Часть вторая

Все началось с черных мармеладных орешков.

Джаред заметил их, изучая товар, разложенный на прилавке кондитерского отдела столовой станции "Феникс", и перевел взгляд дальше, больше заинтересованный шоколадными конфетами. Но затем его глаза сами собой снова возвратились к маленькой коробочке, отложенной отдельно от остальных разноцветных орешков, ссыпанных вместе в большой контейнер.

– Почему вы положили их отдельно? – спросил Джаред продавщицу, когда его взгляд в пятый раз вернулся к орешкам в желе. – Чем черные мармеладные орешки отличаются от всех остальных?

– Их можно или очень любить, или ненавидеть всей душой, – объяснила та. – И те, кто их ненавидит – а таких большинство, – терпеть не могут выбирать их из остальных орешков. А те, кто их любит, предпочитают брать отдельно целый пакетик. Вот потому я и держу их на прилавке особняком.

– А вы сами к какой категории относитесь?

– Я черные мармеладные орешки терпеть не могу, – сказала продавщица. – Зато мой муж в них души не чает. И, уплетая их, он специально старается дышать в мою сторону, просто чтобы меня позлить. За это я однажды спихнула его с постели. А вы никогда не пробовали черных мармеладных орешков?

– Нет. – Джаред почувствовал, как его рот наполняется слюной. – Но, думаю, надо попробовать.

– Храбрец!

Насыпав орешки в маленький пакетик, она протянула его Джареду. Взяв кулечек, он достал пару орешков, а продавщица тем временем пробила чек. Будучи солдатом ССК, Джаред не платил за покупки (сладости, как и все остальное, доставались солдатам бесплатно, за что службу в армии любовно называли "экскурсией в ад, все включено"); однако продавцы прилежно вели учет всего проданного, чтобы затем выставить соответствующий счет ССК. Капитализм проник в космическое пространство и весьма прилично здесь устроился.

Отправив орешки в рот, Джаред разгрыз их, после чего дал слюне донести вкус лакрицы до языка. Терпкий аромат, разлившись по небу, проник в носоглотку. Закрыв глаза, Джаред подумал, что вкус у орешков в точности такой же, какой он помнит. Набрав из пакета горсть, он набил полный рот.

– Ну как? – спросила продавщица, наблюдая за тем, с каким воодушевлением Джаред поглощает орешки.

– Восхитительно! – пробормотал тот перед тем, как отправить в рот новую пригоршню лакомства. – Просто объедение!

– Скажу мужу, что в его полку прибыло, – заметила продавщица.

Джаред кивнул:

– Нас двое. Моя девочка тоже их обожает.

– Замечательно, – сказала продавщица, но к этому времени Джаред уже отошел от прилавка.

Погруженный в размышления, он направился к себе в комнату. Сделав десять шагов, Джаред проглотил все то, что было у него во рту, потянулся за новой порцией и вдруг застыл на месте.

"Моя девочка?" – подумал он, и эта мысль оглушила его мощным ударом горя и воспоминаний.

Джаред согнулся пополам, корчась в спазмах, его вывернуло на пол. Откашливая изо рта последние непереваренные орешки, он вдруг отчетливо вспомнил имя.

"Зоя. Моя дочь. Моя дочь умерла".

Кто-то тронул его за плечо. Джаред отшатнулся, едва не поскользнувшись на лужице рвотной массы. Пакетик с орешками выпал у него из рук. Он недоуменно посмотрел на того, кто к нему подошел. Это была женщина, судя по виду, офицер ССК. Она как-то странно посмотрела на Джареда, и у него в голове прозвучало короткое, резкое жужжание, похожее на человеческую речь, но только произнесенную с десятикратным ускорением. Этот звук повторился снова, и еще раз, подобный двум пощечинам, полученным по внутренней стороне черепа.

– Что? – заорал Джаред.

– Дирак, – сказала женщина, – успокойся. Объясни, в чем дело.

Испуганный, растерянный, Джаред бросился прочь, натыкаясь на тех, кто шел по коридору.

Проводив взглядом удаляющегося нетвердой походкой Дирака, Джейн Саган посмотрела на черную лужицу рвоты и рассыпанные по полу мармеладные орешки. Увидев неподалеку кондитерский прилавок, она быстро подошла к нему.

– Так, – Саган нацелила палец в опешившую продавщицу, – говорите, что тут произошло.

– Этот парень купил у меня пакетик черных мармеладных орешков, – объяснила та. – Сказал, что любит их, и запихнул в рот целую пригоршню. Затем отошел на пару шагов, и его вырвало.

– Только и всего? – настаивала Саган.

– Только и всего, – подтвердила продавщица. – Я сказала ему, что мой муж любит такие орешки, а он ответил, что его ребенок тоже их любит, после чего взял пакетик и отошел.

– Он говорил про своего ребенка? – спросила Джейн.

– Ну да. Он сказал, что у него есть девочка.

