4. Рыкают враги Твои среди собраний Твоих; поставили знаки свои вместо знамений ваших.

7. Предали огню святилище Твое; совсем осквернили жилище имени Твоего.

8. Сказали в сердце своем; «разорим их совсем», — и сожгли все места собраний Божиих на земле.

13. Ты расторг силою Твоею море. Ты сокрушил головы змиев в воде.

14. Ты сокрушил голову левиафана, отдал его в пищу людям пустыни.

18. Вспомни же: враг поносит Господа, и люди безумные хулят имя Твое.

20. Призри на завет Твой; ибо наполнились все мрачные места земли жилищами насилия.

23. Не забудь крика врагов Твоих; шум восстающих против Тебя непрестанно поднимается.

17

Наш подбитый корабль вылетел из-за обратной стороны Куу и взял курс на внутренние орбиты Новой Финляндии.

Джослин быстро выяснила, какая из орбит подойдет для нас. При отсутствии одного двигателя и еще двух, не вполне исправных, Джослин не решалась пускаться даже на самые простые маневры.

Она выбрала высокую удлиненную экваториальную орбиту, которая пересекалась с орбитой Камня и поднималась над планетой на высоту пятидесяти тысяч километров.

— Если с нами что-нибудь случится, с Камня или с Вапауса рано или поздно придут к нам на помощь, — объяснила Джослин.

— Ты забыла про «Дядю Сэма», — напомнил я. — Это отличная шлюпка, и она вполне исправна.

— Ничего я не забыла, но моя космическая тезка — ценное имущество, и мы должны доставить ее на базу. А пока я хочу выйти на эту орбиту и попробовать определить, насколько сильны повреждения. Это хороший корабль, но бедняжка может взорваться, если мы будем гонять его в хвост и в гриву, не заботясь о ремонте.

— Полагаю, ремонтом придется заняться мне. — Я погрузился в компьютерную диагностику повреждений. Большую часть диагностической работы я мог проделать, сидя у пульта. Компьютеры проверяли десятки систем и подсистем корабля. Когда работа какой-либо из них не отвечала определенным требованиям, компьютер объяснял мне ситуацию. Я мог принять решение о последующем ручном ремонте, мог сделать визуальный осмотр или отдать компьютеру команду перейти на аварийную систему. Большинство проблем решал сам компьютер, просто сообщая мне о переключении на аварийные устройства, — основные системы были в безнадежном состоянии.

Казалось, ситуация не смертельна. Я обнаружил десятки незначительных повреждений, но в таком количестве они не радовали. Обычно к трагедиям в космосе приводит не одно крупное повреждение, а множество мелких, сочетающихся неожиданным образом.

Вот почему поломка двигателя была таким крупным бедствием, гораздо хуже, чем отсутствие этого двигателя. Конструкторы корабля предусмотрели надежные аварийные системы, но разумнее всего было бы не полагаться на них, подлетая близко к планете с огромной скоростью.

Не то чтобы опасность столкновения нам не угрожала — столкновение было вполне возможно, но в тот момент, когда не выдержал двигатель, мы вовсе не должны были врезаться. Просто ситуация оказалась чересчур близкой к критической. Избежать столкновения было чрезвычайно важно, если не сказать большего, и система отдала предпочтение именно спасению, не доводя дело до критической ситуации.

Досаднее же всего оказалось, что отличная система вмешалась в дело в самый неподходящий момент, при непредвиденных обстоятельствах. В тот момент, когда всего страшнее было перенапряжение и без того перегруженных двигателей, система, задачей которой было избежать столкновения, запаниковала и запустила двигатели. Взорвавшись, один из этих двигателей вызвал неполадки в системах питания и контроля по всему кораблю — как раз эти неполадки чуть не погубили нас.

Допускать что-либо подобное в будущем мы не собирались.

Закончив работу с компьютером, я отправился в инспекционный обход по кораблю. После нескольких путешествий к отсеку, где хранились запчасти, и обратно, я заменил большинство деталей, которым компьютер не доверял.

Наконец с мелким ремонтом было покончено, до орбиты мы еще не добрались, а пульт управления сообщил, что наш корабль находится в плачевном состоянии. Индикаторы, которым полагалось быть зелеными, стали янтарными, а потом красными.

