ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Джеймс Риерсон отделил ножом нежный и сочный ломтик мяса от куска, лежавшего перед ним на деревянной тарелке, подцепил этот ломтик вилкой, отправил в рот и начал жевать, отдавая блюду должное. В престижных домах роботоповары действительно знали, как жарить филей. А какая подливка! Он разломил пополам теплую, пропитанную маслом булочку и обмакнул ее, ощущая полное блаженство, а потом отправил сочный кусок в рот, чтобы он составил компанию мясу.

Была почти полная иллюзия того, что он дома, в своей собственной квартире после длинного дня в офисе или в суде. И район, и даже планировка комнат были очень похожи. Это могло оказаться опасным. Привычная обстановка способна притупить бдительность, усыпить рефлексы. Трудно было заставить себя думать серьезно о той информации, которую он выбил из Ливара.

Беседа с Ливаром, должен он был признать скромно, была мастерской, просто ходом гения. Теперь у него было одно значительное преимущество перед противником: он знал, с чем борется. Враги же этого не знали; они знали только, что на них свалились такие проблемы, с которыми их командиры, повидимому, не могут ничего поделать.

Кроме того, он знал о Брэдфорде Доноване.

Он взял другой кусок мяса, посмотрел через мягко колышущиеся занавески на окне на те окрашенные краснотой заката джунгли небоскребов и ту паутину дорог, которые были Атлантой. Расползшаяся во все стороны цитадель, в которой время остановилось для шести миллионов ее жителей… И это только одна из множества столиц, городков и деревень, разбросанных по поверхности трех планет. Теперь признаки жизни наблюдались вокруг инопланетных космических кораблей, усеявших пейзаж тут и там, как зловещая поросль, проклюнувшаяся после ядовитого дождя.

И где-то внутри одной из этих мрачных сфер крохотная искорка протеста против сонного заклятия, наложенного завоевателями Земли, тлела в некоем Брэдфорде Доноване, произносящем не краснея самую фантастическую ложь и каким-то образом заставлявшем их поверить в нее. Вспоминая свой побег из Бакстера, он теперь мог лучше понять, почему солдаты, с которыми он столкнулся в мебельном магазине, считали его чем-то большим, чем простым смертным, и почему Ливар, бедный идиот, был так испуган, когда обернулся и обнаружил себя лицом к лицу, как он думал, с кошмарным Дедышком. Не хотелось признаваться в этом даже самому себе, но могло оказаться и так, что если бы Донован заранее не подготовил сцену описанием боевого дедушки, те солдаты стреляли бы чуть быстрее. Тогда бы он не наслаждался этим куском мяса.

Вышло так, размышлял он, прихлебывая свой кофе, как будто Донован предвидел то, что случится в Бакстере, и заботливо и артистично посеял семена страха для того, чтобы он, Риерсон, пожал урожай. И все это он сумел сделать, будучи всего лишь беспомощным пленником на борту какого-то лларанского военного корабля. В каком-то смысле, среди всех невероятных, подвиг Донована был самым невероятным.

Он хотел, чтобы допрос Ливара дал какой-то рычаг, какое-то преимущество перед преследователями. А Донован преподнес это ему на серебряном блюдечке. Он мог бы стать Дедышком — дедом сообразительного внука, но какая в этом польза? Он мог бы войти в роль, кочевать по планете от города к городу как неутомимый призрак, которым его и считают, проплывая как ангел смерти в ночи на страх захватчикам, но какой конечный результат? Ливар сказал — а Ливар не лгал, насколько он мог судить, — что Федерация в безвыходном положении. Угроза поголовно уничтожить спящих жителей при малейшем сопротивлении связывает по рукам и ногам. Позже Риерсон узнал, что парламентерский корабль с наблюдателями на борту уже в пути, чтобы увидеть, действительно ли Сарно держит три планеты так крепко, как уверял.

Конечно, наблюдатели будут настроены в высшей степени скептически, но действительность их сокрушит. На этот раз лларанцы не хвастали впустую. Флот не осмелится появиться в этом уголке космоса, пока будут вестись бурные переговоры. Нельзя позволить Сарно отдать приказ, который таким кровавым образом уничтожит половину населения Федерации. Ясно, что нельзя поступить иначе, но это осложняло его положение. Можно и дальше бродить по планете, вести свою одинокую войну против захватчиков, убить еще парочку, десяток напугать до чертиков, заставить каждого чуть понервничать — и что выйдет из всего этого?