Саган обвела взглядом коридор. Дирака нигде не было видно. Бросившись в ту сторону, куда он скрылся, Джейн попыталась связаться с генералом Сциллардом.

Дирак подошел к лифту как раз в тот момент, когда двери открылись и из кабины стали выходить люди. Пропустив их, он заскочил внутрь и лихорадочно нажал кнопку того этажа, на котором находилась его лаборатория. Только тут он внезапно увидел, что рука у него зеленая. Джаред отдернул ее так резко, что она со всей силы ударилась о стену кабины. Острая боль подтвердила, что это действительно его рука и он от нее никуда не денется. Остальные пассажиры лифта недоуменно покосились на Джареда. А женщина, которую он едва не ударил по лицу, отдергивая руку, взглянула на него с неприкрытой злостью.

– Извините, – пробормотал он.

Она, фыркнув, занялась тем, чем обычно занимаются в лифте, – уставилась на стену перед собой. Джаред последовал ее примеру и увидел в полированном металле размазанное отражение своего зеленого лица. К этому времени он был близок к панике, однако его не покидала решимость держаться до конца здесь, в окружении совершенно незнакомых людей. В настоящий момент общественные приличия пересиливали в нем смятение, вызванное утратой собственного "я".

Если бы Джаред, стоя в кабине лифта, хотя бы на мгновение задумался, кто он такой, его ждало бы ошеломляющее открытие – он не знает этого. Однако Джаред, как и большинство людей в повседневной жизни, не поставил под сомнение свою личность. Он понимал: в зеленом цвете лица и руки что-то не так, знал, что до лаборатории нужно спуститься на четыре этажа, и помнил, что его дочери Зои нет в живых.

Кабина лифта остановилась на нужном этаже; Джаред вышел в просторный холл. На этой палубе станции "Феникс" не было ни магазинов, ни столовых; это был один из двух этажей, полностью отведенных военной науке. Через каждые сто шагов стояли солдаты ССК, которые охраняли боковые коридоры, отходящие в глубь станции. У входа в каждый коридор имелись сканнеры, которые снимали биометрическую информацию и образ головного мозга всех входящих. Если кому-то доступ в данный коридор был запрещен, вооруженный охранник тотчас же преграждал дорогу.

Джаред чувствовал, что у него должен быть доступ почти во все коридоры этого этажа, однако у него были сомнения, что его новое, незнакомое тело сюда пропустят. Он пересек холл, всем своим видом изображая деловитую озабоченность, направляясь туда, где, как ему было известно, находятся его лаборатория и рабочий кабинет. Быть может, к тому времени, как он дойдет дотуда, у него появится мысль, что делать дальше. Джаред был уже почти у цели, когда заметил, что все солдаты ССК, находившиеся в холле, повернулись и смотрят на него.

"Влип", – мелькнуло в голове.

До нужного коридора оставалось меньше тридцати шагов. Повинуясь внезапному порыву, Джаред побежал, поражаясь, насколько быстро его новое тело приближается к цели. По-видимому, к такой стремительности оказался не готов и охранник: он начал поднимать винтовку, но Джаред уже был рядом. Он с силой оттолкнул солдата. Тот, налетев на стену, сполз на пол. Не замедляясь ни на мгновение, Джаред пробежал мимо и бросился к двери в свою лабораторию, расположенную в семидесяти метрах дальше по коридору. Завыли сирены, повсюду стали захлопываться аварийные перегородки. Джаред едва успел перескочить через порог, отделявший его от конечной цели, как из стен коридора стремительно выдвинулись две створки, меньше чем за полсекунды наглухо закупорив отсек.

Добежав до двери в свою лабораторию, Джаред рывком ее распахнул. Внутри он увидел офицера ССК из отдела военных исследований и рраей. Дирак застыл на месте, пораженный тем, что в его лаборатории находится рраей, и сквозь пелену смятения проник острый как нож страх. Не перед самим рраей, – страх был такого рода, какой бывает, когда тебя застигли за каким-то опасным, жутким и противозаконным занятием. Мозг Джареда лихорадочно заработал, тщетно пытаясь найти в памяти какое-то объяснение этому страху.

Рраей, покачав головой, обошел рабочий стол и направился к Джареду.

– Так значит, это ты? – спросил рраей на необычно звучащем, но понятном английском.

– Кто? – еще больше растерялся Джаред.

– Тот солдат, которого сотворили, чтобы изобличить предателя, – объяснил рраей. – Но из этой затеи ничего не вышло.

– Я вас не понимаю. Это моя лаборатория. А вы кто такие?

Рраей снова покачал головой:

– А может быть, все же и вышло.

Он стукнул себя в грудь:

– Кайнен. Ученый, оказавшийся в плену. Итак, теперь тебе известно, кто я. Но известно ли тебе, кто ты?

