Часть II
ШАД ЭВИНД
Вокруг была неописуемая пустота — вязкая и плотная затягивающая бездна Синие молнии оставили причудливый след — терпкое дыхание послегрозового озона и едкий, сильный запах гари, искристая тьма была, как вода, медленно застывающая при стуже. В этой пелене не оставалось ничего — ни ощущений, ни эмоций, ни смерти, ни жизни Эвинд из последних сил попытался освободиться, цепляясь за единственное, что ему еще не отказало, — воспоминания но леденящие струи добрались наконец до сердца, и все на свете потеряло какое бы то ни было значение И только где-то внутри еще тревожно пульсировала не до конца усыпленная холодом клеточка, требуя стряхнуть оцепенение, ожить, проснуться… Проснуться?
Веселый золотистый свет, ничуть не уступавший лучам утреннего солнца, заливал просторную низкую комнату — полукабинет-полуспальню Темно-синяя форма флагмана — полковника Имперского Звездного флота — в полной готовности лежала у постели, трехмерный стереоэкран рабочего терминала в углу мерцал в ожидании команды на запуск подготовленных документов От "окна" с изображением поросших можжевельником холмов веяло искусно воспроизведенным смолистым духом.
Половину противоположной стены занимал портрет Императора.
Голубые слои атмосферы плавно перетекали в черноту космоса над головой повелителя Империи, и Двенадцать Созвездий казались огненными брызгами в его густых темных волосах. С плеч Великого Дома ниспадало церемониальное одеяние с символами Империи; драпировка ткани, сжатая в кулак сильная рука, чуть согнутое за мгновение до шага колено под одеждой казались осязаемыми, выступающими за раму портрета. Но лицо Императора скрывала тень, его черты были почти неразличимы — угадывалась только решительная складка губ, да глаза, тоже едва различимые на фоне звезд, преследовали смотрящего на портрет, в какой бы части комнаты тот ни стоял.
Флагман Шад Эвинд, командир имперского ударного линкора "Шквал", отвел взгляд от Императора и легонько тряхнул головой, чтобы окончательно сбросить сонную одурь. Ночное бдение над треклятыми отчетами выматывало сильнее, чем сутки боевой вахты в тылу врага. Нужно было прийти в себя; Эвинд направился в душ, бросил по дороге взгляд на часы, назвал условный код городского дома:
— Запросить ИскИнт-хранителя. Узнать, спит ли моя жена.
Ответный сигнал видеофона пропищал почти сразу же. На табурете у стола появилось трехмерное изображение красивой женщины в домашнем; граница видеозоны отсекла половину от ее чашки с утренним напитком.
Флагман, улыбнувшись, выглянул из душевой:
— Не думал, что соединюсь с тобой сразу же, — я велел станции не беспокоить тебя, еспи ты еще спишь…
— Как видишь, я уже не сплю, — резковато отозвалась она.
Офицер пристально посмотрел на жену.
— Все в порядке?..
— Твой дом — твой тыл, разве тут может что-нибудь случиться?
Слишком преданна, чтобы начать ссору, но слишком недовольна, чтобы скрыть раздражение.
Эвинд призвал на помощь все свое терпение.
— Тия, да, вчера вечером я должен был приехать. Но с документами можно работать только в штабе и здесь, в офицерской гостинице, а мне передали личный вызов на совещание. Ты понимаешь, что это значит.
Мая Тиетар-Интали Эвинд медленно покрутила ободок традиционного обручального браслета на запястье.
— Ты уже сказал мне это вчера, Шад, — вымолвила она. — Не повторяйся — я решу, что ты оправдываешься, а тебе это совсем не идет.
— Сердишься?
— Вовсе нет.
— Так, значит, ревнуешь? — попробовал пошутить он.
Уголки подкрашенных губ растянулись в невеселой полуулыбке.
— К кому я могу тебя ревновать, посуди сам? Только не к женщинам — ты даже имен их не помнишь. У тебя одна настоящая любовница, флагман Эвинд, твоя работа.
Вот за что капитан "Шквала" любил эту красавицу. За острый язычок, ядовитостью лишь немногим уступавший его собственному.
Он усмехнулся:
— Рад, что ты меня понимаешь.
— Я всегда тебя понимаю. Я уже три года твоя жена.
— Слушай, — решительно сказал Эвинд, — это совещание не должно затянуться надолго. Я постараюсь приехать пораньше, и мы сходим куда-нибудь. Идет?
Женщина взяла в руки чашку и уставилась на, ее блестящее содержимое:
— Я… — Она снова вскинула голову и посмотрела Эвинду в глаза. — Ладно. Как прикажете, капитан.
— Значит, мир?
— Как всегда.
— Тогда до вечера, мая Терпение.
— До вечера, маяр трудоголик.
Изображение исчезло. Флагман тихонько хмыкнул и, вернувшись в душевую, насмешливо оглядел своего двойника в зеркале. Невысокий, жилистый, дочерна загорелый, желтые жесткие, как шкура тигра, волосы растрепаны, между бровей, над пронзительными зеленовато-рыжими глазами — глубокая складка. Отчего Тия до сих пор терпит его? Не оттого же, что он Тот Самый Эвинд. Быть женой символа Империи — слишком нелегкий труд.
Быть символом Империи — труд еще более нелегкий.
Когда мальчишка Шад Эвинд волей судьбы очутился в самом горниле истребительной войны с раанами, он не думал о славе. Он не думал даже о том, чтобы выжить. Только о том, чтобы победить.
Может, именно поэтому он прошел по острию меча там, где погибли бы более расчетливые и осторожные. За то, что он совершил тогда, ему был предложен выбор: пожизненная каторга, тихое исчезновение или чин из рук самого Императора и Золотая цепь Империи. Награда, не входившая ни в один список официальных знаков отличия. Зримый знак благоволения Великого, его личный, ни с чем не сравнимый дар.
Двенадцать галалет назад безвестный юноша позволил сделать из себя Того Самого Эвинда, героя и талисмана Империи. И за истекший срок сполна отдал долг повелителю Двенадцати Созвездий за его милость. Золотая цепь тянула за собой бремя особой, ни с чем не сравнимой ответственности. Требовала принимать всегда только правильные решения. Напоминала, что всякий поступок, который прошел бы незамеченным у любого другого, совершенного же тобой, станет предметом долгих обсуждений. Что каждая твоя ошибка — не важно, на мостике "Шквала" или в частной жизни, — нанесет ущерб не тебе. Это будет ущерб Славе Империи.
А Империя не терпит пятен на своем блеске.
Но Эвинд никогда не избегал ответственности, которая ложилась на его плечи. Даже если к этой ответственности его привлекли насильно.
Флагман отер ладонями лицо и вышел из душевой. До совещания в штабе сектора оставалось немного времени, он успевал еще раз просмотреть подготовленный отчет. Интересно, зачем адмиралу Бьозу Джимаргу понадобилось этим лично адресованным Эвинду вызовом подчеркивать, что явка в штаб строго обязательна? Командир "Шквала" и так не пропустил ни одного мероприятия, на которых ему полагалось бывать по рангу, хотя — боги свидетели — ничего более трудноперевариваемого, чем словопрения толстых штабистов, для боевого офицера придумать невозможно.
Здание штаба имперских сил на планете Редет II — столице сектора того же названия — снаружи удачно притворялось элегантным трехэтажным особняком в доимперском вычурном стиле, но изнутри оно напоминало зарывшийся в землю звездолет с десятками ярусов и отсеков — кабинетами, конференц-залами, узлами управления технических служб, коробами коммуникаций, помещениями для охраны и арсеналами, которые связывала между собой сложная система гравилифтов и отводных тоннелей. Эвинд усмехнулся про себя при мысли о несоответствии внешности и начинки.
Командира "Шквала" неожиданно окликнули,
— Мой флагман, разрешите обратиться? — Тёмноволосый атлет в черной форме штурмовых частей с усмешкой в углах губ изобразил стойку "смирно"
Эвинд чуть заметно поморщился. Он и Мерт Дэмлин недолюбливали друг друга все двенадцать лет знакомства, хотя последние пять из них штурмовик прослужил под командованием Эвинда на "Шквале".
— Вольно, майор… Что ты тут делаешь?
— Ищу тебя. Не рано ты ушел из гостиницы, образцовый офицер? До совещания больше галачаса.
— А ты, никак, перевелся в разведотдел, что этим интересуешься? — таким же саркастическим тоном откликнулся флагман.
Мерт Дэмлин резко рассмеялся:
— Нет, просто прикидываю, сколько у нас времени. Прогуляемся где-нибудь, командир? Есть разговор.
— Твое прозвище — Тадж, "мертвая хватка" — все еще не устарело, — усмехнулся флагман. — Ладно, поднимемся на воздух.
Крыша штабного особняка была плоской, и в соответствии с местными традициями на ней был разбит небольшой кустарниковый сад. Эвинд прошел между растениями с черными маковками и листьями густого лазурного оттенка — чистые, насыщенные цвета имперского герба — остановился у невысокого ограждения и, заложив руки за спину, взглянул на панораму, открывавшуюся внизу.
Война с раанами могла бы закончиться еще двенадцать… хорошо, пусть одиннадцать, пусть десять лет назад. Сведения, которые доставил Императору приемный сын раанского клана разведчик Дон Аньо, давали возможность либо установить мир с враждебной расой, либо стереть ее с лица Вселенной раз и навсегда. Ни того, ни другого Империя не сделала до сих пор. Не сумела? Не могла? Верить в то, что Империи выгодно продолжение войны, не хотело, Совсем не хотелось.
И не верить тоже было нельзя.
