Допрос третий
Отблески прошлого
Месяц Святой Августины Травницы
год 975 от Великого Собора
1
Разъездного работника Тайной службы обычно занимают ровно две вещи: как с наименьшими неудобствами добраться до места назначения и как потом оттуда убраться, прежде чем некие проницательные личности возьмут в оборот, начнут задавать неудобные вопросы, тянуть жилы и рвать ногти. Но, когда под ногами горит земля, уже не до досужих размышлений — тут бы шкуру спасти, а вот маета по дороге туда доставляет, как правило, кучу неудобств.
Не люблю. Пусть и привык давно, но — не люблю.
Впрочем, иногда случаются счастливые исключения. Бывает, что весь путь ты спокойно валяешься в гамаке, пока торговое судно идет из Акраи в Ораж-на-Рее, и всех забот — не выпустить из рук леер, справляя естественные надобности в беспокойное море. Да только, если где прибудет, в другом месте обязательно убудет, поэтому не приходилось удивляться тому, что от нынешнего поручения несло откровенно тошнотворным душком. Даже по моим меркам — тошнотворным, а это говорило о многом.
Но работа есть работа. Стиснул зубы и вперед. Какие варианты?
Я закрыл глаза и начал в очередной раз вспоминать подробности разговора с Малькольмом Паре. Скрипели доски, гулко разносились по трюму шлепки бивших в борта волн, качался гамак, а сам я будто вернулся в Акраю. В голове каждое слово, каждая интонация, каждый жест.
В тот раз Малькольм Паре пригласил меня в свой рабочий кабинет на верхнем этаже принадлежавшего королевской Тайной службе здания в самом центре Акраи. Несмотря на удачное расположение, большинство служебных помещений выходило окнами на задворки, и лишь высокое начальство имело возможность созерцать более-менее приличный вид.
Правда, думаю, они этой привилегией особо не злоупотребляли — бездельников Малькольм не терпел даже среди ближайшего окружения.
— Приветствую, Себастьян! — радушно улыбнулся Паре, пожал руку и указал на стоявшие наособицу в углу кабинета кресла. — Присаживайся.
Сам достал из буфета хрустальный графин и начал наполнять вином бокалы, а я окинул мимолетным взглядом обстановку и отошел к окну. Полюбовался на залитые солнечным светом крыши и уселся в кресло.
Зачем вызвали — непонятно. Никаких зацепок.
— Твое здоровье. — Малькольм передал мне бокал, легонько стукнулся своим и, пригубив рубинового цвета напиток, уселся в соседнее кресло. — Надеюсь, оно тебя не беспокоит?
— Уже лучше, благодарю. — Лето в Норвейме оставило на моей шкуре пару новых шрамов, но все могло обернуться куда хуже. Безымянной могилой на обочине, к примеру, или даже костром. — Отменное вино.
— Его Преосвященство распорядился выделить из монастырских погребов.
— Отменное вино, отменное, — повторил я.
— Думаю, ты не отказался бы сейчас от небольшого отдыха? — неожиданно спросил Малькольм.
— С удовольствием обменял бы отдых на пару минут общения со сволочью, сдавшей нас Святому сыску. Так и не выяснили, кто это был?
— Выясняем, — ответил Малькольм и усмехнулся. — Впрочем, если посудить, на обмен у тебя ничего нет.
— Куда опять? — обреченно вздохнул я, сразу сообразив, что отдыха не видать как собственных ушей.
— Что у тебя с кистью?
Я с трудом разжал вцепившиеся в резной под локотник пальцы левой руки и стиснул их в кулак. Мизинец повиновался с трудом, но раньше он и вовсе почти не сгибался. Впрочем, невелика плата за спасение из лап норвеймских коллег.
— Уже лучше. Гораздо лучше. — Я выудил из кошеля два увесистых медных шара и принялся катать их в кулаке. — Главное, не забывать о тренировках.
— Вот, не забывай, — кивнул Малькольм Паре и допил вино, но вновь наполнять бокал не стал. — А лежит нынче твоя дорога в Драгарн. — Паре глянул на мою кислую физиономию и спросил: — Не удивлен?
— В Лансе меня приговорили к четвертованию. В Норвейме — к сожжению на медленном огне. — Я вновь вздохнул и отставил бокал на столик. — Похоже, подошла очередь Драгарна. Слышал, у них там колесование в почете.
— Откуда такой пессимизм?
— Найдите того, кто сдал меня Святому сыску. Не хочу опять провалить задание, еще не успев толком к нему приступить!
— Найдем, — как-то очень уж легкомысленно отмахнулся Малькольм. — Да ты не переживай, нынешнее дело носит исключительно внутренний характер. Я бы скорее отнес его к урегулированию торговых споров.
— При чем тогда Драгарн?
— Мы ухватились за кончик нити, и она привела нас в Ораж-на-Рее. Туда ты и отправишься. Отыщешь кое-кого и убедишь в необходимости наладить с нами взаимовыгодное сотрудничество.
— Рассказывайте, — попросил я, впервые ощутив, что за недосказанностью главы Тайной службы скрывается нечто весьма и весьма неприятное.
Малькольм Паре загадочно улыбнулся и спросил:
— Тебе что-нибудь говорят такие названия, как «шорох», «желтая пыль» или «сладкий сон»?
— Похоже, за время моего отсутствия в Акрае появилась новая дурь?
— Так и есть. Зелье оказалось на удивление забористым, и на него перешли многие опиумные курильщики.
— Столь многие, что это стало проблемой?
— Все только начинается, — помрачнел Малькольм. — И, поскольку привыкание наступает после второго-третьего употребления, в самом скором времени процесс уподобится лавине. Этого необходимо избежать. Примерно каждый четвертый умирает в течение месяца, остальные спускают все свои сбережения на очередную дозу. Когда деньги кончаются, влезают в долги, начинают воровать и грабить. Некоторые, знаешь ли, пытаются продать собственных детей, и кое-кому это даже удается.
— А почему это волнует вас? Пусть у Ланье голова болит. Как ни крути, дурман — это забота надзорной коллегии.
— Ланье ничего предпринять не хочет, а стража ничего предпринять не может, — пожал плечами Паре. — Тебе нужно объяснять причины такого положения вещей или сам догадаешься?
— Кто-то из влиятельных людей греет на этом деле руки, — догадался я. — Иначе Ланье не стал бы закрывать глаза на происходящее, так?
— Не просто влиятельных, а очень влиятельных, — подтвердил мое предположение Малькольм. — На самом верху усиленно формируется мнение, будто преступники убивают себя сами и вмешиваться в ситуацию совершенно незачем. Все уверения о том, что отребье с городского дна — это лишь начало, игнорируются. И ладно, если просто игнорируются! В последнее время меня все активней начинают причислять к опиумному лобби. По сути, ставят перед выбором: либо помалкивать, либо попрощаться с должностью.
— Серьезно?
— Куда уж серьезней? Предыдущего главу дворцовой охранки законопатили комендантом захолустной пограничной крепости лишь за то, что он заинтересовался деятельностью «Червонного клуба». Этого совершенно безобидного сборища молодых бездельников, куда вхож внучатый племянник его величества.
— Вот как? Джек Пратт хоть в отставку не вылетел?
— Нет, твой рыжий приятель умеет держать нос по ветру. Но разговор сейчас не о нем. Пойми: у нас появилась серьезная проблема.
— Именно у нас?
— Из-за распространения нового дурмана стремительно снижается потребление опиума. А знаешь, в чьих карманах оседают основные прибыли от содержания курилен?
— У князей Пахарты начались тяжелые времена?
— Да. И это чревато серьезными потрясениями не только для князей, но и для наших тамошних представительств. Начнутся беспорядки — и о нормальной торговле можно будет забыть. А ты только представь, какие убытки это сулит! И подумай, кого назначат виноватым.
— Значит, будем давить одних торговцев смертью в угоду другим?
— От опиума умирало на два порядка меньше.
— Как скажете.
— Так и скажу.
— И какое будет задание? Выйти на поставщиков и устроить им небольшое кровопускание?
— Отрава идет из Драгарна. Формально это развязывает нам руки, но, если важные люди по моей вине лишатся своих доходов, долго я на этой должности не продержусь. Его величество слишком снисходителен к разным прохиндеям…
«Особенно из числа своих родственников», — без труда продолжил я мысль главы Тайной службы. Да уж ударь кого-нибудь из этой братии по кошелю, и наживешь себе врага, который при первом же удобном случае нашепчет венценосной особе о тебе всяких гадостей.
— Кроме того, с поставщиками тоже не все просто, — вздохнул Паре, — и это еще больше подталкивает к принятию неотложных мер…
— За всем этим стоит Лирана?
— Хуже. Что ты знаешь об одном островке, именуемом в официальных документах не иначе как Дивный?
— Вот как? — задумчиво протянул я и нервно забарабанил пальцами по подлокотнику.
