. Юстина официально растянула губы для улыбки и слегка поклонилась.

— Завтра вернем должок. — Я решил сразу обозначить нашу обязательность в финансовых вопросах, но Авгур пренебрежительно махнул клешней:

— Ничего, это дело не срочное. А завтра вечером состоится Совет…

— Мы знаем. Насчет грядущего сходняка нас просветил кореш твой, как его… Северин.

— Отлично. Северин — член Капитула Авгуров, и я рад, что вы свели с ним знакомство, — кивнул Спириус.

В этот момент один рабочий на ближайшем к нам корабле уронил через трап в синюю воду залива бочонок, что тащил на плече. Поклажа с плеском плюхнулась в набегающую волну, а к грузчику подскочил какой-то изрядный детина в сафьяновом песочном халате и влепил бедолаге в качестве трудового поощрения здоровенного «леща».

— Северин! — фыркнула Юстина. — Смотри, какой шлак он притащил вольнонаемными на патрульное судно! Каковы, а? — Это она обращалась к Спириусу.

— Орлы просто! — хмыкнул тот в ответ.

— Да что там — львы! Как ты считаешь, какой процент из них попрыгает белками за борт при одном виде зеленых дакийских парусов?

— Приблизительно — сто процентов.

— Угу, — мрачно подтвердила Юстина и вдруг, повернув голову ко мне, чисто по-девичьи ойкнула. — Ай! Осторожней!

В этот момент мне в самое щепетильное место между лопаток, только значительно ниже, врезался здоровенными рогами невесть откуда взявшийся баран. Не человек, а вот именно баран с шерстью, каменным лбом и жесткими такими загнутыми рожками. Вот так ситуация! Видать, удрал с какого-нибудь парохода, куда был погружен в виде самоходного консерва. За ним, размахивая граблями, уже спешил какой-то низенький крепыш с веревкой в руках. Баран, как оказалось, не принадлежал к разряду тупых животин, что не интересуются происходящими вокруг себя событиями, и, не дожидаясь своего преследователя, резво отвернув в сторону голову, рванул дальше по набережной, производя в толпе гуляющих понятное оживление. Воспользовавшись моментом, я решил удалиться следом за копытным. Ясное дело, в этой частной беседе я оказался третьим лишним. Чтобы понять это, — не надо было быть бараном. Тот и то все вкурил мгновенно и удрал, не попрощавшись. Условившись на завтра о времени и месте встречи, я, копируя Юстину, чуть поклонился и, игнорировав выражение ее хорошенького личика, сморщившегося от сдерживаемого с великим трудом хохота, потопал в направлении «Верис Делицис».

На прилегающей портовой улице подался спиной к стене дома, пропуская медленно ползущий портшез какого-то богатея. Жалобно брякнули колокольчики, и носилки внезапно остановились аккурат напротив меня. Тьфу ты, еще какой-то Игрок пожелал засвидетельствовать мне свое на фиг не нужное почтение. Чем ближе был ужин, тем меньше хотелось портить себе аппетит, треща с этими индюками. Разве только внутри окажется козочка Калипсо? Но гранатовая бархатная занавеска отъехала в сторону, сдвинутая могучей мохнатой лапой, и из прохладной полутьмы паланкина на меня выехала красная улыбающаяся физиономия дяди Африкана:

— Салют, гражданин!

— И тебе — салют! — Я нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

Последние минут десять я ощущал в себе неистовое желание посетить одно место личной гигиены, но нигде поблизости ничего подобного не узрел, а спрашивать у юнитов стеснялся, что вообще-то мне не свойственно.

— Где приятеля потерял?

— У Камня Иммерсии. Дела в реале. — В таком состоянии поневоле говоришь рублеными фразами.

— Понятно. Молодцы, что быстро растете. Скоро рад буду увидеть вас в своем магазине!

— Непременно. Товар отличный, а вино еще лучше. — Вот чего привязался к человеку? Не иначе, сейчас тоже будет мне уши топтать!

