Старый Перент и окрестности
Ливень стих только под утро. Потом еще немного моросил легкий дождик, а вскоре небо и вовсе прояснилось. Но теперь, когда мы уже почти добрались до Старого Перента и нападения мятежников опасаться не приходилось, все были этому только рады. Куда больше нас волновала реакция барона Анвольда на смерть лейтенанта. А ну как какую-нибудь дыру решит подвернувшимся отрядом заткнуть?
Волновались мы, как выяснилось позже, совершенно напрасно — барона в городе не оказалось. Да и вообще солдат Ранлоу на улицах стало куда меньше. В основном навстречу попадались служаки местного гарнизона да городские стражники.
И это было непонятно. Что могло измениться всего за один день? Еще вчера от желто-черных мундиров и армейских плащей в глазах просто рябило, а сегодня — хоп! — и будто сквозь землю все клетчатые провалились.
Вызванный дежурившими на воротах солдатами какой-то чин городского гарнизона нам несказанно обрадовался и сразу же объявил, что до возвращения барона Анвольда отряд включается в состав гарнизона. Капралу Линцтрогу удалось выторговать только твердое обещание поставить нас на довольствие и дать отдохнуть хотя бы до завтрашнего утра.
Под жилье нам выделили казарму городской стражи, которую как раз начали покидать предыдущие постояльцы, когда капрал Линцтрог закончил с формальностями и мы наконец смогли покинуть двор гарнизона. На первый взгляд, предложенное нам мрачноватое строение никаких нареканий не вызывало. Три этажа, стены сложены из обтесанного камня, высокая дубовая дверь окована стальными полосами, оконца такие узкие, что человек в доспехах, наверное, уже и не протиснется. Перед казармой небольшая площадь, двор огорожен высоченным забором. Если что — держать оборону там можно не один день.
— Ты только посмотри! — ткнул меня в бок Габриель и указал на выехавшего из распахнутых ворот казармы всадника.
На мой взгляд, помимо абсолютно белых волос, ничем примечательным тот не отличался. Да и гнедой конь у него был не ахти. Таких у любого торговца двенадцать на дюжину.
— Да не туда смотришь! — зашипел от досады заметивший мое непонимание Шутник. — Ты на рукоять меча внимание обрати! Волчью голову видишь?
Тут только я разглядел, что отливающее синевой яблоко рукояти длинного меча выполнено в виде оскаленной волчьей головы.
— И что?
— Это же синяя сталь! — поднял к небу глаза Габриель. — Бастард Браги помнишь? Этот клинок тоже в Медвежьем склоне выкован, только стоит раз в пять дороже.
— А в десять — не хочешь? — улыбнулся прислушавшийся к нашему разговору Арчи. — Работа мастера Ран-Кира, не иначе.
— Если так, меч точно небольшое состояние стоит, — причмокнул губами Шутник. — Правильно говорят: делай горцы детей так, как они куют клинки, давно бы уже завоевали весь мир.
— А это кто, кстати, такие? — заинтересовался я покидавшими двор казармы всадниками.
Последний из них — сильно хромавший парень с выбившимися из-под широкополой шляпы соломенными волосами — вывел своего коня под уздцы, что-то сказал дежурившему у ворот стражнику и легко забрался в седло. Я поймал взгляд его желтых глаз и невольно поежился. Было в них что-то… нездоровое. Будто волку в душу заглянул.
— Вон тот седой — капитан Генри Ларох собственной персоной.
Околачивавшемуся поблизости стражнику сполна удалось насладиться нашим удивлением. Еще бы! Кто бы мог подумать, что этот замухрышка — предводитель печально знаменитого отряда карателей, чьим именем давно уже пугают детей во всех уголках Империи?
— Он не седой, он альбинос, — поправил стражника Арчи.
— Хрен редьки не слаще, — фыркнул в ответ тот.
— Не скажите, — покачал головой подошедший Бернард, и стражника сразу же будто ветром сдуло. Да, зловещее одеяние и мрачный взгляд Одержимого огнем непривычного человека и до заикания довести могут. — Никто не знает, когда барон Анвольд в город вернется?
— А что такое? — удивился странному вопросу Габриель.
— Не нравится мне здесь, — объяснил тайнознатец. — Большой кровью пахнет.
— Да с чего ты взял? — расхохотался Шутник. — Я вот ничего такого не чую!
— А ты присмотрись к горожанам, — посоветовал ему Бернард. — Только присмотрись хорошенько.
— И что с ними не так? — полюбопытствовал Арчи. — Я что-то никого из местных пока не наблюдаю.
— Вот именно, что не наблюдаешь, — кивнул тайнознатец. — Все как один по домам попрятались. А самые умные так и вовсе стрекача задали — только пятки сверкают. Ровно как крысы с тонущего корабля. И лучше бы нам тоже успеть убраться отсюда, прежде чем этот город пойдет ко дну.
— Ерунда это все, — отмахнулся от предостережения Шутник.
В этот момент наши телеги въехали в ворота, а пехотинцы и волонтеры потянулись в казарму. Мы потащились следом.
— В кабак пойдешь? — предложил Шутник, когда мы уже заняли койки в одной из двух длинных комнат на втором этаже.
Здание было рассчитано на отряд, раза в три-четыре превосходящий наш по численности, так что всем достались весьма неплохие места. Мне, Арчи и Шутнику так и вообще жаловаться было не на что: наши койки находились вдалеке от окон, между сложенным из обожженного кирпича камином и выходом на лестницу.
— В какой еще кабак? — Я задвинул дорожную суму под койку и откинулся назад, опершись спиной о стену.
— В «Золотой шлем», тут из нормальных забегаловок, говорят, ничего другого поблизости и нет.
— А ну как опять на давешних кавалеристов нарвемся? — ухмыльнулся я, наблюдая, как притащившие дрова волонтеры пытаются безуспешно растопить камин.
Хотя придумали они правильно: холод в комнате просто жуткий.
— Да узнавал я, нету их в городе, — успокоил меня Габриель.
— Тогда пошли.
— Ты как, Арчи?
— Дела у меня, — отказался здоровяк. — Время будет, заскочу.
— Ну и черт с тобой, — сплюнул на пол Габриель. — Пошли, Кейн, пока капрал с покойницкой не вернулся.
— Пошли, — кивнул я.
Нечего в казарме штаны просиживать. К тому же предупреждение Бернарда запало мне в душу, так что разведать ситуацию в городе совсем не помешает. А то как бы не оказалось, что мы из огня да в полымя.
— Вы надолго? — размазал замаранной ладонью сажу по вспотевшему лицу запыхавшийся Олаф.
— А что такое? — остановился в дверях Шутник.
— Да я б с вами, если до прихода капрала обернуться успеем. — Волонтер понял причину смешков приятелей и вытер лоб подолом рубахи. — А то устал как собака.
— О чем речь?! — хлопнул его по плечу Габриель. — Пошли, конечно. Можешь считать это первым шагом по пути в настоящие солдаты.
— Прикройте меня, если что, — попросил Олаф рассевшихся вокруг камина волонтеров, и мы втроем спустились на первый этаж.
До «Золотого шлема» нам удалось добраться минут за пять — пришлось всего-навсего свернуть на соседнюю улицу и пройти пару кварталов. И хоть шли не задворками и не темными переулками, но действительно казалось, что город вымер. Несколько раз нас обогнали ехавшие по направлению к городским воротам кареты, да обходившие улицы стражники настороженно посматривали на наши пехотные плащи.
А вот в кабаке оказалось не протолкнуться. И публика была даже сомнительней, чем в наш первый визит сюда. Судя по обветренным физиономиям и обтрепанным нарядам, здесь гуляло сразу несколько компаний то ли наемников, то ли еще какого вольного люда, продававшего за звонкую монету свое умение обращаться с оружием. Свободных столов, к глубочайшему сожалению Габриеля, не оказалось.
— Чего желаете, уважаемые? — непонятно с чего моментально подскочил к нам кривой на левый глаз кабатчик.
За его спиной сразу же возникли два здоровенных вышибалы, весьма удивленных оказанным простым солдатам вниманием. Впрочем, на фоне гулявшей в заведении публики эти мордовороты даже как-то и не смотрелись.
— Нам бы горло промочить. — Без особой надежды Шутник обвел взглядом плохо освещенный тусклым светом ламп кабак. В самом деле, тут яблоку упасть негде. А с учетом того, что подвыпившие посетители постоянно курсировали между столами, народу сюда набилось куда больше, чем имелось в наличии посадочных мест.
— Я всегда рад видеть славных солдат великого герцога в моем скромном заведении, но, к сожалению, сегодня мне нечего вам предложить, — зачастил облизнувший губы хозяин кабака. — Есть свободный стол, но там уже сидит один господин и вряд ли…
— Ничего страшного! — обрадовался Шутник. — Веди! Он нам не помешает.
— Как скажете, — постарался скрыть облегчение кабатчик и заспешил в глубь помещения.