Дивный — забытый всеми Святыми островок в Старом море. Островок, на котором удалось отыскать оружие против Высших — смертоносные наконечники, напитанные самой Тьмой. Обитателей тамошних гор всех до единого следовало бы отправить на костер, но помимо проклятого они добывали и другой металл — звонкий, желтый, благородный.
Золото.
Остров стал сокровищницей, истинной жемчужиной Короны, которую стерегли почище королевского дворца. И вот теперь какая-то «желтая пыль». Ничего не понимаю.
— Посмотри. — Паре поднялся из кресла, подошел к столу и вернулся обратно с небольшой деревянной шкатулкой в руках. — Что скажешь?
Я откинул плотно пригнанную крышку и задумчиво уставился на заполнившую ларец серую труху. Легонько поворошил ее пальцами, и по кабинету немедленно разошелся приторный до одурения аромат. Аромат, несомненно, знакомый.
Теплая ночь, глухой лес, небольшое озерцо. Едва светящиеся в темноте цветы на склонившихся к воде ветвях и легкий гул ночной мошкары. А еще — сладковатый запах, прогоняющий усталость и навевающий сонливость.
В центре Дивного рос лес, а в лесу жили ведьмы. И те ведьмы прекрасно знали о дурманящих свойствах плодов своих священных деревьев.
Я захлопнул шкатулку, перевел дух и вопросительно уставился на Паре:
— Это то, что я думаю?
— Именно. Молотые плоды, листья, кора. Всего помаленьку.
— Можно надавить на ведьм, и те перестанут продавать отраву на сторону…
— Это проще сказать, чем сделать, — покачал головой Малькольм. — Остров — вотчина казначейства. Попробуешь туда влезть — и мигом лишишься головы. К тому же если ведьмы пожалуются своим покровителям, мне придется несладко.
— У всей этой схемы есть одно слабое место, — задумчиво пробормотал я. — Каким образом порошок вывозят с острова? Стоит перекрыть этот канал, и можно будет диктовать любые условия.
— Зришь в корень! Так мы и поступим, но остров трогать не будем. Более уязвим следующий этап перевозки. На Дивном задействованы простые исполнители. Не так сложно, на самом деле, пронести на борт лишний бочонок якобы с питьевой водой.
— Но досмотр в порту Акраи…
— В порту все чисто. Товар сбрасывают где-то в море. И это, сказать по правде, меня пугает ничуть не меньше возможной отставки.
Вот уж действительно — пугает. Кто-то посторонний получил доступ к сведениям о маршруте и сроках движения набитых золотом кораблей — тут впору «караул» кричать! Пираты или какой-нибудь лихой капитан драгарнского военного флота за такую наводку правую руку отрубить позволят!
— Дальше дурман всплывает уже в Ораже-на-Рее. Там его фасуют и переправляют в Стильг.
— Почему бы не продавать дурь сразу на месте?
— В Драгарне торговцев опиумом вешают без всякой жалости. И не забывай про высоких покровителей: это в Стильге распространители чувствуют себя в полной безопасности, но не там.
— И какая роль отводится мне?
— Нашим жуликам появление конкурентов — как шило в известном месте. Думаю, никто не удивится, если они отправят своего представителя договориться о разделении сфер влияния. А точнее — о закупе на корню всего товара.
— Основные деньги делаются на уличной реализации, — засомневался я. — Вряд ли такое предложение кого-нибудь заинтересует.
— Тебе придется быть крайне убедительным, — с невозмутимым видом заявил Малькольм. — Можешь предложить на четверть больше, чем они имеют сейчас.
— И мы будем им платить?
— Разумеется. Если подойти к реализации «желтой пыли» творчески, можно увеличить выручку в разы. Надеюсь, тебе не претит мысль продавать дурман в Ланс или Норвейм?
— Не претит, но как-то это все дурно попахивает, — честно признался я. — На моей совести немало загубленных душ, но в таких масштабах работать еще не приходилось.
— Не беспокойся, Себастьян, все не так плохо, — рассмеялся Паре. — Если просушить «желтую пыль» на солнце, а потом смешать с двумя долями чистого опиума и семью долями самых обычных трав, на выходе получим зелье, сопоставимое по качеству с нормальным опиумом. И никаких побочных эффектов. Звонкое золото, и только. Что скажешь?
— Ничего. Решение ведь уже принято, какой смысл впустую сотрясать воздух?
— Мы не можем упустить такой возможности! — скорее больше для себя произнес Малькольм. — Надо восстанавливать агентурную сеть в Лансе, надо развивать деятельность в Норвейме. Наши люди под видом жуликов легко проникнут туда, куда им сейчас вход заказан. Не забывай — золото открывает любые двери.
— Золото и порок, — кивнул я. — А впрочем, неважно. Кто введет меня в курс дела?
— А чем, по-твоему, мы сейчас занимаемся? — Паре подошел к столу и вернулся обратно со стопкой листов, исписанных убористым почерком. — Ознакомься. И учти — кроме меня, об этом поручении не знает никто. Расценивай это как подработку на собственный страх и риск.
— Ясно, — кивнул я и начал просматривать записи изучавших вопрос агентов.
Вот только, к сожалению, большую часть докладов составляли непроверенные слухи, домыслы и предположения. Наибольший интерес представляло одно из первых донесений о появлении нового дурмана, тогда еще в Ораже-на-Рее. К сожалению, наше ведомство особого значения ему не придало, а позднее выйти на след «ослепительной красоты рыжеволосой женщины, говорившей с сильным акцентом» уже не удалось. Как в воду канула. А «желтая пыль» пошла прямиком в Стильг.
Красивая. Рыжеволосая. Неизвестный акцент. Неопределенный возраст.
Неужели одна из ведьм умудрилась выбраться с Дивного?
Но как она выжила без своих священных деревьев? И куда делась после?
Малькольм тем временем вновь наполнил наши бокалы и теперь с блаженным видом наслаждался тонким ароматом благородного напитка.
— Так как тебе вино? — поинтересовался глава Тайной службы, когда я вернул сложенные в стопку листы ему на стол.
— Отменное.
— И это все?
— У него чрезвычайно тонкий вкус с легкой примесью фруктовых тонов.
— Не понимаю, — рассмеялся Паре, — как можно любить вино и совершенно в нем не разбираться?
— А как можно любить деньги и совершенно не уметь их зарабатывать? — парировал я.
— Куда хуже, когда человек любит деньги, но не умеет их тратить, — покачал головой Малькольм, вздохнул и отставил бокал в сторону: — Что скажешь о деле?
— Скажу, что при желании мы сможем выяснить, кто именно контролирует поставки дурмана.
— Сможем, но делать этого не станем, — поморщился Паре. — Ибо, как только начнем копать в этом направлении, станем угрозой, а раскрывать карты слишком рано. Для начала стоит припрятать пару святых в рукаве. И вот для этого тебе придется отправиться в Ораж-на-Рее.
— Хорошо.
— За поставками стоят не профессиональные жулики, эти господа не привыкли пачкать собственные руки. Они кого-то наняли. Кто-то забирает бочонки в море, кто-то переправляет «желтую пыль» в Стильг, кто-то поддерживает связи с распространителями. Найди ключевую фигуру, склони ее к сотрудничеству, от остальных избавься. Лишние свидетели нам не нужны.
— Подготовка потребует времени.
— На месте тебя встретят.
— Кто?
— Циркачи. Они там без малого месяц, кое-что уже нарыли.
— Хорошо.
И в самом деле — хорошо. Работать с привычной группой куда комфортней, нежели в одиночку или с непроверенными людьми.
— Брат Марк тоже с ними.
— Он-то там на кой сдался?! — не сдержался я. — Что за ерунда?!
Малькольм Паре поднялся из кресла, отошел к висевшей на стене карте и, заложив руки за спину, начал разглядывать разноцветные головки булавок. Потом обернулся, и от меня не укрылось непонятное выражение, мельком проскользнувшее по его лицу.
Неуверенность, сожаление, растерянность?
Бесы! Похоже, в этом деле таится не один неприятный сюрприз!
— Наши агенты в Пахарте сообщили, что тамошние князьки решили принять меры и отправили урегулировать ситуацию своего человека. Вскоре убийца прибудет в Ораж-на-Рее; ты должен его опередить.
— И каким образом это оправдывает присутствие экзорциста?
— Посланец князей — не простой головорез, он посвященный Ямхани, пятирукого и двуликого. Это такой туземный божок смерти. Рассчитываешь справиться с чернокнижником не самого низкого ранга самостоятельно?
— Бес с экзорцистом, — выругался я. — Что нам с язычником делать?
— Сумеешь решить дело миром, пусть проваливает в Пахарту. Нет — уничтожь.
— Раз так, Марк и в самом деле может оказаться полезным…
При мысли о возможной схватке с чернокнижником неприятно засосало под ложечкой. Я видел, на что способны приютившие в себе Тьму люди, и трезво оценивал свои шансы на успех. Прямо скажу — их было немного. Как, впрочем, и у брата-экзорциста. Но с другой стороны, когда не ведающий сомнений юный монах кинется на врага, у меня появится возможность ударить убийце в спину. Ударить в спину — или унести ноги. Уж как получится.
