ГЛАВА ПЯТАЯ

Для Брэдфорда Донована время останови лось: в камере свет никогда не выключался. Часы у него забрали вместе с остальными личными вещами — даже сигарет не оставили.

Допрос, ему сказали, будет, как только командир найдет время. Но командир был занят: наводил дисциплину и порядок среди подчиненных. А пока заключенного достаточно регулярно кормили и водили в туалет вниз по коридору, когда он высказывал такое желание.

И это были все доступные ему теперь развлечения. С тюремщиками он общался мало — только когда двое приносили ему поднос с едой, причем один держал поднос, а второй — зловещего вида дубинку. Потом они возвращались и забирали посуду, с подозрением пересчитывая тарелки и приборы. Так и тянулось время, Донован уже сам начал проситься на допрос, но безрезультатно. Целые дни он лежал на кровати и глазел в потолок. Он не знал, как идут дела, — одержали победу лларанцы или нет. Он мог о чем-то догадываться только по некоторым словам охранников и по тому, как ужасно они скучали. Видимо, положение Земли действительно было неважным. Если бы лларанцам что-то грозило со стороны землян, то скучать им не пришлось бы.

Значит, Земля не способна к возмездию.

Среди звезд, вдоль границы Федерации, врага сдерживали редкие земные флоты. Они превосходили врага техникой, но уступали ему в числе. Стоит только ослабить эти флоты, чтобы выгнать ллари с Земли, и орды противников прорвутся. Спасти три мира, чтобы потерять пятьдесят… Никто бы на это не пошел, даже если один из этих трех миров — Земля.

Земля, Венера, Марс — первая, вторая и третья планеты, когда-то заселенные людьми.

Земля, Венера, Марс — предательская атака принесла позорное поражение от рук врага, которого всегда считали слишком тупым для такой победы.

Земля, Венера, Марс — потери в межзвездном конфликте, разменные пешки в космических шахматах. Отрезанные от Федерации, захваченные врагом, сброшенные с доски.

Когда-нибудь в далеком будущем, когда удастся проникнуть в глубины Империи Четырех тысяч солнц, враги заплатят кровью за свою жестокость.

Но это в будущем, а настоящее было очень печальным. Донован сомневался, доживет ли он до конца войны. Что толку гадать — он все равно умрет в плену раньше. Не важно, расстреляют его, оставят за решеткой или переведут в концлагерь. Неужели он прожил пятьдесят лет, полных риска, бороздил космос и сражался для того, чтобы прийти к такому жалкому концу? И ведь всегда был глубоко убежден, что он — герой, победитель.

Теперь, судя по всему, единственными победителями будут ллари. Сколько же рас, задумался он, могут быть уничтожены расширяющейся Империей, — рас, состоящих из миллиардов личностей, таких, как он сам, со своими чертами характера, мечтами, со свои ми чувствами — любовью, ненавистью; личностей, которые погибнут или будут порабощены, когда их цивилизации потерпят поражение.

Тощие захватчики из Лларанской империи знали все это очень хорошо.

Нельзя устоять перед нашествием слепой стихии, а Лларанская империя и была такой. Непреодолимая стихия, настоящий океан солдат, пушек и судов, который затопит любые бастионы, воздвигнутые против него, а потом спокойно потечет дальше.

Люди войдут в почетные списки исчезнувших народов, жителей космических островков, снесенных лларанской волной.

Это случится потом. — Но для Брэдфорда Донована время остановилось. Его жизнь превратилась в однообразную карусель загадочных оранжевых лиц, пластиковых подносов для еды и обрывочных ночных кошмаров, от которых он истекал потом, когда просыпался в гнетущей атмосфере камеры.

Однажды, когда Донован возвращался из туалета, штанина, которую он заправлял за пояс, выскользнула из-под ремня и поволочилась по полу. Он остановился, подобрал ее и начал прилаживать на место. Его конвоировал сонного вида тип, которых, похоже, было много среди нижних чинов пехоты ллари. Охранник спокойно ждал. Донована это почему-то разозлило.

— Ну, — проворчал он раздраженно, — какая у тебя проблема?

— Проблема? — Охранник был озадачен. — У меня нет проблемы.

— Тогда чего ты уставился на меня? — сердито посмотрел на него Донован. — Мне кажется, что твоя мать не учила тебя, что невежливо так глазеть, — если у тебя вообще была мать.