Джаред собрался ответить и вдруг поймал себя на том, что не знает, кто он такой. Он стоял в оцепенении, раскрыв рот, до тех пор, пока несколько мгновений спустя не открылись аварийные перегородки. Женщина-офицер, которая пыталась обратиться к нему рядом с кондитерским отделом, шагнула в дверь, подняла пистолет и выстрелила ему в голову.

"Вопрос первый", – произнес генерал Сциллард.

Джаред лежал в лазарете станции "Феникс", приходя в себя от выстрела из шокового пистолета. В ногах кровати дежурили два вооруженных часовых ССК, а у стены замерла Джейн Саган.

"Кто ты такой?"

"Я – рядовой Джаред Дирак".

Он и без слов знал, кто перед ним; его МозгоДруг идентифицировал генерала Сцилларда, как только тот вошел в палату. МозгоДруг Сцилларда также без проблем установил личность Джареда, так что за вопросом генерала стояло нечто большее, чем простое желание познакомиться.

"Я приписан к десанту, размещенному на борту линейного крейсера "Коршун", – продолжал Джаред. – Мой непосредственный начальник – присутствующая здесь лейтенант Джейн Саган".

"Второй вопрос, – продолжал генерал Сциллард. – Ты знаешь, кто такой Чарльз Бутэн?"

"Никак нет, сэр, – ответил Джаред. – А что, я должен знать этого человека?"

"Возможно, – уклончиво произнес Сциллард. – Мы обнаружили тебя именно в его лаборатории. В той самой лаборатории, которая, как ты сказал рраей, является твоей. Отсюда можно предположить, что ты считал себя Чарльзом Бутэном, по крайней мере в тот момент. А по словам лейтенанта Саган, когда она незадолго перед этим обратилась к тебе, ты не откликнулся на свою фамилию".

"Сэр, я действительно помню, что в какой-то момент засомневался, что я – это я, – подтвердил Джаред. – Но я не могу вспомнить, будто считал себя кем-то другим".

"Однако ты пришел прямо в лабораторию Бутэна, хотя до этого никогда в ней не бывал, – настаивал генерал. – И нам известно, что ты не запрашивал через МозгоДруга план отсеков станции".

"Сэр, я никак не могу этого объяснить, – признался Джаред. – Просто эта информация уже находилась у меня в памяти".

Он отметил, что при этих словах Сциллард многозначительно посмотрел на Саган.

Дверь отворилась, и в палату вошли двое. Один из них направился прямо к Джареду, прежде чем его МозгоДруг успел определить, кто это.

– Ты знаешь, кто я? – спросил вошедший.

Ударом кулака Джаред отправил его на пол. Часовые вскинули винтовки; Джаред, мгновенно оправившийся от внезапной вспышки ярости, послушно поднял руки.

Человек, которого МозгоДруг Джареда наконец определил как генерала Грега Мэттсона, главу отдела военных исследований ССК, поднялся с пола.

– А вот и ответ на мой вопрос, – пробормотал Мэттсон, прижимая ладонь к правому глазу.

Он поспешил в туалет, чтобы взглянуть, здорово ли ему досталось.

– Не торопитесь, генерал, – бросил ему вслед Сциллард.

Он повернулся к Джареду:

– Рядовой Дирак, тебе знаком человек, которого ты только что ударил?

– Так точно, сэр, я знаю, что это генерал Мэттсон, – ответил Джаред. – Однако когда я его бил, я это не знал…

– Тогда почему ты его ударил? – продолжал генерал.

– Не знаю, сэр, – растерянно произнес Джаред. – Просто…

Он осекся.

– Отвечай на вопрос, рядовой Дирак! – приказал Сциллард.

– Просто в тот момент мне показалось, что я должен сделать именно это, – признался Джаред. – Объяснить почему я не могу.

– Определенно, что-то он помнит, – задумчиво произнес Сциллард, поворачиваясь к скрывшемуся в туалете Мэттсону. – Но не все. И он не помнит, кто он такой.

– Проклятье! – сквозь шум воды ответил тот. – Он помнит достаточно для того, чтобы врезать мне по морде. Наверное, сукин сын мечтал об этом долгие годы.

– Господин генерал, быть может, он помнит все, но пытается убедить вас в обратном, – обратился к Сцилларду второй из вошедших.

МозгоДруг Джареда определил его как полковника Джеймса Роббинса.

– Такое тоже возможно, – согласился Сциллард. – Однако во всех его предыдущих действиях нет и намека на это. Если бы Дирак действительно являлся Бутэном, не в его интересах было бы раскрывать нам, что он что-то вспомнил. И ударять Мэттсона с его стороны было бы не слишком умно.

– Совсем неумно, – согласился Мэттсон, выходя из туалета. – Зато он исторгнул из себя все дерьмо.

Повернувшись к Джареду, он указал на свой глаз, окруженный серым кольцом там, где УмноКровь, покинув раздавленные сосуды, образовала синяк.

– На Земле ты таким ударом зажег бы мне фингал недели на две, не меньше. Знаешь, мне следовало бы тебя расстрелять – хотя бы из принципа.