Эвинд закусил губу Он сделал себя слепоглухонемым, он закрывал глаза на то, что не замечать было невозможно. Насколько легче приходилось в бою, где можно не думать, не видеть, не рассуждать ни о чем, кроме как о действиях врага. А что делать тому, кто помещен между молотом и наковальней? Да еще превращен в показательный образец?.. Ему остается только смотреть на повседневную жизнь других людей с крыши штаба обороны сектора Редет, как сейчас. И в тысячный раз твердить и повторять, как заклинание, призванное загипнотизировать самого себя: "Боевые действия мало затронули планеты сектора Редет!" Глядя на эти чистенькие, наполненные шумом и движением улицы, на приветливые улыбки жителей, можно продолжать думать, что те двенадцать лет сражений были все же не совсем напрасны. Раанская война могла бы закончиться, и мысль об этом наполняла душу отвращением; но пока рааны оставались достаточно сильны, Эвинду и таким, как он, было что отстаивать. Занятым стратегическими планами, схемами атак, планами боевых выходов, военным случается иногда забывать, что они делают свою работу не ради нее самой, что оружие дали им в руки ради одной-единственной, строго определенной цели. На планетах сектора Редет стоило только посмотреть по сторонам, чтобы понять: армия существует прежде всего для того, чтобы вот в таких маленьких, почти игрушечных мирках могла существовать спокойная, мирная жизнь.
"Убеждай себя в этом, Эвинд, убеждай. Возможно, рано или поздно ты во все это поверишь".
Дождавшись, когда командир наконец повернется, Мерт Дэмлин протянул ему цилиндрик инфоносителя. Стереобраслет флагмана открыл перед ним короткий документ.
— В отставку? — переспросил Эвинд, пробежав рапорт глазами. — Ты, Тадж? Да еще по здоровью! С чего бы вдруг?
Опершись на ограду, майор сложил руки на груди и скрестил длинные вытянутые ноги:
— В любом деле нужно видеть перспективу, если ее нет, пора думать о смене деятельности. Боюсь, я уже исчерпал все возможности, которые могла мне предоставить имперская армия.
— То есть, иными словами, тебе слишком давно не достается чинов и наград? — насмешливо сказал Эвинд.
— Пусть новобранцы носятся с висюльками и нашивками, — спокойно проговорил штурмовик. — Сейчас наступает особое время, когда человек с моими силами и навыками может получить гораздо больше, работая под собственной маркой. Армия в ходе Раанской войны помогла Империи значительно расширить свои территории, но теперь, когда рептилии ослабли настолько, что многие миры надеются сами с ними справиться, люди в форме будут иметь все меньше свободы действий. А я не намерен, как некоторые, становиться пай-мальчиком и просиживать штаны в какой-то забытой дыре только потому, что моя репутация не позволяет командованию использовать меня по прямому назначению.
Флагман сжал губы. Мерт Дэмлин, по прозвищу Тадж, всегда точно знал, куда направить выпад, чтобы он был больнее. За последнее время число боевых операций в самом деле было значительно сокращено, и автономные рейды "Шквала" — то, что Шад Эвинд знал и умел делать лучше всего, — почти прекратились, линкор был приписан к штатному флоту сектора Редет. Эвинд противился переводу в резерв до самой грани открытого неподчинения. Если бы не надежда, что он снова будет нужен… Но пока инициативы флагмана не приветствовались даже в рамках повседневной деятельности. Адмиралы не хотели рисковать. Слишком много глаз было приковано к герою Империи, самому удачливому и самому молодому флагману Астрофлота, слишком многие подняли бы вой от малейшего предлога. Последнее время Эвинду все чаще приходилось исполнять роль "национального достояния". И командир Эвинд держал свой корабль и экипаж в идеальном порядке, являлся в штаб за галачас до начала совещаний, молча и точно выполнял самые нелепые приказы, ничего ни от кого не скрывал — даже его отношения с женой напоминали шоу для любителей подглядывать…
Вот только иногда начинало казаться, что военная тюрьма и клеймо-штрихкод на скуле дались бы куда легче, чем такая образцово-показательная жизнь.
— Вы правы, мой майор, — процедил Эвинд. — Я действительно годен только на то, чтобы просиживать штаны в какой-то забытой дыре. А вы с вашими силами и навыками заслуживаете большего. Я подтвержу ваш рапорт.
Прижав ладонь к сканеру стереобраслета, Эвинд вернул документ штурмовику.
Тадж молча наблюдал за ним.
— Ты наверняка считаешь, что я бегу с "тонущего" корабля, — неожиданно сказал он. — Нет, корабль на плаву, и он пойдет еще очень далеко… Только командиру нужно хорошенько следить за направлением, которое держит весь флот. Иначе он пойдет за борт, как балласт, если будет пытаться повернуть на прежний курс.
Эвинд посмотрел на своего офицера поверх черных соцветий голубого растения.
— Я не совсем уверен, что этот рапорт завизирует особый отдел, — не ответив на замечание майора, проговорил он — Посвященным в военную тайну не так легко уйти из армии.
Штурмовик принял информ носитель со своим рапортом и положил его в нагрудный карман.
— Завизирует, — спокойно уверил он. — Я четыре раза брал отпуск за последние двести дней — чем я при этом занимался, по-твоему? Заданиями того же особого отдела. Но отставнику вести такие дела гораздо удобнее.
— Что ж, желаю успеха, маяр Дэмлин, — ровным голосом вымолвил Эвинд.
— Счастливо оставаться, мой командир, — коротко козырнул Тадж.
У входа в отдел адмирала Джимарга флагман был остановлен парой часовых в тяжелой темной броне — человеком и боевой машиной — и был пропущен только после тщательного изучения. Эвинд пришел уже, когда двери в конференц-зал открылись и статная молодая женщина со значками премьер-лейтенанта, секретарь Джимарга, пригласила офицеров войти. Вместе с другими — все в чинах не ниже подполковника — Эвинд проследовал в большое овальное помещение, на ходу приветствуя коллег: Драг Айран — командира фрегата "Буря", Панго Рергастина — координатора штаба Астрофлота.
Джимарг — высокий, властный, с крупной, начинающей оплывать фигурой сидел под огромным, в полстены, портретом Императора. Движением руки адмирал предложил собравшимся сесть и обвел их взглядом серых, как свинец, чуть выпуклых глаз:
— Господа! Императорский штаб поручил нам. Проведение важной военно-политической операции. Надеюсь. Вверенные вам соединения проявят себя в ней наилучшим образом.
В устах Джимарга эта фраза прозвучала почти как угроза — но только для штабных, не для тех, кто не раз принимал участие в настоящих боях.
— Теперь я посвящу вас в детали, господа. Но прежде. Хочу еще раз напомнить. Данная информация подпадает под гриф особой секретности.
Комментарии были излишни.
— Обращаю ваше внимание! Обстановка, в которой будет проходить операция, максимально приближена к боевой. Следует проявлять предельную четкость действий. Штаб особо настаивает на этом. Не исключены провокации. Район предстоящей акции — сектор Ангри.
По конференц-залу прокатился легкий гул. Адмирал мог бы и не предупреждать о возможности провокаций. С учетом координат будущей операции это само собой разумелось.
Ангриане делили с имперцами все тяготы войны против Владычества Раан, ради победы над общим врагом почти даром отдавали свои природные ресурсы и технологии. Но, по мере того как от раан ожидалось все меньше активных действий, отношения Ангри и Империи становились заметно холоднее.
Джимарг пожевал губами.
— Как я уже сказал. Операция разрабатывалась штабом уже давно. Однако сейчас нами получены определенные разведданные. Они позволяют считать. Что крупная группа раан в ближайшее время предпримет попытку прорваться в сектор Ангри. И закрепиться там. Нам следует упредить это намерение. А теперь взглянем на карту.
Из-за плеча сидящего впереди коммодора Эвинд смотрел на трехмерное видеоизображение над столом — впрочем, он и так лучше многих других знал этот участок пространства и сейчас прикидывал, как бы сам организовал защиту Ангри. Высококультурные, процветающие планеты… лакомый кусочек для любителей поживиться. Жаль, воевать ангриане не умеют и не любят. Зато это отлично умеет делать Империя.
Бедный Ангри… Когда атака будет отбита, Ал'Тро-она заставит его в оплату за помощь охотнее делиться своими интеллектуальными сокровищами. Производство и технологии стоят у ангриан на высочайшем уровне и пользуются спросом практически повсюду. И ведь на этот уровень Ангри вывели одни только суровые внешние условия. Вся жизненная активность сектора сосредоточена глубоко под поверхностью холодных, с тяжелой атмосферой, почти лишенных органики, зато богатых ресурсами планет. Странно, что рааны вообще решили атаковать эти миры. Теплолюбивым биофагам-рептилиям нужно было совсем уж отчаяться, чтобы посылать свои корабли в такие негостеприимные места.
Эвинд поднял руку:
— Мы можем взглянуть на те данные разведки, которые указывают на близость вторжения?
Джимарг тяжело посмотрел на него.
— Нет, флагман. Не можете. Во всяком случае, пока. Вторжение вот-вот начнется. Вам придется просто поверить в это. Так же, как и жителям Ангри.
"Если бы раанская атака не была так вовремя просчитана разведкой, ее следовало бы придумать", — молнией мелькнуло в сознании Эвинда.
Офицер со значками майора службы планетарной разведки принялся излагать характеристику места будущих действий. При этом он так подробно описывал порты, вооружение и астрофлот планет, прочие особенности населенной части Ангри, словно вторжение ожидалось не снаружи, а изнутри сектора. Адмирал Джимарг сидел во главе стола и кивал в такт словам своей крупной седеющей головой; его взгляд, устремленный на карту сектора, напоминал взгляд человека, прикидывающего, как лучше начать резать праздничный пирог, чтобы не испортить его.
Майор закончил доклад, подождал пару тысячных, не будет ли к нему вопросов, и, повинуясь тихому ворчанию адмирала, покинул конференц-зал.