Ничего не выйдет. Флот не будет вмешиваться, не будет живописных звуков горна и громоподобного топота копыт, когда добрая старая кавалерия вылетает на холм как раз вовремя, чтобы выгнать надоедливых оранжевокожих обратно к далеким звездам. Лларанцы, сильно раздраженные его нехитрой тактикой, будут продолжать преследование до тех пор, пока он не совершит какого-то рокового промаха и они не поставят ногу на его тело. Он прикинул, что сможет нанести изрядный урон их моральному духу, но все это зря: расшатывать моральный дух имело бы смысл только тогда, когда за этим следовало бы продолжение. Сам по себе этот урон постепенно компенсируется, и рано или поздно будет так, словно Джеймс Риерсон, по другому — Дедышк, никогда на самом деле не существовал. Просто плохое воспоминание, и все.

Риерсон глубоко вздохнул, отодвинул тарелку и налил себе еще одну чашку кофе. Он уже дважды примерял на себя личность Дедышка — один раз в Бакстере, а теперь — чтобы напугать Ливара для получения ценной информации. Похоже, что это было не в последний раз. Сидеть и ждать сложа руки точно бесполезно. Можно дождаться только того, что какой-нибудь тупоголовый ллари случайно наткнется на него и охота снова пойдет полным ходом. Есть крохотная надежда, что случится что-то, что разрушит их преимущество и развяжет флоту руки, тогда любая его подпольная работа может оказаться последней каплей. Но для того чтобы играть роль армии призраков, потребуются выносливость и самоотверженность. Он может по крайней мере позволить себе еще одну ночь мирного сна перед тем, как приняться за свою обреченную на поражение борьбу.

Риерсон долго сидел над своим кофе, лицо его в сгущающихся сумерках было мрачным. Когда на западе с небосклона исчез последний свет, он сбросил ботинки, положил рядом оружие и завернулся в одеяло.

Где-то поблизости раздавалось тихое, приглушенное шуршание. Риерсон пошевелился, подтянул покрывало повыше, чтобы спастись от коварного холода, наполнившего комнату. Шорох раздался снова, чуть громче. Потревоженные опавшие листья. Он повернулся, думая сквозь сон, что этим утром птицы на дереве за окном шумят раньше, чем всегда, и ждал первой трели, которая обычно опережала звонок его будильника примерно на двадцать минут.

Трели не было. Странно…

Он начал было снова погружаться в прерывистую дремоту, но привычка, приобретенная за это время, не позволила. Секунды тянулись, и маленький раздражающий клубок беспокойства начал колоть его сонный мозг: где же пение птиц? Один из воробьев уж точно должен был начать свое чириканье, и пересмешники…

Но воробьи и пересмешники уже покинули его дерево к этому времени года — ранние морозы побили листву, и ветки были слишком голы, чтобы привлекать птицу. В конце концов, уже вторая половина ноября…

Он открыл глаза и устремил взгляд в потолок. Тогда что я делаю дома? Почему не в хижине?…

Эта мысль промелькнула и тут же исчезла. Потому что он только что одновременно убедился в двух вещах: он не был дома, и этот шорох снаружи производили не птицы, готовящиеся встретить рассвет.

Это были шаги.

Звуки шагов взад и вперед во дворе, тремя этажами ниже. Шаги были слышны из-за ковра опавших листьев, покрывшего плиты двора, — листьев, не убиравшихся с того момента, как Пыль Сарно сделала свое дело.

Теперь он полностью проснулся, хотя и слегка пошатывался: звуки целеустремленных шагов в сонном городе могли означать только одно.

Охотники.

Он выскользнул из кровати, забыв о холоде в комнате, и сунул ноги в ледяные башмаки. Открытое окно, сквозь которое доносились шаги, было светло-серым мазком в чернильной тьме. Вытащив пистолеты и засунув их в кур тку, стал искать ружье, взял его и осторожно, на ощупь пошел вперед.

Двор в блеклом сером свете начинающегося рассвета, с безлистыми деревьями, переплетавшими свои побитые морозом ветви в центральном саду над серо-зеленой массой вечнозеленых изгородей, был подобен сюрреалистическому лихорадочному сну под пустыми вытаращенными окнами окружающих стен — ив высшей степени был подходящей декорацией для того, что происходило.

