Глава девятая
Мертвец
Все случилось, когда я спустился по лестнице вниз и вышел в главный зал. Умиротворенный, обессиленный, я словно парил в воздухе и наслаждался удивительной невесомостью. Но когда увидел Фарри, в тот же миг похолодел от страха. Мой друг сидел за тем же столом, облокотившись на него локтями, и на лице бывшего воришки переливались синие отсветы.
Компас! Он сидел и любовался компасом.
– Что ты делаешь?! Спрячь! – прошипел я, в несколько мгновений оказавшись рядом. Фарри вскинул голову, глупо улыбнулся. От него разило какой-то настойкой.
– Э-э-эд! – протянул он. – Тебя долго не было!
Я понял, что у моего друга оказалось не одно желание, пробужденное «чаем». Он наелся до отвала и напился, а затем, когда пресытился, полез за артефактом.
– Отдай! – Я протянул руку, мельком оглядев зал. Слава Светлому, никого из посетителей за столами не сидело. Даже Рудди и тот куда-то исчез.
Фарри прищурился, отдернул компас.
– Зачем?!
– Если кто-то увидит, Фарри?! Что, если кто-то увидит?!
– И что?! – с пьяной угрозой спросил он. – Что тогда? Увидят – и пусть! Хоть что-то изменится! А то ты вообще ничего не делаешь!
Я попытался схватить компас, но мой друг отпрянул назад и, не удержавшись на лавке, рухнул спиной назад. Артефакт грохнулся на пол со страшным стуком и отлетел ко входной двери.
«Он сломался! Он сломался!»
– Эд! – возмутился изумленный и разозлившийся Фарри. Он неловко пытался подняться, и я было бросился к компасу, но мой друг извернулся и вцепился мне в ногу. – Ты чего, Эд?
Вот именно в этот момент и открылась дверь в «Лед и Пламя». Холодный воздух проник в натопленный зал, на пару мгновений впустив зиму в уют трактира.
– Вот вы где, – сказал Мертвец.
Компас лежал в нескольких шагах от него. Синий свет пульсировал, озаряя пол не хуже шаманского фонаря. Фарри наконец отпустил мою ногу и поднялся, отряхиваясь и стараясь не смотреть на первого помощника.
Мертвец не сводил взгляда с компаса и… чувствовал. Выражение лица первого помощника, как обычно, было высечено изо льда, но там, под маской, загорелось недоверчивое изумление. Я нахмурился.
– Что это? – хрипло спросил Мертвец. Голос его дрогнул, но пустынник быстро справился с собой.
– Ничего, – слетело у меня с языка. – Так, игрушка.
Он подошел к компасу и бережно поднял его. Лицо пирата в синем сиянии приобрело зловещие черты. Мертвец несколько секунд стоял неподвижно и боролся с поднявшимся в душе ураганом злобы, обиды, радости и искреннего удивления.
– Игрушка? – Он поднял на меня взгляд. Суровые уголки рта дрогнули в яростном оскале и вновь поникли. – Игрушка?!
В зале появился встревоженный Рудди:
– Что здесь происходит? Драка?
В руках его была дубинка.
Тут же хлопнула крышка компаса, и Мертвец безжизненным взглядом пригвоздил Рудди к месту.
– О, мастер Мертвец, – нервно улыбнулся тот. – Мы вас заждались уже.
Первый помощник молча протянул мне коробочку. Пальцы его чуть дрожали.
– Вы самовольно покинули корабль, – сказал он спустя паузу.
– Но… Нам сказали, что…
– Оделись – и на выход. – Мертвец повернул голову к Рудди.
– Чаю? – ехидно спросил тот. Первый помощник проигнорировал вопрос.
На корабле нас ждала чистая ненависть. Разгрузка закончилась почти час назад, и капитан специально задержал всю команду из-за нашего ухода. Он собрал моряков в столовой и лично расположился у рельса, пока Крюкомет и Мертвец искали нас в Приюте. Изголодавшиеся по воле абордажники и палубники, запертые Аргастом в недрах «Звездочки», встретили юнг недовольным бурчанием. Я чуть не захлебнулся в их злобе. Даже флегматичный Громила смотрел на нас с обидой!