— Итак. Вы все слышали, господа, — проговорил Джимарг. — Нам поручено провести успешную войсковую операцию. Мы оправдаем доверие Великого Дома. Мы выдвинемся в район Ангри. И полностью изолируем его.
Не только Эвинд понял глубинный смысл этой фразы.
Драг Айран, неулыбчивая, похожая на ловчую птицу уроженка Ал'Трооны, свела брови:
— Вы имеете в виду — изолировать от проникновения снаружи, мой адмирал?
— Я имею в виду полную изоляцию. Если желаете — блокаду, — отрезал Джимарг. — У противника могут иметься осведомители среди местного населения. Это вполне вероятно. Возможно, даже среди властей. Мы хотим устроить раанам ловушку. Значит, нужно, чтобы ничто не могло просочиться сквозь наши ряды. Повторяю, ничто. Ни внутрь, ни наружу.
Все офицеры переглянулись. Торговля была для Ангри не менее важной составляющей жизни, чем производство, и сколько-нибудь долговременная блокада такого сорта могла в корне подорвать экономику сектора.
— Ангриане предпочли бы скорее вторжение, чем экономический кризис…
— Если мне будут нужны советники по экономической части, я обращусь к специалистам, субфлагман Йондис! — прорычал адмирал. Как большинство высших военных чинов, он не любил "сверхкомпетентных". — У вас только одна задача. Как и у каждого в этом помещении. Беспрекословно выполнять то, что приказывает нам Императорский штаб!
— Мой адмирал, — вмешался Эвинд, — в докладе службы планетарной разведки указано, что вооружения миров Ангри включают в себя стандартные планетарные щиты. С их помощью ангриане могли бы сами остановить раан и продержаться как раз столько времени, чтобы мы успели подойти на помощь,
— Это было бы неплохим выходом, мой адмирал, — поддержал Эвинда Рергастин. — Дождаться непосредственного начала атаки и вступить в бой в решающий момент! Это было бы даже более эффектно…
Тон адмирала с гневного перешел на ледяной.
— Подполковник Рергастин. Для вас и некоторых других офицеров я должен еще раз повторить. План операции уже составлен. Мы здесь не для того, чтобы вносить в него свои стратегические предложения. Только добавить детали. Для наиболее удачного его осуществления. Я хочу, чтобы это было ясно всем. А теперь, господа, слушаю ваши соображения.
Эвинд прикрыл глаза. Все верно. Умный поймет.
Несколько минут офицеры молчали, затем начались предложения — как и было приказано, касающиеся только мелких деталей операции.
С технологией пробоя пространства рааны могли вынырнуть в реальный космос сколь угодно близко от планеты — посему и корабли эскадры следовало ввести далеко в границы сектора; это смягчило бы и ограничение выхода на орбиту для всех судов Ангри. Замечание было признано весьма дельным — несмотря даже на то, что расположение на короткой дистанции предполагало предварительное обнаружение и дезактивацию всех орбитальных мин и спутников-ловушек, которые могли в предупреждение атаки выставить сами ангриане. Напоминание Эвинда о планетарных щитах тоже было учтено, хоть и совсем не так, как имел в виду сам флагман. Для приближения к мирам Ангри были выбраны самые крупные из крейсеров, масса и броня которых позволяли им выдержать хотя бы один выброс энергии, — как тут же было уточнено, на случай, если рааны все-таки прорвутся к планетам и ангриане ударят по ним планетарными орудиями, невзирая на риск повредить корабли союзника.
План становился все более развернутым, обрастал массой конкретных инструкций каждому роду войск, задействованных в будущей операции. Чем дольше продолжалось обсуждение, тем яснее становилось: эффективность защиты сектора от вторжения извне гарантирована; но такая защита должна была нанести Ангри гораздо больший ущерб, чем само вторжение, если бы оно состоялось.
— Ссшш… Мой адмирал, — прошипел коммуникатор коммодора Эаи Оома. Седовласая лейри много десятилетий назад одной из первых среди своей расы стала подданной Империи и теперь являлась единственным не-человеком в составе высокого командования флота.
— Мой адмирал, необходимо такжже предус-смот-реть меры на с-с-случай, ес-с-сли кто-то из "ангри-анс-ских ренегатов" с-сделает попытку прорваться с-с-сквозь линию обороны и уйти в открытый кос-с-смос.
— Уничтожать без жалости! — отрезал адмирал. — Любой корабль, притворяющийся даже самым мирным транспортником. Он может нести угрозу нарушения секретности нашей засады. Лучше сбить десяток невиновных. Чем упустить одного предателя. Ангриане нас поймут. Мы всегда сможем перед ними извиниться.
"Нужно заранее планировать сброс козла отпущения, чтобы небрежно швырять такие слова, или быть очень уверенным в себе и в том, что тебя покроют те, кто отдал тебе приказы. Которую из двух стратегий имеет в виду адмирал?"
— Коммодор Оома, возглавить операцию поручается вам.
Старая лейри почти человеческим жестом наклонила гривастую седую голову в знак согласия.
— О времени "X" вам будет сообщено отдельно, господа, — поставил точку адмирал Джимарг. — Все свободны. Кроме флагмана Эвинда.
Офицеры, возбужденно переговариваясь, потянулись к выходу.
Когда конференц-зал опустел и дверь закрылась, Джимарг положил на стол оба тяжелых кулака — кто-то когда-то сказал ему, что в такой позе он выглядит внушительнее, — и посмотрел на Эвинда:
— Итак, флагман?
Эвинд без тени смущения выдержал взгляд командующего.
— Вы хотели лично мне что-то приказать, мой адмирал?
— А вы ждете приказаний? — Джимарг иронично поднял брови. — После того, как спорили со мной в присутствии всей эскадры? Вам это просто доставляет удовольствие. Да, мой флагман?
— Хороший офицер, мой адмирал, — спокойно возразил Эвинд, — пытается понять план и назначение всей кампании целиком.
— Истинный теллариец, — ядовито констатировал адмирал. — Принцип совещательности среди строя. "Только сознательно можно добиться успеха". Именно благодаря этой тактике вы достигли вашей теперешней славы?
— Моя слава здесь ни при чем, мой адмирал.
— Ошибаетесь, — прервал его Джимарг. — Я намерен был применить ее для успеха операции!
Эвинд смотрел на адмирала в ожидании, что тот уточнит свою мысль.
— Я собирался выдвинуть "Шквал" в авангард флота, — на полтона ниже проворчал Джимарг — Поручить вам самую ответственную задачу. Осуществлять координацию между нашими частями и правительством сектора. Убедить их, что все под нашим контролем. Обеспечить поддержку. Только вы способны выполнить это должным образом. Я полагаю.
Вызов был откровенным, открытым и… намеренным. Любой другой офицер отреагировал бы на него стойкой "смирно", требованием дать ему немедленно подтвердить свою несомненную компетентность.
Эвинд лишь чуть заметно усмехнулся.
— Хороший план, мой адмирал. Пи-ар, не так ли? Тому Самому Эвинду предстоит доказать Ангри серьезность положения и одновременно стать гарантией того, что у имперских военных нет иного способа "отвести угрозу вторжения", кроме блокады.
Холодными, злыми глазами Джимарг посмотрел на Эвинда:
— Нравится влезать в суть вещей, флагман? Всегда и везде. Это ваше стремление вознесло вас на высоты карьеры. Но оно же вас погубит. Вы сунули голову в бездну. Вдруг не сумеете ее оттуда вытащить?
Предупреждение было недвусмысленным. Или, по крайней мере, выглядело таковым. У Эвинда и прежде случались стычки с Бьозом Джимаргом, а адмирал никогда не отличался мягкостью нрава.
— Мне нет дела до ваших домыслов и догадок, — переведя дух, отрезал командующий. — Я лишь желаю знать. Посылать мне в авангард флота другой корабль? Или координатором все-таки будет "Шквал"?
Пока это был только вопрос.
— Если мне будет отдан приказ стать координатором операции, мой адмирал, я им стану.
Джимарг взглянул на него исподлобья.
— Так-то лучше, мой флагман… Я всегда знал, что преданность Империи в вас сильнее строптивости.
— Благодарю вас, мой адмирал, — с едва уловимой иронией откликнулся флагман.
— С завтрашнего дня начинайте принимать на борт дозапасы боекомплекта и довольствия. Операция может продлиться немало…
Эвинд заглянул в глаза адмиралу. Последний кусочек мозаики лег на место, превратив ее в цельную картину. Кажется, адмирал и впрямь верит в то, что в этой операции есть только один военный, оборонный аспект, а злится он потому, что ему не дали разработать операцию самому, а весь план прислали из Императорского штаба.
Но Джимарг, очевидно, не интересуется никакими иными сторонами дела. Нападут рааны через неделю или через год? Кто знает. Все должны быть готовы сколь угодно долго держать блокаду. Адмирал сотрет в порошок каждого, кто попытается помешать ему выполнить повеление Великого Дома.
— Можете идти, мой флагман. — Джимарг по-своему истолковал молчание подчиненного. — Вы меня правильно поняли. Я рад. Просто выполняйте приказ. И никакой самодеятельности! Помните — сектор останется в кольце, пока мы не поймаем этих тварей.
Эвинд поднялся и строго по уставу сдвинул каблуки:
— Слушаюсь, мой адмирал.
Покинув конференц-зал, Эвинд взвесил на ладони информноситель с подготовленными для совещания документами. Умнее всего было бы швырнуть их в ближайший утилизатор и распылить на атомы. Слава Того Самого Эвинда делала его своим заложником уже в который раз. Флагман криво усмехнулся. Бьоз Джимарг был прав: только Эвинд мог выполнить возложенную на него миссию. Присутствие героя войны — настоящей войны — должно было показать серьезность положения и одновременно стать гарантией того, что имперские военные честны в своем сремлении "оказать посильную помощь" находящемуся под угрозой сектору. Слову Эвинда ангриане будут верить. Даже когда тяжелые крейсеры класса "С" и "N" "Щитоносцы" и "Громовики" — начнут утюжить небо над их головой.