— Вот видишь, — улыбнулся Малькольм, — во всем надо искать положительную сторону.
— Вашими бы устами…
— И учти — о сути поручения знаешь только ты. Остальные участвуют в ликвидации торговцев дурманом и не более того.
— Ясно. — Я выбрался из удобного кресла, допил вино и спросил: — Когда отправляться?
— «Гордость Антуана» выходит из порта на закате. Капитан тебя ждет, подорожная уже на корабле. Приказ о выплате отпускного пособия в канцелярии. И лучше зайди туда прямо сейчас.
— Хорошо.
— И, Себастьян! — окликнул меня Паре, стоило взяться за дверную ручку: — Какое у тебя было прозвище, когда выбивал долги для Мешка Костей?
— Их было несколько.
— А последнее?
— Шило, — ответил я, не понимая, к чему Малькольм затеял этот разговор. Господин Ош давно мертв, и какое значение имеет кличка одного из работавших на него костоломов?
— Очень подходит бандиту, который решил разворошить осиное гнездо. Не находишь?
— Похоже на то, — вздохнул я.
И открыл глаза.
Спертый воздух, качка, глухие удары волн. Над головой — темный потолок трюма.
Надоело.
Побыть какое-то время наедине с собой — это неплохо. Главное, только не переборщить. Иной раз скука может стать настоящим палачом. Изобретательным и безжалостным. Для деятельного человека оказаться в таком положении — все равно что угодить на допрос с пристрастием. А уж если душу ледяными осколками обжигают пойманные в ловушку бесы…
Впрочем, я особо не скучал. Сначала день и ночь напролет отсыпался, потом качался в гамаке и гонял меж пальцев медные шары, разрабатывая левую кисть. А еще прикидывал возможные варианты развития событий и старался не думать о собственной судьбе в случае провала.
Себастьян Март решил взяться за старое? Каков подлец! Немедленно отрубите ему голову, дабы остальным неповадно было!
И легкая смерть от топора палача — это лучшее, на что можно рассчитывать. Когда тебя втягивают в интриги высоких господ, наивно рассчитывать на милосердие. Уж проще с пахартским львом договориться…
2
В порт Оража-на-Рее «Гордость Антуана» вошла на рассвете, когда начал стихать береговой бриз. И все бы ничего, но потом до полудня мы болтались в акватории, дожидаясь своей очереди подойти к пирсам.
Стоило покинуть борт таможенной команде, и я сразу выбрался из опостылевшего за время пути трюма. На палубе нашел укромное местечко и начал разглядывать подсвеченные лучами восходящего солнца здания, выстроенные на склонах выраставших сразу за портом холмов.
Я разглядывал сверкающие крыши, а матросы разглядывали меня. Оно и неудивительно — клетчатый жакет и приплюснутая шляпа позволяли в любой точке Святых Земель безошибочно определить стильгского жулика среднего пошиба, а эта братия склонностью к путешествиям никогда не отличалась и обычно срывалась с насиженного места, лишь когда начинала гореть под ногами земля. Вот и пялятся.
Постепенно солнце вскарабкалось в зенит, и утренняя прохлада исчезла без следа, а здания на берегу подернуло легкое марево раскаленного воздуха. Матросы давно поскидывали фуфайки, и мне оставалось им только позавидовать.
О, бесы! Как же тут жарко!
Я подошел к борту и перегнулся через леер, но лучше не стало. Вяло плескавшиеся внизу волны напоминали хорошенько разогретый на огне бульон, и лишь в глубине колыхалось нечто сулившее прохладу. Там, на дне, хорошо. Можно ухватить балласт, плюхнуться в воду и уйти с концами.
Можно — да. Можно даже без камня…
Я поборол головокружение, вызванное противоестественным желанием прыгнуть за борт, и отправился искать тенек. Не особо в этом преуспел и, когда корабль наконец пришвартовался, напоминал вареный овощ, причем сваренный в собственном соку.
Но все только начиналось. Стоило спуститься по шаткому трапу на раскаленные солнечными лучами камни пирса, как стало много-много хуже. Обливаясь потом, я поспешил покинуть порт и укрылся от невыносимой жары на узеньких улочках Оража-на-Рее.
Там и в самом деле стало немного прохладней — сложенные из белого камня дома теснились друг к другу и не давали небесному светилу выжечь своим зноем весь воздух. Узенькие оконца в толстенных стенах выходили исключительно на закат и полночь, и мне невыносимо захотелось перевести дух в каком-нибудь питейном заведении.
Сказано — сделано: заметив выгоревшую вывеску в виде кружки пива, я нырнул в гостеприимно приоткрытую дверь и по винтовой лесенке спустился в подвал. Неоштукатуренные каменные стены хранили полутемное помещение от уличной жары, и с меня немедленно потекло ручьем. Вытирая платком лицо, я подошел к смуглому кабатчику, отрешенно вытиравшему грязным полотенцем стойку, и взгромоздился на высокий стул.
— Стаканчик чего-нибудь попрохладней, будьте любезны.
Хозяин задумчиво посмотрел на меня и уточнил:
— Пиво или вино?
— Вино, — ответил я и оглядел просторный подвал. Посетителей немного, заняты лишь несколько дальних столов. — Спокойно тут у вас…
— Спокойно, — подтвердил кабатчик, завернул кран бочонка и передал мне кружку.
Я хлебнул и едва удержался, чтобы не выплюнуть вино обратно. Нет, оно действительно было холодным. И это оказалось его единственным достоинством. А по вкусу — такое впечатление, будто благовоний глотнул.
И зачем только нормальный напиток испортили? Еще и крепкое на удивление: после единственного глотка в голове зашумело.
— И пива, будьте добры.
— Да всегда пожалуйста, — с невозмутимым видом пожал плечами хозяин и выполнил мою просьбу.
Смывая оставшееся после непонятного пойла послевкусие, я одним махом осушил полкружки и с облегчением перевел дух. Ну хоть пиво нормальное.
— И что, у вас все вино такое? — щелкнул я по кружке.
— Первый раз у нас? — вопросом на вопрос ответил хозяин.
— Да нет, бывал уже в Драгарне…
— В Драгарне… пф-ф-ф! — презрительно фыркнул кабатчик и гордо заявил: — Вы в Ораже-на-Рее, господин хороший, единственном и неповторимом! — Он подбоченился и махнул полотенцем куда-то на закат: — Драгарн там, дальше…
— Так понимаю, нормального вина мне не отыскать, — вздохнул я, выложил серебряную полумарку и соскользнул с шаткого стула.
— Настой трав дарит долголетие и мужскую силу! — напутствовал меня хозяин.
Я отмахнулся, допил пиво и направился к лестнице.
Долголетие и мужская сила?
Чушь! Меньше пейте — и все у вас будет хорошо.
После холодного подвала на улице показалось просто невыносимо, и я зашагал по узеньким улочкам, стремясь поскорее добраться до гостиницы и вылить на себя пару ведер воды. Но неожиданно переулок вывернул к базарной площади, и в лицо вновь повеяло поднимавшимся от камней зноем.
Не рискуя плутать в лабиринте переходов, я поспешил напрямик и сразу об этом пожалел. Слишком жарко, слишком людно. Непривычные ароматы специй и яств, привычная вонь давно не мытых тел.
Проталкиваясь через толпу, я не забывал поглядывать по сторонам и неожиданно отметил, что Ораж-на-Рее и в самом деле заметно отличается от других портовых городов, где мне доводилось побывать.
Никаких стражников, никаких мошенников. Никто не бегает за прохожими, никто не зазывает в свои лавки покупателей. Все очень чинно и размеренно. Будто вечная жара выжгла из местных обитателей все эмоции и страсти, оставив вместо них одну лишь лень.
Обычные для тащивших тяжеленные корзины служанок светлые платья оставляли открытыми загорелые щиколотки; легкая ткань липла к вспотевшим телам и просвечивала, зачастую создавая иллюзию обнаженности. Происходи дело в той же Акрае — это немедленно привлекло бы всеобщее внимание. А тут нет, тут такое в порядке вещей.
Соломенные шляпки прикрывали от жгучих лучей лица и шеи женщин; загорелые до черноты мужчины тоже не рисковали выходить на солнцепек без головных уборов, но у большинства из них куцые шапочки едва прикрывали макушки.
То и дело мелькали темные одеяния монашеской братии, и мне от одного их вида делалось дурно. А уж в кожаном одеянии экзорцистов сейчас и вовсе можно свариться заживо.
И еще — никакого оружия. Лишь разделочные ножи в мясных и рыбных рядах. Даже лакеи на задках кареты разъезжали без непременных дубинок, что для портового города — нечто из ряда вон. В той же спокойной Акрае знатные господа из дома без вооруженной охраны не выйдут.
Вот уж действительно — единственный и неповторимый.
Или это лишь видимость?
Я покачал головой и поспешил юркнуть в манивший тенью переулок. Дошел до соседней улочки и обернулся, заслышав быстро приближающий топот.