Но в тот миг не это было самым страшным. Действие приютского чая заметно ослабло, еще когда мы боролись за компас во «Льде и Пламени», а сейчас меня попросту мутило. Голова кружилась, во рту скапливалась вонючая слюна, которую так не хотелось проглатывать.
Опустив головы, мы встали перед капитаном, моля про себя обоих богов, чтобы экзекуция как можно быстрее окончилась. У меня по спине тек холодный пот, в горле плясал комок, желудок крутило, а в голове билась единственная мысль: только бы меня не вывернуло прямо здесь, на глазах угрюмой команды.
Гром долго, бесконечно долго молчал, глядя на нас. Мне даже захотелось нетерпеливо воскликнуть, чтобы он поторопился.
– Ну, мясо, отдохнули? – наконец произнес он. – Пока все работали, решили погулять, шаркунье племя?
– Вы же от… пус… тили, – с трудом проговорил Фарри.
– Не с корабля, оледеневший ты олений навоз. Не с корабля! Развели тут вольницу!
Он поднялся на ноги, поигрывая стальным прутом.
– Ну что, братцы, можете сказать спасибо этим двум щенкам за интересные посиделки. Может быть, это их научит?
– Позвольте, капитан, – раздался мерзкий голосок Зиана. Он со смущенной улыбкой развел руками. – Но мне кажется, что в корабельном законе есть правило на этот счет.
Гром бросил на него злобный взгляд.
– Мне кажется, что мы должны неуклонно соблюдать кодекс, чтобы не случалось таких… повторений. Как бы ни болезненно это было. Кто-то ведь может подумать, что и ему можно уходить со «Звездочки» когда ему вздумается, – продолжил молодой шаман.
Моряки загудели, соглашаясь.
– Я понимаю, что ребята только недавно у нас, но мы должны думать о будущем.
– Я знаю, что делать, задохлик, – рыкнул взбешенный указанием Аргаст. – Мертвец?
– Закон гласит, что самовольно покинувший борт моряк лишается половины доли от будущего похода, – монотонно сообщил первый помощник.
– Крюкомет, запомнил?
– Да, – буркнул боцман. Судя по всему, ему тоже досталось.
– Вы мудры, мастер Дувал, – чуть поклонился Зиан. Капитан поднял стальной прут и ударил им по рельсу. От резкого звона у меня почернело перед глазами.
– Доброй охоты, братья.
Я выскочил из душной столовой одним из первых, шатаясь, добрался до гальюна (оценив, насколько же огромна была «Звездочка») и не меньше часа провел в вонючей уборной, не в силах отойти от нее дальше, чем на пять шагов. Рядом со мною все это время так же страдал Фарри.
Последствия чая «по-приютски» мы испытывали еще два дня. Два долгих дня мучений, ломоты в костях, в мышцах, ужасной головной боли, тошноты и жжения в животах.
Никогда в жизни мне не было так плохо.
Однако нашлась и хорошая сторона в нашем положении: моряки, чья злоба растворилась с первыми кружками пойла из трактира, с удовольствием шутили над мальцами, купившимися на «чай». Многие приходили в полумертвом состоянии, и сил у них хватало лишь на то, чтобы добраться до своих топчанов, но даже они добродушно посмеивались над нашими страданиями. Почти непьющий Грэг с улыбкой рассказывал о том, что через посвящение страшным напитком проходил каждый на корабле, еще не зная о последствиях. Но даже после этих страданий находились желающие вновь попробовать злое варево. Тут он с намеком косился на счастливо улыбающегося Громилу.
Грэг же и объяснил нам, измученным и обессиленным, причину такого странного и неожиданного для многих поступка капитана. Нас, уходящих в город, видел Зиан. Ученик шамана не смог пройти мимо такого шанса отомстить за бульон на дорогой шубе.
Вот только мне было слишком плохо, чтобы возненавидеть его еще больше.
Грэг и Коротышка Яки были в рубке вместе с капитаном, планируя дальнейший маршрут, когда Зиан демонстративно зашел попрощаться перед своим походом в Приют. Капитан возмутился, и тогда ан Варр стал жаловаться, что так нечестно. Мол, почему юнгам можно, а ему нельзя. Что его тоже отпустил старик Балиар. И говорил это Зиан таким тоном, таким голосом, что Гром просто впал в бешенство.