Ибо что-то двигалось во дворе.

Риерсон замер, стараясь не шевелиться, и устремил взгляд в слабый свет, чувствуя, как что-то, глубоко похороненное под его внешней цивилизованной оболочкой, беспокойно ворочается — какой-то странный маленький огонек суеверного страха, который почти полностью относился к памяти расы, не имея никакого отношения к очень логическому страху перед лларанцами и их винтовками.

Слишком низкие ростом для лларанцев — он понял это, когда четвертая тень выскользнула из какого-то проема внизу, чтобы присоединиться к трем, уже находившимся во дворе. Они стояли неподвижно, молча, ровным маленьким кружком, лицом друг к другу, в молчаливом единении.

Если не ллари, тогда кто? Он перевел взгляд, чтобы посмотреть на небо, увидел, что звезды все еще ярко сияют, что до утра еще далеко. Значит, его первое наблюдение было правильным — в самом деле это были предрассветные часы.

Но тогда кто, если не ллари, ступает в эти предутренние часы по планете, населенной только лларанскими солдатами, спящей… и мертвой? В один отчаянный момент он чуть было не позвал их и не спросил, на какое кладбище они вернутся с восходом солнца. Внезапно такой вопрос вовсе не показался ему смешным, и лларанцы, в их страхе перед предками, показались более проницательными, чем не верившие ни во что земляне.

Пятая тень появилась в поле зрения, двигаясь с нового направления, присоединилась к четверке и немедленно замерла, полностью подражая остальным.

Призраки, сказал себе Джеймс Риерсон, не шелестят при ходьбе опавшими листьями. Значит, у них есть ноги и тело.

Что было довольно слабым аргументом, когда пять неразличимых теней стояли такой волшебной группой под сплетением черных обнаженных ветвей в побитом гневными заморозками саду. Пять неясных духов, человекоподобные на вид и не выше, чем средний землянин в раннем отрочестве, совершенно неразличимые при скудном освещении.

Был способ устранить все сомнения, но он отложил его, слабо надеясь, что тени растворятся перед его глазами или превратятся в какие-то знакомые объекты — даже если это окажутся лларанцы.

Тени не проявляли никакого стремления исчезнуть. Превращаться в статуи греческих атлетов или солдат Федерации они тоже не собирались. Да и статуи не ходят на рассвете, не стоят молчаливой группкой во дворе жилого дома. Или стоят и ходят? Он потер лицо рукой. Все казалось возможным в этом обреченном, захваченном, спящем светло-сером мире… Он собрался и с некоторым усилием сделал то, что могло установить, кто же был в этой тихой группе внизу.

Он поднял винтовку и посмотрел через оптический прицел.

И чуть не разразился смехом, когда болезненный страх покинул его.

Потому что фигуры были ясно видны в поле оптического прицела.

Это были роботы. Пять земных роботов-помощников одной из самых популярных моделей. Пять полутораметровых роботов, тихо стоящих во дворе как будто в ожидании какого-то сигнала.

Но сигнала откуда? Или, что более важно, от кого?

Неужели лларанцам удалось какимто образом управлять рабочими роботами Атланты и послать их на охоту за ним? Это казалось невозможным, но, конечно, все законы вероятности были нарушены после того, как Сарно использовал Пыль в военных целях. Старые правила просто больше не действовали.

Перекрестье прицела переместилось на правую руку ближайшего робота. В стальных пальцах было серебряное, выглядевшее хрупким оружие — парализатор. И каждый из остальных был вооружен таким же образом. Значит, если лларанцы действительно послали их за ним, они не смогли побороть встроенный в них запрет на причинение вреда человеческому существу. Если его обнаружат и выстрелят из парализатора, самое плохое, что может случиться, это шоковый паралич и плен. Что по-своему было достаточно плохо, но не рождало того холодного ужаса, как тогда, когда он пробудился от крепкого сна, чтобы столкнуться с немедленной перспективой жестокой смерти. Он родился на Земле и не мог бояться роботов, которые были необходимой частью его существования с самого детства.

Он их уже не боялся, но мягкие охотничьи пули не смогут остановить роботов, если они попытаются что-нибудь сделать. Лучше было бы быстро вытащить лларанский плазменный пистолет и сразить роботов в открытой схватке, раз они настроены использовать парализаторы. Лучшей тактикой в этом случае будет стратегическое отступление. Он не знал наверняка, что роботы охотятся за ним, но он также и не мог быть уверенным, что это не так. При столкновении с пятью вооруженными роботами, намерения которых неясны, благоразумие становится, как никогда раньше, главной добродетелью.