Нагоняли двое. Жилистые, смуглые, черноволосые. В рубахах навыпуск, легких штанах и сандалиях.
— Куда спешишь, добрый человек? — тяжело отдуваясь, улыбнулся парень повыше и покрепче.
— Как только меня не называли, но чтоб добрым… — покачал я головой, — не припомню даже…
— Кошель гони! — Второй выудил из-под рубахи нож с узким, сточенным клинком и ткнул им в мою сторону. — Живей, не то кровь пущу!
Вот тебе и неповторимый! На деле, все как везде, просто местный колорит поначалу глаза затмевает.
— Живей! — повторил парень с ножом. — Порежу!
Я только вздохнул и скинул с плеча ремень дорожной сумки. Грабители начали расходиться в разные стороны, вот только на узенькой улочке взять жертву в клещи оказалось невозможно, и они оставили эту затею.
— Все, тебе конец! — выругался вооруженный ножом жулик, но тут со стороны рынка появились двое.
Один — невысокий и крепкий, с золотой серьгой в ухе и замотанным красной косынкой лицом — поигрывал хищно сверкавшей навахой. Второй — повыше и стройней, с надвинутой на глаза шляпой и натянутым на нос шейным платком — перекидывал из руки в руку трость с массивным бронзовым набалдашником.
— Гуляйте отсюда, ребятушки, пока целы, — с ходу заявил крепыш, поперек шеи которого протянулся оставленный веревочной петлей шрам.
— Сам гуляй, морячок! — нервно огрызнулся вынужденный отвлечься от меня грабитель. — На лоскуты порежу!
— Этой игрушкой? — хмыкнул названный морячком коротышка. — Смотри, как бы ее тебе самому в известное место не засунули.
— Лучше туда трость засунуть, — подержал приятеля высокий. — Надежней будет.
— Идем! — Безоружный жулик потянул за собой подельника; они осторожно разминулись с конкурентами и сразу задали стрекача.
— Мы вас найдем, уроды! — на бегу пообещал один из грабителей, прежде чем скрыться за поворотом.
— Ищите, ребятушки, ищите, — усмехнулся Валентин Дрозд и, убрав закрывавшую лицо косынку, разгладил усы. — Ну ты, командир, даешь! Только прибыл — и сразу приключения.
— Добро пожаловать! — протянул руку расправивший шейный платок Гуго. — Как погода?
— Жарко, — ответил я на рукопожатие.
— Погодка что надо! — хохотнул Валентин и заторопил нас: — Идемте, пока эти шалунишки с подкреплением не вернулись.
Мы зашагали по лабиринту запутанных улочек, и вскоре я окончательно потерял всякое представление, где нахожусь. Дома с высоченными каменными заборами и огражденными этими заборами тенистыми двориками казались абсолютно одинаковыми, а беспрестанно встречавшиеся на пути лестницы, арки и переходы лишь сбивали с толку. Одно ясно — мы поднимались куда-то вверх.
— Бесы! — выругался я, выйдя на небольшую площадь, посреди которой разбрызгивал струйки небольшой фонтан. — Как вы здесь только ориентируетесь?
— Ерунда! — фыркнул выливший себе на косынку пригоршню воды Валентин Дрозд. — Смотри, командир. — Он указал в сторону крепости, выстроенной на примыкавшей к порту возвышенности. — Это гора Святого Фредерика, а мы, стал быть, поднимаемся на Полуденный холм. Всего холмов четыре, есть еще Полуночный, Закатный и Рассветный. А сам городок — между ними. Заблудиться невозможно.
— И зачем нам на самую кручу забираться? — умывшись, спросил я.
— В низине дышать совсем нечем, у кого деньги водятся, стараются на холмах поселиться, — откликнулся Гуго, в отличие от нас воздержавшийся от водных процедур. — Гостиница на той стороне.
— Ладно, идем.
Я глянул на чистое, без единого облачка небо и зашагал вслед за подручными.
Шел молча. Столько всего надо узнать, но сил на разговоры просто не осталось.
Жарко.
Бесов праздник! Так и о душном трюме пожалею скоро.
— Привыкнете, — обернулся Дрозд, по загорелой физиономии которого скатывались капельки пота. — Сам умирал поначалу. А чуточку пообвыкся — и нормально. Жить можно. Главное, в самую жару на улицу носа не казать.
— Местные так и делают, — подтвердил Гуго. — Да и мы тоже. Вас вот только встречать выбрались.
Когда наконец добрались до гостиницы, я сразу поднялся в номер, порадовавший толстенными каменными стенами и окном, выходившим в засаженный апельсиновыми деревьями двор. Незамедлительно разделся по пояс и, наклонившись над тазом, вылил на голову кувшин воды. Отфыркиваясь, вытерся чистым полотенцем, сменил жакет на обычную полотняную рубаху и направился к дожидавшимся меня в соседней таверне подельникам.
Все были уже в сборе.
Валентин Дрозд в цветастой рубахе с красной косынкой на голове выглядел настоящим морским волком, а обветренная физиономия и растопыренные усищи лишь добавляли сходства с бывалым моряком. Таких в любом приморском городе — пруд пруди. Идеальная маскировка. Еще и серьга в ухе внимание от лица отвлекает.
А вот Гуго, напротив, на фоне городских обывателей нисколько не выделялся. Одетый скромно, но опрятно, седовласый и представительный, он вполне мог сойти за служащего одной из многочисленных портовых контор или слугу не самого состоятельного дворянина. Таких обычно никто и не замечает сроду.
А вот не заметить Берту мог только слепой. Платьице столь любимого здешними служанками фасона нисколько не скрывало великолепной фигуры, и даже апатичные из-за жары местные кавалеры не сводили восхищенных взглядов с ее стройных ножек.
— Привет, дорогой! — Девушка избавилась от соломенной шляпки, обняла, прижалась всем телом, поцеловала. — Я по тебе скучала…
— Нисколько не сомневался, — отстранил я циркачку и оглядел скромно сидевшего в уголке Марка Бонифация Тарнье.
Без своего кожаного одеяния брат-экзорцист выглядел нескладным юнцом, чему немало способствовал выбранный им образ. Стрижка под горшок, гладко выбритые щеки, потертый сюртук с кожаными заплатами на локтях. Вышорканные брюки слишком коротки, обтрепавшиеся края штанин явно неоднократно подрезались и подшивались. На ладонях — чернильные пятна.
Писарь? Писарь.
— Присоединяйся, — позвал я Марка, старательно не смотревшего в сторону Берты, которая уселась на свободный стул и облокотилась на столешницу, намеренно выставляя напоказ оттянувшую легкую ткань платья грудь.
— Итак, предлагаю сразу перейти к делу. — Я и сам не без труда оторвал взгляд от глубокого выреза. — И главный вопрос на повестке дня: что вы тут пьете?
— Пиво, командир, — передвинул мне запотевшую глиняную кружку Валентин. — Местное винишко очень уж специфично на вкус…
— Это точно, — вздохнул я и отхлебнул отдававшего легкой горчинкой напитка. — Что ж, могло быть и хуже.
— Вы особо не налегайте, — предупредил Гуго. — На жаре хмель в голову моментально дает.
— А у тебя там что? — заинтересовался я содержимым стоявшего на столе кувшина.
— Родниковая вода, лед и пара выдавленных лимонов, — ответил седовласый фокусник, разливая странное пойло по стаканам себе, Берте и Марку.
— Не слушайте его, командир, — махнул рукой Дрозд. — Родниковая вода дороже пива выходит! А обычную пить нельзя — мигом пронесет.
— Да уж понятно, — фыркнул я, приложился к кружке и потребовал: — Ладно, рассказывайте!
— Нечего пока особо рассказывать, — пожал плечами Гуго. — Просто чудо, что вообще удалось хоть что-то разнюхать.
— Не прибедняйся.
— Он и не прибедняется, — сверкнул золотым зубом Валентин. — Зацепочку я отыскал.
— Ага, конечно! — сразу полез в бутылку фокусник. — А кто тебе про Трехпалого рассказал?
— Рассказал и забыл. Дальше копать не стал? Не стал.
— Да ты…
— Хватит! — хлопнул я ладонью по столу. — К делу!
— Вот-вот! Пиписьками в уборной мериться будете, — поддержала меня Берта и кинула воинственно топорщившему усы Дрозду апельсин: — Лучше почисти…
Тот по кругу надрезал оранжевый плод, подцепил пальцами толстую кожуру и ловко снял ее, не испачкав ладони сладким соком.
— Знаешь, Валентин, а ведь ты единственный тут с оружием, — заметил я.
— Ерунда! — отмахнулся усач. — Морячки без ножей не ходят. Сейчас отсыпаются просто. Вечером гулять начинают.
— И насколько это законно?
— За клинок длиннее ладони — за ушко и на солнышко, — ухмыльнулся Дрозд. — Но за меня не переживайте. С окружным бейлифом мы с недавних пор лепшие дружочки, а в городе нож на виду не ношу.