Ему дорогу расчищали вышибалы, нам приходилось проталкиваться самим. Впрочем, никого настолько пьяного, чтобы задирать солдат Ранлоу, в заведении пока не нашлось.
— Я же ясно попросил никого за стол не подсаживать, — хмуро посмотрел на хозяина кабака сидевший с полупустой кружкой пива в руке Бернард.
К моему немалому удивлению, тайнознатец по какой-то причине не стал афишировать наше знакомство. Олаф от удивления открыл рот, но тут же захлопнул его, получив от меня тычок под ребра.
— Но эти господа, они состоят на службе у великого герцога, и я не могу выставить их за дверь, — заюлил кабатчик. Вышибалы незаметно рассосались в толпе.
— Я прекрасно вижу, кто они. — Бернард одним глотком допил пиво и катнул по столу кружку. — По пиву моим гостям!
— Сию минуту, будет исполнено. — Подхватив уже летевшую на пол посудину, опрометью бросился исполнять распоряжение тайнознатца хозяин, на которого мрачное одеяние Одержимого огнем наводило прямо-таки животный ужас.
— Какими судьбами? — тихонько поинтересовался Шутник, когда симпатичная разносчица с невероятной для переполненного заведения быстротой притащила к столу четыре кружки с густыми шапками пивной пены.
— Да замерз под дождем как собака, никак отогреться не могу. Еще и в казарме холод дикий, — пожаловался худой тайнознатец и закутался в плащ.
— А на хозяина жути зачем нагнал? — Я отхлебнул пива и поставил кружку на стол.
— Да так, под настроение пришлось, — сморщился Бернард.
— Если кто на хозяина жути и нагнал, так это ты, Кейн, — подавившись, фыркнул Шутник. — Он, думаешь, почему нас не выставил? Побоялся, что ты снова с арбалетом вернешься!
— Да ну и тень с ним, — пожал плечами я. — Мастер Бернард, не слышно, куда регулярные войска из города перевели?
— Вроде как в Новый Перент. Врать не буду, но люди говорят, там серьезные беспорядки начались.
— Как бы досюда не докатилось, — поежился Олаф.
— Ерунда! — хлопнул по столу ладонью Шутник. — Если Йорк границу не перейдет, нам опасаться нечего. Уж кого-кого, а восставшую чернь вразумить силенок хватит.
— В Норлинге с чего все началось, напомнить? — неожиданно жестко поинтересовался у Габриеля тайнознатец, и тот, опустив глаза к столу, моментально заткнулся. — К тому же кто знает, сколько еще Йорк медлить будет?
— Неужто нападет? — вытер с губ пивную пену Олаф.
— Обязательно. У него просто выбора другого нет — слишком много сил и золота в это дело вложено. — Тайнознатец замолчал и повернулся к остановившейся рядом с нашим столом старухе, закутанной в какие-то серые застиранные обноски. — Иди отсюда, старая, ничего тебе здесь не обломится.
— А я не милостыню прошу, касатики, я судьбу ворожу, — затеребила концы вытертой до дыр шали гадалка. — Тебе, знающий неведомое и видящий незримое, ничего не скажу, а вот бравым солдатушкам все как на духу расскажу. Что было, что будет, что на сердце лежит, чем сердце успокоить. Вы медяка не пожалейте, служивые…
Олаф первый развязал кошель и выудил оттуда медный щит. Тайнознатец демонстративно отвернулся к стене, а старуха ухватила ладонь волонтера костлявой рукой и принялась изучать ее, водя по линиям почерневшим и растрескавшимся ногтем указательного пальца.
— Все ясно, милок, — коли переживешь летящий в ночи огонь, доживешь до седых волос, — сиплым шепотом поведала она на ухо Олафу, но ее прекрасно расслышали и я, и тайнознатец.
Бернард громко фыркнул, а Шутник заколебался с уже вытянутым из кошеля медяком.
— Не сомневайся, что увижу, все без утайки расскажу. Но какова плата, таков и результат. — Медяк перекочевал к гадалке, и она, почти не рассматривая ладонь Габриеля, продолжила: — Опасайся чужих врагов, а пуще них опасайся только слуг, живущих во тьме, но помнящих свет. От них тебе самая большая опасность.
— Это слуги помнят свет или их хозяева? — почесал затылок озадаченный Шутник.
— А то неведомо мне, что сказала — сам понимай, как знаешь, — откровенно призналась гадалка.
Бернард в голос засмеялся, и старуха зло зыркнула на него черными глазами.
— Ну а ты, мил-человек? — обратилась она ко мне. — Не жалей медяка, узнай судьбу.
— Смотри, старая, сколько еще простаков не облагодетельствовано, — кивнул в зал я. — Если всех обойдешь, никакого кошеля не хватит. С хозяином только поделиться не забудь.
— Злой ты человек, недобрый, — прищурилась не сдвинувшаяся с места старуха.
— Какой есть, — не стал спорить я.
— Человек ты злой, но я и без ладони твою судьбу прекрасно вижу, — закрыла глаза гадалка. — От семи приговоров уйдешь, да только все равно черт за левым плечом в могилу сведет. Сердце тебе вырежут ножом серебряным, тело сожгут, а прах развеют над…
Облившись пивом, я замахнулся кружкой, но гадалка с неожиданным для такой старой клячи проворством метнулась за соседний стол и пропала из виду за спинами гуляк.
— Вот ведь тварь старая, — опустился я на лавку и стряхнул с рукава на пол капли пива.
— А все почему? Потому что медяк зажал, — весело расхохотался Шутник. — Вот дал бы серебряк, она б тебе и славу, и богатство, и корону королевскую в придачу посулила. Или кто у вас там на севере? Князья? Тогда княжескую.
— Сам бы заплатил, только чтоб никто княжескую корону не сулил, — зло процедил я и забрал с выставленного на стол подавальщицей подноса новую кружку с пенным напитком. — А скажи, красавица, что за люд у вас сегодня гуляет?
— А, магистрат нанял сброд всякий, — махнула рукой та и подмигнула. — Эти и в подметки настоящим солдатам не годятся.
Олаф проводил ее зад задумчивым взглядом и потеребил висевший на поясе кошель.
— Пойду, посмотрю, может, где в кости играют, — отсмеявшись, поднялся из-за стола Габриель.
— Сиди, ты здесь уже один раз поиграл, — попытался остановить его я, но он лишь отмахнулся и направился к столу, за который время от времени пересаживались гуляки со всего зала. — Твою тень! Обожди, я с тобой.
Нагнал Габриеля я уже у самого стола, за которым действительно шла игра в кости. Шла игра ни шатко ни валко — хоть большинство наемников уже изрядно набрались, но все жалованье пропить пока не успели и друг на друга с кулаками и обвинениями в шулерстве не бросались. Просадив немного монет и пощекотав нервы, они довольные шли дальше накачиваться пивом и дешевым кишкодером. Так что довольно скоро мы заняли освободившиеся места и затрясли стаканчик с костями.
Как ни удивительно, мухлевать никто не пытался, и, когда я уже собрался выйти из игры, мы с Шутником оставались при своих.
— Пошли? — предложил я Габриелю.
— Да пора бы, — согласился тот, но в этот момент на колени к моему соседу плюхнулась пышнотелая рыжеволосая девица.
— Привет, мальчики! Я в игре!
Мой сосед, вытянутое лицо которого напоминало щучью морду, не протестуя против столь бесцеремонного вторжения, освободил место и облокотился о спинку стула.
К моему немалому удивлению, весьма симпатичная девушка к обслуге кабака явно отношения не имела и мало того, что была наряжена в мужское платье, так еще и на поясе у нее висели два коротких меча.
Два весьма знакомых меча.
Потертые ножны, потемневшая от пота обмотка рукоятей. Клинков, понятно дело, не видно, но, без сочинения, на пятках выбит ухвативший змея орел.
Короче говоря — это были мои изъятые при аресте в Логваре мечи.
— Ну кто играет? — капризно протянула красотка, но все лишь отрицательно качали головами.
Даже Шутнику хватило ума понять, что дело нечисто, и ссыпать столбик остававшихся у него монет обратно в кошель.
— Каковы ставки? — осведомился я.
— Это подруга командира «Черных смерчей», — наклонившись, пробормотал мне на ухо наемник, который и уступил девице стул. — А Джимми Черныш отличается весьма дурным нравом.
— Хоть один мужчина среди вас нашелся! — весело рассмеялась девушка и бросила на стол зазвеневший кошель. — Называй сам!
— Деньги меня не интересуют. А вот на мечи я бы сыграл.
— Это подарок, — нахмурилась девица.
— О! Подарок — это святое! — Я ссыпал свои монеты в кошель и, не торопясь, поднялся из-за стола.
— Черт с тобой, играем! — махнула рукой эта весьма азартная особа. — Но твоя железяка мне не нужна. Что поставишь ты?
— Этого достаточно? — Я развязал кошель и высыпал все его содержимое на стол.
— Вполне. — Девица выложила к моим монетам мечи и потянулась за стаканчиком с костями.