— Я вот по какому поводу решил тебя побеспокоить. — Африкан оценивающе оттопырил нижнюю губу и задумчиво на меня воззрился. — Завтра мои слуги отправляются в рейд. На охоту. Моя птица разведала селение химер в джунглях неподалеку. Можно взять богатую добычу.

— И?

— Я сам на такие дела не падок — ленив стал больно. Хотите возглавить отряд? Пара уровней, считайте, в кармане, а может быть, и больше. И десять процентов добычи.

Вот это ситуация. Приятный поворот, что и говорить.

— А десять процентов в твердой валюте — это сколько будет примерно?

— Обычно мы берем товару из таких рейдов на пару тысяч сестерциев. Не меньше. Обещаю сверх того скидку в магазине при обмене оружия. Интересно?

— А то! Но есть проблема — завтра собирается курултай по нашему поводу…

— Чего-чего?

— Заседание какое-то, куда нам с Андреем, то есть теперь — Фортисом, явиться наказано строго обязательно.

— А-а-а… Капитул… Но это ничего, они раньше заката никогда за стол не садились. Вы к тому времени как пить дать вернетесь. Успеете и в термы сходить — лесную грязь с себя смыть.

— Тогда порядок! Где встречаемся?

— У моего магазина в шесть утра. Если ночуешь в городе — могу прислать паланкин, только скажи куда.

— В «Верис Делицис». Знаешь такое заведение?

— А-а-а, «Родник»? Конечно. Это где камин в центре зала?

— Ага.

— Бывал. Ну что, сладились?

Мы пожали руки, и я, прибавив шага, поспешил в кабак. Отлично все устроилось. Заодно и уровни подтяну. А то отстал от Андрюхи — беда просто. И в одиночку никуда не сунешься — стремно. Значит, все получается тип-топ. Сам же хотел браться за ум. И Африкан как по заказу нарисовался! Хорошо смеется тот, кто стреляет последним! Получу пару левелов и попру дальше буром! Я обрадованно улыбнулся, вспомнив карие озорные глазки Грации. Сегодня проведу ночь с ней — решено. Главное, не проспать, вернее — поспать хоть немного, а то, чувствую, дашь ей волю — до утра глаза не сомкнем. А жизнь-то налаживается!

Если бы я знал тогда, чем дело закончится, — впору было бы не радоваться, а выть, заливаясь горючими слезами!

Андрей Винокуров. Попадос — по-другому не скажешь

Я стремительно прорешал все свои дела по работе. Друзья-коллеги, конечно, засыпали вопросами — уж слишком нехарактерным для меня было такое поведение: пропадать на несколько дней, не отвечать на звонки. Пришлось сослаться на спасительную аварию. Дескать, чудом остался цел, моральное потрясение, нужна передышка на какое-то время, чтобы прийти в себя, и все такое. Объяснение встретило вежливое понимание и деликатное сочувствие. Съездил на такси в сервис, куда определил свое пострадавшее авто, навестил страховщиков, заполнил формы, предъявив привезенную Махором всемогущую «форму два» из ГИБДД. Набрал Германа — телефон молчал. Ясно, парень в Мидгарде. Отправив ему эсэмэску: «Все в порядке. Звонил, чтобы скоординировать действия», — я вернулся домой, обозрел Женькино туловище, восседавшее истуканом на стуле, и пошел на кухню заправиться перед погружением. Плотно отобедал, заглянул в спальню, грустно постоял на пороге перед фигурками своих женщин и вернулся к компьютеру. Попытка уйти в Мидгард неожиданно успехом не увенчалась. Канал не открывался. Как будто я наткнулся на стену. Женька по-прежнему сидел сиднем, а я, сколько ни тыркался, — уйти так и не смог. Видимо, произошел какой-то сбой. Начал нервничать, в голову полезла всякая хрень. Манной небесной прозвучал звонок Германа. Я вкратце объяснил ему, в чем затык, он ответил: «Угу. Понял. Сейчас будем». Через двадцать минут в квартиру позвонили. Герман появился в компании молодой барышни, ухоженной невысокой брюнетки с короткой стрижкой и выразительным взглядом серых глаз. Довольно необычное и эффектное сочетание. Очередная пассия? Герман, заметив мое смущение, поспешил развеять неловкость:

— Это наша глава техподдержки, Вероника. Ника, разреши тебе представить Андрея и его друга Евгения. Слышал, вы уже обзавелись в Мидгарде новыми именами?

