Глава 45
ПОСЛЕ ГРОЗЫ

Сидя на торчавшем из подножья склона небольшом валуне, Мэт поморщился и пониже надвинул широкополую шляпу от яркого утреннего солнца. Отчасти для того, чтобы защитить глаза от солнца. И еще кое чем ему вовсе не хотелось любоваться, хотя синяки и порезы, особенно царапина на виске от пролетевшей вскользь стрелы, напомнили ему, что он слишком сильно натянул шляпу. Мазь, извлеченная Дайридом из переметной сумы, уняла кровь и на виске, и в прочих местах, однако больно было по-прежнему, а мазь вдобавок и жгла. И со временем будет хуже. День только-только разгорался, но пот уже выступил на лице и пропитал белье и рубашку. От нечего делать Мэт задумался, наступит ли когда в Кайриэне осень Хорошо хоть, ноющая боль притупила усталость, и он о ней особо не вспоминал; даже после бессонной ночи он и на пуховой перине лежал бы без сна, не говоря уже о расстеленных на голой земле одеялах. К тому же очутиться поблизости от своей палатки ему сейчас очень не хотелось.

Проклятье, хорошенькая суматоха! Меня чуть не убили, теперь я весь мокрый, точно поросенок, и не могу места поуютнее найти, чтобы ноги вытянуть. Даже выпить не смею! Кровь и проклятый пепел! Мэт бросил ощупывать разрез на груди куртки — дюйм в сторону, и копье пронзило бы сердце. О Свет, но он был и впрямь хорош! Он постарался прогнать мысли о случившемся прочь. Впрочем, это было не так просто, учитывая, что творилось вокруг.

Казалось, чуть ли не впервые тайренцы и кайриэнцы не обращали внимания на то, что их окружают айильские палатки. Даже на айильцев, забредших в их лагерь. И, что не менее удивительно, тайренцы сидели и стояли рядом с кайриэнцами возле исходящих дымом костерков. Впрочем, есть никто не ел; котелки на огонь поставлены не были, хоть Мэт и учуял, как где-то пригорает мясо. Большинство воинов были пьяны, напившись как могли, вином, бренди или айильской оосквай, все смеялись и праздновали победу. Неподалеку от камня, где сидел Мэт, дюжина Защитников Твердыни, раздевшись до мокрых от пота рубах, самозабвенно отплясывали под хлопки зрителей, коих собралось раз в десять больше. Выстроившись в ряд, положив руки друг другу на плечи, они стремительно переступали ногами, казалось чудом, что ни один не запутался и не задел ногой соседа. В другом кружке собравшиеся возле врытого в землю десятифутового кола — Мэт поспешно отвел от него глаза — с десяток айильцев забавлялись по-своему. Мэт предположил, что это тоже своего рода танец. Еще один айилец играл для пляшущих на волынке. Они подпрыгивали изо всех сил, еще выше взмахивая ногой, приземлялись на ту же ногу, а потом тут же подпрыгивали еще выше и все быстрее и быстрее, иногда закрутившись волчком в воздухе в верхней точке прыжка, или кувыркаясь, или делая сальто назад.

Рядом сидели семь или восемь тайренцев и кайриэнцев, баюкая руки-ноги, сломанные при попытке повторить айильские коленца. Все хохотали и кричали, точно сумасшедшие, пустив по рукам громадный жбан. В других местах тоже отплясывали, а может, и пели. В таком шуме и гаме трудно сказать наверняка. Не сходя с места, Мэт мог насчитать с десяток флейт, не говоря уже о вдвое большем числе свистулек, а морщинистый кайриэнец в драном камзоле изо всех сил дул в нечто напоминавшее отчасти флейту, а отчасти рожок, с какими-то торчащими чудными зубцами. Барабанов же гремело просто без счета, причем большая часть из них представляли собой перевернутые котлы, по которым от души колотили ложками.

Короче говоря, лагерь представлял собой смесь бала и бедлама. Что тут творится, Мэт понял главным образом из чужих воспоминаний, их, в достаточной мере сосредоточившись, он мог отделить от собственных. Празднуют, что они по-прежнему живы. Еще раз прошмыгнули под носом у Темного и уцелели, чтобы о том посудачить. Закончена еще одна пляска на лезвии ножа. Почти погибшие вчера, может быть, мертвые завтра, но сегодня живые — восхитительно живые. Мэт же не чувствовал в душе праздника. Что толку остаться в живых, если жить в клетке?