— Но я вовсе не глазею, — запротестовал охранник.

— Не болтай. Ты именно глазеешь. И я знаю также почему.

— Знаешь?

— Йио, знаю. Ты удивляешься, зачем так тщательно охранять калеку, ты не можешь понять, почему «золотые погоны» думают, что я так важен. Там, откуда ты пришел, безногие — либо нищие на улицах, либо выполняют самую простую работу, если у них хватает денег на искусственные ноги. Их жалеют, а не боятся.

Охранник уставился на него, вытаращив глаза:

— Откуда ты все это знаешь?

— Дух дедушки подсказал мне, — парировал Донован, все еще занятый тем, чтобы приладить штанину.

— Дедышк? — повторил охранник, коверкая земное слово. — Кто такой Дедышк? Тебе запрещено разговаривать с другими заключенными, — он показал на двери вдоль коридора, — а охранников с таким именем нет. Меня зовут Свитта. Так кто такой Дедышк?

Донован посмотрел на него, полагая, что над ним подшучивают. Нет, это было не так, Свитта был совершенно серьезен, его брови озадаченно хмурились. Где-то в мозгу Донована сработал какой-то рычаг и колесики завертелись…

— Дедушка, — объяснил он торжественно, — это отец твоего отца или, возможно, твоей матери, но никогда — обоих.

— О, — сказал Свитта с облегчением, — тогда все понятно.

Потом его лицо омрачилось:

— Или непонятно?

— О, совершенно понятно, — заверил его Донован, с трудом сохраняя серьезное лицо.

— Но ты сказал, что говорил с Дедышком!

— Говорил. А он говорил со мной. Мы вместе поговорили.

— Понимаю… кажется. — Свитта нахмурился и добавил озадаченно: — Но я помню, что к тебе никого не пускали. Конечно, он мог прийти, пока я отдыхал от службы… я не успел прочитать журнал, когда заступил на дежурство, но, наверно, так оно и было.

— Йио, так и было, — эхом повторил Донован.

— Перед докладом на пост первым делом я проверю журнал, — пообещал Свитта, — а то, если не услежу за чем-нибудь, какой-нибудь офицер однажды подловит меня и прикажет выпороть.

— Тяжелая жизнь, — посочувствовал землянин.

— Йио, точно, тяжелая.

Свитта отвел его в камеру, с лязгом захлопнул дверь. Раздался звук быстро удаляющихся шагов.

Донован лег на койку и начал ждать.

Это не заняло много времени.

Уходила одна пара ног, а вернулись две. Шаги затихли перед его дверью, потом в замке заскреб ключ. Дверь открылась, и вошел Свита с озадаченным выражением на лице. За ним следовал грузный, с мохнатыми бровями тип с сержантскими знаками отличия. Он был хмур, как грозовая туча.

Донован сел.

— И чему я обязан удовольствием от этого неожиданного визита?

— Ты мне сказал, что у тебя был посетитель, — с упреком произнес Свитта.

— Сказал.

Сержант переводил взгляд с землянина на своего подчиненного, как будто оба они свихнулись. Наконец сержант обратился к Доновану:

— У тебя был посетитель здесь, в этой камере?

— Все правильно.

— Но записей об этом посещении нет, — сообщил он, — если бы произошло такое нарушение режима, дневной дежурный сказал бы мне. Что ты на это скажешь?

— Что я могу сказать? Я не отвечаю ни за документы, ни за тюрьму. Я здесь только чужак, а мой дом — небеса.

— У?

— Я не виноват, если кто-то халтурит.

— Ты по-прежнему настаиваешь, что у тебя здесь был посетитель?

— Настойчивость здесь ни при чем, — возразил Донован, — это факт, может быть, не отмеченный, но тем не менее факт.

— Понимаю.

— Кажется, есть только один способ избежать сурового наказания, — продолжал он задумчивым голосом.

— Какой? — спросил сержант против воли, желая спасти шкуру.

— Ну, — сказал Донован с таким видом, будто сообщал очевидное, — возможно, дедушка

вовсе не шел обычным путем. Тогда вот и объяснение, разве не так?

— Йио… — согласился сержант, все еще колеблясь, — но как он мог проникнуть сюда по-другому?