Наверное, если бы ученик шамана пришел к капитану лично, с глазу на глаз, тот нашел бы управу на подлеца, но перед глазами матросов у Дувала не оставалось выбора, и наше наказание стало жестким и публичным.
– Он же камнесос, – буркнул Фарри. Бледный, словно рожденный под снегом, уставший, он повинился за свой проступок еще в гальюне, между приступами. Наверное, мой друг мог этого и не делать – я понимал, что за него во «Льде и Пламени» говорило трактирское пойло, смешанное с «чаем», и простил.
Хотя, конечно, червячок сомнений в душе остался. Слова Фарри, сказанные тогда, запали в сердце.
«Увидят – и пусть! Хоть что-то изменится! А то ты вообще ничего не делаешь!» – сказал мой друг.
Он был прав, но от этого легче не становилось.
– Камнесос не камнесос, а сработал толково, – пожал плечами Грэг. – Можешь попробовать поговорить с Дувалом о шаманах – кто знает, вдруг он решит наказать щенка. Но я бы не стал рисковать. Все-таки ты всего лишь матрос, а он говорит со льдом и дает нам топливо.
– Балиар тоже дает, – возразил я.
– Балиар стал странным в последнее время, – заметил слушавший нас Шон. – Очень странным. Он вообще не выходит из своей каюты и внутрь никого не пускает. А льдом теперь занимается только Зиан. Это не к добру! Придем в большой порт – и я ухожу. Что-то меняется, и мне это совсем не нравится.
Грэг устало закатил глаза, что-то хрюкнул пьяный Сабля.
– Да идите вы, – прокомментировал это Шон. – Я спать.
Так получилось, что два дня мы провели на корабле, лишь изредка выбираясь на свежий воздух. С самого утра команда отправлялась в Приют, и на борту оставались лишь дежурные механики во главе с Шестерней, но они возились где-то на третьей палубе и почти не появлялись наверху.
Признаться честно, я хотел вернуться в «Лед и Пламя» и отыскать Орину. Невзирая на мое плачевное состояние и муки, ее я вспоминал с трепетом и сладким восторгом. Но потом вновь приходила боль, тошнота, и я забывал о жрице матушки Розинды.
Так что мы почти не покидали кубрика. Следили за печкой, обходили с метлами коридоры на первой палубе, проверяли, нет ли протечки в трубах отопления, и в свободное время валялись на топчанах, глухо обсуждая всю подлость Рудди, посоветовавшего нам свой поганый чай! Грэг объяснил нам, что у охранника таверны часть работы заключалась в том, чтобы подтолкнуть загулявших моряков к желанию потратить еще денег на выпивку и прочие удовольствия.
Что ж, свою похлебку Рудди ел не зря.
Наказание капитана нас не тревожило, после той долгой зимы в Снежной Шапке деньги перестали быть чем-то важным. Да и поступок Зиана, на удивление, меня не задел (хотя Фарри вспоминал о нем со злостью). Возможно, шаман надеялся пробудить в команде ненависть к нам, но моряки быстро забыли о том часе ожидания. Так что этот поединок закончился не в пользу ан Варра. Как, впрочем, и предыдущие. О Волке и Сиплом мы давно уже не вспоминали, после того как Торос взял меня под свою защиту, – абордажники со мною вели себя равнодушно и будто не замечали, когда мы сталкивались в коридорах «Звездочки».
Наверное, слишком просто мне давалась жизнь на корабле. Слишком удачно. Но все рано или поздно должно было закончиться, я чувствовал это, и необъяснимая тревога в груди росла с каждым днем. Плавно текли разговоры «У Полового». Хронометр Ледяной Цитадели отсчитывал минуты и часы, и нечто близилось с каждым тиканьем загадочного механизма. Пряталось в темных проходах палуб и будто следило за нами, поджидая лучшего момента, чтобы выползти наружу. Одной из тревог оставался злосчастный случай во «Льде и Пламени», когда первый помощник так странно отреагировал на компас. Я надеялся, что все забудется и потонет в серых корабельных буднях, но боялся…
Не зря.