Вытянув телескопические трубы, камеры принялись обозревать наружную поверхность корабля и выдавать на экраны изображение исковерканной обшивки. Защитного слоя, нанесенного на поверхность корабля перед полетом к «Левиафану», едва хватило. В десятке мест обшивка потеряла цвет и вид. Вдобавок оказалось, что на борту наблюдается утечка воздуха. Я запечатал люки, ведущие в кормовые отсеки, считая, что нет никакого смысла тратить воздух на помещения, в которых некому дышать.

Хвостовая наружная камера вышла из строя вместе с двигателем. Нам удалось направить туда одну из ближайших уцелевших камер и осмотреть двигатели.

Зрелище оказалось малоприятным. Второй двигатель был вовсе не разбит — он просто исчез. Пламя из дюз расплавило и наружные, и большинство внутренних частей двигателя за считанные миллисекунды.

Первый и третий двигатели были на месте, но их обильно покрывали вмятины. Очевидно, эти двигатели не постигла судьба собрата, но их положение отличалось лишь немногим.

Ни Вапаус, ни Камень долгое время не выходили с нами на связь. Мы несколько раз передали условный код с помощью лазеров связи, сообщая: «Мы здесь!», и получили автоматический ответ от компьютеров: «Мы тоже». Казалось, люди были слишком заняты, чтобы уделить нам внимание.

В окружающем космосе все было мирно. Мы не пользовались радаром, боясь, что нас обнаружат, но инфракрасные приборы, передатчик и камеры дальнего обзора давали нам некоторую информацию. Мы засекли несколько взрывов, несколько лазерных вспышек и полетов ракет. Очевидно, битва измотала обе воюющие стороны.

К тому времени все спутники, передающие информацию между кораблями и станциями, оказались далеко позади, а многие были просто выведены из строя. Мы приблизились к планете.

Если для штаба в этот момент мы не представляли интереса, нас это вполне устраивало. Мы начали приводить в порядок себя и корабль. Неудобные, но эффективные душевые насадки, предназначенные для работы в невесомости, смыли с нашей кожи весь пот, накопленный за время полета при большой перегрузке. Сам процесс купания казался невыразимо приятным. Теперь, при таком состоянии двигателей, «Джослин-Мари» не смогла бы вновь набрать ускорение даже при необходимости.

Оба мы оказались покрыты с ног до головы кроваво-красными пятнами — при перегрузке рвались капилляры. Эти пятна причиняли больше неудобства, чем боли, но мы запаслись мазью, которая хорошо помогала, хотя от нее чистая одежда липла к телу.

Мы не стали возиться со стряпней, просто заставили себя перекусить всухомятку, дополнив рацион протеиновыми добавками и витаминами. Мы выспались по очереди, по четыре часа каждый.

Прошло пятнадцать часов после нашей бомбардировки «Левиафана», когда штаб наконец-то связался с нами по лазерному передатчику. У пульта как раз дежурил я и успел разбудить Джослин, едва поступил сигнал.

— …Штаб. Отвечайте, «Джослин-Мари». Вы слышите?

Голоса я не узнал, но, судя по звукам, его обладатель был на последнем издыхании.

— Говорит «Джослин-Мари». Мы слышим вас.

— Ждите дальнейших инструкций… — Последовала полуминутная пауза. — Говорит Берман. Выслушайте приказ и подтвердите его получение. — Голос Евы был совершенно мертвым — в нем не осталось ни намека на человечность. — Вы должны очистить всю доступную память бортового компьютера «Джослин-Мари». Не сохраняйте информацию для последующего перезапуска или операций. Оставьте только программы, совершенно необходимые для полета корабля по орбите, а также все программы связи и поддержания систем жизнеобеспечения. Вся информация, связанная с баллистическими, маневренными и прочими функциями, должна быть уничтожена. Все компьютерные файлы, не требующиеся для настоящей работы корабля, следует стереть из памяти. После этого начинайте прием и запись информации, передаваемой нами, — вам предстоит взять на себя функции штаба. Информацию о нынешнем тактическом положении мы передадим через пятнадцать секунд. Сообщение закончено. Подтвердите получение.

— Черт побери! «Взять на себя функции штаба»! Что она городит? — изумленно воскликнула Джослин.