Сирена тревоги резанула по нервам, как ножом. Отрывистые команды, стук каблуков, тяжелый топот боевых машин, алые вспышки сигналов…
— Аварийным командам всех секторов штаба — занять свои места! Посторонним — пройти на территорию своих отделов! Выход из помещений штаба временно блокирован! Повторяю…
Взгляд Эвинда выхватил среди множества людей в форме знакомое лицо секретаря адмирала.
— Премьер-лейтенант?
— Флагман Эвинд! — Девушка устремилась к нему так, словно он был ее с детства потерянным родственником. — Тревогу подняли в арсенале… Черные Шлемы должны скоро разрешить ситуацию. Совершенно ни к чему было закрывать все здание!
— Возвращайтесь в отдел, премьер-лейтенант, — посоветовал Эвинд, — больше никуда вам пройти не дадут.
— Но я…
Флагман ее уже не слушал. Развернувшись, он стремительно зашагал по коридору к гравилифтам.
Арсенал — неприкосновенный запас оружия и боеприпасов на случай, если штаб Редет II вдруг подвергнется нападению, — был проплавлен в бесконечно толстой скале, служившей основанием городу, и у него не было стационарного входа только шахта гравилифта соединяла оружейный склад с остальными помещениями штаба. Приемник лифта был сейчас заблокирован изнутри, и команда Черных Шлемов в тяжелой боевой броне спешно подтаскивала вдоль коридора какие-то агрегаты, чтобы снова взять происходящее под свой контроль. Несколько старших офицеров стояли чуть поодаль. Двое из них были Стражами Крови в малиновых мундирах, оружейные пояса на них казались удавками из рыжего металла. "Красная медь", подразделение чрезвычайных расследований внутренней безопасности Империи.
— Посторонним покинуть помещение! — прорычал полковник штурмовиков, затем, узнав Эвинда, чуть заметно смягчил тон: — Мой флагман?
— Я подумал, что могу быть вам полезен, мой полковник.
На самом деле он готов был делать все, что угодно, лишь бы это было действие, лишь бы не возвращаться обратно к команде Джимарга.
Старший из службы безопасности обернулся. Он был примерно одного возраста с Эвиндом, красивый, подтянутый, бесстрастный — настоящий чистокровный имперец.
— Я субмайор Лат Аввакин, — представился он, окидывая Эвинда холодным взглядом. — Принял на себя командование задержанием.
ЧП такого уровня впервые объявлялось в штабе;
Стражам Крови, и только им одним, предстояло по завершении инцидента заниматься расследованием. С какими целями был захвачен арсенал? Нет ли со общников у террориста? Не руководствовался ли он мотивами, идущими вразрез с политикой Империи? Если только парня удастся взять живым, Стражи Крови извлекут содержимое его мозга, после изучат и препарируют, прежде чем вынести свой окончательный приговор. Но техническую сторону дела обеспечивали Черные Шлемы, им же скорей всего пред стояло подставлять головы, вламываясь в захваченный сумасшедшим арсенал. Эвинд заметил, как на скулах полковника штурмовиков от ярости заиграли желваки.
— Мне придется попросить вас покинуть эту зону, мой флагман, — сухо сказал субмайор. — Боюсь, я не смогу позволить вам находиться здесь… при всем уважении.
— Нет, пусть остается! — потребовал штурмовик, получив предлог хоть в чем-то досадить "красной меди". — Парням потом будет приятно узнать, что они выполняли задание на глазах у Того Самого Эвинда.
Аввакин еще раз оглядел флагмана и отвернулся. Черный Шлем подал Эвинду руку:
— Полковник Шай Мерк.
— Я сказал бы, что мне приятно познакомиться, мой полковник, если бы повод к знакомству был иным… Что здесь происходит?
— Оператор арсенала. Расстрелял всех своих напарников, захватил пульт управления и заперся внутри. Мы не можем пока ни проникнуть в арсенал, ни даже заглянуть туда: мерзавец отключил все точки внутреннего обзора. Зато он нас видит прекрасно. — Полковник кивнул на подсоединенный к его стере-обраслету большой монитор, где мелькали знакомые Эвинду значки. — Наши сканеры регистрируют активность внутреннего терминала.
— Наверняка он сумасшедший, — вполголоса проговорил другой офицер-штурмовик, спаарти с блестящей, словно покрытой жидким серебром кожей, но у него все очень хорошо продумано. К любому другому помещению у нас был бы код доступа, мы пустили бы туда направленный луч и выжгли бы все термитными гранатами, но в арсенал… Нам к нему не подступиться — по крайней мере, сразу.
Полковник поглядел на монитор, на ударный отряд, колдующий над своей техникой:
— Командир группы Дэй Лонг! Доложите обстановку.
— Есть, мой полковник, — раздался голос одного из штурмовиков. Энергоустановка будет готова к работе через пять сотых галачаса Но нам понадобится время, чтобы снять защиту арсенала.
— Как много времени? — потребовал ответа Шай Мерк.
— Не менее четырех десятых. Вероятно, больше — ружейный склад имеет дополнительное усиление против вторжения извне. Мы не знаем, активировал ли его этот парень.
— Продолжайте работу! — холодно велел субмайор Аввакин.
Шай Мерк тыльной стороной ладони вытер крошечные капельки пота над верхней губой.
— Время работает против нас, флагман Эвинд… Возможно, этот человек занят сейчас активацией самоуничтожения арсенала. Если так… мы не сможем блокировать команду, поданную с внутреннего пульта. Половина материка взлетит на воздух вместе с нами: арсенал соединен также и с пусковыми шахтами внутри планетарных защитных установок.
— Вы знаете, кто этот человек? — повинуясь инстинкту, спросил Эвинд. — Вы пытались поговорить с ним?
Аввакин повернулся к нему:
— Мы хорошо все знаем. — В луче его стереобрас-лета мелькали все новые поступающие сведения об арсенале, его начинке и о каждом человеке из дежурившей у пульта смены. — Но тот, кто там заперся, не желает слышать никого из нас.
В чем-то Эвинд мог его понять.
— Позвольте мне выйти с ним на связь, — решительно предложил он.
— Зачем?
Эвинд пожал плечами:
— Пытались вы понять, почему он это сделал? Или ваш специалист по переговорам только приказывал и грозил ему?
— Не старайтесь поймать нас на служебной некомпетентности, флагман Эвинд! — прошипел второй Страж Крови, лейтенант. — Мы разбираемся в своем деле, и нам не нужно вмешательство дилетантов!
Видимо, он и был "специалистом по переговорам" и замечание Эвинда крепко задело его за живое.
Субмайор Аввакин чуть заметно прищурился:
– Вы знаете этого человека в арсенале, флагман?
— Нет. Но мне, может быть, он поверит скорее. Я попробую убедить его сдаться, пока он не причинил вреда себе и другим.
Аввакин хрустнул своими точеными белыми пальцами и неожиданно согласно кивнул:
— Хорошо, мой флагман. Попробуйте. Дайте ему канал связи, Нор-Арн.
Штурмовик-спаарти нажал несколько кнопок на аварийном коммуникаторе и вложил его в руку Эвинда.
— Его зовут Шад, — тихо подсказал сзади полковник. — Шад Ронис.
У этого человека и у самого флагмана было одно и то же имя. Совпадение? Или что-то большее? Сидя в этом треклятом штабе, от безделья можно было поневоле стать суеверным.
— Здесь командир ударного линкора "Шквал" флагман Шад Эвинд, — четко произнес теллариец. — Я хочу говорить с человеком, под чьей ответственностью находится сейчас оружейный склад.
Ответ пришел не сразу.
— Тот Самый Эвинд? — Голос, искаженный передачей из-под защитного поля, звучал хрипло, невыразительно.
Командир "Шквала" чуть помедлил:
— Можно и так.
— Отчего вас допустили сюда? Я еще не выдвигал требования переговорить с вами.
— Я всегда ищу неприятностей на свою шею.
Голос Рониса дрогнул — или это в динамике шла полоса помех?
— Да, теперь я слышу — это точно вы.
— Теперь поговорим? — хладнокровно спросил флагман.
Коммуникатор разразился треском статического поля. Только через тысячную флагман понял, что человек на том конце смеется.
— Вы думаете, я совсем простак, Эвинд? Поговорим — с таким количеством "красной меди" у вас за спиной? Нет уж. Хотите говорить со мной — идите сюда. Один. Без оружия.
Стражи Крови обменялись мгновенным быстрым взглядом.
— Нет, — издевательски прозвучало из комма. — Не перемигивайтесь, господа. Вы же знаете — я все вижу отсюда Если хоть кто-нибудь будет стоять рядом с флагманом у шахты лифта, я не открою проход. Если у флагмана окажется с собой хоть какое-нибудь оружие или прослушивающее устройство — он будет убит. Вопросы?
— Сумасшедший он или нет, но мозги у него работают, — прошипел лейтенант. — Непременно испрошу у начальства оказать мне честь лично покопаться в них.
— Вопросы? — повторил коммуникатор. — Как вы там, мой флагман?
— Я согласен на ваши условия, — без колебаний откликнулся командир "Шквала" — Я иду.
Люди в боевой броне отступили от стен арсенала, пятачок у лифтовой шахты был очищен. Эвинд приблизился к двери-люку, чувствуя, как взгляды буравят ему затылок.
— Я готов, — сказал он в переговорное устройство и, положив его на пол вместе со своим стереобрас-летом, сильно оттолкнул ногой.
Мгновением позже он уже стоял на маленькой площадке внутри оружейного склада.