Надо ли говорить, что спустя некоторое время я передвинул мечи к себе и вновь сгреб в кучу оставшиеся в неприкосновенности монеты?
Вот только все оказалось не так просто.
— Эй! Погоди! А отыграться? — завопила мне в лицо проигравшаяся девица.
— К сожалению, у меня совершенно нет времени. — Я сунул кошель во внутренний карман и встал из-за стола.
Наемники зашумели, но вмешиваться не стали. Тут все просто: решил человек из игры выйти — его дело.
— Я бы на твоем месте не спешил. — Раздавшийся за спиной тихий голос ножом разрезал висевший в кабаке гул, и у меня екнуло сердце.
— Почему бы это? — развернулся я.
— Невежливо не дать даме шанс отыграться. — Подбрасывавший в руке надкушенное яблоко светловолосый жилистый парень на фоне кряжистых наемников казался подростком, но чувствовавшаяся в его голосе сила ясно дала понять, что послать парнишку подальше будет очень большой ошибкой.
— Опаздывать на деловую встречу еще более невежливо, — старательно скрывая усмешку, ответил я и по реакции наемников понял, что большинство из них если и не на моей стороне, то уж в драку точно не полезет.
— Ну тогда, быть может, вы заглянете сюда позже? А мечи в знак доброй воли оставите до своего возвращения? — попытался загнать меня в угол командир «Черных смерчей».
— К сожалению, не могу знать заранее, чем закончится встреча и буду ли я в состоянии продолжить игру, — покачал головой я. — И, что самое печальное, мечи крайне необходимы мне при предстоящем разговоре.
— А разве вам не говорили, что эти мечи — мой подарок? — прищурившись, едва ли не прошипел Черныш.
— Я говорила, Джимми!.. Но он… — запричитала девушка и осеклась, поймав полный бешенства взгляд кавалера.
— И что это меняет? — поняв, что миром решить дело не получится, усмехнулся я и обнажил клинки.
Стоявшие вокруг наемники сразу же подались назад, освобождая пространство для схватки, но когда Джимми и трое сопровождавших его головорезов только схватились за мечи, весьма своевременно появившийся Бернард щелкнул по стоявшему на столе подсвечнику. В момент растянувшееся до потолка пламя свечи спрыгнуло с фитиля на пол и, став почти неразличимым, изогнулось в расплывчатый силуэт огненного демона.
— Повеселились и хватит, — безмятежно заявил тайнознатец, и побледневшие наемники мигом попрятали оружие.
Черныш хотел что-то сказать, но только заскрипел зубами и, схватив свою непутевую подругу за руку, поволок ее к выходу из кабака.
— Вас проводить до казармы? — убрав мечи в ножны, поинтересовался у Бернарда я.
— Именно об этом я и хотел попросить, — сухо улыбнулся в ответ тот. — Олаф и Габриель уже ждут на улице.
— И где вас черти носили, сучьи дети? — не то чтобы спокойно, но без особого раздражения в голосе поинтересовался капрал Линцтрог, когда мы переступили порог казармы.
— Мастеру Бернарду город показывали, — глазом не моргнув, соврал Шутник.
На наше счастье, мы из самоволки вернулись не последними, и медленно сатанеющий капрал остался караулить кого-то из особо отличившихся пехотинцев. Судя по неподвижно замершим у дверей Джонатану и Артуру, которые и почесаться лишний раз боялись, счастливчика ожидала полная неожиданностей ночь. Неожиданностей, надо полагать, не самых приятных, а скорее даже наоборот.
— Я одного понять не могу, — плюхнулся на кровать Шутник, когда мы поднялись в нашу комнату. — Как ты на глазах у всех сжульничать умудрился?
— Я?! — Удивление мне удалось на славу, но Габриеля провести не удалось.
— Ну не я же!
— Да с чего ты взял?
— Не могло тебе так повезти, просто не могло.
— Тем не менее — повезло.
Я повесил пехотный меч на вбитый в стену крюк и принялся внимательно осматривать нежданно-негаданно возвращенные клинки. Новых зазубрин не появилось, да и ухаживали за ними, похоже, не худшим образом. Но кое-что подправить все же придется.
— О чем это вы? — поинтересовался развалившийся на слишком короткой для него кровати Арчи.
— А, ерунда, — обернулся к нему Габриель. — Ты где пропадал?
— Дела были, — флегматично заявил здоровяк и широко зевнул.
— Да что ты говоришь?! — завопил Габриель и метнул в него сапог. Попасть не попал, но Арчи все же нашарил сапог и швырнул его обратно.
— Зараза! — выругался едва избежавший удара каблуком в лоб Шутник и, растянувшись на кровати, с головой накрылся плащом.
— Кейн, можно тебя? — позвал меня один из волонтеров.
Как его, Вилли?
— Чего надо? — раздраженно рявкнул на парня я и отложил в сторону точильный брусок.
— Да тут такое дело, — нерешительно замялся он. — Мы тут с мужиками чертов корень попробовать решили, скинулись…
— И что? Давай короче.
— Да как-то он не цепляет. Вообще.
— Вы его как употребили — дым вдыхали или пыль нюхали?
— Дым вдыхали.
— Дай посмотреть, что осталось, — тяжело вздохнув, попросил я.
Парень осторожно вытащил из-под куртки мешочек, сшитый из пропитанной чем-то ткани, и протянул мне.
— Мололи сами? — развязав веревочку, осмотрел я остро пахнувшую древесную труху.
— Нет, так уже взяли.
— Идиоты! — только покачал головой я, морщась от защекотавшего ноздри знакомого аромата. — Вам продали молодой корень, смешанный с измельченной корой и добавленными для запаха сушеными листьями. Можно все за раз употребить — даже не чихнешь.
— И что делать?
— Нормальный корень покупать. — Я затянул завязки и вернул мешочек опешившему парню.
— А с этим?
— Выкинь.
— Мужики меня убьют! — застонал Вилли.
— Ладно, дай подумать, что можно сделать. — У меня неожиданно забрезжила идея, как с пользой употребить подсунутую волонтерам нечестным барыгой обманку. — Вино есть у вас?
— Есть. Мех почти не начатый.
— Давай сюда вашу отраву. — Я забрал протянутый мне мешочек с чертовым корнем. — Теперь тащи вино и горшок какой или котелок, которые не жалко. Да, еще соли щепоток десять прихвати и ложку деревянную.
Когда волонтер умчался выполнять мое распоряжение, я развязал тесемки мешочка и принялся выбирать из него слишком крупно растолченные листья. Кора сама всплывет, а вот листья вместе с корнем на дно уйдут и только лишнюю горечь зелью придадут. Ни к чему это: вино и без нее пить невозможно будет. К тому же если с листьями приготовить — точно всех пронесет.
— Вот, — прибежал запыхавшийся Вилли и поставил на кровать неведомо где раздобытый керамический горшок и изрядно ополовиненный мех с вином. — А вот соль.
Не обращая внимания ни на него, ни на заинтересовавшегося моими действиями Шутника, я налил в горшок до середины молодого красного вина и, стараясь не просыпать ни крошки, вытряхнул из мешочка кое-как очищенный от листьев чертова куста порошок. Потом прикинул на глазок объем посудины и, передумав выворачивать, спрятал мешочек с остававшейся в нем пылью себе в карман.
— Ну-ка двиньтесь, — растолкав собравшихся у камина волонтеров, я присел рядом с прислонившимся к прогретой стене Бернардом и пристроил горшок над огнем.
— И чего? — не удержавшись, потеребил меня за рукав Вилли, когда потемневшее вино еще даже не начало закипать.
— Заткнись и не мешай, — шикнул я на него, пытаясь не проглядеть пену, которой вот-вот должно было покрыться разогретое на огне вино.
Как обычно, зелье закипело совершенно неожиданно, и тут же из котелка полезла серая пена, а по казарме распространился одуряющий аромат пережаренного чертова корня. Я принялся снимать хлопья пены деревянной ложкой и стряхивать их прямо на пол, а уже буквально через мгновение поверхность вина очистилась и плававшие на поверхности кусочки листьев опустились на дно.
— Кто-нибудь знает считалку о дядюшке Тук-Туке и трех белках? — достав один из своих ножей, я опустил его лезвием в горшок, и вокруг него моментально забурлили пузырьки воздуха. — Начинайте считать, только не торопитесь.
Несколько волонтеров в голос забормотали считалку, и, дождавшись, когда третья белка утащит у доброго старичка последние орехи, я посолил кипевшее вино, вытащил нож и сразу же замотал почерневшее от осевшего чертова корня лезвие специально приготовленной тряпицей.
— И что теперь? — сморщился, понюхав остро пахнущую жидкость в снятом с огня горшке, Вилли.
— Больше глотка не пейте, и будет вам счастье, — зевнул я и подмигнул с интересом наблюдавшему за моими манипуляциями тайнознатцу.
— Они ж теперь до утра не заснут, — грустно улыбнулся тот.