— Кажется, я понял. Это контрудар, — произнес я, указывая на экран. На него только что передали схему тактической ситуации из штаба. Траектории трех ракет сходились на Камне. Вероятно, перехватить их было некому.

Я запросил у компьютера состояние оборонных систем Камня.

Компьютер провел поиск в только что переданной информации и выдал на главном экране:

«Все лазерные станции выведены из строя. Количество оставшихся ракет: 1».

Простейшая арифметика: приближаются три ракеты, а ракета-перехватчик осталась только одна. Камень обречен. Так «Левиафан» отомстил за нашу атаку.

— Какого черта мы вообще согласились на этот полет! — выпалил я.

— У нас не было выбора. Мак, мы просто воспользовались шансом.

— Ничего себе шанс! Они были просто обязаны отомстить!

— Знаю. И Ева знала, но отдала этот приказ. — Джослин вздохнула. — А теперь отдает другой. Мы сможем его выполнить?

Я задумался — и надолго. Каким бы отличным кораблем ни была «Джослин-Мари», какими бы мощными компьютерами мы ни оснастили ее, она все равно не могла стать командным центром. Для этого у нас не хватило бы каналов связи. Компьютеры не могли вместить все данные по всем кораблям, своим и вражеским, а тем более следить за их перемещениями. Наш радар тоже не был приспособлен для этого. Нам оставалось полагаться на сообщения истребителей. Нет, такая задача была нам явно не под силу.

И все-таки ее поручили нам.

Я нажал кнопку передатчика:

— Говорит «Джослин-Мари». Мы начинаем чистку памяти компьютера. Приготовьтесь к передаче информации.

Что еще нам оставалось делать? Штаб был обречен, а мы по крайней мере могли продолжать борьбу.

Баллистические и маневренные программы, информация о складе и запасах, программы связи со вспомогательными кораблями, диагностика, системы обнаружения атаки, контроль повреждений в реальном времени — все они должны быть уничтожены, должны исчезнуть. «Джослин-Мари» останется парализованной, немой, беспомощной и обобранной. Корабль лишился возможности регулировать высоту полета, как когда-то было с «Боикой» (неужели это случилось совсем недавно?), и нам предстояла тряска.

Я вывел на принтер копию судового журнала, прежде чем стереть его, — в будущем им наверняка кто-нибудь заинтересуется.

Мы усердно потрошили кораблю мозги. Точно так же, как идеально функционирующая рука или нога становится бесполезной при травме головы, так и наш корабль, не лишаясь возможностей, утратил средства их контроля и использования.

Мы с Джослин работали, как в оцепенении. Мы превращали в беспомощного калеку корабль, который сохранил нам жизнь, стал нашим домом. Мы понимали, что можем поплатиться за это жизнью. Конечно, мы могли бы сбежать на «Дяде Сэме», но куда? Камень вскоре превратится в пыль. «Левиафан» войдет в атмосферу планеты. Гардианы победят. Раньше или позже кого-нибудь из них осенит мысль послать ракету на эту одинокую орбиту.

Отключено большинство систем жизнеобеспечения, приборы в кормовых отсеках, аварийные приборы в передней части корабля. Что толку в системах сигнализации, если нет больше способов справиться с аварийной ситуацией?

Можно подумать, что где-то должен быть способ управлять всеми этими системами и приборами, следить за их показаниями по шкалам, переключать или нажимать кнопки вручную. Но все датчики, шкалы, переключатели и кнопки были связаны с компьютерной системой. В случае неисправности основного компьютера его функции могли принять вторая, третья и четвертая машины, но их память теперь была нужна нам целиком.

Через десять минут штаб начал перекачивать данные к нам — по всем имеющимся каналам.

Самой важной информацией был эмулятор, позволяющий компьютерам «Джослин-Мари» работать с программами, написанными для штаба. Этот эмулятор был перекачан дважды и заставил нас запустить программу сравнения, чтобы убедиться, что запись ничем не отличается от оригинала.

Нашим машинам предстояло сыграть роль своих старших братьев, оставшихся на Камне, — иначе им было просто не разобраться в потоке информации, приходящей по всем каналам.

А информации было немерено. Координаты кораблей, отчеты о запасах топлива и энергии на каждом из них, сообщения о вражеских истребителях, о положении «Левиафана». Голографическое представление боя вплоть до нынешнего момента — в надежде, что мы разгадаем еще какую-нибудь хитрость противника и его тактику и изменим согласно этому тактику собственную.