Мертвец пришел за нами на второй день. Мы сидели у печи и прихлебывали теплую воду, осторожно пережевывая вяленое мясо (сухой паек оставил нам ушедший в Приют Айз, но даже жесткую, сухую бродунину мы ели с оглядкой на бурление в животах и тошноту), когда первый помощник вошел на кубрик.
– Проклятье… – тихо проговорил Фарри. Он склонил голову. – Это все из-за меня. Все из-за меня!
Я промолчал, не сводя глаз с офицера. Мертвец неторопливо приблизился и молча сел на грязный тюфяк напротив нас. Никто не проронил ни звука. Мы испуганно ждали, а он не шевелился, вперив в меня холодный взгляд.
– Что-то случилось, мастер первый помощник? – наконец выдавил из себя Фарри.
– Я хочу купить твою игрушку, – ожил тот.
Мне стало жарко и холодно одновременно. До последнего я надеялся, что история в трактире забудется, что Мертвец просто удивился, обнаружив загадочную вещь у двух юнг.
– Даю сто монет, – равнодушно заметил он.
Я очень медленно, не сводя с него взгляда, помотал головой. Тело напряглось в ожидании неприятностей.
– Двести, – предложил Мертвец.
– Я не продам ее.
Ни единая жилка не дрогнула на безжизненном лице первого помощника, но глаза потемнели. Прошло еще несколько бесконечно долгих секунд. Мне хотелось провалиться, исчезнуть, проснуться в другом месте. Сделать все что угодно, лишь бы оказаться подальше от молчащего Мертвеца. Наконец он тяжело вздохнул и спросил:
– Откуда он у вас?
– Кто?
– Компас. – В нем на миг проступило раздражение. Этот человек пугал меня все больше. За два месяца пути я не ощущал его эмоций, а тут…
– Компас? – глупо переспросил я.
– Да, компас. Игрушка, которую вы не поделили в трактире. Откуда он у вас? – Офицер издевательски выделил «игрушку».
– Нашли.
«Он убьет нас».
Мертвец мигнул, опять пару секунд помолчал и холодно поинтересовался:
– Вы вообще знаете, что это?
Ответом ему было угрюмое молчание и взгляды исподлобья. Гудела печь, глухо и басовито тарахтели двигатели ледохода. Лишь кубрик перестал быть уютным местом.
– Вы даже не знаете, что это… – Он закрыл глаза и покачал головой. – Вы даже не знаете…
Я изумленно смотрел на Мертвеца.
– Последние два дня я много думал, юнги. Никогда прежде я не был в таком состоянии, как эти два дня. Я хочу разойтись полюбовно. Я хочу поступить по закону. Вы не знаете, что это такое, а я знаю. Я предлагаю вам деньги. Хорошие деньги, тем более что вам они будут нужны, раз вас лишили доли. Не заставляйте меня переступать через себя.
В нем чувствовалась обреченная угроза. Мертвец был готов на все. Человек-закон «Звездочки», человек-спокойствие, непоколебимый, как вековые ледники, превратился в опасного зверя. Я смотрел на его сильные ладони, способные свернуть нам шеи. Вспоминал, как лихо он расправился с черной тварью у погибшего корабля.
И молчал.
– Я не смогу спокойно жить, зная, что эта проклятая вещь прозябает в руках двух сопливых щенков, – подытожил Мертвец.
– Да зачем она вам? – вырвалось у меня.
– Зачем? – Веко первого помощника дернулось. – Есть зачем, юнга. Мой отец погубил себя, разыскивая вот такие вот «игрушки». Он погубил мою мать, когда за ним пришли. Он погубил меня, спасшегося и двадцать лет потратившего на бессмысленные поиски этих вот «игрушек». Я ушел от той жизни. Я выбрался! Я втоптал веру и память об отце в грязь, и…
Голос Мертвеца дрогнул. На миг, после которого вновь вернулись монотонность и равнодушие:
– …Теперь вижу, что это не сказки сумасшедшего папаши. Только теперь я это вижу, когда предал его стремления. Вот зачем, юнга.