Мэт покачал головой, глядя, как мимо, поддерживая друг друга, на заплетающихся ногах прошествовали Дайрид, Истин и коренастый рыжеволосый айилец, которого он не знал. Заглушаемые криками и радостным шумом, Дайрид с Истином пытались обучить рослого спутника словам песни «Танец Джака-из-Теней».

Дочерна загорелый айилец, естественно, никакого интереса учить песню не выказывал — если только эти двое не убедят его, будто она достойный боевой гимн. Однако слушал, и не он один. Когда эта троица растворилась в кружащейся толпе, к ней пристроился хвост еще из двух десятков человек — все размахивали помятыми оловянными кружками и стаканами из просмоленной кожи и горланили во всю мочь легких один мотив.

Мэт клял себя, что вообще научил Дайрида этой песне. Просто надо было чем-то занять ум, пока Дайрид хлопотал над Мэтом, пока он не истек кровью. Мазь жгла немилосердно, раны болели не меньше, а умению Дайрида обращаться с иголкой и ниткой вряд ли позавидовала бы какая белошвейка. Вот только песня распространилась от той первой дюжины, точно пожар по высохшей траве. Возвращаясь на рассвете, тайренцы и кайриэнцы, пешие и конные, все распевали ее.

Возвращались прямиком в ту долину между холмами, откуда они выступили, ниже руин бревенчатой вышки, и Мэт не имел ни единого шанса улизнуть. Он предложил поехать вперед, и у Талманеса с Налесином чуть до кулаков не дошло, когда они заспорили, кто будет сопровождать Мэта. В общем, лучшими друзьями все разом не стали. Теперь Мэту не хватает лишь, чтоб явилась Морейн и принялась расспрашивать, где он был и зачем. Опять заведет свою песню о та'веренах, о долге, об Узоре и Тармон Гай'дон, пока у Мэта голова кругом не пойдет. Несомненно, сейчас она с Рандом, но очень скоро и по его душу явится.

Мэт поднял взгляд к верхушке холма, к груде разбитых бревен среди поломанных деревьев. Там возился вместе со своими учениками тот кайриэнец, изготовивший для Ранда зрительные трубы, сейчас он там что-то искал. Айильцы только и говорили о том, что там произошло. Определенно, Мэту давным-давно пора было сваливать отсюда. Медальон с лисьей головой оберегал его от женщин, способных направлять, но он вдосталь наслушался от Ранда, что когда направляет мужчина, это совсем другое дело. И Мэт не испытывал ни малейшего желания проверить, защитит ли его эта штучка от Саммаэля и ему подобных.

Морщась от кусающей тело боли, он поднялся на ноги, опираясь на свое чернодревковое копье. Вокруг продолжало бурлить празднование. Если он сумеет сейчас убрести за линию постов... О том, чтобы оседлать Типуна, Мэт и не загадывал.

— Не пристало герою сидеть без выпивки.

Вздрогнув, Мэт резко повернулся, зарычав от нахлынувшей волны боли, и встретился взглядом с Мелиндрой. В одной руке она держала большой глиняный кувшин, а не копье, и лицо ее не скрывала вуаль, но взор будто свинцовой тяжестью лег Мэту на плечи.

— Послушай, Мелиндра, я все объясню.

— А что объяснять? — спросила она, свободной рукой обнимая Мэта за плечи. Несмотря на неожиданное потрясение, он постарался выпрямиться: он до сих пор не привык смотреть на женщину снизу вверх. — Я ведь знала, что ты будешь искать чести для себя. Кар'а'карн отбрасывает огромную тень, но никто из мужчин не желает провести свою жизнь в чужой тени.

Поспешно захлопнув рот, Мэт выдавил слабое:

— Конечно. — Она не собиралась его убивать. — Вот именно.

Мэт с немалым облегчением взял у Мелиндры кувшин, но после первого же глотка поперхнулся, чуть не захлебнувшись. В кувшине оказалось бренди — чистейшее, двойной перегонки, крепче он в жизни не пробовал.