– Генерал… – начал было Сциллард.

– Успокойтесь, Сциллард, – остановил его Мэттсон. – Я покупаюсь на вашу теорию. Бутэн не такой дурак, чтобы набрасываться на меня с кулаками, так что это не Бутэн. Однако в сознании Дирака всплывают частицы Бутэна, и мне хочется выяснить, как много полезного нам удастся из него вытащить.

– Господин генерал, война, которую собирался развязать Бутэн, завершилась, так и 86 не начавшись, – вмешалась Джейн Саган. – Энешанцы передумали и теперь намереваются обратить свое оружие против рраей.

– Что ж, лейтенант, этому можно только радоваться, – заметил Мэттсон. – Однако в данном случае двух из трех еще недостаточно. Обиняне, вероятно, по-прежнему что-то замышляют, а поскольку Бутэн, судя по всему, с ними, пока что рано трубить полную победу и прекращать исследования. Нам так и не удалось узнать то, что известно Бутэну, и вот теперь, когда у этого рядового в башке толкаются плечами два сознания, возможно, стоит попробовать подтолкнуть второе и помочь ему выплыть на поверхность.

Он повернулся к Джареду:

– Ну, что скажешь на это, рядовой Дирак? Вас называют Бригадами призраков, но ты единственный, у кого в голове сидит настоящий призрак. Ты хочешь вытащить его на свет божий?

– Сэр, при всем уважении к вам я понятия не имею, о чем вы говорите, – сказал Джаред.

– Ну разумеется, – пробормотал Мэттсон. – Похоже, кроме того, где находится его лаборатория, тебе о Бутэне ни хрена не известно.

– Нет, я знаю еще одно, – возразил Джаред. – Я знаю, что у него была дочь.

Генерал Мэттсон осторожно пощупал подбитый глаз.

– Была, рядовой Дирак, это точно.

Опустив руку, он повернулся к Сцилларду:

– Генерал, я хочу, чтобы вы мне его вернули.

Тут Мэттсон перехватил выразительный взгляд, который бросила на Сцилларда лейтенант Саган. Несомненно, она послала ему одну из тех мысленных телеграмм, которыми в Специальных силах пользовались вместо нормальной человеческой речи.

– Только на время, лейтенант. Когда мы закончим, вы сможете забрать его себе. И обещаю, я его не сломаю. Однако от него не будет никакой пользы, если его пристрелят при выполнении какого-нибудь задания.

– Раньше вас нисколько не беспокоило то, что Дирака могли убить в бою, – сказала Саган и, словно спохватившись, добавила: – Сэр.

– Ага, знаменитая заносчивость Специальных сил, – пробормотал Мэттсон. – Не сомневаюсь, когда вам будет шесть лет, с вами будет невозможно нормально разговаривать.

– Мне уже девять, – напомнила Саган.

– А мне сто тридцать, так что послушай то, что скажет твой прапрадедушка, – сказал Мэттсон. – Раньше я не думал о том, что Дирак может погибнуть, так как был уверен, что от него не будет никакой пользы. Теперь от него может быть польза, поэтому я бы предпочел, чтобы он остался в живых. Если выяснится, что никакого толка от него нет, вы получите его назад, и пусть его убивают – мне будет все равно. В любом случае, твоего мнения никто не спрашивает. А теперь, лейтенант, заткнись и дай поговорить взрослым.

Саган вспыхнула, но промолчала.

– Что вы намереваетесь с ним делать? – спросил Сциллард.

– Разумеется, я помещу его под микроскоп. Выясню, почему из него потекли чужие воспоминания, и постараюсь узнать, что нужно сделать, чтобы этот процесс продолжался и дальше.

Мэттсон ткнул пальцем в полковника Роббинса:

– Формально Дирак будет приставлен к Роббинсу в качестве помощника. А на деле, надеюсь, он будет проводить почти все свое время в лаборатории. И здесь нам очень пригодится тот ученый-рраей, которого мы у вас забрали. Посмотрим, что он сможет вытянуть из Дирака.

– Вы считаете, этому рраей можно доверять? – удивился Сциллард.

– Черт побери, Сциллард, да мы не даем ему сходить в сортир без того, чтобы не заглянуть в его задницу. И он сдохнет через день, если мы перестанем давать ему лекарство. Этот рраей – единственный ученый, которому я доверяю абсолютно.

– Ну хорошо, – сдался Сциллард. – Один раз я попросил Дирака у вас, и вы мне его передали. Теперь можете забирать его обратно. Но только помните, генерал, что он один из наших. А вы знаете, как я отношусь к своим людям.

– Что ж, справедливо, – согласился Мэттсон.

– Официальный приказ о переводе Дирака будет подготовлен в самое ближайшее время, – сказал Сциллард. – Как только вы его завизируете, дело будет сделано.

Кивнув Роббинсу и Саган, генерал бросил взгляд на Джареда и покинул палату. Мэттсон повернулся к Саган:

– Если хотите проститься с Дираком, можете начинать.