Работа оказалась не такой сложной, как я считал: прежде всего благодаря мрачному факту — следить приходилось за мизерным количеством наших кораблей. Во-вторых, кто-то на Камне счел своим долгом передать нам множество вещей, знать которые было бы неплохо, но воспользоваться ими мы никогда бы не смогли. Несколько программ и файлов пришли лишь в виде заголовков: «Список и биографические данные пилотов истребителей», «Расчет вероятности попадания», «Траектории запуска к планетарным целям с орбиты Камня» и так далее. Были и еще более незаметные штрихи: я заметил, что нам не передали программы действий на высоте. превышающей нынешнюю высоту «Левиафана». Впрочем, так высоко мы и не собирались.

Огромное значение имели данные о противнике. Сколько их осталось? Какова форма «Левиафана»? Каковы его недостатки? Есть ли у нас шансы, а если есть, как ими воспользоваться?

По крайней мере, мы выяснили, что наша атака на зоны запуска «Левиафана» имела успех. С тех пор с авианосца не запускали управляемые пилотами корабли, ограничиваясь ракетами.

Однако у нас осталось всего восемнадцать «Биби» и «Зверей». Оба корабля связи, «Шляпные вешалки», погибли. Оставались еще шлюпки — «Дядя Сэм», «Звезды», «Полосы», несколько баллистических кораблей, пара-тройка буксиров, курьеров и других судов, не предназначенных для боя.

Нам пришлось отвести огромную зону памяти компьютера для всех известных сведений о «Левиафане» и его нынешнем положении. Джослин добавила туда же все записи наших камер, сделанные во время полета вокруг огромного корабля.

Вначале информация прибывала мощным потоком, но постепенно уменьшилась до размеров средней реки, превратилась в ручеек и исчезла.

Разумеется, штаб мог бы отправить нам в несколько раз больше данных, но даже полученной частью мы были почти не в состоянии распорядиться. Наши компьютеры были полны под завязку, данными заполнился каждый используемый байт памяти. Оставалось лишь немного места для данных, которые должны были поступать с кораблей — и только.

Все линии связи были переключены на компьютеры, и у нас не оказалось возможности поговорить с людьми на Камне. Тех из них, которых требовалось спасти, уже увозили медленные, не приспособленные для войны буксиры, кое-кто выбросился в космос в скафандрах — в надежде, что их поймают. Некоторым удалось спастись. Других так и не нашли.

На Камне осталось лишь несколько человек команды, ждущих смерти спутника. Из всего штаба я знал лишь Еву и Джорджа.

Мари и ее команду уже увезли с Камня на Вапаус, где им предстояло разгадать следующий ход гардианов. Мари-Франсуаза настояла, чтобы Джордж присоединился к ее команде. Он был лучшим источником информации по гардианам, и Мари не позволила ему остаться на спутнике и ждать смерти, которая разрешила бы все его сомнения.

Не помню, как я попрощался с Евой. Не припоминаю, что я сказал, сказал ли я что-нибудь вообще и ответили ли мне.

Все, что осталось у меня в памяти — ее лицо в последние минуты, когда видеокамеры показали нам тех, кто остался в штабе. Ева выглядела неимоверно усталой и изможденной, и в первый миг мне показалось, что на этом лице незачем искать отражение других чувств. Но я ошибся.

Приглядевшись, я увидел, что на нем отражается гнев, решительность, может, даже намек на азарт воина перед битвой. Ева не боялась — у нее не было ни времени, ни желания поддаваться страху. В этот момент первая ракета достигла цели, следом — вторая и третья, и те, кого мы только что видели на экране, погибли в пламени взрыва.

Камеры показали нам, как взрываются ракеты. Камень медленно распался на части. Несколько только что появившихся метеоритов угодили в Новую Финляндию, Куу и Вапаус, а потом все было кончено.

— Мак, с Вапауса сообщили, что ракета взорвалась точно в десяти километрах от посадочной зоны, — произнесла Джослин. — Нам ясно дают понять — убирайте штаб с Вапауса, или мы уничтожим его.

— И это наш козырь. «Левиафан», вероятно, считает, что мы врезались в Куу, — задумчиво отозвался я.