— Ясно. Так что там за Трехпалый? Кто таков?
Возникла небольшая заминка, Гуго бросил на Валентина быстрый взгляд и с недовольным видом пробурчал:
— Чего молчишь? Рассказывай…
Усач встал из-за стола и, опершись на ограждение веранды, принялся разглядывать открывавшийся с холма вид. Дома, дома, дома. Белые, выгоревшие на солнце стены, во дворах — зеленые пятна апельсиновых и оливковых деревьев, кое-где проглядывала пыльная дорога, серой змеей тянувшаяся вниз по склону. Дальше — город. Но там жарко, раскаленный воздух поднимается искажающим перспективу маревом, туда смотреть не хотелось.
— Ну? — поторопил я подручного и вытер выступивший на лице пот.
— Иоанн Ксис по прозвищу Трехпалый, — начал рассказ стряхнувший задумчивость Валентин, — в молодости завербовался в военный флот, где и лишился мизинца и безымянного пальца левой руки. Как поговаривают, случилось это вовсе не в бою, а из-за вороватого характера. Скопив денег, он купил шхуну и в силу все той же жуликоватости начал возить контрабанду. Этим и занимался ни шатко ни валко последние годы, а с весны резко пошел в гору. Завел знакомство с секретарем таможенной коллегии и бейлифом портового округа, купил дом на холме, начал поговаривать о покупке второго судна…
— И это все? — перебил я сделавшего паузу усача. — Нет ничего более конкретного?
— Есть, почему нет? — обернулся к нам Дрозд. — Все лето шхуна Ксиса выходила в море за два дня до отправления наших кораблей с Дивного.
— Это точная информация?
— Мы проверили портовые записи, — подтвердил Гуго. — Да и обратили на него внимание не просто так. Валентин…
— Декаду назад в кабаке зарезали работавшего на Ксиса парнишку, — кивнул усач. — Зарезали после того, как юнец перебрал и начал трепаться о том, как они теперь гребут золотишко. По слухам, и о бочонках в море сболтнул. Считаешь, командир, это простое совпадение?
— Нет, не считаю, — покачал я головой. — Надеюсь, вашего Трехпалого не зарезали?
— Живехонек, — рассмеялся Валентин. — Только пьет без просыха. Переживает.
— Из-за простого работника?
— Говорят, они были близки, — пояснил Гуго и многозначительно добавил: — Очень близки.
— Ладно, неважно, — хлопнул я ладонью по столу. — Жена, дети, любовница есть у Ксиса?
— Один аки перст.
— А найти его где можно?
— Каждый вечер Трехпалый заваливается в кабак и пьет до утра. Кабак всегда один и тот же — «Святое копье».
— Далеко отсюда?
— За четверть часа доберемся.
— Во сколько он обычно там появляется?
— Часа через два притащится, — задумался Гуго.
— Нормально, — успокоился я.
— Не хочешь дать ему время наклюкаться? — удивился Валентин.
— Спьяну мы все герои, а вот когда с похмелья колотит, жить куда как страшней. Да и не станет он откровенничать с первым встречным, иначе давно бы сам на корм рыбам отправился.
— Может, и так, — не стал спорить Дрозд и, помявшись, спросил: — А что насчет денежек? Мы, право слово, поиздержались чуток…
— По бабам меньше шляться надо, — фыркнула Берта.
— Меньше не меньше, а вспоможение в самый раз будет.
Я бухнул на стол звякнувший серебром кошель и передвинул его к Гуго:
— Половину раздели, остальное отложи.
— Отложу, как не отложить! — обрадовался фокусник и отработанным движением спрятал кошель под рубаху.
— Стой! — возмутился Дрозд. — А нашу долю?
— Не сейчас же!
— Именно что сейчас!
Переругиваясь, Валентин и Гуго отошли за соседний стол и занялись дележкой; Берта с интересом наблюдала за ними, но не вмешивалась, а брат-экзорцист откровенно маялся, не находя себе места.
— Марк! — обратился я нему. — Что насчет убийцы?
— Пока о нем ничего не слышно, — вздохнул парень. — В Ораже-на-Рее есть небольшая община выходцев из Пахарты, но никто из них не вызывает подозрений. К тому же они отринули язычество, избрав своим небесным покровителем Фредерика Копьеносца.
— Да они как были язычниками, так ими и остались! — фыркнул на миг оторвавшийся от монет Гуго. — А Святой Фредерик для них — это земное воплощение Вадры-Громовержца. Просто не хотят налог на чужеземцев платить.
— В любом случае, привечать посланца Ямхани они не станут! — упрямо заявил Марк.
— Да не волнуйтесь, командир, — улыбнулся Валентин и как бы невзначай смахнул в рукав монету, — нас предупреждают о приезжих из Пахарты. Всех сразу проверяем.
— Проверяем, — подтвердил экзорцист, — но пока безрезультатно.
— Эй! — возмутился вдруг Дрозд. — Гуго, ты чего меня пропустил?
— Ничего не пропустил, — хмыкнул фокусник, — сразу в рукав сунул.
— Да это я так, баловства ради. — Ничуть не смутившийся усач вытряхнул на ладонь серебряную крону. — От жары это…
— То-то же! — наставительно заявил Гуго, отложил по кроне себе и Берте, а следующую монетку катнул Валентину, но катнул неудачно, и та зазвенела на полу.
Ругнувшийся Дрозд полез под стол, и Гуго выразительно глянул на Берту. Девушка молча кивнула, и фокусник запустил руку в кошель.
Как дети малые, в самом деле.
— Слушай, Марк, — я заглянул в кружку, но она оказалась пуста, — а чего можно ждать от посвященного этому… как его…
— Ямхани пятирукого и двуликого?
— Вот, вот. Его самого.
— Это туземный божок смерти и справедливости. Князь Бездны, хранитель Полдня.
— Мне это ни о чем не говорит.
— У него две ипостаси: светлая и темная. В светлой — он помогает умершим пройти перерождение. В темной — обрывает жизни людей до срока. — Брат-экзорцист задумался, одернул слишком короткие рукава и продолжил: — Согласно труду «Языческие божки Пахарты и их последователи», посвященные Ямхани — искусные убийцы и чернокнижники. Но…
— Но это не говорит нам о том, насколько убийца силен, — вздохнул я.
— В любом случае, ему от нас не скрыться.
— Хотелось бы верить. — Я поднялся из-за стола и задумчиво постучал ногтем по кружке. — Сейчас иду в гостиницу, через час встречаемся на улице. И на будущее — пока сам к вам не подойду, не показывайте виду, что мы знакомы. Ясно?
Дождался утвердительных возгласов, вышел под палящие лучи солнца и побежал через дорогу.
Нет, определенно — так жить нельзя. Бесы бы побрали этих контрабандистов!
— Командир! — крикнул вдруг выскочивший следом Валентин. — На минуточку!
— Да?
— Тебе, конечно, видней, спорить не буду, — как-то очень уж издалека начал усач, — но почему деньги делятся поровну? Нет, Гуго свой хлеб отрабатывает, но Берта? Ей-то с каких щей наравне с остальными платить?
— Ну знаешь, — ухмыльнулся я. — Не думаю, что даже за двойную оплату ты согласишься выполнять ее работу.
— Так-то оно так, только не очень это честно, как ни крути.
— Не хватает денег?
— Нет, просто дело принципа.
— Если говорить о принципах, то жалованье у вас всех разное. И у тебя оно самое высокое. А дополнительные выплаты — это дополнительные выплаты. Они зависят исключительно от того, как мы сработали, поэтому делиться будут поровну. Даже я себе лишней монетки не возьму. Ясно?
— Ясно-то оно ясно…
— Понадобятся деньги, обращайся.
— Понял.
— Вот и замечательно.
И я отправился в гостиницу — дожидаться, пока спадет жара.
Но, как ни странно, особой прохлады вечер не принес. Да — солнце перестало палить, но вместо долгожданной свежести на город опустилась невыносимая духота. В низину меж холмов не проникало ни единого дуновения с моря, и дышать там было просто нечем. Еще и вонь от помойных канав…
Первым делом я заскочил на базар. Потолкался меж постепенно редеющей толпы, прошелся вдоль рядов с разделочными ножами, мясницкими топориками и прочим совсем уж замысловатым инструментом. К чему-то пригляделся, что-то повертел в руках. В итоге прикупил нож с хищным, но недлинным — чуть короче ладони — клинком и удобной рукоятью с упорами, не дающими при колющем ударе соскользнуть пальцам на лезвие.
И только потом, покружившись по соседним улочкам, зашагал к «Святому копью». Постоял у исцарапанных дверей кабака, над которыми висело самое настоящее копье, оглядел пустой переулок, прислушался к доносившимся изнутри голосам.
— «Из морского огня соткан клетчатый флаг…» — заунывно выводил неофициальный гимн драгарнского военного флота нестройный хор голосов.