– Благодарю вас, генерал, – сказала Саган. "Мерзкий козел!" – выругалась она, открыв канал связи с Джаредом.

"Я так и не понял, что происходит и кто такой этот Чарльз Бутэн, – пожаловался тот. – Я попробовал запросить сведения о нем, но все они засекречены".

"Ты все выяснишь в самое ближайшее время, – заверила его Саган. – Но что бы ты ни узнал про себя, я хочу, чтобы ты запомнил одно: в первую очередь ты Джаред Дирак. И никто другой. Независимо от того, как ты появился на свет и что произошло с тобой впоследствии. Иногда я забывала об этом и сейчас хочу попросить у тебя прощения за это. Но главное – помни, что я тебе сказала".

"Буду помнить", – пообещал Джаред.

"Вот и отлично. Когда встретишься с тем рраей, о котором сейчас говорили – кстати, его зовут Кайнен, – передай ему, что лейтенант Саган просила присмотреть за тобой. Передай, что я буду считать это за дружескую любезность".

"Я с ним уже встречался, – сказал Джаред. – Я все ему передам".

"И еще я прошу у него прощения за то, что выстрелила ему в голову из шокового пистолета, – добавила Саган. – Ты сам испытал на себе, каковы ощущения".

"Я выполню вашу просьбу. Спасибо за все. До свидания, лейтенант Саган".

Саган ушла.

Мэттсон кивнул часовым:

– Вы двое свободны.

После того как те ушли, генерал повернулся к Джареду:

– Ну а дальше, рядовой Дирак, мы будем исходить из предположения, что твой сегодняшний приступ не будет повторяться слишком часто. Так или иначе, отныне твой МозгоДруг запрограммирован записывать и передавать, так что больше никаких сюрпризов ты нам не преподнесешь, и мы всегда будем знать, где тебя найти. А если ты попытаешься изменить эти установки, все солдаты ССК, находящиеся на станции "Феникс", получат приказ при встрече пристрелить тебя на месте. До тех пор, пока мы не выясним, кто ты такой и что у тебя в голове, тебе не позволяется ни одной личной мысли. Ты меня понял?

– Так точно, понял, – ответил Джаред.

– Замечательно. В таком случае, сынок, добро пожаловать в отдел военных исследований.

– Благодарю вас, сэр. Ну а теперь, пожалуйста, кто-нибудь наконец поможет мне разобраться во всей этой чертовщине?

Усмехнувшись, Мэттсон повернулся к Роббинсу:

– Этим займетесь вы.

С этими словами генерал ушел.

Джаред вопросительно посмотрел на Роббинса.

– Ну, – смущенно промолвил тот, – здравствуй…

– Какой любопытный у тебя шрам, – заметил Кайнен, указывая Джареду на висок.

Рраей говорил на своем языке; перевод обеспечивал МозгоДруг Джареда.

– Благодарю. Это след от выстрела.

Джаред также говорил на родном языке; после нескольких месяцев обучения Кайнен уже сносно владел английским.

– Помню. Это случилось у меня на глазах. Кстати, меня в свое время тоже оглушала лейтенант Саган. Так что нам с тобой следует основать клуб для избранных.

Кайнен обернулся к стоящему рядом Гарри Уилсону:

– Уилсон, ты тоже можешь к нам присоединиться.

– Нет уж, покорнейше благодарю, – пробормотал тот. – Помнится, один мудрец как-то сказал, что ни за что не вступит в клуб, который согласится иметь его своим членом. К тому же мне не хочется получать мешком по башке.

– Трус! – усмехнулся Кайнен.

Уилсон отвесил поклон:

– К вашим услугам.

– Ну а теперь, – продолжал Кайнен, снова поворачиваясь к Джареду, – полагаю, ты уже имеешь представление о том, почему ты здесь.

Джаред восстановил в памяти вчерашний сумбурный и не слишком вежливый разговор с полковником Роббинсом.

– Полковник Роббинс рассказал мне, что я появился на свет для того, чтобы мне в мозг перенесли сознание Чарльза Бутэна, однако из этой затеи ничего не вышло. Он сказал, что Бутэн был ученым, работавшим здесь, а потом стал предателем. И объяснил, что эти новые воспоминания, которые я вдруг начал ощущать, на самом деле являются воспоминаниями Бутэна, и никому не известно, почему они всплывают только сейчас.

– Какие подробности сообщил тебе Роббинс относительно жизни и научной работы Бутэна? – спросил Уилсон.

– По сути дела, никаких, – ответил Джаред. – Полковник сказал, что, если я узнаю что-нибудь от него или из архивов, это может помешать естественному восстановлению памяти. Он был прав?