Внезапно роботы пришли в движение. Без звука, без жеста они разделились и устремились в разные двери, открывавшиеся во двор. Был ли он объектом поиска или нет, вскоре он будет обнаружен. Время проявить то самое благоразумие.

Он вышел из квартиры, быстро прошел по коридору к стоящему эскалатору и спустился вниз, его охотничьи ботинки с мягкой подошвой производили еле слышный шорох на ступеньках. Дойдя до второго этажа, он повернул налево и пошел по холлу, ведущему прочь от двора. Через тринадцать метров были большие французские окна, выходящие на автостоянку, которую использовали посетители, почтальоны и разные службы доставки. Он выбрался наружу и тяжело пробежал через эту площадку, чувствуя себя ужасно открытым, а потом направился вниз по мягко спускавшемуся въезду для автомашин.

Дойдя до конца, он пересек улицу, зашел в передний двор, частично закрытый от окон высокими изгородями, и потом свернул в поперечную улицу. Миновав два квартала, он очутился у специальной дороги, зарезервированной для ремонтных машин, «скорой помощи» и мусороуборочной техники. Она вела прямо в центр города.

Наконец он почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы остановиться, перевести дыхание и собраться с мыслями. Он выбрал для этого место между грузовой рампой и лестницей, ведущей наверх. Только свет от вывесок чуть разгонял царящую повсюду тьму. Уличное освещение не работало, так как все источники энергии были давно отключены лларанцами. Здесь было холодно, гораздо холоднее, чем в квартире, и легкий ветерок, дующий в туннеле, ощущался так же, как если бы дуло с ледника.

Что-то двигалось в туннеле впереди. Черная тень неслась прямо на него с ошеломительной скоростью.

Он выстрелил с бедра.

Звук выстрела был оглушающим. Желто-оранжевое пламя ударило в эту фигуру, на мгновение осветив ее черты. Она на минуту остановилась, но не упала. Риерсон раздумывал, не припустить ли ему прочь со всех ног. Его уши были заложены после ружейного выстрела, а глаза ослеплены вспышкой. Он напряженно ждал, что будет дальше, понимая, что он бессилен предотвратить что-либо. Плазменный пистолет был в куртке, и он ни за что бы не успел достать его вовремя, если впереди был враг. Потому что мгновенная вспышка показала: пуля бесполезна.

Ужасное эхо от ружейного выстрела наконец замерло, он стоял с винтовкой, направленной в загадочного противника. Напряженное молчание тянулось бесконечно.

Затем извиняющийся голос произнес:

— Прошу прощения, сэр, за беспокойство, но мне надо кое-что сказать вам.

Риерсон остался в той же позе и ничего не ответил.

— Сэр, такой образ действий очень меня расстроил бы, и, если вы будете упорствовать в своих попытках дезактивировать меня, я должен буду принять защитные меры.

Робот поднял руку, и в слабом свете стали видны очертания парализатора.

Риерсон выпрямился и опустил ружье. Он продолжал молчать.

— Спасибо, сэр, большое спасибо. А теперь могу я поговорить с вами?

— Кто послал тебя? — осторожно спросил Риерсон.

— Боюсь, сэр, что я не понимаю суть вашего вопроса.

— Кто приказал тебе искать меня? Был ли он высоким? С остроконечной головой? С оранжевой кожей? Было ли у него четыре пальца вместо…

— Сэр, — вежливо прервал робот, — меня никто не посылал. Я пришел по собственной воле, а лучше сказать — по воле моего Главного компьютера.

Он прошел вперед, пока не очутился на свету. Это было именно то, что Риерсон увидел в свете вспышки выстрела: сине-стальной полутора метровый технический робот, вылитая копия тех пяти во дворе дома.

Робот повернулся:

— Боюсь, сэр, что ваш довольно неосмотрительный выстрел мог привлечь нежелательное внимание. Инопланетяне повсюду.

Риерсон изумленно вытаращил глаза:

— Ты знаешь о них — о том, кто они?

— О, разумеется, сэр. Они довольно шумны и, кроме того, причиняют много разрушений.