— Сомневаюсь, что они станут нас искать. Зачем им вообще направлять радары в нашу сторону? У нас есть явное преимущество. Мак. Информация на борту этого корабля — абсолютный, единственный и самый последний шанс наших выиграть войну. — Она помедлила. — И вы, сэр, командир этого корабля. Значит, судьба всех нас в ваших руках.

Все-таки я влип. Цепь командования распалась звено за звеном — Тейлор, Берман — и остановилась на мне.

Теперь все командование было передано мне. Мне одному. В мои руки. Я вдруг понял, что пристально разглядываю собственные руки, словно ожидая от них ответа, что делать, как спасти нас на этом последнем рубеже. Подняв руки, я на мгновение спрятал в них лицо, глубоко вздохнул и уставился на экраны, распрямив спину и постепенно овладевая собой. Какая-то часть моего существа наверняка знала, что я погибну. Это был не страх, а убеждение — слишком сильное, чтобы назвать его иначе, чем знанием, что я обречен.

Вместе с ним появилась решимость продолжать то, что было начато другими, как следует взяться за эту работу и преуспеть в ней, насколько это возможно. Патриотизм, верность клятве, даже инстинкт самосохранения — все эти слова на время превратились для меня в пустой звук. Все, к чему я стремился, — продолжать бой.

Где-то в глубине души я нашел секрет командования. Здесь, рассеянные в космосе, ждали мужчины и женщины, которые нуждались в руководстве. Обстоятельства сложились так, что принять на себя это руководство мог только я, и эхо множества настойчивых и неразличимых голосов побуждало меня сделать решительный шаг.

— Джослин, мы должны выиграть.

— Да.

— Это значит, что мы должны уничтожить ракетную систему и продержаться, пока нам не пришлют подкрепление.

— Верно. И это, в свою очередь, значит, что мы должны добраться до центра управления ракетной системой…

— …который находится в совершенно недоступном месте — на корабле размером с астероид. Надо пробраться на борт «Левиафана».

— А это весьма неприятная задача.

— Похоже, у меня появилась идея… но сначала надо поговорить с Мари-Франсуазой.

Среди переданных нам штабом программ была программа контроля секретных коммуникаций. Все сообщения посылались с помощью лазеров, и даже при этом они кодировались. Теоретически прочесть лазерное сообщение мог только тот, кому оно предназначалось, но теория слишком часто не оправдывала себя, а среди шпионов всегда находились умельцы. Мы действовали крайне осторожно — и за это я теперь был благодарен, как бы ни раздражала меня прежде замедленная и затрудненная связь. Если бы мы пользовались прямой радиосвязью, я никогда бы не осмелился связаться с Вапаусом, опасаясь, что таким образом помогу противнику обнаружить цель.

Но теперь мы были совершенно уверены, что не подвергаем опасности свою орбитальную базу. Когда мы связались с разведцентром, там как раз дежурила Мари-Франсуаза. На ее лице отразилось усталое удивление, едва она увидела, с кем говорит.

— Я думала, вы давно погибли.

Я чертыхнулся. Боевой дух наших сторонников меня не волновал, но мне бы хотелось унаследовать более информированную службу разведки. Затем я вспомнил, что Вапаус только что вышел из-за планеты и что в отсутствие спутников трансляции Мари-Франсуаза просто не могла знать о произошедшем за последние сорок пять минут.

— Мак, — начала она после паузы, — что нам теперь делать? Мы лишились командования. У нас остались истребители, но они почти бесполезны: я не решусь использовать это место в качестве командного центра. Нас моментально уничтожат.

— Мари, с Камня нам успели передать всю информацию штаба, — сообщила Джослин. — Теперь штаб — это мы.

Еле заметная искра надежды промелькнула в глазах Мари-Франсуазы.

— И у вас хватит данных? Хватит, чтобы разобраться во всем, что происходит?

— Да, — подтвердил я, сомневаясь в собственной правоте. Но тут же идея, осенившая меня не так давно, приобрела законченную форму. — Мари-Франсуаза, ты, должно быть, теперь знаешь «Левиафан» лучше, чем его капитан. Скажи, какой может быть максимальная относительная скорость входа «Левиафана» в атмосферу?