И пусть это не поминальный «Зелено-черный», но появление человека в наряде стильгского жулика неминуемо привлечет внимание подвыпивших морячков. А там и до смертоубийства недалеко…
Я стянул жакет и помахал рукой наблюдавшему за мной Валентину. Убедился, что тот заметил условный знак, сложил одежду прямо на мостовую и, уверенно распахнув двери, ввалился в кабак.
И без того звучавшие вразнобой голоса при моем появлении на миг осеклись, но занимавшие несколько дальних столов крепкие парни тут же затянули песню с новой силой. Я спокойно прошествовал к стойке, оглядел полупустой зал — завсегдатаи явно позже собираются, а морячки точно залетные, — и с силой прихлопнул к липким доскам серебряный реал:
— Чего покрепче.
— Ракия?
Кабатчик наполнил рюмку прозрачным напитком и передвинул ее ко мне. Я выпил, будто жидкого огня заглотнул, и кивнул:
— Наливай!
Хозяин забрал серебряную монету, без спешки рассмотрел и выставил на стойку вытянутый графинчик мутного стекла. Прихватив ракию, я зашагал к столу, за которым в полном одиночестве заливал горе Трехпалый.
Был капитан, по словам моих подельников, невысоким, смуглым и лысоватым с узкой щеточкой седых волос над верхней губой. Таким он и оказался. Разве что лицо не смуглое, а скорее желтушно-нездоровое. Ну да попробуй целую декаду крепкое пойло глушить, еще не таким станешь.
— Не припомню, чтобы приглашал кого-то за стол! — с вызовом уставился на меня Иоанн Ксис, когда я плюхнулся на скамью рядом с ним.
— Разве нет? — хмыкнул я, отметив, что графин капитана едва-едва начат. Вовремя подошел.
— Да, бес тебя дери! — рявкнул капитан, но его возглас потерялся в шуме затянувших новую песню моряков.
— Господин Ксис, разве мы не договаривались с вами о встрече?
— О чем ты еще толкуешь?
Трехпалый попытался отодвинуться, но я левой рукой ухватил его за брючный ремень и легонько кольнул в бок ножом.
— Ты чего? — обмер капитан и по лицу его покатились крупные капли пота. — Нет денег, нет! В долг наливают…
— Мне не деньги нужны, мне поговорить надо.
— Поговорить? — Иоанн обвел мутным взглядом помещение кабака, облизнул пересохшие губы и неожиданно зло просипел: — Да стоит мне только крикнуть — и тебя на куски порвут!
— В самом деле? — Я ткнул ножом сильнее, и острие рассекло кожу. — И кто тебя здесь услышит? Только пикни — загоню перо в бок и спокойно уйду, а ты сдохнешь. И никто не подойдет даже, так и так решат, будто опять до полусмерти упился.
— Чего тебе надо? — побледнел капитан, сообразив, что компании морячков и в самом деле сейчас не до него.
— Поговорить.
— Говори. — Трехпалый замахнул рюмку ракии, скривился и дрожащей рукой налил по новой.
— Притормози. — Я отодвинул графин на другой край стола и спросил: — Кто тебя подрядил бочонки в море вылавливать?
— А тебе зачем? — Лицо капитана враз осунулось и явственно побледнело. Даже желтизна куда-то пропала. — И какие еще бочонки?
— Известно, какие. Сам нешто не знаешь?
— Пошел ты! — выругался Ксис и дохнул на меня застарелым перегаром: — Ничего не знаю!
— Раньше срока в Бездну собрался? Сейчас зарежу и уйду, а подумают не на меня, на твоих подельников подумают.
— А если собрался? Может, ты мне услугу окажешь?
— Ты выпить хочешь. А я тебе мешаю. Ответь, кто тебя нанял, и пей сколько влезет.
Капитан с тоской посмотрел на графинчик, тяжело вздохнул и покачал головой:
— Ничего я тебе не скажу.
— Да ну?
— Ты не знаешь, с кем связываешься. Это страшные люди.
— Я в любом случае их найду. С твоей помощью или без — не имеет значения.
— Зачем тебе?
— Хочу войти в дело.
— Перережь сам себе глотку, меньше мучиться будешь! — хрипло рассмеялся Трехпалый, и его начала бить крупная дрожь.
— За меня не переживай, о себе побеспокойся лучше. Подумай, каково это — когда тебе в бок нож загоняют. Ты ведь не сразу помрешь, для начала помучаешься пару деньков. Глотку — это легко, а вот так, чтоб кишки загнили…
— Мне в любом случае конец…
— Не имею привычки выдавать своих осведомителей.
— Они выпытают…
Я перехватил жадный взгляд, брошенный капитаном на графинчик с ракией, и понял, что пора ставить вопрос ребром:
— Выбирай — помрешь прямо сейчас или получишь возможность выпить. А там, глядишь, и обойдется. Но сразу предупреждаю — обманешь, найду и на лоскуты порежу.
Встреться мы позже, успей Трехпалый как следует принять на грудь да прогнать похмельную маету, он бы полез в драку. Но сейчас — с больной головой, трясущимися руками и пересохшей глоткой Иоанн Ксис мог думать лишь о выпивке. Замахнуть рюмашку и ощутить, как вновь начинает оживать измученное многодневной пьянкой тело, — вот и все, чего он хотел.
Жить с похмелья страшно, но умирать с похмелья и вовсе невыносимо. Особенно когда на столе стоит почти не начатый графин…
И Трехпалый сдался, он как-то весь обмяк и будто против воли прохрипел:
— Поговори с Костасом Хидисом. Это законник с Устричного переулка, что на Полуночном холме. — И ухватив рюмку, капитан опрокинул в себя ракию.
Посидел с закрытыми глазами, блаженно перевел дух, и я тут же налил ему еще одну. А потом, не давая передышки, следующую.
Когда уходил, выкушавший без закуски оба графинчика Трехпалый мирно посапывал на столе, подложив под голову руки. До утра капитан в себя точно не придет, а к этому времени я успею проверить, не навешал ли он мне лапши на уши. Не получится законника в конторе застать, домой к нему заглянем, мы не гордые.
Спрятав нож, я убрался из «Святого копья», вдохнул полной грудью теплый воздух и почувствовал, как задергался левый мизинец.
Бесы, опять!
Раздраженно махнув рукой, я забрал у подскочившего Валентина жакет с кепкой и, свернув их, сунул под мышку.
— Ну? — выдохнул усач.
— Полуночный холм, Устричный переулок, некий законник Костас Хидис.
— Не слышал о таком. — Дрозд потер шрам на шее. — Что делать будем?
— Проводите меня туда.
— А дальше?
— Подстрахуете, пока беседовать буду.
— Хорошо, — кивнул Валентин. — Я иду первым, вы за мной. Гуго присмотрит, чтобы хвоста не было.
— Так и сделаем.
Я подождал, пока фигура Дрозда почти растворится в опустившихся на город сумерках, и зашагал следом. На ходу выудил из кошеля пару медных шаров и начал, превозмогая боль, перекатывать их меж пальцев.
Вот ведь! Вроде и ранение пустяковое было, а чуть что, и начинает руку дергать. На такой работе — хуже не придумаешь.
К ночи прохладней в городе так и не стало. Наоборот — будто пуховой периной обмотали. Промокшая от пота рубаха липла к спине, дышать было нечем, а только начинавший дуть с моря вечерний бриз ощущался разве что на холмах, но никак не в лабиринте скучившихся в низине домов.
Да и нес ли он свежесть, этот бриз? Очень сомневаюсь.
Вечерний Ораж-на-Рее произвел странное впечатление. Город словно очнулся, и теперь бульвары заполонили переставшие прятаться от дневного зноя обыватели. На верандах многочисленных харчевен горели фонари, оттуда доносились обрывки веселых мелодий, звонкий женский смех и гомон подвыпивших гуляк. Многие танцевали прямо посреди улицы; изредка такие хороводы рассыпались на отдельных людей, вновь бросавшихся друг на друга уже с кулаками.
Время от времени навстречу попадались стражники. Расползавшиеся от казарм дюжие парни с алебардами наперевес шагали в сторону портовых районов, их обремененные пивными животами коллеги постарше направлялись в более спокойные районы с одними лишь дубинками.
Но веселились не все: обитатели некоторых кварталов уже отправились спать, и там стояла кромешная темень — ни единого лучика света не выбивалось из щелей плотно сбитых ставен.
Где-то нас провожали равнодушными взглядами частные охранники, где-то настороженно глядела вслед прятавшаяся по подворотням шпана. Пару раз меня пытались затащить в хороводы, один — и это было удивительнее всего, — обратились с просьбой рассудить спор устроившие философский диспут монахи. Танцевать я наотрез отказывался, ссылаясь на врожденную хромоту; подвыпивших братьев вполне устроила мелкая монетка, и мы расстались вполне довольные друг другом.
Вообще, обитатели Оража-на-Рее оказались весьма милыми и добродушными людьми; вот уж чего от Драгарна не ожидал, того не ожидал.
Единственный и неповторимый, да?
Меж тем дорога начала подниматься в гору, и расспросивший случайного встречного Валентин вскоре указал на один из домов в тенистом переулке:
— Здесь!