— Очень просто, — сказал ему Донован, — если он пришел не по коридору, то что остается?

— Что? — поторопил его сержант.

— Ну, стены, конечно.

— Стены? Великий Сирри, у тебя что, рекк, мозги протухли?

— Вовсе нет. Дедушка должен уметь проходить сквозь стены. — Он слегка постучал кулаком по переборке. — У него было достаточно практики за последние тридцать лет.

— Что ты хочешь сказать? — с подозрением спросил сержант.

— Ну, он уже мертв тридцать лет, видите ли, и…

— Мертв? — вскрикнул сержант. — Ты сказал — мертв?

Донован заморгал в изумлении:

— Ну конечно, — разве я не упомянул этого раньше? Как опрометчиво с моей стороны… но я всегда забываю такие мелкие детали.

Сержант просто уставился на него, ничего не понимая. Свитта реагировал чуть спокойнее, но и он побледнел и вытаращил глаза.

Через несколько секунд сержант взглянул на Свитту:

— Пойдем.

Свитта послушно вышел из камеры, обшарив напоследок глазами углы, как будто ожидая, что духи прямо сейчас полезут сквозь стены. Он ни одного не обнаружил; кажется, это край не его обрадовало. Сержант последовал за Свиттой, но через минуту просунул голову в дверь:

— Ты не изменишь своих показаний?

— Каких показаний? Я просто упомянул, что меня посетил дедушка, а вы придаете этому незаслуженное значение, вот и все. Как будто нельзя посетить родственника в беде и посочувствовать ему. Сразу начинается целое расследование. Ну, если бы я был на месте дедушки…

Дверь хлопнула.

Звон в ушах Донована стоял несколько минут.

Он прислонился к стене, нахлынули позабытые воспоминания о днях, проведенных среди лларанских звезд. Планеты, горы и моря, города, деревни и люди — все прошло перед его мысленным взором как в калейдоскопе. Местные одежды, местные обычаи, местные суеверия… слабости, пристрастия, фантазии.

«Пусть глубоко и спокойно спят твои предки».

Тогда для него это было только формой приветствия, так желали благополучия. В некоторые праздники, чтобы обеспечить предкам загробный покой, совершались различные подношения в маленьких, волшебного вида часовенках, разбросанных по всей стране. Церемонии были простыми, полными достоинства и благоговейного трепета перед теми, кто покинул этот свет. Донован фотографировал происходящее, а секретные агенты Империи крутились поблизости, стараясь не выглядеть подозрительно и следя за тем, чтобы ни один военный объект не попал в фокус его объектива.

На многих мирах церемония стала просто деталью образа жизни, без особого внутреннего значения. Ее привычно исполняли на праздниках, это был просто хорошо заученный ритуал. Но на других…

А, вот почему завертелись колесики в его черепе.

«Пусть спокойно спят твои предки…»

Существовала древняя традиция, родившаяся еще в те времена, когда лларанцы были не высокомерными правителями звездной Империи, а простыми крестьянами. Тогда для такого благочестивого пожелания была очень серьезная причина: если усопшие не знали покоя, они бродили вокруг своих живых потомков и слушали, часто ли и с добром ли их вспоминают. Если им не нравилось услышанное, они мстили обидчикам — жестоко и кроваво.

«Пусть спят твои предки…»

Так, одного из своих предков он выкопал. Посмотреть бы теперь, что стало бы со старым Рамджетом Донованом, если бы он увидел, что его любимая планета кишит ллари, а его любимый внук в тюрьме. Если лларанцы верят во враждебных предков, может, поверят и в доброжелательного? Доброго к Брэдфорду Доновану — и настоящего дьявола для ллари.

Как же мучительно он нуждался в друге и наперснике, с грустью подумал Донован. Дела его были настолько плохи, что оставалось только выкликать духа. Еще чуть-чуть — и ему самому начнет мерещиться что-нибудь потустороннее.

— Дедушка, — произнес он наконец, — дедушка, да будут благословенны твои старые, пропитанные ромом кости, ты наконец-то становишься полезным. Я надеюсь на это.

Если бы Рамджет Донован узнал, как будет использоваться его имя, которое помнили только родственники, скромный могильный камень да легенды в барах от Сингапура до АльфаСити, он бы перевернулся в могиле, сел и хрипло заказал бы двойную порцию шотландского виски.