— К тому времени как они достигнут плотных слоев — не более пятисот пятидесяти — шестисот километров в час.

— На каком расстоянии от атмосферы корабль должен сбросить скорость? Назови расстояние и время.

— Подожди, дай подумать… если он будет следовать по оптимальной траектории, выполнит поворотный маневр, выровняет высоту… не менее ста километров и двадцать пять минут. Максимум — сто двадцать километров и тридцать минут.

— У тебя есть последние сведения о наших истребителях? Кажется, их оставалось восемнадцать.

— Правильно. Более новых сведений у меня нет.

— Отлично. А теперь я хочу кое-что рассказать — и тебе, и Джоз. Я задумал одну штуку, которая зависит от того, насколько быстро и слаженно мы будем действовать. Я хочу, чтобы все наши истребители отступили и вернулись к Вапаусу Планета скроет этот маневр от «Левиафана». Скажи, когда последний из истребителей сможет вернуться на базу? И сможет ли Вапаус принять их — все сразу?

— На последний вопрос я могу сразу же дать утвердительный ответ.

— Вот и хорошо. Сейчас работы хватит вам обеим. Я хочу сымитировать бой — в предположении, что вы обе будете знать, самые последние новости.

— Надо отдать приказ? — спросила Джослин.

— Пока — нет. И еще одно: Мари-Франсуаза, найди среди своих подчиненных людей, которым нечем заняться. Пусть разузнают о всех судах, которые способны совершить баллистическую посадку с людьми на борту — даже если потом не смогут взлететь. Сейчас главное — посадка. Затем сообщи мне, каким количеством людей мы можем пожертвовать для чрезвычайно опасного дела — имей в виду, учитывать надо только добровольцев, не брать обоих родителей, у которых есть дети, и тому подобное. Ты сможешь провернуть это побыстрее?

— Запросто. Но что ты задумал? Мне было бы легче действовать, зная о твоих планах.

— Ты узнаешь о них чуть позже, сначала помоги мне. Это необходимо. Займись делом, а потом вновь выходи на связь. Мне надо кое-что обдумать.

Я прервал связь и потянулся — даже невесомость не прогнала боль из мышц. Шесть «g» слишком повлияли на них. Усевшись поудобнее, я задумался.

Использование боевой тактики Евы было бы уважением памяти погибших, но не наилучшим выходом. Я размышлял о том, удастся ли мне придумать что-нибудь получше. И вот теперь я нашел выход.

Ева пыталась подавить сопротивление «Левиафана», даже не представляя себе, что будет делать потом. Она постоянно опасалась ввести в бой слишком большие силы, и в результате малочисленные отряды понесли огромные потери.

Таково было унаследованное мною положение. Мы имели единственное преимущество: у нас осталось больше пилотов. Каким бы огромным ни был «Левиафан», он не мог везти замену каждому из пилотов. Вместе с каждым разбитым кораблем погибал пилот. «Левиафан» вез не только воздушные, но и космические суда. Очевидно, для каждого типа судов предназначался особый отряд пилотов — нельзя ждать, чтобы один человек умел пилотировать и космические, и воздушные истребители.

Следовательно, теперь у «Лечиафана» остался полный состав пилотов воздушных истребителей и ни малейшего шанса воспользоваться их помощью.

Космические истребители и ракеты «Левиафана» были совершенно непригодны для полетов в атмосфере. Воздушные истребители не могли летать в космосе. Аэрокосмические истребители класса «Нова», такие, как злосчастная «Боика», оставались бесполезными, пока корабль не войдет в атмосферу, по единственной, но очень веской причине: они не могли развивать достаточно большую скорость.

Нелепо говорить такое об истребителе, способном вылетать на орбиту, но требовалось учесть: чтобы войти в атмосферу, «Левиафан» должен был выровнять скорость в полном соответствии со скоростью вращения планеты. Огромному кораблю предстояло протиснуться сквозь узенькое игольное ушко. «Левиафану» придется двигаться со скоростью на десятки тысяч километров в час меньше орбитальной, иначе его разнесет на куски.