Мелиндра отобрала ненадолго кувшин, отхлебнула, удовлетворенно выдохнула и тут же сунула его обратно Мэту.

— Он был мужчиной большой чести, Мэт Коутон. Лучше бы ты захватил его. Но, даже убив его, ты получил много джи. Хорошо, что ты отыскал его.

Против воли Мэт все же взглянул на то, чего упорно избегал, и вздрогнул. К верхушке возвышавшегося рядом с танцующими айильцами десятифутового шеста была привязана кожаным шнурком за короткие огненно-рыжие волосы голова Куладина. Она будто ухмылялась Мэту.

Он отыскал Куладина? Да он изо всех сил старался, чтобы между ним и любым Шайдо было побольше кайриэнских копий. Но та стрела ударила его по голове, и Мэт оказался на земле, прежде чем понял, что произошло. Он старался подняться, вокруг кипел бой, а он размахивал клейменным воронами копьем, пытаясь пробиться обратно к Типуну. Куладин же возник перед ним, как будто из ниоткуда. Нацепленная вуаль скрывала лицо, но ошибиться было невозможно — вокруг обнаженных рук обвились, сверкая золотисто и ало, драконы. Своими копьями айилец пробил тропу среди копейщиков, призывая показаться самого Ранда, крича, что именно он, Куладин, — подлинный Кар'а'карн. Может, тогда он и сам в это верил. Мэт до сих пор сомневался, узнал его Куладин или нет, но разницы никакой не было, особенно когда этот тип решил в нем дырку проделать, лишь бы до Ранда добраться. Мэт не знал также, кто потом отрезал Куладину голову.

Некогда было смотреть — я слишком старался живым остаться, угрюмо подумал Мэт. И еще надеялся не умереть от кровотечения. Как и всякий в Двуречье, Мэт отлично владел посохом, а копье не многим отличается от боевого посоха, но Куладин, должно быть, родился с этими штуковинами в руках. Правда, это умение, в конце концов, не очень-то ему помогло. Может, у меня по-прежнему еще есть чуточку удачи. Пожалуйста, Свет, пусть теперь она вся проявится!

Мэт размышлял, как бы отделаться от Мелиндры, чтобы без помех оседлать Типуна и дать деру, когда перед юношей, откуда ни возьмись, в церемонном поклоне, по кайриэнскому обычаю приложив ладонь к сердцу, склонился Талманес:

— Да пребудет с тобой благодать, Мэт.

— И с тобой, — рассеянно отозвался он. Сама Мелиндра не уйдет, сколько ее ни упрашивай. Такой просьбой он все равно что лису в курятник запустит. Может, сказать ей, что ему хочется верхом проехаться? Но говорят, айильцы бегают не хуже лошадей.

— Ночью из города явилась делегация. В честь Лорда Дракона, в благодарность за избавление от осады в Кайриэне будет устроено триумфальное шествие.

— Да? — У нее должны найтись неотложные дела, какой-нибудь долг ее позовет. Девы вечно вокруг Ранда толкутся; может, ее для этого отзовут. Впрочем, искоса поглядывая на нее, Мэт решил, что на подобное надеяться не стоит. Широкая улыбка Мелиндры была... хозяйской.

— Делегация от Благородного Лорда Мейлана. — К разговору присоединился Налесин. Поклон его был несколько поспешен, но столь же отточен, и руки он широко развел в стороны. — Это он предлагает шествие в честь Лорда Дракона.

— Среди прочих к Лорду Дракону явились лорд Добрэйн, лорд Марингил и леди Колавир.

Мэт усилием воли постарался вникнуть, о чем идет речь. Каждый из двоих мужчин старательно делал вид, что второго не существует, — оба глядели прямо на Мэта, словно не замечая один другого. Однако лица их были напряжены не меньше, чем голоса, а пальцы до белизны стиснули рукояти мечей. Хуже не придумать, коли у них до драки дойдет, — он тогда, скорей всего, попытается смыться подальше, чтоб ни один случайно его не зашиб.

— А какая разница, кто прислал делегацию? Раз шествие устраивается в честь Ранда?

