29

Павел продал дядину квартиру через год после того, как окончил институт. Сначала сдавал, хотя тех денег, что выручал за нее, с трудом хватало на съем места в своей же институтской общаге. Отработал год в автосервисе, вошел, как сказал ставший его клиентом Жора, «в авторитет», а потом как-то ехал еще на «девятке» из Москвы домой, увидел неказистый павильончик на два машиноместа у дороги с вывеской «аренда или продажа» — и загорелся. Не зря ему тот же Жора «на мозги капал», что Павел с его чутьем к технике — просто ювелир механического дела, а настоящие ювелиры на конвейере не сидят, они кустарщиной промышляют. Той самой, что стоит не по весу золота, а умножай на десять. Тут же вспомнились и слова дяди насчет бесконечной вереницы сломанных чайников, и Павел решился. Узнал цену павильончика, узнал цену на квартиры, поморщился, но тут вновь объявился Жора с очередным владельцем раритетного, но безнадежно сломанного после самодеятельного подмосковного «кэмел-трофи» «козла» и пообещал добавить денежку в долг. И не только пообещал, но и незамедлительно добавил. Квартира продалась быстро, словно будущий владелец знал, что дом будут сносить, хотя и грозился затеять нешуточный ремонт. Хозяин павильончика закочевряжился, стал вкручивать цену, но в один из дней неожиданно вернулся к прежним условиям, сославшись на неизвестные Павлу обстоятельства. Оформление нужных бумаг тоже много времени не заняло — чиновники из ближайшего городка или еще не успели войти во вкус «препонства» и мздоимства, или обаятельная улыбка высокого паренька и в самом деле что-то да значила. А может, и визитки свою роль сыграли, которыми Павел усыпал путь через административные лабиринты, обещая всякому подателю картонки с его портретом один ремонт бесплатно, а последующие — со значительной скидкой. Запасные части, естественно, оплачивались отдельно. Потом уже, когда дела предпринимателя Шермера П. М. пошли в гору и к нему прибился сирота при живых родителях шалопай Дюков, Димка еще долго матерился вполголоса, обнаруживая в руках у очередного клиента карточку с портретом партнера.

— Ты их сколько напечатал? — вопрошал он с горечью.

— Тысячу, — пожимал плечами Павел.

— Клянусь, что я лично их сжег уже в полтора раза больше! — кривился Дюков. — Все! Никаких мелких ремонтов! Тюнинг и рестайлинг. Реставрация и кастомайзинг.

— Так и будет! — успокаивал приятеля Павел, — Правда, рестайлинг, по-моему, вовсе из другой оперы.

— Опера и оперетта! — дурачился Дюков.

Так или иначе, но вскоре Павел уже срывал закисшие болты на ветеранах отечественного автопрома, а через год рассчитался с Жорой и прикупил автоподъемник. Постепенно дело пошло. Всякий довольный клиент приводил нового, а так как шальных денег в стране не убывало, умение молодого механика вернуть к жизни любую технику не только высоко ценилось, но и щедро оплачивалось. Вот только с подмастерьями у него не ладилось — не удавалось найти толкового парня, чтобы и подменить Павла мог, и контроля с постоянным пришпориванием не требовал. Тут и возник Дюков.

Но сначала у Павла появилась квартира. Один из клиентов внезапно отменил заказ, на который стоял в очереди чуть ли не полгода, и попросил Павла порасспросить у знакомых — не нужна ли кому квартира на окраине Москвы? Куплена была про запас, а тут так сложилось, что надо срочно покидать страну. Квартирка однокомнатная, но дорогая, в том и проблема. Зато дом только сдан, сразу можно приступать к ремонту. Павел посидел вечером с расчетами, а наутро отправился смотреть квартиру. Квартира ему приглянулась, денег, правда, не хватало, и Жору просить о помощи не хотелось, но хозяин согласился на рассрочку. А там все опять срослось в лучшем виде. Павел затеял ремонт, поискал строителей в самом доме, наткнулся на Дюкова, который травил анекдоты на лестничной площадке и попутно обхаживал целую бригаду румяных штукатурщиц из-под Минска, и узнал, что лучший маляр не только в этом доме, но и во всей Москве — именно он, Дима Дюков, и есть.

Это уже потом Павел понял, что, как бы Дюков ни старался натянуть на плейбойскую голову шутовской колпак, он никогда не говорит попусту, а тогда только рассмеялся и предложил самозваному умельцу покрасить потолок у него в кладовой, и если он сделает это хорошо, то получит в заказ всю квартиру.