— Да что там, просто перевел на латынь наши здешние. Получилось — Фортис и Нобилис. Фортис ваш покорный слуга, — ответил я, разглядывая гостью.

Та сдержанно кивнула. Она явно не была склонна к излишним проявлениям эмоций, да и, похоже, вообще к сантиментам.

— У нас не принято знакомить в реале Игроков, тем более озвучивать баркидские имена. Захотят — найдутся тут по собственной инициативе. Но случай исключительный, поэтому я позволю себе нарушить традиции. Вы уже виделись на Альба Лонга. Перед тобой Юстина.

Я ожидал, что барышня нахмурится, уж очень выражение ее лица способствовало этому, но она вдруг мило улыбнулась и приветливо пожала мне руку. Кажется, я понял, что к чему. Разумеется, чрезвычайно эффектной в Мидгарде девушке очень приятно продемонстрировать мне то, что и в Реальности она также выглядит впечатляюще.

Технические неполадки у нее получилось исправить минут за двадцать со спокойной уверенностью профессионала.

— Второй канал открыт не был, — пояснила Вероника, вставая из-за системника. — Герман, вы, наверное, сначала не знали, откуда будет подсоединяться друг Андрея, а потом попросту забыли. У них так и остался сдвоенный проход для обоих одновременно.

— Нет, — отрицательно покачал головой Герман. — Я теперь вспомнил свои мотивы. Сначала я просто не хотел, чтобы они бродили там поодиночке — сама знаешь, что может случиться. А потом, правда, забыл.

Мы прошли на кухню, я налил гостям чай. Разговор вертелся вокруг всякой чепухи — артефактов, нашей вылазки в рощу Фелицитаты. Я чувствовал: ни Герман, ни Вероника сейчас не склонны поднимать серьезные темы. Ну и сам решил не навязываться. Со своим головняком придется разбираться в одиночку. Мелькнула, правда, интуитивная мысль, что Вероника не одобряет действия Германа во всей этой ситуации, а он, понимая ее отношение, просто избегает важного разговора. Ни к чему мне пока знать слишком много. Ну и ладно. Будем жить, будем поглядеть. Прощаясь, Герман напомнил мне, что завтра мы встречаемся на площади Капитула и вместе идем на Совет Авгуров. Пора переходить к главным решениям.

Проводив старожилов, я быстро установил контакт с Мидгардом и погрузился. Побродил немного по окраинам города, старательно избегая центральных улиц, где мог напороться на кого-то из Игроков. Я еще не забыл о предостережениях Спириуса — на Альба Лонга вполне могли оказаться соглядатаи всемогущего Кезона. Лишний раз не стоило привлекать к себе внимание, и так засветились более чем достаточно. Нобилиса нигде не было видно. Ясно. Зависает со своей куколкой. Я не мог осуждать друга, потому что в такой ситуации кто угодно не устоял бы. Тридцать пять лет — такой возраст, когда начинаешь чувствовать, что ты не становишься лучше с каждым новым днем. И как я подозревал, с годами это ощущение только усиливается, пока его не сменяет смирение. Отсюда и «прыжки в ширину» из разряда «седина в бороду, а бес в ребро» или «в сорок пять — баба ягодка опять». Человеческая плоть истончается с возрастом и начинает подавать отчаянные сигналы мозгу: мол, давай, приятель, бери от жизни все, пока не стало поздно. Люди осуждают это, а должны бы испытывать острую жалость, будь у них желание вглядеться попристальней в корни явления. А что там насчет меня? Еще неделю назад я пребывал в блаженной уверенности слепца, что кроме отличной работы у меня есть все для человеческого счастья — крепкая семья, красавица жена, умница дочь. А теперь? Кого я спасу, если спасу? Как она встретит мой взгляд? Как мы дальше будем жить? Забыть такое невозможно. Делать вид, что ничего не произошло? Даже от одной этой мысли мне стало противно. Устав от моральных самоистязаний, я нашел более или менее приличный постоялый двор с термополой на первом этаже, заплатил за комнату и уединился с самой лучшей и самой бесполезной советчицей нашего человека — здоровенной бутылкой вина.