— Есть разница. Тебе надо бы испросить его о нашем законном праве возглавлять ее, — быстро проговорил Талманес. — Ты убил Куладина и этим заслужил для нас почетное место.

Налесин захлопнул рот и насупился — он явно собирался сказать то же самое.

— Вот вы вдвоем его и спросите, — промолвил Мэт. — Это не мое дело.

Рука Мелиндры крепче сжала его загривок, но он не обратил внимания. Морейн наверняка где-то неподалеку от Ранда. А Мэт не станет совать голову во вторую петлю, когда пытается придумать, как избежать первой Талманес и Налесин захлопали глазами, глядя на Мэта так, будто он спятил.

— Ты возглавлял нас в сражении, — возразил Налесин. — Ты — наш генерал.

— Мой камердинер начистит тебе сапоги, — промолвил Талманес с легкой улыбкой, которую предусмотрительно не адресовал квадратнолицему тайренцу, — вычистит и починит одежду. Так что вид у тебя будет наилучший.

Налесин дернул кончик напомаженной бородки — он чуть было не покосился на кайриэнца, но вовремя спохватился:

— Если осмелюсь предложить, у меня найдется для тебя подходящий кафтан. Кармазинный, с золотой парчой.

Теперь настал черед сверкать глазами кайриэнцу.

— Генерал? — воскликнул Мэт, тяжело опершись на древко копья. — Никакой я не растреклятый... То есть я не хочу занимать чужого места! — Пусть они теперь мучаются в догадках, кого из них он имеет в виду.

— Сгори моя душа, — промолвил Налесин, — твой полководческий дар помог нам победить и сохранил наши жизни. Не говоря уже о твоей удаче. Я слыхал, ты везуч в картах, но тут дело куда похлеще карт. Я бы последовал за тобой, даже если б ты никогда не встретил Лорда Дракона.

— Ты наш командир, — чуть ли не перебивая Налесина, произнес Талманес, голосом если и не менее уверенным, то более сдержанным. — До вчерашнего дня я подчинялся людям из других стран потому, что так требовал долг. За тобой же я пойду потому, что желаю того сам. Может, в Андоре ты и не лорд, но здесь я готов признать тебя лордом и присягнуть тебе.

Кайриэнец и тайренец воззрились друг на друга, словно изумленные, что произнесли слова, продиктованные одним и тем же чувством, потом медленно, неохотно обменялись короткими кивками. Если они и не испытывали взаимной симпатии — лишь законченный болван поставил бы на это, — то сошлись на сходном мнении. В какой-то мере.

— Я пришлю своего конюха, пусть приготовит твоего коня к шествию, сказал Талманес и слегка нахмурился, когда Налесин добавил:

— А мой ему поможет. Мы не должны ударить в грязь лицом, конь должен соответствовать торжественному моменту. И, сгори моя душа, нам нужно знамя. Твое знамя.

С этими его словами кайриэнец согласился подчеркнутым кивком.

Мэт не знал, что и делать: то ли истерично расхохотаться, то ли сесть и заплакать. Проклятые воспоминания! Если б не они, он бы давно ускакал прочь. Если б не Ранд, никакой такой напасти на Мэта не обрушилось бы. Мэт мог шаг за шагом проследить путь, которым он пришел к этим воспоминаниям, — каждый шаг в то время казался необходимым и сам по себе представлялся последним, но в действительности неизбежно приводил к очередному. И в начале этого пути находился Ранд. И проклятый та'верен. Мэт никак не мог взять в толк, почему поступок, который кажется абсолютно необходимым и, насколько он понимал, чуть ли не безобидным, всегда приводит к тому, что он все глубже увязает в трясине. Мелиндра перестала сжимать его загривок и принялась ласково поглаживать шею. А Мэту сейчас надо лишь...

Мэт поднял глаза к вершине холма и тут-то ее и увидел. Морейн, на своей изящно ступающей белой кобыле, рядом на черном жеребце высится Лан. Страж склонился к Морейн, словно прислушиваясь, и Мэту почудилось, будто между ними возник спор, короткий яростный протест с его стороны, но спустя мгновение Айз Седай, дернув за поводья, развернула Алдиб и скрылась из виду за гребнем склона. Лан остался на месте, наблюдая с Мандарба за раскинувшимся внизу лагерем. Наблюдая за Мэтом.