Я кивнул и с тяжелым вздохом натянул жакет. Поколебавшись, надел и шляпу и поднялся по выщербленным ступеням конторы, на вывеске которой без затей вывели:
«Хидис и партнеры. Законники».
Заглянув в неплотно прикрытое ставней окно, я заметил отблеск горевшего внутри светильника и дал отмашку подельникам:
— Ждите!
Сам, все так же перекатывая медные шары, толкнул оказавшуюся незапертой дверь и шагнул через порог. Дремавший на табурете охранник-бугай, безрукавка которого оставляла открытыми мускулистые плечи, — немедленно встрепенулся, поднялся на ноги и нахмурился:
— Чего надо?
— Есть вопрос…
— Закрыто, приходи завтра, — безапелляционно заявил парень.
— Мне срочно.
— Закрыто! Не ясно тебе?
— Что там такое еще?! — послышался раздраженный крик из приоткрытой двери; охранник отвлекся, и, поднырнув под выставленную руку, я прошмыгнул в кабинет законника.
— Куда?! — рявкнул бугай. — Стоять!
— Господин Хидис? — зачастил я. — Меня зовут Шило, я прибыл из Акраи и хочу передать вам предложение своих деловых партнеров…
— Какого беса?! — выругался Костас и судорожно сгреб в верхний ящик стола составленные стопками монеты. — Убирайся немедленно отсюда!
— Это выгодное предложение.
— Вон!
Охранник бесцеремонно дернул меня на выход, и тогда я позволил выскользнуть одному из медных шаров. Остальное оказалось делом техники — опрометчиво глянувший себе под ноги бугай получил ребром сжатой в кулак ладони по переносице, покачнулся, уперся спиной в косяк и без чувств съехал на пол.
А вот Костас оказался непрост. Стремительно соскочив со стула, он отдернул закрывавшую черный ход портьеру, рванул на себя дверь и… бухнулся на колени, когда второй шар угодил ему точнехонько в основание затылка.
Убедившись, что не перестарался, я оттащил законника обратно к столу, связал и его, и телохранителя порезанной на ленты шторой и запер контору изнутри. После сунул охраннику в рот тряпку, прислонил уже очнувшегося Хидиса спиной к стене и уселся напротив. Вытащил нож и, поигрывая им, начал свою речь:
— Хоть разговор у нас с вами и не задался, я не в обиде. Растерялись, понимаю. Не каждый день из Акраи приезжают. Но давайте на будущее обойдемся без спонтанных порывов. Вот, к примеру, захочется вам вдруг позвать на помощь, так вы сначала подумайте — каково это, когда дробят коленную чашечку. Сначала подумайте, а потом промолчите. — Я вернул на стол тяжеленную каменную чернильницу и спросил: — Вы согласны, что так будет лучше для нас обоих?
— Что вам надо? — прохрипел Костас Хидис, выглядевший как ничем не приметный субтильный мужичонка лет сорока.
— Будьте любезны ответить на вопрос.
— На вопрос? А! Да! Да, так будет лучше. Никаких криков.
— Вот и замечательно. Сами понимаете, я проделал столь долгий путь вовсе не для того, чтобы ломать людям кости. В этом вполне мог практиковаться и в Акрае.
— И зачем же вы к нам приехали? — спросил на удивление быстро пришедший в себя законник, устраиваясь поудобней.
— Предложить взаимовыгодное сотрудничество.
— Ну пока наше сотрудничество взаимовыгодным не назовешь.
— Пока это вообще не сотрудничество.
— Так слушаю вас. Вы говорите, говорите! Разумные люди всегда могут прийти к устраивающему обе стороны соглашению…
— Сразу к делу? — хмыкнул я. — Мне это нравится. Я и мои компаньоны хотели бы стать единственными покупателями товара, который сейчас не без вашего участия поставляется в Стильг. Мы даже готовы на четверть увеличить закупочные цены.
— Какой еще товар? — поморщился Костас, глаза у которого так и забегали.
— Ну вы знаете, бочонки с ним еще вылавливают в море…
— Какие бочонки? Я простой законник, а не купец или контрабандист!
— Ну тогда я простой костолом.
Я ухватил Костаса за ногу и стиснул пальцы, оттягивая на себя коленную чашечку. Хидис заелозил на полу, тихонько заскулил и вскоре взмолился:
— Не надо! Мне ничего не известно ни о каких бочонках! Меня оклеветали!
— В самом деле? — Я не подал виду, что всерьез рассматриваю такую возможность.
Но, если посудить — мог капитан излишне настойчивого жулика на своего недруга натравить? Мог, разумеется. Вот только слишком поздно на попятную идти. Надо дожимать.
— Так и есть! — взвыл от боли законник. — Ксис! Это ведь был старый пьянчуга Ксис, да?
— Кто такой Ксис? — поинтересовался я, отпуская колено законника.
— Он должен мне денег! Он все выдумал.
— Ты не понял вопроса. Какая причина могла побудить меня о чем-либо расспрашивать этого самого Ксиса? Кто он? Какая у него роль?
— Это простой пьянчуга! Вечно выдумывает всякие небылицы!
— Я похож на человека, который слушает пьянчуг? — В руке появился нож. — Кто такой Ксис?
— Не понимаю…
— Слушай, — я ухватил Костаса за волосы и приставил ему к лицу остро заточенный клинок, — думаешь, почему мне дали кличку Шило?
— Не знаю… — пролепетал Хидис.
— Люблю шилом работать. Но не сапоги тачать, вовсе нет. Я на людях обычно практикуюсь. И хоть инструмент, сам видишь, не самый подходящий, но будь уверен — очень скоро ты запоешь не хуже соловья. Все раскалываются, пойми. Вопрос лишь в том, сколько усилий потребуется приложить. Ты ведь понимаешь, о чем я?
— Не надо, — проблеял Костас, но у меня создалось впечатление, что он не так уж и напуган. Просто просчитывает возможные варианты развития событий, вот и медлит.
Крепкий орешек. Такого надо к сделке подводить, будто щуку к берегу, — без спешки, обстоятельно. Иначе либо леску порвет, либо с крючка сорвется.
— Кто такой Ксис?
— Контрабандист.
— Это он привозит дурь?
— Не понимаю…
Лезвие скользнуло по щеке законника легко, лишь слегка надрезая кожу, но по шее, пятная ворот рубахи, немедленно заструилась кровь. Крепко удерживая голову Костаса за волосы — а то еще дернется и образуется вместо полезного источника информации совершенно ненужный жмур, — я повел руку вниз и опустил оставлявший за собой глубокую царапину клинок до ключицы. Там, в стороне от дергавшейся жилки слегка надавил, загоняя острие в тело, и расчетливый законник понял, что пришло время колоться.
— Стой! — взмолился он. — Не надо!
— Ну?
— Какая гарантия, что ты оставишь меня в живых? Что не всадишь нож в сердце, когда стану не нужен?
— Легкая смерть — это уже немало, — усмехнулся я и промокнул краем шторы неглубокий порез на щеке законника. — Да не дергайся! Какой нам прок в твоей смерти? Зачем начинать войну? Просто скажи, кто принимает решения, и больше никогда меня не увидишь.
— Мне нужны гарантии!
— Какие гарантии тебя устроят?
— Ну не знаю…
— Думай, ты же умный.
— Давай так, — решился Костас. — Завтра в десять утра подходи на площадь Святого Януария. Там тебя встретят и проводят к тому, кто принимает решения.
— Мне нужно имя.
— Как только получишь имя, отправишь меня в Бездну! Ну уж нет! Так не пойдет!
— В самом деле?
Я поднес острие ножа к переносице Костаса, но тот лишь скривился:
— Уверен, что сможешь выпытать правду?
— Смогу, не сомневайся. — Я похлопал Хидиса по здоровой щеке и поднялся на ноги. — Смогу, но не стану этого делать. Только учти, вздумаешь надуть — и умирать будешь долго и мучительно. За мной приедут другие. И они не будут столь… миролюбивы.
— Никакого обмана!
— Уважаемые люди из Акраи всегда получают то, чего хотят. Подумай об этом. Да и вам от сотрудничества с нами одна только выгода.
— Ты меня не развяжешь? — забеспокоился Костас.
— Нет. — Я поднял валявшиеся на полу медные шары и надрезал стянувшие мощные запястья охранника жгуты. — Очнется, освободит.
— Обязательно быть таким гадом?
— До завтра.
Покинув контору, я прикрыл за собой дверь и зашагал по переулку. Откуда-то из темного закутка вынырнул Валентин и деловито поинтересовался:
— Командир, о трупах позаботиться?
— А нет пока трупов.
— Как так? — не на шутку удивился усач.
Я пожал плечами:
— Так получилось.
Мы начали спускаться с холма, и вскоре к нам пристроились Гуго и Берта. Изображавший подвыпившего волокиту фокусник распускал руки; девушка наигранно хихикала и незамедлительно пресекала все поползновения мнимого ухажера.