Истребители класса «Нова» представляли собой нечто среднее между воздушными и космическими кораблями, но в любой из этих сред оказывались менее эффективными, чем те или другие. Загруженные боеприпасами, имеющие достаточно топлива, чтобы достичь орбиты, «Новы» взлетали с перегрузкой не более 2,5 «g» — и это в самом лучшем случае. «Биби» могли бы сбивать их одного за другим еще на взлете — если бы гардианы осмелились начать запуск. Ситуация для «Нов» становилась еще хуже при выходе на большую высоту и низкой скорости полета: крылья здесь были бесполезны, а топливо в громадных количествах расходовалось на набор высоты.

Все это наводило на следующие мысли: у «Левиафана» нет воздушных кораблей, способных защитить его на границах космоса, где воздуха недостаточно для реактивных двигателей и для крыльев, и нет космических кораблей, способных защитить «Левиафан» в непосредственной близости от планеты, где им придется двигаться слишком медленно.

На границах космоса… Когда «Левиафан» достигнет их, у нас появится шанс. Стоит нанести удар именно в тот момент, когда его ракеты не угрожают Вапаусу, когда космические истребители почти бесполезны — и гигант окажется уязвимым. Не допускать взлета ни одного истребителя «Левиафана», а затем захватить его как можно быстрее.

Идея была не лишена смысла. Она могла сработать. Я запустил имитатор боя.

Спустя пятнадцать минут Джослин принесла мне чай и листок бумаги с печатным текстом. Поместив и то, и другое в ниши, она стояла у меня за спиной, наблюдая за работой. Я ощущал ее присутствие, но прошло несколько минут, прежде чем я смог оторваться от своего занятия и поговорить с ней.

— Привет, — отсутствующим тоном произнес я.

— Привет, — отозвалась Джослин. — Выпей чаю и расскажи про свой грандиозный план.

— Непременно. Дай только мне самому в нем разобраться. Как дела у корабля?

— Небольшая утечка воздуха продолжается — должно быть, где-то разошлась обшивка. Корабль слегка болтает, но довольно медленно, безо всяких выкрутасов. Незначительный крен тут же выправляется. Кроме того, есть небольшие проблемы с поддержанием температуры в кабине. При определенных углах поворота по отношению к солнцу начнутся перепады температуры. С системой очистки воздуха в основном все в порядке, но через некоторое время здесь будет довольно душно и влажно. Я не хочу рисковать с починкой системы без необходимости — боюсь, этот ремонт только наделает вреда. Разумеется, пилотировать корабль невозможно, но некоторое время мы в нем еще продержимся.

— Сколько?

— Неделю, если не будем привередничать. Или десять дней, если ты не прочь провести это время в скафандре.

— Но ремонт возможен?

— Разумеется! Надо лишь добраться до верфи, найти запасные детали и восстановить компьютерные программы. Бедняжка только слишком обобрана, и удила у нее затянуты чересчур туго.

— Как и у всех нас.

— Мак… — решительно начала Джослин и замолчала.

— Что?

— Я не хочу сдаваться. Я не оставлю корабль в космосе и не позволю, чтобы эти ублюдки завладели им и начали расстреливать людей где-нибудь в другом месте.

Я взглянул на жену, признавая, что выглядит она ужасно. Ее лицо покрывали кровоподтеки от лопнувших при большой перегрузке капилляров. Веки припухли, глаза покраснели. Губы пересохли и потрескались. Голос Джослин оставался спокойным и уверенным, но в нем сквозила ярость.

— Это не просто мой корабль, Мак. Это мой дом.

— И мой дом тоже, Джослин. Послушай, у меня есть план — по-моему, он сработает. Если мы испробуем его, нам придется покинуть «Джослин-Мари», но совсем ненадолго. Обещаю, гардианы ее не получат. Мы заминируем корабль и взорвем его, если понадобится.

Джослин крепко обняла меня, и я радостно ответил на ее объятия.

— Спасибо, Мак! Знаю, мне не следовало признаваться в этом даже самой себе, но, пробыв долгое время на корабле, начинаешь привыкать к нему. А мы с «Джослин-Мари» долго пробыли вдвоем, без тебя. Я не отдам ее этим мерзавцам.

— Они ее не получат, — подтвердил я. — Им вообще ничего не достанется. Кажется, я нашел способ справиться с ними.

Джослин отстранилась и пристально взглянула мне в глаза, словно проверяя, правду ли я говорю. Наконец она улыбнулась и вдруг опять похорошела.

— О Мак, нам давно пора что-нибудь предпринять. Но что ты задумал?