Тот вздрогнул. Голова Куладина будто и вправду скалилась над ним. Мэт почти слышал его голос. Меня ты, может, и убил, но сам точно в капкан угодил. Я мертв, а ты никогда не будешь свободен!

— Проклятье, просто великолепно, — пробормотал Мэт и сделал большой, взахлеб, глоток крепкого бренди. Талманес с Налесином, видимо, призадумались, что он этим хотел сказать, а Мелиндра согласно рассмеялась.

Около шестидесяти тайренцев и кайриэнцев, столпившихся неподалеку посмотреть, как два лорда беседуют с Мэтом, то, что последний приложился к кружке, восприняли как сигнал и, будто серенаду, затянули куплет собственного сочинения:

С присвистом смеясь и не в силах унять смеха, Мэт тяжело осел обратно на валун и решительно принялся опустошать кувшин. Должен же быть способ вырваться из этой паутины. Должен быть.

Ранд медленно приподнял веки и уставился на полог палатки. Он лежал раздетый, под одним одеялом. Отсутствие боли казалось чуть ли не ошеломляющим, однако чувствовал он себя даже слабее, чем помнилось. И он помнил. О чем-то он говорил, думал о чем-то... Кожу обдало холодом. Я не могу позволить ему взять над собой, верх. Я — это я. Я! Пошарив под одеялом, он нащупал на боку аккуратный круглый шрам, горячо пульсирующий, однако затянувшийся.

— Морейн Седай Исцелила тебя, — произнесла Авиенда, и Ранд вздрогнул.

Он не заметил девушку, а она, скрестив ноги, сидела возле очага, на настланных в несколько слоев пледах, и прихлебывала из серебряной чаши с выгравированными леопардами. На подушках с кисточками возлежал Асмодиан, опустив подбородок на ладони. Никому из них, по-видимому, так и не удалось отдохнуть: у обоих под глазами темнели круги.

— Зря она это сделала, — продолжала Авиенда холодным голосом. Устала она или нет, но прическа ее была в полном порядке, а аккуратная одежда разительно контрастировала с измятым темным бархатным костюмом Асмодиана. То и дело девушка, словно не осознавая, что делает, принималась вертеть на руке костяной браслет в виде роз с шипами, который ей подарил Ранд. И еще на ней было то ожерелье из серебряных снежинок. Авиенда так и не сказала ему, кто ей подарил ожерелье, хотя ее, кажется, позабавил его неподдельный интерес к тому, чей это подарок. Теперь же она не выглядела веселой. — Сама Морейн Седай едва с ног не свалилась, Исцеляя раненых. Аан'аллейну пришлось ее на руках в палатку отнести. И все из-за тебя, Ранд ал'Тор. Потому что, Исцеляя тебя, она отдала последние силы.

— Айз Седай уже на ногах, — подавив зевок и проигнорировав острый взгляд Авиенды, заметил Асмодиан. — После восхода она дважды заглядывала, хотя и говорила, что ты оправишься. По-моему, минувшей ночью она не была в этом уверена. Как и я. — Вытащив откуда-то из-за спины позолоченную арфу, он поставил ее перед собой, принялся поглаживать инструмент, перебирать струны, продолжая рассеянно говорить: — Разумеется, что мог, я для тебя сделал — моя жизнь и будущее всецело связаны с тобой, однако, как понимаешь, мои дарования лежат в иной сфере, нежели Целительство. — Будто в подтверждение своих слов, он взял несколько тихих аккордов. — Насколько я понимаю, мужчина, рискнувший сделать то, что совершил ты, может себя убить или укротить. Могущество во владении Силой бесполезно, если тело изнурено. Если тело устало и измотано, саидин с легкостью убьет. Так я, во всяком случае, слышал.