— Как — так получилось? — дернул Дрозд себя за ус. — Как могло такое получиться?
— Законник еще понадобится. — Я стянул жакет, свернул его и сунул под мышку. — Договорились, что завтра меня встретят на площади Святого Януария и отведут к главарю.
— Командир, какого беса? — возмутился Валентин. — Надо было выпотрошить его и прирезать! — Он неожиданно осекся и спросил: — Или ты не все нам рассказал?
— Поверь, иной раз незнание — это благо, — вздохнул я.
Прирезать и капитана, и законника — идея отличная, но меня-то не войну устроить прислали! Договариваться надо! Это сложнее, гораздо сложнее. А с кровью на руках — так и вовсе невозможно.
Вот договоримся, тогда и придет черед ряды контрабандистов почистить…
— Как будем действовать, командир? — нахмурился Дрозд.
— С утра бери Гуго и проверь площадь. Попробуй разузнать, не обитают ли в округе какие жулики. Встреча назначена на десять, идите туда заранее, но только аккуратней.
— Это понятно.
— Берта за мной пойдет, проверит, чтобы хвоста не было. Марк пусть отдыхает.
— Ясно.
— Вот и замечательно. — Я сунул свернутый жакет Валентину, оттянул прилипшую к телу рубаху и вздохнул: — Ну теперь можно и червячка заморить.
— Составить компанию?
— Нет, отдыхайте. Только жакет в гостиницу закинь.
— Как скажешь, командир.
Усач растворился в ночи и увел за собой парочку мнимых влюбленных; я немного постоял на месте и побрел куда глаза глядят. Пошатался по начавшим пустеть улицам, заглянул в первую приглянувшуюся корчму и уселся за стол в дальнем углу. Окна заведения были распахнуты настежь, но все равно внутри оказалось невыносимо душно.
А куда деваться? Погода такая, ничего не попишешь. Здесь хоть немноголюдно и музыки нет.
Когда подошел хозяин, я заказал пиво, салат и, подивившись отсутствию морских гадов, жаренную на углях ягнятину. Осушил кружку хмельного напитка и расправился с крупно рубленными овощами, слегка приправленными оливковым маслом, а там уже и ягнятина подоспела. К нежнейшему жаркому подали сладкий пахартский картофель, пиалу острого соуса и стопку горячих лепешек. Ну и пиво, разумеется.
Понимаю — ужин! Не то что баланда на корабле.
Вот только насладиться трапезой не получилось. Стоило, лишь на миг утратив бдительность, приложить ко лбу запотевшую кружку, и за столом оказался смутно знакомый господин, одутловатое лицо которого только-только тронул оставленный жгучим солнцем загар.
— Приятного аппетита, Себастьян, — невозмутимо улыбнулся незваный гость и пригладил редкие волосы толстыми пальцами, больше напоминавшими пришитые к культе сосиски. — Надеюсь, не помешал?
— Опять вы! — горестно вздохнул я, узнав подручного слишком уж настырного ланского шпика. — Давненько не виделись.
Ну да — тогда, в Рживи, он как в воду канул. Не удалось мне его на своей территории отыскать. И вот теперь сам объявился.
— Не так чтобы очень, господин Март, — возразил круглолицый.
— Только не говорите, что у вашего патрона и тут свой интерес имеется.
— Мой патрон — личность крайне разносторонняя.
— Рад за него.
— Но не рады меня видеть?
— Вы чрезвычайно проницательны, — криво усмехнулся я и потыкал двузубой вилкой в кусок жареного мяса. — Но не принимайте это на свой счет, сейчас меня способна устроить лишь компания этого несчастного ягненка.
— Понимаю. — Шпик вытер вспотевшее лицо платком, спрятал его в карман и облокотился на стол: — И тем не менее прошу меня выслушать. Есть предложение…
— Ох уж эти ваши предложения!
— Наши интересы всегда совпадают, разве нет?
— В самом деле? — спросил я, прикидывая, как половчее ударить вилкой и удрать, прежде чем кто-нибудь успеет поднять крик.
А как иначе? Малькольм Паре вряд ли обрадуется вмешательству в его дела ланской разведки. И значит, придется воевать на два фронта…
— Заранее хочу предупредить, что меньше всего моего патрона интересует, что вам понадобилось в Ораже-на-Рее. Чужие дела, господин Март, нас не касаются. Никоим образом.
— Вот как? — удивился я.
— Вам известно, что в городе объявился чернокнижник из Пахарты?
Я какое-то время раздумывал над ответом, потом осторожно кивнул:
— Допустим.
— Не знаю точно, по чью душу прислали убийцу, но полагаю, ваше одновременное с ним появление в Ораже-на-Рее вряд ли является случайным. Так?
— Ближе к делу.
— Он нам нужен. Убийца. Живым или мертвым. Лучше — живым. В идеале просто сообщите, где его можно отыскать.
— А мне что с того?
— Наше предложение до сих пор в силе. Сдайте убийцу и узнаете кое-что небезынтересное о политической жизни Довласа. Вы ведь хотите оказать услугу Раулю Луринге?
— Не без этого.
— Так помогите нам, а мы поможем вам. Как появится информация, вывесьте из окна комнаты полотенце. В любое время дня и ночи. Главное — без промедлений.
— Один момент. — Я поудобней перехватил зажатый в опущенной под стол руке нож и улыбнулся: — Прежде чем мы расстанемся добрыми друзьями, объясните, как вам удалось меня отыскать?
— Господин Март! — развел руками шпик. — Ну кто же раскрывает свои профессиональные секреты?
— А вы отнеситесь к этому, как к вопросу жизни и смерти. Вашей жизни либо вашей смерти.
— Это угроза?
— И в мыслях не было, — солгал я. — Не ответите — и Святые с вами, скатертью дорога. Просто тогда я, вместо того чтобы искать чернокнижника, начну задавать разные неудобные вопросы. Оно вам надо?
— Полноте! Не стоит так волноваться. — Круглолицый тяжело вздохнул и поморщился. — Вы, господин Март, в некотором роде личность уникальная, понимающему человеку выследить вас не проблема. Чем увесистей камень, тем сильнее расходятся от него круги по воде, а вы и вовсе как маяк в ночи, не примите на счет волос.
— Зачем тогда понимающим людям понадобилась моя помощь? — подался я вперед. — Почему бы вам не отыскать чернокнижника собственными силами? А?
— Некоторые камни слишком давно не кидали в воду.
— Вздор! Найти уроженца Пахарты в Ораже-на-Рее — дело одного дня, расходятся от него круги по воде или нет!
— А кто сказал, что чернокнижник родился за пределами Святых Земель? Ищите высокого черноволосого бугая с загорелой, но бледной кожей. Наглого и самоуверенного. В его внешности не окажется ничего от выходца из Пахарты, и даже акцент будет самым обычным. Вы узнаете его, как только увидите, не ошибетесь. — Шпик медленно поднялся из-за стола и натянуто улыбнулся: — А теперь с вашего позволения…
— Проваливайте, — махнул я рукой и отодвинул от себя блюдо с жарким.
Есть расхотелось. Хотелось догнать круглолицего и вытрясти из него душу. Но — никак. Один донос в ночную гвардию — и болтаться мне на дыбе. А работа не сделана. Нехорошо.
Выходит, придется сотрудничать. Точнее, разменяться баш на баш. С меня ведь не убудет убийцу выдать, а достоверные сведения о заговоре очень даже пригодятся.
Через силу доев жаркое, я покинул харчевню и зашагал к вершине холма. Мелькнула мысль найти веселую девицу да завалиться с ней в койку, но нет — из головы никак не шел разговор.
И волновало даже не то, что разведке Ланса в очередной раз удалось меня разыскать. Не давали покоя последние слова разоткровенничавшегося шпика.
Уникальная личность. Понимающий человек. Круги на воде.
И — узнаешь его, как только увидишь.
Странно. Странно и непонятно.
Размышляя над услышанным, я впотьмах отыскал гостиницу и поднялся к себе в комнату. Разделся, завалился на кровать, но заснуть не смог и долго-долго лежал, бездумно уставившись в потолок. Враз накатили дурные предчувствия, заворочались заточенные в глубине души бесы, заломило поврежденную в Норвейме руку.
За окном тишина, сквозь щели в рассохшихся ставнях светит мертвенно-желтая луна, дневной зной понемногу начинает проигрывать ночной прохладе. Но бриз слишком слаб и до сих пор невыносимо душно. Простыня сразу промокла от пота, а из-за выпитого пива разболелась голова.
А еще сомнения… Слишком уж зыбко все, слишком ненадежно. Только оступись — и костей не соберешь. Алчные контрабандисты, бдительная ночная гвардия, коварные ланские шпионы — кругом одни враги. Одни враги…
Выругавшись в голос, я набулькал из спрятанной в сумке фляжки полстаканчика сонной настойки и одним махом опрокинул в себя пахучую жидкость. Какое-то время посидел, прислушиваясь к собственным ощущениям, потом улегся обратно на кровать и моментально уснул.
Давно бы так…