В арсенале был включен только аварийный свет, и красноватые блики кроваво мерцали на форме Эвинда, пока сканеры двух активированных боевых машин проверяли флагмана на наличие оружия или "жучков". Внезапно один из роботов издал предупреждающий свисток. Ствол лучевика на плече машины покачивался вперед и назад, как укоризненно грозящий палец. Эвинд похолодел… Память выбросила наружу короткое прикосновение жесткой ладони субмайора к плечу. Страж Крови все же попытался сыграть в свою игру.
Лучевик ударил, тонкая, как спица, полоса огня мелькнула вдоль шеи Эвинда, опалила мундир. Флагман схватился за горящее плечо, ожидая смертельного залпа, на сей раз от обеих машин.
Выстрела не последовало. Бронированные фигуры подались назад и в стороны, освобождая Эвинду дорогу в оружейный склад.
В красноватом аварийном свете едва можно было различить дорогу в командный отсек; стены арсенала, законсервированное мощное оружие, собранное здесь, почти терялись во тьме. И все же Эвинд то и дело поворачивал голову, ища и боясь обнаружить деловито мигающие крошки-лампочки режима самоуничтожения.
Их не было.
Дверь командного отсека — массивная армированная плита — отъехала сама, стоило флагману приблизиться, изнутри ударил тугой белый свет. Флагману предлагалось совершить самую грубую ошибку, какую не мог допустить профессиональный военный, — вступить из темноты в ярко освещенное помещение, да еще спускаться по лестнице, словно нарочно подставляя себя под выстрел снизу. Эвинд усмехнулся Он зашел уже слишком далеко, чтобы теперь отступать.
Запах раскаленного металла и сгоревшей плоти ударил в ноздри, едва флагман переступил порог отсека. Когда глаза привыкли к слепящему сиянию прожекторов, Эвинд заметил на полу несколько убитых — двух секунд-координаторов и субполковника. Чуть дальше, под знаменем Империи, у пульта, занимавшего почти все пространство полукруглого зала, сидел невысокий, по-юношески стройный человек. Тяжелый шлем нейроконтроля арсенала прикрывал его голову; тонкие, почти невидимые линии связи тянулись от пульта управления к шлему.
Шад Ронис медленно опустил руки, подпиравшие подбородок, поднял видеоплату шлема с глаз. Эвинд различил его неправильные, резкие черты, плотно сжатые губы. Что-то знакомое, давно забытое было в этом обрамленном синеватым металлом лице.
— Вы приглашали меня сюда? — обратился к убийце Эвинд. — Я весь ваш.
— Да, — отрывисто бросил оператор. — Хорошо, что вы вызвались прийти ко мне сами. Иначе я потребовал бы, чтобы вас привели.
— Почему? — напрямую спросил Эвинд. — Почему меня?
Ронис усмехнулся:
— Чтобы оценить вас. Чтобы понять раз и навсегда: что должен чувствовать человек, которого называют "символом Империи"? Каково это, мой субфлагман? Каково это — чувствовать за собой мощь Двенадцати Созвездий… ни одно из которых не является для вас родным?
Парень знал, в какой день об этом спросить…
— Вам действительно нужен мой ответ?
— Да, темные боги преисподней! Да, это то, ради чего я все затеял!.. Но оператор успокоился так же неожиданно, как и взорвался. — Вы не стойте, мой флагман, садитесь, времени у нас немного, но в ногах правды нет.
Буквально переведенная на имперский поговорка родного мира остро резанула Эвинда. Флагман развернул к себе кресло второго оператора и сел. Спинка была перерублена лучом, и Эвинд мог опираться лопатками только о ее косо торчащий обломок. Он заставил себя не думать, что случилось с тем, кто сидел в этом кресле до него.
— Зачем вы убили всех этих людей? — глядя в глаза Ронису, спросил он.
Оператор прикусил губу. Похоже, этот вопрос задел в нем какую-то болезненную струнку.
— Я долго размышлял, потом понял, что другого выбора нет. А вы? Вам ни разу за свою карьеру не приходилось приносить ни в чем не повинных людей в жертву общему успеху операции?
С каждым разом вопросы были жесточе и жесточе,
— А ваша цель стоит таких средств?
— Ответьте сами: стоит ли спасенная спичка миллионов сожженных деревьев?
— Такой загадки я не слышал.
— Загадки?!
— Тогда я не понимаю.
— Вам, мой флагман, и не надо понимать! Вопросы задаю я. И вы мне еще не ответили. Что вы такое, Тот Самый Эвинд? Что там внутри, под Золотой цепью и значками имперского флагмана?
— Вы ждете, что на это можно ответить одним словом?
— Хватит играть со мной в прятки! Времени мало, меня скоро сотрут. Думаете, я не знаю, почему ваши дружки, Стражи Крови, пропустили вас ко мне? Чтобы отвлечь меня, потянуть время и попробовать пробиться сюда. Я не дурак, я знаю, что это им удастся. И мне не нравится, что у вас был с собой "жучок"! Ронис с яростью глянул на опаленную форму Эвинда.
Флагман старался держать себя в руках и говорить спокойно, несмотря на все вспышки оператора.
— Я пытаюсь понять, зачем вам все это понадобилось, Ронис. В какую игру вы играете? И какую роль в вашей игре вы отвели для меня? Если вы действуете не в своих интересах — это так, вы только что сами сказали, что вас "сотрут", тогда ради кого?
Оператор напрягся, а затем неожиданно начал смеяться, прикрывая рот рукой:
— А может, я сумасшедший? Просто сумасшедший, помешанный на вас, Тот Самый Эвинд! Думаете, появиться этой мании так трудно? На вашей родной планете про вас создают эпопеи, девочки и мальчики смотрят во все глаза на ваши стереопорт-реты, взрослые и старики гордятся вами, как лучшим и любимым своим сыном! И разве только на Телларе? — будто спохватившись, добавил он. — Во всех союзных Империи мирах!
Но флагман уже догадался, почему черты этого мальчика показались ему знакомыми. Он был похож на Шада Эвинда пятнадцать галалет назад.
— Твое имя ввело меня в заблуждение, — на языке своего мира медленно проговорил командир "Шквала". — Ронис. Но ты ведь теллариец?
— У меня фамилия отчима, он с Авеллана, — перебил оператор на имперском. — Ну да, да, мы с вами земляки… И опять-таки суть дела снова упирается в вас. Мой старший брат должен был идти в армию в тот год, когда вы совершили свой первый "бессмертный подвиг". Бара отдали Империи — в составе союзной квоты, которая возросла вдвое за счет добровольцев. Я повторил этот путь. Я на десять лет моложе вас… на десять телларийских лет. А вы помните, когда последний раз были дома?
Да, он помнил… ему нельзя тогда было возвращаться. Объятия Теллары оказались слишком крепкими, они едва не задушили его.
За весь свой отпуск Эвинд не видел ничего, кроме восторженной толпы, нельзя было ни сосредоточиться, ни оглядеться, ни хотя бы на миг уединиться. Визиты, собрания, встречи с детьми и взрослыми, где от него ждали каких-то особенных слов, значительных поступков… Дом родителей выкупили, из него сделали музей. На улицу нельзя было выйти без того, чтобы толпы молодежи, и не только молодежи, караулившей у входа в гостиницу, не кинулись ему навстречу. Эвинд честно старался дать этим людям то, чего от него ждали, — он чувствовал, что обязан им за их любовь. Даже когда он понял… Они любят не его. Они любят в нем себя. Им льстит слава, завоеванная в Империи для них; они безумствуют оттого, что подвиг совершил теллариец — какой-то неопределенный, некий теллариец, почти абстрактная фигура. Его соотечественники придумали его заново. Они поклонялись Символу, не задумываясь, совпадает ли истина с легендой, созданной ими для себя.
Именно тогда Эвинд впервые до конца осознал, что значат слова "Тот Самый" перед его именем, и поклялся больше никогда не возвращаться на Теллару. Но ощущение родины, всякое воспоминание о ней — прежней — вызывало в нем щемящую боль. Если нельзя вернуться, это не значит, что можно перестать тосковать. И перестать любить.
— Вы были дома восемь лет назад! — воскликнул Шад Ронис. — Вы приходили в мою школу. Я помню эту встречу. Формальность, да? Для вас это была просто формальность. Я изучил ваше досье — вы никогда с тех пор не думали вернуться к нам еще раз. И наши послания… Может быть, чтобы отвечать на них, был создан специальный отдел?
— Послания? — переспросил Эвинд. По счастью, ему никогда не приходилось задаваться вопросом, сколько должно быть в корреспонденции Героя предложений, просьб, даже признаний в любви. Капитан "Шквала" старался ответить тем, кто был достаточно упорен, чтобы добыть его адрес, — но таких находилось немного. Самых верных и преданных Императору, кому позволили связаться с Эвиндом, несмотря на близость того к военным тайнам, на долгое отсутствие многонедельные выходы на боевые задания…
Оператор оценивающе посмотрел на флагмана и вынул из кармана потертый футляр информносителя с какой-то записью. "Я получил твое письмо, Шад Ронис…" Человек, которому принадлежали эти слова, был он, Шад Эвинд. Но он никогда не отправлял этого сообщения.
— Я никогда не отправлял этого сообщения, Шад.
Юноша покачал головой:
— Теперь это уже не имеет значения… Мне его прислали. И многим другим тоже. И те подали потом рапорта в имперскую армию. А это была ложь, да? Но ложь от вашего имени.
— Шад, мне действительно жаль… — Как плохо эта фраза могла выразить то, что флагман чувствовал на самом деле!
— Нет! — крикнул человек в шлеме и ударил ку лаком по подлокотнику кресла, — Не важно, ложь это или правда! Если ложь — тем более! Вы должны мне! Вы должны тем, кто все эти годы думал там о вас!
Вы должны всему своему миру! Понятно? Вы нам должны!
— Должен?..
Черты оператора застыли.