— За все в нашей жизни приходится платить, — цинично отшутился я, еще не подозревая, насколько это утверждение верно по отношению ко всем нам.
— А могу я поинтересоваться, зачем ты испортил неплохой в общем-то нож? — перевел разговор на другую тему Бернард. — Он же теперь, если не ошибаюсь, очень хрупкий?
— На что-нибудь сгодится, — уклонился я от прямого ответа, чувствуя, как начинает кружиться голова. — На один удар точно хватит.
— Думаешь решить все вопросы одним ударом? — Тайнознатец блаженно поежился, когда его протянутые к огню руки окутала легкая пелена пламени. — Эх, молодость, молодость…
Я ничего не ответил и, посмеявшись в душе над уже пустившими горшок по кругу волонтерами, отправился к своей кровати. А впрочем, ничего особенного с ними не будет. Разве что расстройство желудка заработают, и все. Зато всю ночь себя великолепно чувствовать будут. Только бы не подсел никто на эту гадость.
Легкое шипение и свист раздались, когда я уже принялся стягивать сапоги. Вздрогнув, я замер от удивления: влетевшая в узкое оконце казармы стрела пронеслась через все помещение и, ударившись о противоположную стену, плеснула во все стороны ослепительными брызгами огня.
— Тревога! — заорал кто-то из пехотинцев на третьем этаже.
В окна влетело еще несколько пылающих стрел, и в разных концах комнаты заполыхало пламя, но, на наше счастье, каменные стены и пол давали слишком мало пищи огню.
— Все от окон! — перекрыл всеобщий галдеж вскочивший с кровати Арчи, и волонтеры с многократно усиленной выпитым зельем реакцией бросились по углам.
Один из зажигательных снарядов угодил меж лопаток рванувшему к двери мимо окна Петеру, и объятый пламенем бедолага покатился по полу.
— Вниз! — закашлявшись от заполнившего комнату дыма, приказал Арчи, и пригнувшийся Шутник первым бросился к лестнице.
Я метнулся следом, но тут позади меня взорвалась клюнувшая каменную стену стрела, рядом с шипением брызнули на пол капли огня, и мне пришлось сбивать пламя с прожженной в нескольких местах сумы.
С гудением в окна влетела очередная волна стрел, и тут удача наконец решила, что сделала для нас достаточно: от многочисленных огненных брызг принялись разгораться кровати и тлеть деревянные перекрытия.
По большому счету, всех нас спас Бернард. Совершенно ничего не опасаясь, он вышел на середину комнаты, поднял руки к потолку, и сразу же разгоравшийся пожар стих, а языки пламени опали, подавленные волей тайнознатца.
— Уходим! — снова заорал Арчи на Олафа, который выпустил в окно арбалетный болт и едва не заполучил в ответ огненный подарок. — Надо прорываться!
Все бросились к лестнице, по которой уже спускались взъерошенные пехотинцы — с третьего этажа клубились вниз завитки дыма и тянуло запахом паленой человечины. Сбежав на первый этаж, я прижался к стене, но, на наше счастье, окна здесь были закрыты ставнями и нам пока ничего не угрожало. Именно что пока — толстые доски ставен уже начинали тлеть.
Последним по лестнице медленно, словно на него давил груз всех трех этажей казармы, спустился тайнознатец. По его худому лицу катились крупные капли пота, а из-под кожаных перчаток вырывались длинные языки пламени и струйки дыма.
— Что делать будем? — подбежал Арчи к капралу Линцтрогу.
— Если бы я знал, что происходит в городе, я б тебе что-нибудь ответил, — тихонько проворчал тот. — Артур, беги к заднему ходу, проверь ребят Харльсона. Джонатан, готовь людей.
— Думаете, будет атака? — Арчи посмотрел на выстроившихся у дверей казармы пехотинцев.
— Это я чтоб парни не расслаблялись, — признался капрал. — Нас отсюда точно выкурить надеются. Будем держать оборону, сколько получится. Гладишь, подмога подойдет. Не могли же мятежники весь город занять!
— Боюсь, долго продержаться здесь не получится, — смахнул с лица пот Бернард. — Крыша казармы деревянная, а у меня и перекрытия второго этажа скоро защищать не получится. Такой объем энергии контролировать мне не по силам.
— А нельзя огонь просто погасить? — нервно поинтересовался Линцтрог.
— Нет, играть придется по чужим правилам, — грустно улыбнулся в ответ тайнознатец. — Повелитель пламени на моем месте, может быть, и справился, а я могу лишь на время связать огненную стихию… Нет, мне с драконьим зельем так просто не сладить. Камнееды в эту гадость чего только не намешали…
— Хреново, придется прорываться, пока нас здесь заживо не поджарили, — ругнулся Линцтрог и повернулся к сгрудившимся у входной двери пехотинцам. — Джонатан, откуда по нам стреляют?
— С верхних этажей домов по этой стороне улицы, — доложил Джонатан. — И из-за баррикады на площади перед казармой.
— Баррикаду соорудили — значит, ждут, что мы прорываться будем, — себе под нос пробормотал Шутник.
— А если через черный ход? — предположил я.
— Там нас как куропаток перестреляют, — отмахнулся капрал. — Мастер Бернард, на прорыв пойдем — сможете прикрыть?
— А куда деваться?
— Так, парни на вас положиться можно? — подошел к Линцтрог к испуганно посматривавшим на сочившийся дымом потолок волонтерам.
— Так точно, господин капрал, — за всех ответил перепачкавшийся в копоти Олаф.
Остальные арбалетчики невпопад заголосили, но было видно, что им всем здорово не по себе. Еще бы, в такую переделку попасть! Тут кому хочешь худо станет. Ладно, они еще чертовым корнем пока одурманены. Я бы тоже сейчас от чего покрепче не отказался, а то так и тянет из горящей казармы выскочить. Тень с тем, что прямо под стрелы, — главное, успеть, пока перекрытия не рухнули. Вон Бернард уже побледнел как полотно, из последних сил держится.
— Идете второй шеренгой, ваша задача — выбить стрелков на баррикаде, — поставил перед волонтерами задачу капрал.
— О баррикаде я позабочусь, — словно вытащенная на берег рыба, широко открыв рот, задышал тайнознатец. — Пусть лучников с соседних домов выбьют.
— Все понятно? Тогда дожидаемся наших и выходим. Прорываемся к городским воротам, дальше видно будет. — Линцтрог оскалил в жутковато смотревшейся на его лице улыбке зубы и махнул рукой заскочившему в комнату в сопровождении пяти солдат Артуру. — Пошли!
Два пехотинца, резко рванув на себя, распахнули уже занявшиеся огнем створки входной двери, и, прикрывшись щитами, солдаты бросились на улицу. Следом метнулись волонтеры, и тут со стороны невысокой баррикады на нас обрушился первый залп.
Бернард что-то страшно закричал и взмахнул руками. От него во все стороны полетели искры, а уже разгоревшиеся в полете стрелы потухли и засели в обтянутых несколькими слоями кожи толстых досках пехотных щитов. В следующее мгновение тайнознатца опутала прозрачная плена алого марева и перед шеренгой солдат выросла кривлявшаяся сотнями демонических ликов стена пламени. Повинуясь жесту Бернарда, она устремилась к баррикаде, оставляя после себя лишь сплавленные камни брусчатки. Ослепительные языки огня, прогнав ночную темень, с гулом взметнулись выше крыш соседних домов, а когда они опали, на площади не осталось даже пепла.
Сзади раздался протяжный гул, и медленно вгрызавшееся в казарму пламя наконец отпраздновало победу — крыша и перекрытия третьего этажа рухнули, и на обломках с гулом начал разгораться пожар.
Во двор казармы обвалились пылающие доски, и прикрывшиеся щитами пехотинцы отбежали от горящего здания.
— Стреляйте, черти! — заорал на волонтеров капрал, когда на нас сверху стали падать пусть и не пылающие, но все равно несущие смерть стрелы.
Кого-то они клюнули в салады и срикошетили в стороны, кому-то повезло меньше, и узкие наконечники, пробив кольчуги, глубоко вонзились в плоть.
Ослепленные отблесками пламени волонтеры почти наугад выстрелили по окнам верхних этажей соседних домов, но сейчас преимущество было на нашей стороне: тайнознатец щедро расходовал накопленную в горящем здании энергию, и каждый болт нес в себе притаившееся огненное заклятье. Крыши окружавших казарму домов моментально заполыхали, и обстрел почти сразу сошел на нет. Не дожидаясь, пока противник перегруппируется, мы бросились прочь от казармы.
И вот дальше уже началось форменное безумие — по ночным улицам города метались какие-то люди, повсеместно звенело оружие и раздавались крики, полные ярости и боли. Кто-то самодельным тараном пытался вынести дверь особняка, кто-то полз по брусчатке, оставляя за собой длинный кровавый след. Словно вестники смерти, носились размахивавшие саблями всадники, а на многих перекрестках стояли неведомо когда сооруженные баррикады. В темноте разобрать, обороняют их верные Ранлоу солдаты или, наоборот, там засели мятежники, не было никакой возможности, и капрал приказывал искать обходные пути по соседним переулкам.