Они демонстрируют абсолютное отсутствие уважения к частной или общественной собственности. Они также, — изменился ли голос робота на самом деле или это только показалось? — очень рады нажать при случае на курок. Один из моих товарищей по работе был жестоко дезактивирован прямо перед моими зрительными линзами. Именно об этом я — или, скорее, наш Главный компьютер — и хотел поговорить с вами.

— Понимаю. А что Главный компьютер хотел сказать?

— Этого я не знаю, сэр. Мне были даны инструкции просто найти и привести с собой разумное человеческое существо.

— Просто любого человека? Не определенного человека?

— Нет, сэр. Любого.

— Гмм, — нахмурился Риерсон, — а что, если я не захочу пойти с тобой?

— Мне были даны инструкции привести с собой человека, — повторил упрямо робот.

— А то, желает ли человек идти или нет, не важно?

— Нет, сэр. — Голос робота звучал убедительно до слез. — Мне очень жаль, сэр.

— Разве это не странно, что желания Главного компьютера важнее желаний человека?

— Обстоятельства необычны, сэр, — уверенно сказал робот с традиционной сдержанностью.

— Вы можете сказать это еще раз? — сказал ему Риерсон с чувством.

— Я знаю, что могу, сэр, — моему речевому аппарату не было причинено повреждений. Вы хотите, чтобы я повторил это?

— Не важно, — сказал он торопливо. Он чуть не забыл, как утомительно иногда разговаривать с роботами.

— Да, сэр. Как вам угодно. Мы можем идти?

Риерсон колебался:

— Последний вопрос.

— Да, сэр.

Он быстро выпалил вопрос, надеясь, что застанет врасплох следящего за беседой техника — если там был техник — и получит правдивый ответ от робота до того, как сработает контроль.

— Работает ли Главный компьютер на инопланетян? Работаешь ли на них ты?

— Сэр! — Казалось, что робот выпрямился в полный рост. — Как вы могли такое подумать! Мой Главный компьютер является составной частью Сети гражданской обороны этой планеты. То, что вы предположили, это измена!

— Хорошо, хорошо, не надо столько патетики… — начал было Риерсон.

И остановился.

Ибо свет пролился на его разум.

— Прояснилось, — пробормотал он, раздумывая, не попросить ли маленького робота дать ему хорошего пинка под зад. Он даже был бы должен попросить об этом, учитывая то, что он оклеветал его дорогой Главный компьютер. Он выругался. Если кто и заслуживал пинка, так это он — это могло бы заставить мозги заработать. А его мозгам явно была нужна встряска.

Ведь он позволил лларанцам гнать его по всему штату Джорджия, не предпринимая ничего, кроме того, чтобы подстрелить нескольких то тут, то там. Первобытная тактика, в лучшем случае тактика апачей. А предполагается, что он — хорошо образованный гражданин двадцать пятого века, юрист!

— Нет, сэр, — сказал робот чуть раздраженно, — рассвет был одиннадцать минут пятьдесят шесть секунд назад.

— Прошу прощения, — покорно сказал Риерсон. Он поставил ружье на предохранитель, поправил лямку и забросил его за спину. Если об этом когда-нибудь станет известно, ему лучше поторопиться сменить фамилию. — Я приношу свои самые искренние извинения.

— В этом нет необходимости, сэр, — ответил робот, смягченный сменой его настроения, — теперь мы пойдем?

— Совершенно определенно пойдем. Показывай дорогу.

— Извините, сэр, я не могу.

Риерсон был удивлен:

— Почему?

— Сэр, — сказал робот, — вы говорите, что пойдете мирно, а затем просите, чтобы я повернулся спиной и показывал путь. Сэр, моя грудная пластина повреждена. Вы причинили это повреждение вашим оружием. Я думаю, что вам лучше идти впереди.

— Ты мне не доверяешь?

— Не совсем, сэр.

— Но я не знаю дороги!

— Я буду говорить вам, куда идти. Мне очень жаль, сэр, но эта осторожность нелишняя. В конце концов, вы действительно пытались дезактивировать меня.

Он хотел поспорить, но решил не делать этого. Робот был прав, и он не собирался оправдывать свои действия. Он чувствовал себя так, как будто его вызвали к окружному судье за то, что он ел жареную кукурузу во время заседания. Другими словами, как будто ему вынесли дисциплинарное взыскание.

— Сэр, мы идем?

И они отправились.