— Я сказал то, что обязан был сказать. То, что ты обязан запомнить, Эвинд. Хорошо запомнить. И не забывать. Ты. Должен. Всем нам.
Шад Ронис неожиданно захлопнул лицевой щиток шлема, затем быстро протянул руку и забрал у флагмана свою "святыню". Расстегнул форму и спрятал футляр во внутренний карман.
Сине-зеленый луч полыхнул вдруг в дальнем конце контрольного отсека, с нестерпимым громом и тяжким ударом разодранного на части воздуха раскрылся цветок холодного пламени. Вынырнувшая из пустоты бронированная фигура открыла огонь из наплечного шокера. Черные Шлемы подобрали код арсенала и открыли гипертоннель прямо внутрь его отсека управления.
Полураздавленный, контуженный ударной волной, Эвинд мог только беспомощно смотреть, как в контрольный отсек врываются новые и новые штурмовики в боевой броне. Шад Ронис был отброшен от пульта далеко к стене и лежал обездвиженный в своем операторском кресле, голова его все больше склонялась вбок, из шлема контроля торчали обрывки тонких, как паутина, проводков. Застывшие глаза оператора неотрывно смотрели в лицо Эвинду.
— Взят! — доложил старший штурмовиков в свой передатчик. — Давайте излучатели!
Но удерживающее поле не успело сомкнуться вокруг оператора. Глухо, как кашель, прозвучал непонятный хлопок… Кровь тугой струей хлестнула прямо в лицо флагмана. Шлем контроля слетел с обезглавленного тела Шада Рониса и покатился по полу — почему-то больше всего Эвинда потрясла невероятная прочность этого металлического шара. Внешне он казался целым, заряд, взорвавший голову оператора, только слегка покорежил в шлеме переднюю пластину с сенсорами.
— Тревога! — вскрикнул металлический голос. — Контрольный пульт арсенала будет уничтожен через тридцать тысячных галачаса! Начало отсчета: тридцать, двадцать девять…
Мину обезвредить не успеть… Но гипертоннель, через который пришли штурмовики, был все еще открыт. Кто-то неузнаваемый под тяжелой броней протянул руку Эвинду, и Черные Шлемы один за другим устремились вон из обреченного отсека. Тоннель схлопнулся позади.
Эвинд упал на пол коридора рядом с последним из штурмовиков. Повсюду высились еще фигуры в броне, но у каждого бойца поверх доспехов тускло поблескивала полоска оружейного пояса из красной меди. Прибывшие по тревоге Стражи Крови и вправду взяли операцию под свой контроль.
Кто-то из офицеров-штурмовиков наклонился к Эвинду; флагман узнал молодого координатора-спаарти.
— Ранены, мой флагман?..
— Нет, — отозвался оглушенный Эвинд, не слыша собственного голоса. Лицо было стянуто коричневой коркой, и флагман машинально протер его взятой у Нор-Арна очищающей салфеткой. — Кровь не моя.
Полковник Шай Мерк понял, что это значит.
— Ха-арш! — прорычал он. У большинства штурмовиков входило в привычку шикануть при случае умением ругаться по-раански. — Рркма-ах!
— Если вы называете "человеческой падалью" того, кто только что лишил штаб возможности пользоваться арсеналом, — холодно сказал субмайор Аввакин, то я полностью с вами согласен. Но вот "хаарш" его назвать нельзя. Он не "безмозглое растение, способное только дышать", он очень ловкий и хитрый диверсант.
То, что его брань имеет еще какой-то перевод, похоже, было для командира Черных Шлемов большой новостью. Шай Мерк скрипнул зубами; один из его штурмовиков — должно быть, тот самый Дэй Лонг, командир группы, — обнажил голову, готовясь отдать рапорт, но колебался, кому его адресовать: своему полковнику или командовавшему операцией Стражу Крови.
Аввакин разрешил сомнения Черного Шлема. По его команде Стражи Крови выдвинулись вперед, все — техники, старшие офицеры, даже штурмовики потерялись на фоне их тяжелой брони.
— Мне нужен полный отчет о происшедшем! — резко, отрывисто проговорил субмайор. — Все, принимавшие участие в акции, должны проследовать за моими людьми. Оборудование будет собрано и доставлено по месту приписки — мы достаточно компетентны, чтобы позаботиться о нем! — бросил Аввакин какому-то оператору, попытавшемуся было открыть рот. — В ближайшие часы считайте себя полностью в подчинении имперской безопасности. В противном случае…
Он не договорил; но живые танки в медных поясах, с шокерами и установками удерживающего поля в боевой готовности, были достаточно внушительны, и продолжения не потребовалось "Свидетелей" выводили из зоны пораженного арсенала по одному, с оружием наперевес, не давая никому ни переговорить между собой, ни даже переглянуться.
Аввакин вызвался лично доставить Эвинда в мед-комплекс. Флагман не запоминал дорогу. Все всегда было одинаково в секторах Стражей Крови белоснежные, обклеенные абсорбирующим пластиком коридоры, неожиданно уходящие в стену двери, а за ними — овальные, похожие на половинку яйца по-мещеньица с таким же яйцеобразным креслом-ментоскопом посредине.
Но Эвинд оказался в обычном медотсеке — в палате-одиночке. Флагман когда-то уже был в похожем месте, только размером побольше: такие же белые, как и в коридоре, стены, дальше огромная, похожая на встроенную в пол погребальную колесницу реанимационная установка. Только другой, а не он сам полулежал в ее мягком углублении, под нависающим сверху массивным изголовьем.
Сидений в помещении не было; Эвинд тяжело опустился на бортик медустановки. Обожженное лучевиком плечо тупо ныло, голова болела и кружилась. Открой штурмовики свой гипертоннель хоть чуть ближе — одной контузией дело бы не обошлось.
Медустановка издала тихое жужжание.
— Снимите вашу одежду. Положите ее в приемник дезотсека. Примите горизонтальное положение.
Ровный, спокойный женский голос раз за разом повторял одно и то же, пока Эвинд не дал себе труд понять, что иначе его не выпустят и не оставят в покое.
Лючок дезприемника схлопнулся за испорченным мундиром. Эвинд обнаженным вытянулся на чуть вогнутом мягком лотке, сенсоры медустановки коснулись его кожи. Обработка раны на плече почти не причинила боли; когда белесая пена из распылителя — одновременно повязка и лекарство — обрела густоту и упругость, умиротворяющие теплые волны покатились по телу Эвинда от затылка к ногам, помогая расслабиться, снять напряжение, погрузиться в сон. Ну да, конечно… флагману и командиру имперского ударного линкора следовало выйти из ме-дотсека здоровым физически и морально, полностью готовым к дальнейшему несению службы.
Но расслабиться не удавалось. И дремота — искусственно навязанная, почти наркотическая — была омерзительной, не несущей отдохновения. Перед глазами плыли круги, виски снова и снова сдавливал перепад гравилифта.
"Хорошо, что вы вызвались прийти ко мне сами. Иначе я потребовал бы, чтобы вас привели сюда…"
Каждое мгновение, проведенное в арсенале, каждое слово и жест многократно прокручивались в его памяти: сначала бесстрастная, холодная "видеохроника", затем эмоции, воспоминания, реакция Эвинда на все, что говорил и делал молодой фанатик.
"Ваша цель стоит таких средств?
— Ответьте сами: стоит ли спасенная спичка миллионов сожженных деревьев?
— …я не понимаю.
— Вам, мой флагман, и не надо понимать…"
Снова, снова и снова. От конца до самого начала, и еще раньше, до того момента, как Эвинд впервые услышал о происшествии… и вновь до конца.
"Вы должны мне! Вы должны всему своему миру! Понятно? Вы нам должны!.."
Сине-зеленая вспышка пробоя, фигуры врывающихся сквозь гипертоннель штурмовиков и волна теплой крови, ударившая в лицо.
"Что еще я был должен? Что?.."
Эвинд очнулся, широко раскрыл глаза, с трудом перевел дыхание, не сразу вспоминая, что с ним и где он находится. Легче стало едва ли — если меду-становка должна была помочь ему прийти в норму, она не справилась со своей задачей.
Зато на стене напротив зажегся широкий экран. Правильное, как на медали, лицо субмайора Лат Аввакина было спокойным, уверенным, лишенным и тени сомнения.
— Прошу простить, что обошлись с вами немного бесцеремонно, мой флагман, но вы были единственным, кто говорил с этим диверсантом после того, как он заперся в арсенале. Нам было важно знать все подробности для будущего расследования. Поэтому мы слегка изменили стандартную процедуру ментоскопирования. Мы не хотели повредить вашему здоровью, мой флагман. Мы не простили бы себе, если бы нанесли ущерб лучшему командиру Имперского Астрофлота.
Эвинд оттолкнулся от изголовья ментоскопа и сел, борясь с головокружением:
— Теперь вы знаете все, что вам было угодно?
— Да. И сделали определенные выводы относительно личности этого… Шада Рониса.
— Я еще нужен вам?
— Вам бы следовало провести еще какое-то время под наблюдением нашей медтехники. Все же вы пока не до конца оправились.
— Я еще нужен вам?
— Мой флагман! Разумеется, мы найдем вас, если вы нам понадобитесь. Но вы совершенно вольны покинуть наш сектор… пока.
— Вызовите для меня транспорт, — вымолвил Эвинд, с трудом узнавая свой голос, — Мне сейчас вредно пользоваться гравитоннелем.
— Как угодно. Через пять сотых все будет готово. Одежда ждет вас у входа. К несчастью, ваш мундир погиб безвозвратно, мы приготовили вам другой.
Эвинд поднял на субмайора глаза:
— Тоже с наклеенными "жучками"?
— Простите?..
Флагман готов был поклясться, что глаза у Аввакина на миг превратились в кусочки синей бездны.