Несколько раз нам приходилось вступать в скоротечные схватки, но вылетавшие из темноты навстречу отряду мятежники были слишком малочисленны и предпочитали спасаться бегством. Тех же, у кого не хватало на это благоразумия, успевали нашпиговать арбалетными болтами подогретые чертовым корнем волонтеры.
Ближе к воротам к нам примкнули остатки какого-то расквартированного в городе кавалерийского отряда, а дальше пытавшиеся выбраться из города счастливчики, которым, как и нам, удалось отбиться от погромщиков, начали попадаться на каждом шагу.
Самое страшное — никто и понятия не имел, что происходит. Одни утверждали, что армия Йорка в сражении у границы разбила наши войска и сейчас находится на подступах к городу. Вторые говорили о бунте в Новом Перенте. А третьи и вовсе несли полный бред о заговоре эльфов и продавших души нелюдям чернокнижниках.
Я голову всякой ерундой не забивал и старался держаться поближе к Арчи и Шутнику. Сейчас главное — вырваться из этого проклятого города. Сначала вырваться, а потом уже все остальное.
На площади у городских ворот шел бой. Мятежники захватили надвратный форт, и подтягивающимся сюда отрядам Ранлоу, даже несмотря на поддержку оставшихся верными великому герцогу солдат гарнизона, никак не удавалось их оттуда выбить. К тому же число нападавших с каждой атакой неуклонно уменьшалось: засевшие в башне лучники успевали проредить шеренги штурмующих еще до того, как те добегали до городских стен. Единственное, что спасало атакующих от полного истребления, — это ночная темень, которую не могли разогнать даже несколько горевших неподалеку домов.
А времени с каждым штурмом оставалось все меньше — бунтовщики, как только подавят основные очаги сопротивления в городе, сразу же ударят нам в спину. И, думаю, это произойдет еще до рассвета.
— Вот встанет солнце, и каюк нам, — словно прочитал мои мысли сплюнувший на мостовую кровавую слюну Шутник, когда мы худо-бедно разместились на краю площади, прикрытые от вражеских лучников стеной трехэтажного особняка.
— Идите за мной, — неожиданно заявил едва стоявший к этому времени на ногах тайнознатец и вышел из переулка на площадь, с которой только что откатилась очередная волна пытавшихся вырваться из города солдат.
Выпущенные в тайнознатца со стены по навесной траектории стрелы еще в полете вспыхнули огненными шмелями и осыпались на землю невесомым пеплом, а прокричавший непонятные слова Бернард как подкошенный рухнул на землю.
— Пошли! — крикнул Арчи и бросился к Одержимому огнем.
Я кинулся следом, но, почувствовав, как дрогнула под ногами земля, застыл на месте. Неожиданно вокруг городских ворот по площади зазмеился черный след разлома, из которого к небу устремилось почти непроницаемое для взгляда ярко-алое сияние. Достигнув стены, трещина не остановилась, а побежала вверх, и вскоре вся башня оказалась в окружении странной пелены. Едва различимый силуэт надвратного форта смазался, но почти сразу же сияние померкло, а на месте разрезавшего брусчатку площади разлома осталась лишь угольно-черная полоса.
А вот с башней за эти мгновения произошли куда более страшные изменения: все, что могло гореть, сгорело, что могло расплавиться — расплавилось. От людей не осталось даже костей, и лишь пятна сажи да капли почерневшего от жара металла указывали на места, где еще недавно держали оборону бунтовщики. Совершенно бесшумно башня сложилась внутрь и, рухнув на землю, взметнулась вверх облаком сажи, копоти и гари.
Подскочив к возившемуся с тайнознатцем Арчи, я ухватил Бернарда под левую руку, Арчи — под правую, и мы поволокли его к воротам. Следом помчались волонтеры, но, прежде чем удалось добраться до городской стены, бросившиеся со всех окрестных переулков солдаты Ранлоу оттеснили нас друг от друга. Давка у ворот стояла просто жуткая, и, не рискуя быть затоптанными в этой толчее, мы не стали высматривать никого из нашего отряда, а потащили так и не пришедшего в сознание тайнознатца через еще недавно бывшее надвратным фортом облако зависшей в воздухе пыли. Чудом не отставший Шутник прикрывал нас сзади.
Понесшие существенные потери бунтовщики тем не менее попытались спасти положение и выставили на въезде в город кордон из лучников-полукровок, но вырвавшиеся из лап смерти солдаты теперь не боялись ни бога, ни черта и в одно мгновение смяли жидкую шеренгу стрелков.
Дальнейший остаток ночи запомнился урывками. Сначала мы куда-то бежали, потом наткнулись на телегу с валявшимися вокруг зарубленными хозяевами и недолго думая погрузили на нее тайнознатца. Спасительная мысль выкинуть пехотные плащи с нашитыми на них черными единорогами и смыть сажу в придорожной луже пришла нам чуть раньше, чем мимо промчался первый отряд всадников в красно-синих накидках кавалеристов Йорка. Позднее навстречу несколько раз попадались спасавшиеся бегством остатки войск Ранлоу, но поворачивать обратно мы не стали и продолжили неспешное движение на север.
— Через заградотряды на границе Долины Кедров с Ранлоу нам с клеймами так и так не проскочить, — рассудил Шутник, — а обратно в эту мясорубку меня как-то не тянет.
— Да и пока мы не бежим вместе со всеми, на нас внимания не обращают, — кивнул согласившийся с ним Арчи.
— Это до поры до времени, — посмотрев на укрытого дерюгой тайнознатца, предупредил приятелей я. — Надо найти место, где себя в порядок привести можно.
— В лес сворачивать не будем, — решил здоровяк и, взмахнув вожжами, поторопил двух впряженных в телегу коняг. — Попадется какой постоялый двор на дороге, там и остановимся.
А вот с постоялыми дворами не заладилось. От одних остались лишь обугленные деревяшки, другие заняли остановившиеся на ночь солдаты Йорка, а в третьих пировали заранее начавшие праздновать победу бунтовщики и примкнувшая к ним всякая шваль.
— Дальше так и будем на север двигать? — Я перебрался к тайнознатцу и приложил руку к груди. Сердце бьется — значит, очухается. Оглядев его местами обуглившуюся хламиду, я попытался ее стащить, но она буквально расползлась по швам. Да и тень с ней — все равно носить уже нельзя. С перчатками дела обстояли не лучше — толстая кожа почти полностью прогорела и растрескалась. Надо бы от этих вещичек избавиться. Неровен час, на пикет красных кошек нарвемся.
— А куда еще? — сплюнул на дорогу Габриель. — В Альме на корабль сядем и обратно в Империю вернемся.
— Главное, чтобы монет хватило, — кивнул Арчи.
— Не хватит — матросами завербуемся, — беспечно отмахнулся Шутник. — Ты вот что, Арчи, правь-ка к обочине.
— А что такое?
— А то, что ваши кольчуги и моя бригандина любому патрулю, как быку — красная тряпка. Сразу ясно — либо лиходеи едут, либо солдаты Ранлоу недобитые.
— Можно подумать, так непонятно, кто мы такие, — пробурчал Арчи.
— Так — отбрешемся. Не станут же они нас для проверки догола раздевать, — резонно, в общем-то, возразил ему Шутник. — Мечи Кейна припрятать можно. Они еще сгодятся, а доспехи выкинуть надо, и, ты уж, Арчи, не обессудь, твой фламберг тоже.
Арчи только скрипнул зубами, но спорить не стал.
Так мы и поступили. Благо особой необходимости ни в доспехах, ни в оружии пока не было — пролетавшие мимо вражеские всадники не обращали на нас никакого внимания. Но то — ночью. Вот рассветет, и первый патруль — наш.
— Поворачивай, поворачивай, — задергал Шутник Арчи за плечо, когда впереди показалась развилка на Йорк.
— Твою тень, — выругался я.
Северный проезд был перегорожен наскоро вытащенным на дорогу сосновым стволом. С сосной бы мы, конечно, церемониться не стали — отволокли в сторону, и все дела, но вот двум десяткам Йоркских пехотинцев, боюсь, наше самоуправство не понравилось бы.
— Заткнись, — прошипел здоровяк и на развилке направил телегу по уходящей в Йорк дороге.
— Ты куда? — схватился за голову Шутник.
— Развернуть назад — все равно что «держи вора» закричать, — шумно выдохнул Арчи и вытер со лба выступивший пот. — Повезло, но скоро рассветет, и больше так уже не выкрутиться.
— Лесами пойдем? — предложил Габриель.
— С Бернардом? — покрутил пальцем у виска здоровяк. — Да и бунтовщики давно все тропы перекрыли.
— Смотрите, — указал я на давно ожидаемую мной вывеску, — «Приют скитальцев». Завернем?
— А то нет? — хмыкнул Арчи и направил телегу на съезд с основной дороги к выглядывавшей из-за росших на обочине деревьев остроконечной крыше.