– Почему вы уверены, что это она? – осторожно спросил Фарри. – Может быть, вы ошибаетесь, мастер первый помощник?!
– Компас черных капитанов. – Он вперил в него свой мертвый взгляд и заговорил, словно выдирая слова из памяти. – Седьмая страница отцовской книги. Коробочка размером три на три дюйма. Светится голубоватым светом, если открыта. Под крышкой на золотой оси бирюзовая стрелка, от которой отходят мигающие красным огоньки, на дне гравюра, изображающая деревья. Была утрачена Добрыми во время последней войны с черными капитанами. Предполагается, что она указывает место сосредоточения духа самого Царна. Одна из легенд гласит, что может указывать на проход через Южный Круг. Создатель компаса неизвестен.
– Царн – тот, который сотворил черных капитанов? – прошептал я.
– Да. Тот, кто изменил наш мир до неузнаваемости.
– То еще описание, – неуверенно хмыкнул Фарри. – Под него все что угодно может подойти. Взять хотя бы творения Ледяной Цитадели. Тоже могут сиять.
– Из-за этого компаса погибла моя деревня. – Я обрушил его старания отвести подозрения Мертвеца. Почему-то мне показалось, что первый помощник никак не связан с Радагом и его слугами. Что он может нам помочь, что он может просто выслушать нас. – Черные капитаны пришли за ней. Я не могу ее отдать. Я обещал.
Глаза Мертвеца сверкнули.
– Обещал что?
– Отнести ее в Барроухельм инструментарию Лунару. За нами охотились капитаны и ледовые гончие, но мы сбежали. – Тайна, хранимая мною, вырвалась наружу.
Светлый Бог, как же приятно говорить правду!
Слова потекли друг за другом сами собой:
– Мы ищем Добрых. Мы думаем, что Лунар из них. Нам очень нужно в Барроухельм, а мы застряли здесь, на «Звездочке». А на нее попали, прячась от Радага: он был в порту Снежной Шапки, он искал нас вместе со своей ледовой гончей, последней. Двух других убил Эльм. А Радаг пришел с цирком к нам в деревню, а потом призвал Темного бога, а до этого Одноглазый рассказывал нам про компас, про то, что его ищут. Он был странным.
Мертвец поднял руку, останавливая меня:
– Хватит. Я ничего не понимаю.
– Сначала к нам пришел Одноглазый… – Я попытался рассказать историю с другого конца.
– Хватит! – жестко прервал меня офицер. Он сгорбился. Сколько ему лет? Сорок, больше? Сейчас казалось, будто не меньше полувека.
– Почему именно Барроухельм? Что там такого? – спросил Мертвец.
– Так сказал Сканди, наш шаман. Он помог нам сбежать от Черного капитана. Он сказал, что надо найти инструментария Лунара.
– Добрые есть и в других городах.
– Вы знаете Добрых? – изумился Фарри. Он еще не понял, что произошло и кто сидел перед нами.
– Мой отец был из Добрых, и в этом нет ничего восторженного, юнга. Вечный страх перед капитанами и их агентами, постоянный бессмысленный поиск и крах всего, что было прежде. Жизнь на острие, без сил, без возможностей. Это не те Добрые, о которых поют бардеры. Совсем не те.
– Вы думаете, что Лунар тоже из Добрых? – спросил я.
– Подумай, юнга, зачем вашему шаману отправлять вас к нему, а не сдавать слугам черных капитанов? – не ответил он и повторил: – Барроухельм. Хорошо. Я подумаю, что можно сделать.
Мертвец поднялся и, не прощаясь, ушел. Лязгнула дверь в коридор, и мы с Фарри переглянулись.
– Подумать только – он из Добрых! – изумленно произнес мой друг. – Мертвец – из Добрых, с ума можно сойти.
Я молчал, понимая, что мир изменился еще раз. Меня распирало желание засыпать загадочного Мертвеца сотней вопросов, но мрак в душе первого помощника вызывал необъяснимый страх.
В тот момент мне и в голову не приходило, что все изменилось гораздо раньше.
И виной тому было любопытство Фарри.