Утром я проснулся и спустился вниз. Молодой флегматичного вида слуга в кремовой хламиде поставил передо мной чашу с вином и тарелку с туроном — смесью ячменной муки, тертого сыра и меда. Позавтракав, я прямой наводкой направился в «Верис Делицис». Пора брать Нобилиса под белы рученьки и приставлять к чему-то общественно полезному.

У порога меня встретила Грация. Честно, я даже не признал ее сначала в блестящей молодой девушке в ярком роскошном платье с пестрой мантильей на плечах, но она, увидев меня, приветственно замахала руками и затащила внутрь заведения. Девушка, конечно, и так была прехорошенькая, но тут… Передо мной, блистая очами и разливая вокруг свет ослепительной улыбки, стояла умопомрачительная барышня, настолько красивая, что казалась недоступной, словно вечерняя звезда. Ее очень выгодно подсвечивали лучи зависти, периодически падавшие из разных концов зала, отраженные от физиономий товарок. Поразительно, как меняет женщину ее маленькое женское счастье. Мне даже не нужно было спрашивать, ночевал ли здесь мой друг. Я лишь осведомился, здесь ли он сейчас.

— Гражданин Нобилис отбыл на охоту в джунгли с людьми Африкана, — не в силах погасить радостную улыбку, ответила Грация.

И победно сверкнула топазовыми глазками — вот я какая!

— Как на охоту? С какими еще людьми? Что за хрень тут творится?

— С рабами и дворовыми людьми гражданина Африкана, — немного растерянно подтвердила Грация. — За ним на рассвете прибыл паланкин. Господин обещал, что, если вернется с большой добычей, — присмотрит для меня какую-нибудь маленькую лавочку неподалеку, — выпалила девушка, не удержавшись.

— Ну дела, — пробормотал я. — В джунгли! Лавочку! Он что, ума лишился? А меня почему с собой не взял?

Грация испуганно развела руками.

Остыв, я сделал вывод, что недооценил самолюбие приятеля. Надо сказать, что все мои действия здесь были подчинены единой цели, тогда как Женька просто начал тут жить. И получать немалый кайф от этого. А я, отличник конченый, — набрал левелов и оставил своего компаньона далеко позади. Хочешь не хочешь — изворачивайся, чтобы догнать. Теперь ход его рассуждений стал для меня понятен. Что же, придется дать другу временную фору. Я бодрым шагом минут за сорок доскакал до Камня Иммерсии, поприветствовал собравшийся там народ римским салютом и ушел в реал. Буду ждать Евгения и штудировать книжки по Баркиду, особенно по его истории и периоде правления Кезона. Пора нарисовать для себя некий психологический портретик данного деятеля. Что-то мне подсказывало, скоро нам с ним придется столкнуться, и уже не в теории.

Я сидел на кухне с сигаретой (ввиду отсутствия супруги слегка расслабился по этому поводу), чашкой кофе и заново вчитывался в методички по локации. Время лениво текло, как вода из недозавернутого крана. Капли секунд уже образовали лужицу минут, как вдруг в зале что-то задвигалось. Тяжело грохнул опрокинутый на паркет стул, и в исполнении Женьки раздался такой мат, какого я не слышал от него практически с детства.

— …….!..…………………………….! — и так без передышки секунд двадцать.