Мы уже почти подъехали к распахнутым воротам постоялого двора, когда левое переднее тележное колесо ухнуло в скрытую лужей яму. Шутник со стоном спрыгнул на дорогу и тут же по щиколотку ушел в раскисшую от дождя грязь. Я нехотя последовал за ним, и мы попытались вытолкнуть телегу из ямы. Тщетно.
— Толкайте! — прикрикнул на нас Арчи и взмахнул вожжами, но замученные лошади не смогли выдернуть телегу.
— Слышите? — неожиданно насторожился я.
Из-за деревьев послышалось конское ржание и топот, а через мгновение на нас с лихим свистом вылетел десяток всадников. Мы с Шутником едва успели укрыться за телегой, как они промчались мимо, между делом протянув Арчи по спине нагайкой. К счастью, толстая куртка смягчила скользящий удар.
— Твари, — морщась от боли, прошипел он. — Кейн, ты уверен, что нам стоит туда идти?
— А какие идеи? Светает уже, — не стал раскрывать причины своей настойчивости я.
— Ладно, пошли поглядим, что там за выродки гуляют, — скривился здоровяк и начал выпрягать из телеги лошадей. — Берите Бернарда, телегу тут оставим.
Кое-как мы устроили бесчувственного тайнознатца на одну из кляч и, увязая в дорожной грязи, поплелись к окруженному деревьями постоялому двору. Небо на востоке постепенно начинало алеть, и, если не получится найти убежище здесь, придется уходить в лес — на дороге оставаться стало слишком опасно.
К нашей неописуемой радости, постоялый двор оказался пуст — не иначе мимо нас промчались его предыдущие постояльцы. Заспанный работник, который только начал закрывать распахнутые настежь ворота, с легкой совестью переложил эту работу на нас, а насчет комнат посоветовал обратиться к хозяину. Ловко поймав брошенный Шутником серебряк, он предупредил, что по дешевке комнаты снять не получится: хоть сейчас из постояльцев никого и нет, но к обеду должны прибыть давно ожидавшиеся гости.
Единственное, что насторожило, — бандитская физиономия работника. Да и откровенно запущенное хозяйство доверия тоже не внушало. Хозяин опять-таки какие-то делишки с бунтовщиками обделывает. Тут надо ухо держать востро.
Шутник вытащил тайнознатца из седла и поволок к дому, я и Арчи завели лошадей в пустую конюшню. Заметно было, что там давно уже никто не прибирался, а на полу после прошедшего вчера дождя стояли грязные лужи. Выбрав место посуше, мы поставили лошадей в стойла и кинули им остатки валявшейся в углу соломы.
Как-то здесь неуютно. Даже пса цепного, и того нет. Хотя если здесь бунтовщики частенько останавливаются, то все понятно: собаки — единственные из всех животных, которые ни эльфов, ни даже полукровок на дух не переносят. И двор весь травой зарос. Кроме вездесущей крапивы, лебеды и лопухов, в тени у самого дома притаилось несколько грязно-белых чашечек болиголова. Сразу видно — хозяин скотину не держит. А то бы потравилась.
Внутри дома тоже оказалось ненамного лучше. В едва освещаемой тусклым светом двух чадящих ламп обеденной зале стоял стойкий аромат подгоревшей пищи и перегара. На засыпанном опилками полу темнели пятна пролитого пива или вина, а то и чего похуже. Да еще на потолке чернели пятна сажи, будто обычным делом было разводить костер прямо посреди помещения. Разбойничье логово, да и только.
На второй этаж вела покосившаяся лестница, но дожидавшийся нас Шутник далеко проходить не стал и сгрузил Бернарда на одну из стоявших у стены скамей.
— Габриель, иди во двор, покарауль, — попросил Шутника хмурый Арчи.
— Сейчас. — Мрачно оглядевший загаженное помещение Шутник расстегнул ворот куртки и, с брезгливой миной принюхавшись к содержимому одного из стоявших на соседнем столе кувшинов, вылил остатки его содержимого себе в рот. — Пойло, — недовольно процедил он и вытер подбородок, по которому протекла струйка пролившегося вина.
— А ты хотел королевское старонорлингское здесь обнаружить? — уселся на стул Арчи.
— Знаешь, я бы сейчас даже от молодого эр-нагорского не отказался, — заявил Шутник.
— Можно подумать, я бы отказался, — шумно выдохнул здоровяк и откинулся на спинку стула. — Не тяни, Габриель: неровен час, те уроды вернутся. А ты, Кейн, сходи о комнате договорись, у тебя говор на местный больше всего походит.
— Заметано, — кивнул я и направился в глубь помещения, туда, где за плотной занавесью находилась ведущая во внутренние помещения дверь. Именно там скрылся посоветовавший переговорить с хозяином батрак.
— Мечи оставь, тупица, — остановил меня Шутник.
Пожав плечами — можно подумать, убежавший докладывать хозяину о странных гостях батрак оружия в темноте не приметил, — я тем не менее решил не искушать судьбу и, кинув мечи на стул, засунул последний оставшийся у меня метательный нож в правый рукав. Все же со своим уставом в чужой монастырь лезть не с руки, да и не стоит хозяина с самого начала нервировать: мне бы с ним по-доброму потолковать сперва… А уж дальше как разговор пойдет.
За занавесью обнаружилась сбитая из толстых дубовых досок солидная дверь, углы которой укрепляли железные полосы. От толчка она даже не шелохнулась, пришлось надавить посильнее. Дверь подалась, и, переступив через высокий порог, я зашел в примыкавшую к кухне комнатку, посреди которой на табуретке сидел полный усатый мужичонка лет сорока в расстегнутом камзоле, из-под которого виднелась испачканная пятнами жира нательная рубаха. Батрака нигде видно не было, зато на придвинутой почти вплотную к печи колоде наряженный в поварской фартук парень длинным ножом разделывал куриную тушку.
— Чего тебе? — сморщив при моем появлении нос, поинтересовался усатый.
Не кем иным, кроме как хозяином этого тенями забытого заведения, он оказаться не мог, а потому я не стал тянуть кота за причинные места и сразу же перешел к делу.
— Нам бы комнату снять. — Мне почудилось, что откуда-то повеяло запахом навоза, но из-за кухонной гари с полной уверенностью об этом судить было нельзя. — На день или поболее.
— Платить есть чем? — с ног до головы осмотрел меня хозяин и, кажется, остался недоволен увиденным. — В такое время я меньше чем за серебряный шлем в день незнакомцев не пущу.
— Годится, — стиснув зубы, проглотил я неслыханно задранную цену.
— С каждого, — добавил, совершенно поразив меня своей наглостью, усач и, заметив промелькнувшую у меня по лицу гримасу, смилостивился: — С троих, так и быть, два возьму.
— Деваться некуда — заплатим, — пожал плечами я и потер костяшку большого пальца правой руки подушечкой указательного. — Мне бы тут одного человека в окрестностях найти хотелось…
— Об этом позже потолкуем, — усмехнулся оставивший без внимания мой жест хозяин. — Вы, я так понимаю, из Старого Перента драпаете?
— Мы мимо проезжали, да в город попасть не смогли, — насторожился я и немного приподнял правую руку.
— Да? А гарь драконьего зелья так в нос и шибает…
Прежде чем он договорил, позади послышался легкий шорох, и я инстинктивно отступил влево. С тихим гулом короткая дубинка промелькнула, шаркнув меня по правому плечу, и промахнувшийся батрак, который до этого таился за ширмой, невольно шагнул вперед.
Рукоять метательного ножа сама скользнула в ладонь. Зажав ее обратным хватом, я ткнул батрака острием в глаз и, выдернув лезвие, метнул клинок в повара, прыгнувшего ко мне с кухонным тесаком в руке. Нож пробил тому горло, и парень рухнул под ноги вскочившему с табурета хозяину постоялого двора.
Прыжок вперед, и носок сапога угодил растерявшемуся усачу аккурат в низ живота. Запнувшись о стоявшую позади табуретку, он с воем растянулся на полу, а подняться уже не успел: переставив табурет ему на грудь, я уселся сверху. Судя по неподвижной позе слуг и растекавшимся по полу лужам крови, неожиданностей от них можно было не опасаться.
— Что ж ты, паскуда, такое вытворяешь-то? — пытаясь отдышаться, зло прошипел я. — Жить надоело?
— Это тебе жить надоело, если ты на человека Кройда руку поднял! Сейчас его хлопцы вернутся и мигом из тебя потроха выпустят! — неожиданно заорал в ответ усач.
— Да ну? — Я качнулся назад, и перекладина табурета здорово прижала выпиравший животик извивавшегося на полу человека. — Это ты чертям в аду рассказывать будешь, чей ты человек. Пока твои головорезы вернутся, я тебя на лоскуты порежу, тварь. Тем более что Меченого я как раз и ищу. Будь добр, просвети, где его логово.