Уилсон только пожал плечами. Кайнен сказал:

– Поскольку ты первый человек, с кем это произошло, у нас нет никакого опыта, и мы понятия не имеем, что делать дальше. Максимальным приближением можно считать определенные случаи амнезии. Вчера ты сумел самостоятельно разыскать лабораторию Бутэна и вспомнить, как звали его дочь, однако ты не знаешь, как эти сведения попали к тебе в память. То же самое происходит при амнезии. Принципиальное отличие заключается в том, что это не твои собственные, а чужие воспоминания.

– Значит, вы тоже не знаете, как вытащить из меня все остальное? – спросил Джаред.

– У нас есть кое-какие теории, – уклончиво произнес Уилсон.

– Теории, – повторил Джаред.

– Если точнее, гипотезы, – поправил Кайнен. – Помнится, несколько месяцев назад я объяснял лейтенанту Саган, что, на мой взгляд, сознание Бутэна не приживется в тебе потому, что оно уже сформировавшееся, зрелое, и, если просто впихнуть его в неразвитый мозг, не имеющий опыта, ему не за что будет ухватиться. Однако теперь у тебя уже есть какой-то опыт, не так ли? Семь месяцев на войне состарят кого угодно. И вероятно, что-то из того, что тебе пришлось пережить, выступило в роли мостика, перекинутого к воспоминаниям Бутэна.

Дирак задумался.

– Во время последней операции погиб очень близкий мне человек. И дочь Бутэна также погибла.

Джаред не стал рассказывать Кайнену про убийство Вийут Сер и про свой нервный срыв, когда он стоял, сжимая в руке нож.

Кайнен кивнул, демонстрируя, что ознакомился не только с человеческой речью, но и с языком жестов.

– Вполне возможно, это и явилось толчком.

– В таком случае, почему воспоминания не всплыли прямо тогда? – спросил Джаред. – Это произошло позже, когда я, вернувшись на станцию "Феникс", ел мармеладные орешки.

– "Воспоминания о прошедшем", – заметил Уилсон.

Дирак вопросительно посмотрел на него:

– Что?

– На самом деле гораздо более точным переводом оригинального названия является "В поисках утраченного времени", – объяснил Уилсон. – Это роман Марселя Пруста. Книга начинается с того, что главного героя захлестывает поток детских воспоминаний, вызванный тем, что он съел печенье, макнув его в чай. У людей чувства и воспоминания тесно связаны между собой. Вполне вероятно, вкус мармеладных орешков пробудил эти воспоминания, особенно если орешки имели какое-то особое значение.

– Помню, я сказал, что Зоя их очень любила, – вспомнил Джаред. – Дочь Бутэна. Ее звали Зоя.

– Судя по всему, этого оказалось достаточно, – согласился Кайнен.

– Может быть, тебе нужно еще поесть орешков, – пошутил Уилсон.

– Я уже ел, – совершенно серьезно признался Джаред.

Он действительно попросил полковника Роббинса принести ему пакетик с черными орешками: после того как его вырвало на глазах у продавщицы, Джаред стеснялся просить их сам. Затем он целый час сидел в своей новой комнате и сосредоточенно поедал сласти.

– И? – спросил Уилсон.

Джаред лишь молча покачал головой.

– Дирак, разреши кое-что тебе показать.

Кайнен нажал на клавишу. На трехмерном экране у него на столе появились три объемных изображения. Кайнен указал на одно из них:

– Вот это отображение сознания Чарльза Бутэна, копия которого благодаря его научному гению хранится в файле. Далее идет отображение твоего собственного сознания, снятое во время обучения.

Увидев удивление Джареда, Кайнен добавил:

– Да-да, за тобой пристально наблюдали. С самого рождения ты был научным экспериментом. Однако это лишь отображение. В отличие от сознания Бутэна твое в файле не хранится.

– А третий образ – это твое сознание в настоящий момент. Мы не умеем читать эти отображения, но даже невооруженным взглядом видно, что последнее существенно отличается от двух предыдущих. На наш взгляд, твой головной мозг впервые попытался соединить загруженное извне сознание Бутэна с твоим собственным. Вчерашнее событие изменило тебя, возможно, бесповоротно. Ты сам ничего не чувствуешь?

Джаред задумался.

– Я не ощущаю никакой разницы, – наконец сказал он. – Да, у меня действительно появились новые воспоминания, но, по-моему, я продолжаю вести себя так же, как и прежде.

– Если не считать того, что ты принялся дубасить генералов, – напомнил Уилсон.

– Это произошло совершенно случайно, – сказал Джаред.

– Нет, не случайно! – внезапно возбудился Кайнен. – Именно это я и пытаюсь тебе объяснить, Дирак. Ты родился одним человеком. Затем стал другим. А теперь ты становишься третьим – сочетанием первых двух. Если мы будем продолжать, если нам повезет, в тебе будет проступать все больше и больше от Бутэна. Ты изменишься. Изменишься как личность, возможно, кардинальным образом. И тот, кем ты станешь, будет отличаться от того, кем ты являешься сейчас. Я хочу убедиться, что ты отдаешь себе в этом отчет, так как мне нужно, чтобы ты сам сделал выбор: согласен ли ты на эти перемены.