— Я говорю, на новый мундир вы тоже наклеили "жучки"? — ядовито повторил капитан "Шквала". — Роботы стреляли в меня по одной только вашей милости, ведь это вы, лично вы, субмайор, посадили мне на плечо подслушивающее устройство.
— Я не понимаю, о чем вы, мой флагман, — ледяным тоном заявил Лат Аввакин.
— Прекрасно вы все понимаете, мой субмайор! — отрезал Эвинд.
— Мы выясним, ради чего этот человек все затеял, — предупредил Страж Крови. — Он ускользнул от нас в смерть, но ниточки всегда остаются.
Эвинд провел рукой вдоль лица.
Ронис убил себя. И точно выбрал момент для этого — чтобы все сказать флагману, но не достаться Стражам Крови. Такой трезвый расчет… Непохоже на фанатика-сумасшедшего. Что же должен был понять теллариец из разговора с ним, если за это "что-то" парень заплатил жизнью?
— Я не думаю, что этот человек был с кем-то связан, — медленно проговорил Эвинд. — Такие всегда действуют в одиночку.
— Мы разберемся в этом, мой флагман. Мы раскрутим вашего собеседника. — В голосе субмайора сновя мелькнула угроза. Я вижу, транспорт уже ждет вас, мой флагман. — Аввакин неожиданно сменил тон. — Не смею дольше вас задерживать.
Дверь беззвучно дала Эвинду дорогу.
Но покинуть штаб-квартиру сразу не удалось. Панго Рергастин перехватил Эвинда на выходе от Стражей Крови.
— Шад… Мой флагман… На тебе лица нет! Я уже слышал, что случилось. Ты герой, настоящий герой. Не знаю, хватило бы у меня духу отдать себя на милость безумных террористов!
— Что, все уже знают?
— Ну, такие новости имеют крылья…
— Этот человек был один. И он не был ни безумцем, ни террористом.
— Да? — чуть растерянно переспросил Гасти. — Наверное, это все равно. Без тебя штаб наверняка взлетел бы на воздух. Если бы ты не отвлек его разговором…
— Чего ты хочешь? — перебил Эвинд.
— Лично я? Ничего. Кроме как передать тебе пару слов от Джимарга. Он тоже уже обо всем слышал и обещал дать тебе три дня отпуска. Предоставь ему только отчет о происшедшем.
— Пусть запросит у Стражей Крови.
Рергастин засмеялся, будто услышал удачный образчик черного юмора.
— Шутник… Ну, пойдем. Провожу тебя до гравишахт.
— Спасибо, меня ждет транспорт. Не могу оказатьсй дома вот так… сразу. Нужно проехаться. Подумать.
Только покинув здание штаба, Эвинд заметил, что уже совсем поздно. Черно-голубой геликар вез флагмана вдоль хорошо освещенных, благоустроенных улиц охраняемого городка военных, дышащего внешним спокойствием. Пусть где-то далеко бушуют сражения и живущих здесь офицеров и солдат в любой момент может ждать их последнее боевое дежурство — сейчас здесь у них уютные, полные дорогих приборов, надежные крепости-дома, приветливые супруги, веселые дети… Империя щедро платит своим военным за услуги, которые они оказывают ей. И военные преданно служат своей Империи.
Уже подходя к дверям своего дома, Эвинд запоздало подумал, что нужно было бы позвонить жене, предупредить, извиниться…
Ощутив прибытие хозяина, искусственный интеллект дома — хранитель включил оранжевый свет, обычный уютный мягкий свет, который заставлял Эвинда вспоминать фонари из плотной бумаги, плывущие по тихой ночной реке. Бумажный шар на плоту продолжает излучать свет и кажется поэтому символом незыблемости, непотопляемости бытия, хотя никто не знает, что ожидает его за ближайшим поворотом, какая бездна может таиться под ним внизу.
— Тия, я здесь, — позвал Эвинд, войдя в холл.
Холл был пуст. Император чуть заметно усмехался Эвинду с дальней стены, но усмешка мало вязалась с преследующим, упорным взглядом скрытых в тени пронзительных глаз.
— Тия!..
Обида должна была быть сильна… но, даже обидевшись, Тиетар никогда не забывала, что должна встретить капитана у порога.
— Тия!
— Флагман Эвинд, вам личное сообщение, — мягким грудным голосом проговорил настенный коммуникатор.
— Завтра.
Стакан с янтарной жидкостью уже ждал на столе — хранитель хорошо знал оттенки голоса и настроения хозяина. Эвинд сбросил с плеч мундир и отправил его в утилизатор.
— Флагман Эвинд, вам личное сообщение. Мая Эвинд желала, чтобы вы просмотрели его.
— Мая Эвинд?..
Развернувшееся изображение возникло в одном шаге от командира "Шквала" Тия была так близко, что, казалось, ее можно коснуться. Но рука Эвинда насквозь прошла через бесплотную толщу видеолуча; взгляд Тиетар был устремлен на портрет Императора за спиной флагмана.
— Я долго размышляла над нашей с тобой жизнью, флагман Эвинд. — Видно было, как нелегко давался Тие этот неэмоциональный внешне тон. — Все говорили, что мы хорошая пара, долгое время мне и самой так казалось. У нас было много счастливых минут, ты знаешь, — она перевела дыхание, — только перерывы между ними были слишком большими. Ты уходил в рейд и возвращался, и снова уходил через несколько дней после возвращения, а я оставалась и ждала… Нет, нет, не то. Дело не в этом.
Тиетар замолчала, подняла глаза, словно пытаясь получше подобрать слова, затем снова опустила глаза.
— Я люблю тебя, Шад. Я любила тебя, когда выходила замуж, люблю и сейчас, но у тебя никогда не было личной жизни. Наверное, все дело в том, что ты — Образцовый Военный, Живой Эталон, Лучший Флагман Империи, Тот Самый Эвинд. Даже когда мы бывали вместе, мы не принадлежали себе. Мы не были семьей, мы олицетворяли Идеальную Семью. Это было все равно что заниматься любовью в стеклянном кубе на главной площади! — вскрикнула она. Вздохнула пару раз и взяла себя в руки. — Наверное, именно поэтому я не решилась завести детей. Быть Детьми Флагмана Эвинда — слишком большая ответственность. Так же как быть Его Женой. Ты замечательный, Шад, но я… В общем… Мне нужно пока пожить отдельно. Я… Прости, наверное, я все-таки не слишком подходящая жена для такого человека, как ты… Этим сообщением я даю тебе право развестись со мной, если ты захочешь.
Тиетар немного помолчала.
— Мне очень больно говорить все это, честное слово. Просить прощения у тебя бессмысленно, но постарайся понять, если можешь. И не пытайся связаться со мной — я все равно не отвечу. Если ты скажешь хоть слово, решимость меня покинет, и все пойдет по-старому, а я так больше не могу. Ну, вот и все… Прощай.
Сообщение закончилось.
Эвинд почувствовал, как невыносимая тяжесть камнем ложится на плечи.
Флагман перевел изображение жены на настенный экран — только портрет, больше ничего, — и долго смотрел на застывшее в неподвижности лицо Тиетар. Стакан был выпит, наполнен и выпит вновь, а командир имперского ударного линкора "Шквал" флагман Шад Эвинд все сидел в гостиной, положив подбородок на сложенные ладони упертых в колени рук, и вглядывался в смятенные черты красивой чужой женщины на стереоэкране.
И вспоминал.
Их брак был из тех, что "совершаются на небесах". В значении — брак двух звезд. Герой Раанской войны Эвинд и Тиетар-Интали, женщина-модель, кумир и мечта Империи, чье лицо и тело были известны каждому на Двенадцати Созвездиях. Эвинд тогда всего день или два как вырвался из самого горнила войны, будучи вызванным в штаб, и был уверен, что через день или два снова окунется в пекло сражений. Прием у командующего сектором оказался для капитана "Шквала" полнейшей неожиданностью — тем большей, что в огромном банкетном зале присутствовало немалое число гражданских лиц. Флагману нужно было несколько сотых, чтобы мобилизоваться, извлечь из недр сознания маску Того Самого Эвинда, которую, по счастью, не надо было носить хотя бы во время боев, — и в эти несколько сотых он выглядел, возможно, потерянным. Женщина в длинном вечернем платье приблизилась к нему, остановилась напротив и улыбнулась: "Вы, кажется, тоже впервые здесь? Тогда давайте вместе пойдем поищем наши места". Эвинд взглянул в бездонные, словно отгороженные от света завесой ресниц темные глаза и понял, что пропал. Тиетар-Интали была не просто женщиной, не просто прекрасным божеством… она была другой. Ее мир — мир индустрии развлечений, высокой моды, музыкантов, живописцев, скульпторов, для которых мая Тиетар была моделью, — был так далек от рвущего уши и сердце грохота войны, которую только что покинул Эвинд… И ради чего он сражался все это время, если не ради того, чтобы завоеватели никогда не смогли поднять руку на таких, как она!
Переговоры в штабе затянулись, на другой день Эвинд снова встретился с Тиетар-Интали — ее нужно было сопровождать на какой-то очередной благотворительный прием — потом еще раз и еще… Пока кто-то посторонний и почти незнакомый не поздравил их, а в светской хронике не начали склонять их имена, только неотрывно друг от друга. Эвинд не ждал этого. Тиетар влекла его, как несбыточная мечта. Она была не только красива, но и образованна, и умна, с ней всегда находилось о чем поговорить, оценки людей и событий, которые она давала, были критичны и отточены. Флагману было просто хорошо рядом с ней… Но думать, будто она может принадлежать ему одному, было также нелепо, как объявлять монополию на солнечный свет. Смущенный, обозленный, он набрал номер Тиетар — за ее спиной мерцал информ, где в новостях планеты повторяли все ту же сплетню о них двоих. "Что мы теперь будем делать с этим?" — желая провалиться сквозь пол, спросил он. Тиетар задумчиво глянула на информ. "Кажется, нам остается только пожениться", — спокойно сказала она, будто прочтя мысли флагмана.