— Они… сейчас… вернутся… — просипел позеленевший хозяин. — Убери…
Отшвырнув в сторону табурет, я рывком поднял с пола стонущего мужика и со всей мочи врезал ему в солнечное сплетение. Тот ойкнул и, пытаясь перевести дух, скрючился на полу.
— Арчи, у нас проблемы! — Времени, пока хозяин был в отрубе, хватило мне, чтобы, приоткрыв дверь, убедиться в отсутствии посторонних в обеденной зале и позвать здоровяка.
Резво соскочивший со стула Арчи мигом примчался на кухню и, выслушав рассказ о произошедшем, отправил меня перенести Бернарда в какую-нибудь комнату на втором этаже, а сам присел на корточки рядом с хозяином постоялого двора.
Когда я взмыленный, как лошадь, сбежал вниз, Арчи уже мыл под рукомойником руки, а забившийся в угол усач прятал в ладонях окровавленное лицо.
— До вечера никто появиться не должен, так что пока остаемся здесь, — ответил на еще не высказанный мной вопрос здоровяк и выкинул на пол грязное полотенце. — Есть еще вопросы к этой твари?
— Есть парочка, как без того. — Я поставил на ножки так и валявшийся на полу табурет и уселся на него. — Дашь время?
— Приступай. — Здоровяк опустился на колени и начал затирать испачкавшие пол пятна крови. — Я сейчас трупы в погреб оттащу, ты, как закончишь, гони туда этого недоноска. И переоденься — мало ли кто завернет.
— Не так давно люди Кройда отбили у егерей Ранлоу пленных красных кошек из торгового отряда эрла Майторна. — Я подошел к трупу повара и вытащил из его шеи нож. — Ты что-нибудь об этом знаешь?
Хозяин постоялого двора только замотал головой, а Арчи перестал вытирать пол и с интересом уставился на меня.
— С ними была девушка, молодая, черноволосая. Зовут Катарина, — все так же монотонно, без эмоций в голосе продолжил рассказывать я, наблюдая за реакцией, если так можно выразиться, собеседника. — Если ты опять промолчишь, начну отрезать тебе что-нибудь совершенно ненужное: уши, например, или, пожалуй, нос.
— Не знаю, где они ее отбили, но девушку люди Кройда у меня на день оставляли, — шмыгнув сломанным носом, выдавил из себя хозяин. — Привезли под утро, а вечером в Йорк переправили. Больше ничего не знаю.
— Да ну? — подошел к нему я. — В самом деле? А куда конкретно ее переправили, тоже не знаешь?
— Нет, — промычал мужик и тут же взвыл, зажимая руками отбитую носком моего сапога коленку.
Худо-бедно закончив с полом, Арчи подхватил под мышки труп повара и выволок его с кухни. Странный он: сначала бы трупы из комнаты вытащил, потом бы уже чистоту наводил.
— Мой товарищ насчет подвала, как мне кажется, несколько поторопился, — добавив в голос откровенной скуки, лениво произнес я. — И пол он зря вытер. С такими ответами тебя в погреб по кускам относить придется.
— Да не знаю я! Правда, парни на следующий день трепались о поместье эрла Берингтона, но уж какого черта их туда занесло, даже словечком не обмолвились!
— Где это поместье находится?
— На самой границе, неподалеку от местечка Оаквуд.
— Давно дело было?
— Три или четыре дня назад.
— Подымайся. — Почувствовав, что больше ничего интересного выжать из этого слизняка не получится, я решил поскорее отправить его в подвал и сменить свой слишком уж пообтрепавшийся наряд на что-нибудь более приличное. А то и верно, не ровен час, кто-нибудь на огонек завернет.
— Какие планы? — поинтересовался я у Арчи, поправляя немного не подходивший мне по размеру, траченный молью камзол из серой шерсти.
Впрочем, нормальную одежду удалось подобрать только Шутнику, который по сложению почти не отличался от хозяина. У Арчи и вовсе и штанины, и рукава найденной среди вещей зеленой фермерской куртки оказались короче, чем следовало бы, почти на ладонь.
— Шутник пошел телегу посмотреть. Сможем вытолкать, загрузим на нее припасов и дальше к границе поедем. Не получится — до полудня передохнем и своим ходом двинем. Нам бы только еще Бернарда в чувство привести.
— Он так и валяется?
— Ага, чистый мертвец, даром что дышит.
— С хозяином что делать станем? — задал я весьма немаловажный для меня вопрос.
— Видно будет, — помрачнел Арчи.
— Видно так видно, — ухмыльнулся я. — Запасы в подвале смотрел?
— Возьмем три бочонка кишкодера, колбас, рыбу копченую. Авось за возвращающихся с летних заработков батраков сойдем. — Арчи помешал черпаком доходивший на печи в котелке соус и принялся разрубать валявшуюся на колоде курицу. — Надо перекусить, пока возможность есть.
Хлопнула входная дверь, в обеденную залу влетел задыхающийся Шутник, на котором не было лица.
— Красные кошки! Дюжина легких кавалеристов! К нам с дороги свернули.
— О хозяине позаботься! Кейн, встречай гостей. Я наверх. — Арчи схватил котелок с желтым соусом и, вылетев из кухни, помчался на второй этаж.
— Позаботься — это как? Так? — Габриель чиркнул себе по горлу ребром ладони.
— Именно! — Засунув мечи меж пустых бочонков, от которых так и несло дешевым кишкодером, я бросился во двор и едва успел открыть ворота, прежде чем всадники в накидках кавалеристов Йорка решили спешиться, чтобы сделать это самостоятельно.
— Да где тебя черти носят? — Наградив меня несильным пинком по спине, седоусый капрал выпрыгнул из седла и бросил мне вожжи. — Позаботься. И не пои сразу, олух.
— Слушаюсь, господин, — склонился в низком поклоне я.
— Хозяин где?
— В погребе, сейчас поднимется.
— Пшел вон!
Кроме капрала, свою лошадь мне доверил только странный тип, длинные полы черного монашеского одеяния которого подметали землю. Сам не знаю почему, но мысль, что это настоящий монах, мне даже в голову не пришла. Остальные кавалеристы отвели скакунов на конюшню и разместили там их самостоятельно, строго-настрого приказав мне насыпать в кормушки отборного овса.
Я кивал, заверял солдат, что в точности исполню все их пожелания, а когда они отправились восвояси, поставил в стойла лошадей капрала и монаха и помчался к постоялому двору. Внутрь заходить не стал, вместо этого заглянул в щель закрывавших окно ставней.
Капрал распекал довольно убедительно игравшего роль хозяина Шутника, Арчи нигде видно не было. Должно быть, на кухне кашеварит. Наконец кавалеристы со своими скудными пожитками потянулись на второй этаж, и в обеденной зале остались только их командир и монах.
Тут я осторожно протиснулся в приоткрытую дверь и бочком прошмыгнул на кухню, где Арчи с совершенно дебильным выражением лица намазывал разрубленную на части курицу соусом, количество которого значительно уменьшилось. Увидев меня, он с облегчением расслабил затекшие мышцы лица. Я остановился у приоткрытой двери и прислушался к разговору в обеденной зале.
— И долго нам в этом свинарнике оставаться? — недовольно протянул с каким-то непонятным акцентом парень в монашеском балахоне. При этом он ни на минуту не оставался на месте и постоянно перемешался между столов.
— А мне здесь нравится! — явно назло ему хохотнул пожилой капрал.
— Оно и неудивительно, — послышалось мне.
— Сейчас выпьем, перекусим, а потом можно и снова в путь! — сделал вид, что не расслышал язвительного замечания, капрал.
— Надеюсь, мне не надо напоминать о недопустимости пьянства?
— Какое пьянство? — Вот это замечание, похоже, задело капрала за живое. — Парни всю ночь в седлах, если они пропустят стаканчик кишкодера, ничего страшного не случится. Все равно люди Кройда сюда только под вечер вернутся.
— Запретить вам пить я не могу, но помните: вы головой отвечаете за весь отряд. — Человек в монашеском одеянии развернулся и направился к лестнице.
— Да помню я, помню, — добродушно пробурчал ему в спину капрал, а когда тот уже не мог его услышать, гораздо более зло заметил: — Только твоя ответственность побольше моей будет.
— Обедать когда изволите? — угодливо осведомился у него Шутник.
— Если через час на столах ничего не будет — можешь сам петлю на веревке завязывать.
— Эй, хозяин, чего у тебя на двери желтый крест намалеван? — заорал с лестницы один из кавалеристов. — Какая зараза у тебя там схоронилась?
— Не знаю, — начал весьма натурально заламывать руки Габриель, за свою жизнь успевший перевидать немало трактирщиков и содержателей прочих доходных мест. — Только заехал постоялец, как красной сыпью обнесло. Но он у нас даже покушать не успел, с собой заразу принес. Господом богом клянусь!
— Ну ежели кто из моих парней тоже в крапинку станет, ты не только узелок завяжешь и петлю на шею наденешь, но и с табуретки сам спрыгнешь, — без малейшей усмешки в голосе пообещал капрал.