Я влетел в гостиную и застал друга в крайнем волнении, с трясущимися руками. Женя кругами колесил по комнате и ругался на чем свет стоит. Надо сказать, несмотря на окружение и образ жизни, он крайне редко применял в речи матерную лексику. Помню, в детстве, услышав от него ругательство, его бабушка долго втолковывала нам, пацанам, что при каждом бранном слове ангел-хранитель отлетает от человека на лишние три метра. Откуда у старушки взялась такая точность вычислений — осталось загадкой, но Женька внял словам бабушки и браниться перестал. Как отрезало. Теперь он словно забыл обычные слова. Возбужденно ходил и разносил все подряд. Методично клял, старался никого не пропустить. В основном, конечно, клял себя и свою глупость. Наконец немного успокоился, поднял стул, уселся и, обратив ко мне бледное дергающееся лицо, сказал:

— Я сдох.

— Как сдох? — опешил я.

— Как Золушка. Или долбаная мертвая царевна в «Семи богатырях», — мрачно обронил Махор и снова выругался.

— Так-растак. — Я машинально последовал его примеру. — Что случилось?

— Что случилось? Я был счастлив, но потом отвлекся. Вот что случилось. Африкан — так его об косяк, деляга сушеный, навьючил меня этой идеей — качнуться по тихой грусти, да и у нелюдей лесных, животных необразованных, сидора срезать. Клепал языком, что можно на тысячу сестерциев подняться влегкую. Я и клюнул, как карась-губошлеп. Словом, пошли мы в джунгли охотиться, к поселениям химер. Команда была — человек пятнадцать. Ребятки подобрались смирные. Даже слишком. Все как один — пациенты доктора Ломброзо. Утырки конкретные. Но свое дело знают. Головорезы, типичные «дикие гуси».

Я хмыкнул. Если Женька удостоил рабов Африкана прозвищем африканских наемников, значит, и впрямь та еще была компания.

— Мы подобрались к их фактории. Сначала все вроде бы шло хорошо. Покрошили в мелкий винегрет кучу пернатого народу. Я поднял аж четыре левела. Уже начал подумывать о том, как сегодня поменяю внешность, возьму себе в питомцы какую-нибудь канарейку с хищным клювом метра в полтора, чтобы в полете перевешивал. Замечтался, короче. Я обретался с краю от основной банды — поддерживал их огнем из лука. И такой вышел расклад, что из джунглей к ним прибыло подкрепление. Не знаю, как там наши — выдержали, нет, — поскольку мне по чердаку смазали, считай, первому. Просто тупо оторвали башку. Сшибли с ног и перекусили шею, словно зубочистку.

— Больно было? — сочувственно брякнул я.

Женя невесело хмыкнул.

— Прилично. Мало не показалось. До сих пор мурашки по коже. Но недолго. Страшная боль где-то на секунду — я даже заорать не успел. Затем — полный рауш. Очнулся уже тут. Последнее, что видел, — длинные клыки в моей крови перед глазами. Потом — все.

— Задница, — подвел я итог. — Влипли.

Упрекать друга не хотелось, я никогда не принадлежал к разряду тех добряков, что с удовольствием вставляют ближнему спицу в свежую рану. На Женьке и так лица не было. От моих слов его голова опустилась. Переживал, что подвел меня. Крепко подвел.

— Ладно, брат. Всякое может случиться. Рассудком от потрясения не двинулся — и то хорошо. Впредь будем умнее, — вздохнул я.

— Угу. А теперь что же, я вне игры? Кранты? Сливай воду и проветривай?

— Почему? Покуришь до понедельника, возродишься кем-то. Может, в новом обличье будешь еще полезней, чем в человеческом.

Женя вздохнул.

— К Грации зайди. Объясни, как сможешь. Ждать будет, расстроится девчонка.

Мне захотелось скрипнуть зубами. Вот увалень — вся наша затея под угрозой, а он только о своей крале и думает! Но я сдержался.

— Ладно. Не перегрейся, как примус. Все как-нибудь образуется. По крайней мере на Земле имеется мало людей, которые точно знают, что жизнь после смерти продолжается. И ты — один из них. Как говорится, жизнь — это очередь за смертью, но некоторые лезут без очереди.

— Кто это сказал?

— Адольф Гитлер.

— Тоже мне — нашел, кого цитировать.

Женька запустил пятерню в короткий ежик волос, потом поднялся, прошел на кухню, и я услышал жалобное звяканье бокала и деревянный хлопок барной дверцы.