Они любили друг друга, к каким бы разным мирам ни принадлежали; даже теперь все у них могло бы идти хорошо… Если бы только он не был Героем Двенадцати Созвездий, а она Моделью Империи. Любовь гибнет, когда на нее направлены сотни миллиардов глаз. Слова искреннего чувства застревают в горле, когда вспоминаешь, что они принадлежат исполняющим роли "звездной пары", "идеальных партнеров" растиражированного по всей Империи "образца счастливого брака". Страстность в их отношениях прошла. Но ее сменили внимательность, понимание, терпение. Оба честно и до конца выполняли свой долг друг перед другом.
До сих пор.
Проснувшись утром, Эвинд не сразу сообразил, где он. Не капитанская каюта "Шквала" и не полумрак супружеской спальни… Неширокий, мягкий, приспосабливающийся к очертаниям тела диван в нижней зале. Посуда была убрана, свет и стерео выключены после того, как хозяин уснул, — хранитель делал это и раньше, но тогда не стояла повсюду такая мертвая тишина. Тия всегда слушала новости, музыку или тихо напевала про себя. Тия! Почему?.. Ах да, ведь она вчера ушла от него.
Эвинд поднялся, совершил, сам не зная зачем, весь положенный — и никому сегодня не нужный — утренний ритуал, натянул легкий комбинезон, в котором обычно ходил дома. На столе уже ждал завтрак — такой же, как обычно в те дни, когда обязанности командира призывали Эвинда на линкор в сумеречные предутренние часы и он ел один задолго до пробуждения жены. Но сегодня все казалось флагману безвкусным. Эвинд едко усмехнулся над собой. Для чего только Джимарг дал ему три дня отдыха? Не стоит больше оставаться в этих стенах. Надо переодеться и отправиться на "Шквал". На свое место. Домой?
Но Эвинд знал, что никуда не поедет.
Ночь прошла трудно — рана не беспокоила, но голова была невыносимо тяжелой, и не от выпитого даже… От безжалостной пытки ментоскопом.
За пятнадцать лет службы Империи Эвинд изучил, как ментоскопирование влияет на него. Никаких болезненных реакций в процессе, зато потом приходили сны. Газ-галлюциноген и лучи аппарата словно подтачивали плотину дисциплины, контроля над собой, и наружу внезапно прорывалось все то, о чем Эвинд давным-давно перестал думать… даже то, что он полагал намертво забытым.
После всего, что произошло вчера, флагману полагалось бы бредить Тиетар. Но жена ушла даже из его снов. Вместо Тии Эвинду снилась его родина.
"Империя неоднократно предлагала нам войти в число ее планет.
А мы — мы неоднократно отказывались.
Отчего?
Мы всегда осознавали свою неполноценность рядом с Империей. Еще с тех пор, как чужие корабли впервые прибыли на Теллару. Мы были тогда всего только кучкой разобщенных, разбросанных по континентам государств — но известие о том, что мы не одиноки в небесах, захлестнуло всех небывалой волной энтузиазма. Мы бросили сражаться друг с другом и взялись строить звездные корабли, чтобы на равных войти в содружество "существ разумных"… Но когда покинули наконец пределы своего мирка, то увидели, что по сравнению с Большим соседом — Империей Двенадцати Созвездий — навсегда останемся племенем папуасов, в своих долбленках гонящихся за трансокеанским многопалубным лайнером.
Мы вернулись к прежнему образу жизни, но забыть то, что видели и поняли, были уже не в силах.
Патриотизм снова, как никогда, вошел в моду. Мы гордились тем, что мы телларийцы, что мы свободны, что наша планета прекрасна. Так оно и было, и всем этим, возможно, в самом деле следовало бы гордиться… Если бы от каждого подобного заявления комком в горле не стояла горечь.
Каждые десять лет после нашего первого — и последнего — выхода в Галактику приносили больше достижений и открытий, чем прежде век-полтора. Но как мы ни старались, одной планете не догнать целый конгломерат миров. Наши спутники ловили имперские программы, имперские корабли время от времени выходили на нашу орбиту. Были отчаянные, которые пытались прорваться туда, чтобы увидеть космос. Некоторым это удавалось. Их предавали анафеме. Никто из них никогда домой не возвращался, чтобы рассказать о своих успехах, — но их имена обрастали легендами. В такие дни горечь становилась ощутимее и острее.
И все же, несмотря на случаи ренегатства, Теллара была единодушна. Если мы не можем войти в союз миров как равные или как старшие, мы останемся вне союза миров. Мы культивировали свою изоляцию, мы носились со своей "независимостью". И снова начали увеличивать содержимое арсеналов, чтобы отстоять свободу и независимость, если Большой сосед захочет присоединить нас силой. Мы упорно закрывали глаза на очевидный факт, что Большому соседу на нас совершенно наплевать.
Такое положение длилось десятки десятилетий.
Ecjm очень часто повторять какую-нибудь избитую истину, найдется наконец простодушный, который поверит ей. Секрет полишинеля становится настоящим секретом, когда в кругу посвященных появляется посторонний.
Вырастали поколения тех, кто не видел и не понимал. С рождения вокруг них твердили о свободе, независимости и угрозе со звезд. И они верили. Не могли не поверить — ведь этими понятиями был пропитан воздух вокруг них.
Они верили. И становились воинами.
Теллара никогда не была мирной планетой. Здесь всегда грохотали битвы воинственность у телларийцев в крови.
А уж если ее терпеливо пестовать и взращивать…
Мы сделались расой воинов. Мы не в состоянии были догнать Империю в том, что касалось науки, техники, медицины, звездоплавания, — но мы знали наверняка: если кто-нибудь попробует захватить Теллару, он сделает это не раньше, чем убьет последнего теллариица, и не прежде, чем оружие из телларииских арсеналов превратит нужную ему землю в черную выжженную пустыню.
И теперь Империя заметила нас. Теперь она начала с нами считаться.
Больше того, именно в это время мы стали ей жизненно необходимы. Все десятилетия, что мы культивировали сбой изоляционизм, Ал'Троона расширяла свои владения. Ассимиляция — главный враг крупных образований. Когда Империя включила в себя множество новых миров, боевой дух начал изменять ей. Для все накалявшейся борьбы с Владычеством Раан Двенадцати Созвездиям нужна была свежая кровь. Кровь воинов, которые не отступают, когда видят десятикратное превосходство врага, которые не сдаются, попав в окружение, а убивают себя вместе с теми, кто осмелится приблизиться к ним.
Империи срочно понадобилась Теллара.
И пробил наш час. Теперь мы могли диктовать Ал'Трооне любые условия. Мы "вошли бы в союз миров", куда так долго стремились, "на равных".
Но политика изоляционизма, которую мы так долго проводили, на этот раз сыграла против нас.
"Пусть попросят еще", "пусть расширят свои предложения", "пусть увидят, что телларийцев им не купить". Мы наслаждались триумфом и желали продлить его еще… еще хоть на день!
Мы тянули до тех пор, пока сквозь все наши кордоны и орбитальные укрепления не прорвался первый корабль раан.
Мы уничтожили раанский звездолет, но в этой части нашей планеты никогда больше не восстановится жизнь. И одно дело, когда такой ценой можно отогнать врага, который в состоянии понять полученный урок. Совсем другое, когда враг настолько безмозгл — или упорен, — что будет повторять атаки снова и снова, пока не покончит с защитниками или не добьется своего, как, мы знали, это происходило уже давно во многих десятках внешних миров.
И тогда мы уже сами должны были просить Империю принять воинов Теллары в ряды своих армий пусть даже ради этого нам пришлось встать под протекторат лазорево-черного знамени.
Империя получила своих воинов. Но телларийцы не стали почетными наемниками, как могли бы, прерви они свой триумф несколькими месяцами раньше. Нами стали затыкать все бреши, из наших тел возводили баррикады при отступлении, мы находились на острие меча в каждой атаке.
И Империя всегда знала, что мы опасны. Нам доверяли катера-истребители, наземные машины, командование взводами, ротами, эскадрильями… никогда вгэскадрами, дивизиями, штабами.
И дело вовсе не в засилье расы чистокровных имперцев — хотя их шовинизмом пропитаны все Двенадцать Созвездий. Просто прежде присяги на верность Великому Дому мы по-прежнему целовали знамя Теллары. Мы везде и всегда помнили, что за планета нас взрастила. И Империи, как бы она этого ни хотела, не удавалось ассимилировать даже тех, кто был, как я, навсегда отдан ей в служение.
Возможно, имперцы даже не сознавали, как им повезло с этой неудачей. Ведь, перестав быть телларийцами, мы утратили бы в себе качества бойцов. Что поделать, понятия "теллариец" и "боец" не существовали друг без друга.
Но мы были кастой отверженных. Слово "теллариец" в устах большого числа имперских чинов звучало лишь немногим уважительней слова "раан".
И все равно мы были нужны им.
Я вырос в Зеленых Холмах. Испокон века тамошним уроженцам приписывали скупость в чувствах и непреклонную гордость вместе со слепящей яростной ненавистью ко всякому внешнему врагу. Но моя мать, погибшая на боевом задании вместе с отцом, была уроженкой Восточного материка Теллары — и я унаследовал от нее умение, сильно затрудняющее жизнь: умение сквозь внешнюю оболочку заглядывать в самую суть вещей.
Отчего Империя позволила раанам так далеко продвинуться в глубь соседних территорий, прежде чем прислушалась наконец к воплям уничтожаемых и вступила в войну с Владычеством? Не потому ли, что надеялась прибрать к рукам ослабленных соседей — и стала сражаться, лишь когда поняла, что не удастся в стороне дождаться победы одного из соперников?