— Ты слышала когда-нибудь о первом законе нападения?

— Это какой-нибудь отвратительный американизм? «Бей в самое уязвимое место»?

— Почти угадала — «бей, когда враг уязвим». — Я дал компьютеру команду проложить курс входа «Левиафана» в атмосферу. — Эта схема основана на самых достоверных сведениях о «Левиафане». Входя в атмосферу, корабль должен совершить сложный маневр, при котором необходима высочайшая точность. Посмотри на эту пунктирную линию — это ее курс относительно планеты. Если команда «Левиафана» не желает разбиться или отказаться от своего замысла и вернуться в дальний космос, они должны следовать этому курсу, отклоняясь от него не более чем на полпроцента. А теперь смотри дальше. Двигатели застопорены. В этой точке «Левиафан» начинает слегка удаляться от планеты. Ему придется осторожно маневрировать, помня о гравитации планеты и о том, что Новая Финляндия движется следом за ним.

«Левиафан» находится на чуть более быстрой орбите, составляющей радиус планеты и еще чуть-чуть. В этот напряженный момент корабль просто не может позволить себе защищаться. Кораблю придется двигаться с черепашьей скоростью, держа корму направленной строго к планете, так, чтобы при снижении скорости двигатели были обращены к ней. Чтобы влететь в атмосферу, крылья корабля должны быть обращены в нужном направлении. Разумеется, в сущности, этот корабль — одно большое крыло, подъемное тело, но это крыло должно быть направлено в определенную сторону Корабль слишком велик и не способен к быстрому маневрированию. Планета находится слишком близко от него и постепенно приближается. Прежде чем начать поворот, гардианам понадобится посадить на борт все истребители и как следует укрепить их на своих местах, чтобы они не разбились, когда корабль перевернется вверх дном. Пока судно переворачивается в космосе и начинает входить в атмосферу, осуществить запуск истребителей или стрельбу с него будет чертовски трудно. Как только они начнут поворот, все космические истребители, не успевшие попасть на борт корабля, можно считать погибшими.

— Но остаются лазерные орудия.

— Знаю. С этим мы как-нибудь справимся — пока не знаю как. Смотри дальше. «Левиафан» завершает маневр и готовится к входу в атмосферу. В атмосферу ему так или иначе придется входить в пике со скоростью около пятисот километров в час. Корабль немедленно попытается выйти из пике и в затяжном планировании снизиться к более плотным слоям воздуха. Ему придется постоянно следить, чтобы нос не опускался, и держаться на минимальной скорости. «Левиафану» необходимо как можно скорее пройти наружные слои атмосферы. Очутившись в более плотных нижних слоях, он сможет опустить нос и набрать крейсерскую скорость около двухсот километров в час. Все ясно?

— Ясно, — подтвердила Джослин.

— Отлично. Вновь набрав скорость, корабль становится быстроходным и вполне управляемым. Но до тех пор пока скорость не набрана, ручаюсь, с корабля не станут производить запуск — как и в то время, когда нос его будет опущен и скорость составит пятьсот километров в час. Истребители просто скатятся с него и разобьются.

Джослин постояла молча, глядя на схему, потом вернулась к началу показа и быстро прогнала его вперед. «Левиафан» вновь застопорил двигатели, развернулся и нырнул в атмосферу, достиг высоты пять тысяч метров и перешел на крейсерскую скорость.

— Мак, ты хочешь сказать, что с того момента, как он начнет маневр, до того момента, как выровняет скорость в воздухе, «Левиафан» будет полностью беззащитным?

— Если не считать лазерных орудий — да. Ну, что скажешь?

— По-моему, ты прав. Господи, если бы нам вернуть все прежние корабли, атаковать скопом, бросить в бой сразу все силы! Мы могли бы уничтожить на борту этого чудовища все истребители и всех пилотов. «Левиафану» пришлось бы входить в атмосферу, не имея ни единого пилота.

— Знаю. Так почему же это не пришло нам в голову три недели назад?

— Это уже не важно. Вопрос в том, хватит ли у нас сейчас кораблей, чтобы выманить гардианов на бой в нужный момент?

— Ручаюсь, на это мы еще способны. Давай поговорим с Мари-Франсуазой и Рэндоллом и попробуем разработать план.