Дюков сотворил из потолка чудо. Он не только его выровнял так, что Павел даже решил, будто тот затянут винилом. Дюков украсил его лепниной, и сделал это так роскошно и качественно, что Павел на мгновение ощутил себя посетителем императорских покоев.

— Подарок от фирмы, — великодушно бросил Дюков в ответ на поднятые брови Павла, — Даже не думай про полиуретан. Никакой синтетики. Гипс и алебастр! Но потолок — это ерунда. Тем более в кладовой. Знал бы ты, как я умею красить машины!

Тут все и выяснилось. Предки Дюкова уехали лет десять назад в Америку, перетащили туда всех родственников и самого Дюкова в их числе. Он там даже отработал три года в ремонтной мастерской, прошел весь путь от подсобного рабочего до шефа покрасочной камеры, но не прижился. Так и вернулся обратно, чтобы, изрядно перевалив годами за четверть века, завоевывать славу покорителя интерьеров.

— В каком смысле? — не понял Павел.

— Во всех, — доверительно объяснил Дюков, — Сначала с помощью покраски и лепки, а потом с помощью тех прекрасных созданий, что поселяются в созданных мною интерьерах.

— А что ты знаешь о машинах? — прищурился Павел.

— Все, — скромно ответил его будущий напарник.

— Почему «Альфа-Ромео» так называется? — спросил Павел тут же.

— Ломбардское акционерное общество по производству автомобилей, — усмехнулся Дюков. — Или «Anonima Lombarda Fabbrica di Automobili» по-итальянски. Вот тебе и Альфа. Тысяча девятьсот десятый год. А еще через пять лет фирма перешла к Никола Ромео. Вот и Ромео. Машины отличные. С лицом и характером. Красить приятно, но редко удавалось. Хотя ненадежные. Ломаются.

— «Двадцать первая» «Волга», — подкинул Павел.

— Пятьдесят пятый год, — расплылся в улыбке Дюков, — Хотя конвейер заработал в пятьдесят шестом. Кажется, в декабре. В пятьдесят девятом ее слегка прибамбасили. В шестьдесят втором еще раз. В шестьдесят четвертом пробежались по потрохам, что мне не очень интересно. А пятнадцатого июля семидесятого года шикарная машинка с диваном вместо переднего сиденья закончилась. И было таких диванчиков без малого шестьсот сорок тысяч!

— Прототип? — загорелся Павел.

— Это просто, — развел руками Дюков. — «Ford-Customline». Пятьдесят второй — пятьдесят третий годы. Но «двадцать первая» даже на вид полегче. Так что я бы сказал так — сделана по мотивам. Что, командир? Ремонт закончу, хочешь, на пробу покрашу тебе какой-нибудь старенький «шестьдесят девятый» так, как даже «кадиллаки» не красят?

— Хочу, — твердо сказал Павел.

Дюков его не обманул. Правда, покрасить ему пришлось на пробу не «козла», а редкую «Опель-Олимпию» сорокового года, но результат превзошел самые радужные ожидания клиента.

— Нет слов. — Павел погладил крыло, которое вдруг обрело не только гладкость и блеск, но и удивительную глубину, и посмотрел на Дюкова с уважением, — А если бы у меня была покрасочная камера?

— А если будет? — улыбнулся, как Дед Мороз на новогодней открытке, Дюков, — Возьмешь в компаньоны? Мои предки, конечно, суп не золотыми ложками едят, но ради единственного отпрыска поступятся частью накоплений.

Предки Дюкова поступились. Хватило и на покрасочную камеру, и на сопутствующее оборудование, и на расширение павильона. Вскоре Дюков не только помогал Павлу, но и принимал заказы на покраску со стороны. Дела маленькой фирмы пошли в гору. Удалось рассчитаться с долгами и даже прикупить две машины: маленькую и напористую — Шермеру, большую и неоправданно дорогую — Дюкову. Все шло своим чередом, и даже женитьба Павла никак не повлияла на дружеские отношения двух совершенно разных людей. Одно только удивляло Павла: как совмещался в отличном парне Димке Дюкове редкий профессионал и редкий же житейский обалдуй. Он даже спросил его об этом, когда помогал прикинуть варианты ипотеки для покупки квартиры.

— Понимаешь, — Димка вздохнул и тут же хитро ему подмигнул, — жизнь — это праздник! И ее нужно не жить, а праздновать. Отмечать! Беда в том, что человек, у которого каждый день праздник, окружающим кажется идиотом. Пусть даже он отличный мастер и неплохой парень.