– Сделал выбор? – переспросил Джаред.

– Да, Дирак, сделал выбор, – подтвердил Кайнен. – Этого тебе еще не приходилось делать.

Он кивнул на Уилсона:

– Вот лейтенант Уилсон сам выбрал свой жизненный путь – он по собственному желанию пошел служить в Силы самообороны колоний. Но у тебя и твоих собратьев по Специальным силам свободы выбора не было. Дирак, отдаешь ли ты себе отчет, что солдаты Специальных сил, по сути дела, являются рабами? От вас не зависит, идти ли вам в бой. Вы не имеете права отказаться. Вам даже не позволяется знать, что есть возможность отказаться.

От этих рассуждений Джареду стало неуютно.

– Мы смотрим на это иначе. Мы гордимся тем, что служим человечеству.

– Ну разумеется, не сомневаюсь в этом, – заметил Кайнен. – Так вас запрограммировали при рождении, когда ваш головной мозг еще девственно чист, и думает за вас МозгоДруг, выбирая одни решения, а не другие. И к тому времени, как ваш мозг обретает способность мыслить самостоятельно, для него уже проложена дорожка, с которой не свернуть. Так что ни о какой свободе выбора говорить не приходится.

– Мне постоянно приходилось делать выбор, – возразил Джаред.

– Да, в мелочах, – поправил его Кайнен. – На протяжении всей твоей недолгой жизни, рядовой Дирак, решения за тебя принимали другие. Кому-то потребовалось произвести тебя на свет – и ты не отличался от всех других. Затем кому-то вздумалось записать в твой головной мозг чужое сознание. Потом из тебя решили сделать воина. За тебя принимали решения, в каких боях тебе участвовать. И, наконец, когда кому-то это понадобилось, тебя передали нам. И кто-то посторонний может решить расколоть твою голову словно яйцо, чтобы дать сознанию Бутэна возможность захватить тебя. Но я сделал свой выбор: я даю тебе возможность самому определить свою судьбу.

– Почему?

– Потому что это в моих силах, – ответил Кайнен, – и потому что ты должен наконец сделать выбор сам. Судя по всему, никто, кроме меня, тебе этого не позволит. Но это твоя жизнь, Дирак. Если ты согласишься идти дальше, мы предложим тебе то, что, на наш взгляд, сможет открыть доступ к воспоминаниям и личности Бутэна.

– А если я не соглашусь? Что будет тогда?

– Тогда мы скажем руководству отдела военных исследований, что отказываемся тебя неволить, – ответил Уилсон.

– Ну и что? Можно ведь будет найти кого-нибудь другого, – заметил Джаред.

– И можно не сомневаться, кого-нибудь непременно найдут, – согласился Кайнен. – Однако ты сделаешь свой выбор, а мы – свой.

Джаред осознал, что Кайнен прав: на протяжении всей его жизни решения по основным вопросам принимали другие. Его свобода выбора сводилась лишь к несущественным мелочам и боевым ситуациям, когда отсутствие какого бы то ни было решения означало неминуемую смерть. Сам Джаред никогда не считал себя рабом, однако он вынужден был признать, что просто не представлял свою жизнь вне Специальных сил. Габриэль Браге говорил, что, отслужив десять лет, можно будет уйти из армии и стать колонистом, и никому даже в голову не пришло спросить, почему они должны служить эти десять лет. Все обучение Специальных сил было направлено на то, чтобы подчинять личный выбор нуждам отделения и взвода; даже интеграция, несомненно, величайшее достижение, размывало индивидуальность в пользу коллективизма.

При мысли об интеграции Джаред ощутил острый укол одиночества. Как только был получен приказ о переводе, интеграция со 2-м взводом была тотчас же отключена. Постоянный фоновый шум мыслей и чувств боевых товарищей сменился гулкой пустотой. Если бы у Джареда не было возможности обращаться к хоть и скудному, но собственному опыту, он сошел бы с ума, лишившись возможности ощущать свой взвод. И все равно, весь первый день Джаред провел в глубокой депрессии. Это было сравнимо с ампутацией, кровавой и безжалостной, перенести которую позволяло лишь сознание, что все это временное.

Джаред с нарастающим чувством беспокойства осознавал, какая значительная часть его жизни прошла под диктовку, приказы, распоряжения и требования. Он поймал себя на том, насколько не готов сделать выбор, предложенный Кайненом. Первым его стремлением было сказать: "Да, я готов продолжать, я готов узнать больше о Чарльзе Бутэне, человеке, которым я должен был стать, и в какой-то степени превратиться в него". Однако Джаред не мог сказать, действительно ли сам хочет этого или просто готов выполнить то, что от него ждут другие. Вдруг его захлестнуло чувство обиды – не на Союз колоний и не на Специальные силы, а на Кайнена – за то, что тот поставил его перед необходимостью определиться и сделать выбор.

– А как бы поступили на моем месте вы? – наконец спросил он Кайнена.