— Господин капрал, нам бы с утреца за харчами съездить, — заискивающе заглянул ему в глаза Шутник. — А то гостей вечером кормить нечем будет.
— Еще чего! Смотрите у меня — со двора ни ногой! — гаркнул на Габриеля капрал и отправился на второй этаж. — Эй, Джонни, бегом на двор. Сэм, спускайся, внизу караулить будешь.
Я только подивился выдумке Арчи. Желтый косой крест — знак заразы. В здравом уме в комнату с Бернардом теперь никто не сунется. Главное, чтобы тот сам, очнувшись, не вышел.
— Арчи, — заскочил на кухню я, — ты дверь заколотить успел?
— Я клин под дверь засунул. Ты мне скажи лучше, что нам на стол подавать.
— А может, ну его? Бежать надо, — заскочил в дверь и сразу же подбежал к окну Габриель. — Когти рвать пора, не то, когда мятежники вернутся…
— Куда бежать? Нагонят. А не нагонят, своим весточку передадут, и нас на дороге прихватят, — перебил его Арчи. — Нам бы хоть трупы куда спрятать, так нет, никуда их из подвала не перетащить…
— Поздно дергаться, — поглядывая в обеденную залу через приоткрытую дверь, заявил я. — Красные кошки караульных выставили.
— И что делать? — прислонился к стене спавший с лица Шутник.
— Сейчас накормим их, может, отбрешемся, — пожал плечами Арчи.
— Вы вот что — пока насчет обеда мозгуйте, а я приду сейчас. — Выскочив с кухни, я опрометью бросился во двор и заскочил в заросли крапивы, где утром мне привиделись цветки болиголова. Так и есть — вот они! Наскоро обкорнав под самый корень стебли нескольких кустов, я с важным видом прошел через обеденный зал, куда уже начали подтягиваться проголодавшиеся кавалеристы.
— Помогай давай, — зашипел на меня Шутник, который выкладывал на разогретую сковородку шипевшие полоски раскромсанного окорока.
— Отвали, — послал его я, высматривая ступку или что-нибудь подобное. — Арчи, тащи сюда бочонок кишкодера.
— Это что у тебя? — уже принеся настоянный на травах самогон, поинтересовался здоровяк.
— Сюрприз для наших постояльцев, — растирая в кашицу цветки, ухмыльнулся я. — Самое большее часа через полтора подействует.
— Снотворное?
— Ага, чтоб вечным сном уснули.
— Отравление почувствовать успеют?
— Они ночь не спали, так что не должны. — Закончив с цветами, я, старясь, чтобы стекающие в ступку капельки сока не попадали на кожу, занялся листьями и стеблями.
Арчи и Габриель принялись кашеварить, а я, набрав, как мне показалось, достаточное количество ядовитого сока, вылил его в бочонок кишкодера. Немного подумал и сыпанул щепоть измельченного чертова корня, который почти моментально растворился. Вообще-то никакой необходимости в нем не было, но дурманное зелье лишним не будет. Все не так быстро отравление почувствуют. Да и по крови яд быстрее разойдется.
Самогон, прямо скажем, отвратительный, посторонний привкус никто не почувствует. И не откажется ведь никто от дармовой выпивки — кого-кого, а трезвенников среди солдат считай что и нет. Вот с монахом придется что-то делать, этот поборник трезвости нам всю малину испортить может.
— Долго еще нам ждать, пока вы пожрать принести соизволите? — рявкнул заглянувший на кухню капрал, но, заметив уже приготовленный бочонок с кишкодером, сменил гнев на милость. — Давайте живее уже!
Арчи и Шутник кинулись накрывать на столы, я вынес бочонок самогона и вернулся на кухню за кружками. Пока все шло просто замечательно: зевавшие кавалеристы спустились на обед все как один, и только монаха не было видно. Надеюсь, этот тип и вовсе не появится — если кто и сможет учуять подвох, так только он.
Голодные солдаты мигом смели со столов, надо сказать, скудноватое угощение и в один присест расправились с бочонком кишкодера. Кто-то уже начал намекать на продолжение застолья, но капрал тут же разогнал всех отсыпаться, оставив лишь по караульному на первом этаже и на улице у конюшни. Излишней самоуверенностью этот служака не страдал и хотел быть готовым к любым неожиданностям.
— И что теперь? — убирая со стола объедки, тихонько поинтересовался у меня Арчи.
— Час, самое большее два. — Выкатив из-под стола пустой бочонок, я пинком отправил его к кухонной двери. Осоловело уставившийся в открытое окно кавалерист, под рукой у которого лежал взведенный легкий арбалет, вздрогнул, оглянулся и вновь облокотился на широкий подоконник.
— А если неладное почуют? — забеспокоился Шутник.
— Будешь насчет заразного постояльца байки травить, — предположил я.
— Какая разница? Все равно вздернут, — скривился тот. — Когти рвать надо.
— Отстань, — отмахнулся я.
Минут через пятнадцать Арчи закончил протирать столы и присоединился к нам на кухне. Кавалерист к этому времени закрыл ставни и уселся рядом с входной дверью.
— Бежать надо отсюда, — повторил свое предложение Габриель. — Как бы потом поздно не оказалось. А ну еще кто нагрянет?
— Думаешь, тебя отсюда выпустят? — Арчи выглянул в приоткрытую кухонную дверь на широко зевнувшего караульного. — Без лошадей далеко не уйти. Придется ждать.
— Кейн, сколько ждать-то? — вновь пристал ко мне Шутник.
— Уже недолго осталось, — с большей уверенностью, чем испытывал сам, заявил я.
— Ну и как мы узнаем, что пора?
— А по вот этому караульному и узнаем, — кивнул я на боровшегося со сном кавалериста, и мы все втроем уставились на него.
А с ним действительно вскоре начало твориться что-то неладное: он постоянно вертелся на скамье и, несмотря на расстегнутый ворот колета, никак не мог отдышаться. Под конец солдат не выдержал и поднялся на ноги, но сразу же растянулся на полу. Вместо крика из его горла вырвался лишь хрип, и, как ни пытался караульный залезть обратно на скамью, отнявшиеся руки и ноги отказывались ему повиноваться.
Вытащив спрятанные меж бочонков самогона мечи, я подбежал к отравленному солдату. К этому времени он уже потерял сознание и из уголка его рта сочилась длинная струйка слюней, а каждый вздох давался со все большим трудом.
— Габриель, проверь, что на конюшне. — Ухватив тяжелую киянку, которой здесь, видимо, выбивали из бочек пробки, Арчи начал подниматься по лестнице. — Кейн, монах не пил.
— Да знаю я. — Высвободив из ножен мечи, я бросился вслед за ним.
Мы уже поднялись на второй этаж, когда распахнулась дверь напротив комнаты Бернарда и в коридор почти вывалился капрал кавалеристов, мундир которого оказался выпачкан свежими потеками рвоты. Из-за сильно расширенных зрачков он не сразу сумел заметить метнувшегося к нему Арчи, а в следующее мгновение здоровяк со всего размаху опустил ему на голову киянку. Сухо треснули шейные позвонки, и капрал замертво повалился на пол.
— Что здесь?.. — На шум падения тела из своей комнаты выскочил монах, но, прежде чем он успел поднять тревогу, я нанес ему два удара: один клинок уколол в горло, второй глубоко увяз в животе.
Больше никого способного держаться на ногах среди кавалеристов не оказалось: одни уже отошли в мир иной, другие только готовились закончить посреди луж рвоты свое бренное существование.
Наскоро обшарив их пожитки, мы с Арчи ссыпали все найденные монеты в один кошель. Несмотря на попытки здоровяка отговорить меня, я к тому же снял с шеи парня в монашеском одеянии золотую цепочку с совсем не подобающим для божьего человека украшением: в центре тонкого диска была выдавлена драконья голова. Да к тому же по его краю вилась весьма странная надпись, состоявшая большей частью из эльфийских рун, иногда перемежевавшихся вовсе уж непонятными символами неизвестного мне алфавита.
— Плохая вещь, — буркнул Арчи. — Приметная слишком — никому не сдашь.
— Зато весит солидно, — остался я при своем мнении, и мы поспешно спустились на первый этаж. — На крайний случай оставлю.
Уже вернувшийся в обеденную залу Шутник сообщил, что карауливший конюшню кавалерист отдал богу душу и теперь никто не сможет помешать нам отсюда убраться. Впрочем, Арчи суетиться не стал, и сначала мы отправились вытаскивать увязшую в грязи телегу. На наше счастье, дорога к этому времени немного просохла, да и лошади кавалеристов оказались куда здоровей наших замученных коняг.
Подогнав телегу прямо к постоялому двору, мы сбегали за Бернардом, загрузили немного припасов и, подпалив на всякий случай дом, отправились в путь. Что же, надеюсь, наше дальнейшее путешествие не будет омрачено подобными происшествиями. А то и в самом деле начинает закрадываться мысль о притаившемся за левым плечом черте.