– Я – это не ты, – только и ответил тот.

От Уилсона ждать помощи также было нечего. Оба занялись своей работой, оставив Джареда размышлять, глядя на три отображения сознания, каждое из которых в той или иной степени принадлежало ему.

– Я сделал выбор, – наконец сказал Джаред, когда прошло уже больше двух часов. – Я хочу продолжать.

– Ты можешь объяснить, почему ты так решил? – спросил Кайнен.

– Потому что я хочу лучше разобраться во всем этом.

Джаред указал на образ третьего сознания:

– Вы говорите, я меняюсь. Становлюсь другим. Я вам верю. Но себе я по-прежнему кажусь самим собой. И думаю, я останусь самим собой, что бы со мной ни произошло. И хочу в этом убедиться.

Он повернулся к Кайнену:

– Вы сказали, что солдаты Специальных сил являются рабами. И в этом вы правы. Тут я спорить не стану. Но нам также говорили, что из всех людей мы единственные, кто появился на свет ради какой-то цели. И наша цель – защищать человечество. Тогда у меня не было выбора, но сейчас я сам выбираю цель своей жизни. Я выбираю то, что вы мне предлагаете.

– Ты выбираешь быть рабом, – заметил Кайнен.

– Нет! – с жаром возразил Джаред. – Я перестал быть рабом, когда сделал этот выбор.

– Но ты выбираешь тот путь, который выбрали за тебя те, кто сделал тебя рабом, – настаивал Кайнен.

– Это мой выбор. Если Бутэн задумал навредить человечеству, я хочу его остановить.

– В этом случае ты можешь стать похожим на него, – вмешался Уилсон.

– Я должен был быть им, – ответил Джаред. – А быть просто похожим на него оставляет мне какую-то свободу.

– Значит, ты сделал свой выбор, – заключил Кайнен.

– Сделал, – подтвердил Джаред.

– Что ж, слава богу, – с видимым облегчением вздохнул Уилсон.

Кайнен также заметно расслабился. Джаред недоуменно посмотрел на них.

– Я ничего не понимаю… – начал было он, обращаясь к Кайнену.

– Нам было приказано вытащить из тебя максимально возможное от Чарльза Бутэна, – объяснил Кайнен. – Если бы ты сказал "нет" и мы отказались бы выполнять приказ, для меня, вероятно, это означало бы смертный приговор. Я военнопленный, Дирак. Ту крохотную толику свободы, которой я пользуюсь, мне дали исключительно потому, что от меня есть какая-то польза. Как только я перестану быть полезным, ССК перестанет снабжать меня лекарством, которое поддерживает мою жизнь. Или со мной расправятся каким-либо другим способом. Лейтенант Уилсон вряд ли будет расстрелян за отказ выполнить приказ, но, насколько я понимаю, тюрьмы ССК едва ли можно считать желанным местом отдыха.

– Ослушавшиеся приказа туда попадают, но оттуда больше никогда не выходят, – подтвердил Уилсон.

– Почему вы сразу не сказали об этом? – удивился Джаред.

– Потому что этим мы повлияли бы на твой свободный выбор, – назидательно произнес Уилсон.

– Мы решили между собой, что предоставим тебе возможность выбирать самому, а дальше будь что будет, – сказал Кайнен. – И, сделав свой выбор, мы хотели быть уверены, что и у тебя будет полная свобода делать свой.

– Так что спасибо за то, что ты решил идти до конца, – сказал Уилсон. – Дожидаясь, когда же ты на что-нибудь решишься, твою мать, я чуть в штаны не наложил.

– Прошу прощения, – виновато произнес Джаред.

– Забудь об этом, – остановил его Уилсон. – Ибо теперь тебе предстоит сделать еще один выбор.

– После долгих размышлений мы пришли к двум возможным вариантам, которые, на наш взгляд, смогут вызвать лавинообразное пробуждение воспоминаний из сознания Бутэна, – подхватил Кайнен. – В первом случае нужно будет использовать модификацию протокола переноса сознания, с помощью которого Бутэн был первоначально впихнут тебе в голову. Можно повторить этот протокол и наложить сознание Бутэна второй раз. Теперь, когда твой головной мозг повзрослел и развился, высока вероятность того, что оно зацепится прочнее – больше того, скорее всего, оно перенесется полностью. Однако тут возможны очень неприятные побочные эффекты.

– Например? – спросил Джаред.

– Например, новое сознание полностью сотрет твое собственное, – объяснил Уилсон.

– Вот как… – растерянно пробормотал Джаред.

– Сам понимаешь, чем это чревато, – заметил Кайнен.

– Мне что-то не хочется идти этим путем.

– И мы так подумали, – согласился Кайнен. – На этот случай у нас есть гораздо менее радикальный план Б.

– И в чем он заключается? – спросил Джаред.

– Мы совершим прогулку по твоей памяти, – сказал Уилсон. – Мармеладные орешки явились только началом.