— Ты закончил делиться своей премудростью, Джасин Натаэль? — Тон Авиенды, если такое возможно, сделался холоднее прежнего, и ответа она дожидаться не стала, а вновь повернулась к Ранду. Ее зеленовато-голубые глаза напоминали льдинки. Будто его вина, что ее перебили. — Иногда мужчина ведет себя как дурак, и в этом мало хорошего, но вождь должен быть больше чем обычным мужчиной, а вождь вождей — и того более. Ты не вправе загнать себя до полусмерти. Когда мы с Эгвейн поняли, что ты не в силах продолжать, мы пытались заставить тебя пойти с нами, но ты ведь не послушался! Может, ты и настолько сильнее нас, как заявляет Эгвейн, однако ты остаешься человеком из плоти и крови. Ты — Кар'а'карн, а не новичок из Сейа Дун, ищущий чести. У тебя, Ранд ал'Тор, есть тох, долг перед Айил, и мертвым ты его исполнить не сможешь. Ты не можешь все делать сам.

Какое-то время Ранд, утратив дар речи, лишь смотрел на девушку. Да он вообще мало что сумел сделать — оставил битву другим, а сам тыкался слепым котенком во все углы, пытаясь принести какую-нибудь пользу. Он даже не помешал Саммаэлю ударить, откуда и как тому вздумалось. А она упрекает его, что он слишком много пытался сделать!

— Постараюсь запомнить, — промолвил наконец Ранд. И все равно девушка готова была выдать ему еще одну нотацию. — А что слышно о Миагома и других трех кланах? — спросил он, в равной степени желая узнать об этом и стремясь сменить тему. Казалось, женщины редко по собственной воле останавливаются раньше, чем тебя по уши в землю вколотят, разве что как-нибудь ухитришься их отвлечь.

Ну вот, сработало. Новости из девушки просто через край переливались, и, естественно, она горела нетерпением ознакомить Ранда со всеми подробностями — не меньше, чем стремилась как следует отчитать его. Тихий перебор струн — впервые Асмодиан наигрывал нечто и в самом деле приятное, даже пасторальное, — создавал рассказу девушки чудное обрамление.

Миагома, Шианде, Дэрайн и Кодарра разбили лагеря в виду друг друга, в нескольких милях к востоку. Между всеми, в том числе и Рандовым, лагерями туда-сюда постоянно перетекали ручейки воинов и Дев — но только между сотоварищами по воинским сообществам. Индириан и остальные вожди и с места не двинулись. Не оставалось сомнений, что в итоге они перейдут на сторону Ранда, но не раньше, чем Хранительницы Мудрости закончат свои переговоры.

— Они до сих пор беседуют? — удивился Ранд. — Да что, во имя Света, они так долго обсуждают? Вожди-то явились, чтобы за мной последовать, а не за ними!

Авиенда смерила Ранда взглядом, которому позавидовала бы и Морейн.

— Что положено услышать Хранительницам, то они и выслушают, Ранд ал'Тор. — Поколебавшись, она добавила, словно пойдя на уступку: — Может, Эгвейн тебе что-нибудь расскажет. Когда все кончится. — Судя по тону, девушка считала вполне вероятным, что и Эгвейн ничего не скажет.

Как Ранд ни добивался ответа, Авиенда всячески противилась его стараниям узнать больше, и в конце концов он от нее отстал. Может, он и сумеет разузнать о чем-нибудь раньше, чем это ему на голову свалится, а может, и нет, но, так или иначе, он не станет силком вырывать у нее ни слова из того, о чем она не желает говорить сама. Когда речь идет о том, как сохранять секреты и окружать себя загадочностью, Айз Седай Хранительницам и в подметки не годятся. Авиенда же, похоже, подобную науку усвоила прекрасно.

В равной степени удивляло как присутствие Эгвейн на встрече Хранительниц, так и отсутствие там Морейн. Ранд ожидал, что Айз Седай непременно окажется в гуще событий, примется дергать за всякие веревочки, воплощая в жизнь свои замыслы. С другой стороны, одно логично вытекало из другого. Новоприбывшие Хранительницы захотели встретиться с одной из Айз Седай, которые следуют за Кар'а'карном, а поскольку Морейн, хоть и оправившаяся после Исцеления Ранда, сослалась на отсутствие времени, взамен пригласили Эгвейн, вытащив ее из одеял.

Последнее заставило Авиенду рассмеяться. Она находилась снаружи и видела, как Сорилея и Бэйр почти выволокли Эгвейн из палатки, пытаясь на ходу одеть ее, а сами все поторапливали да подгоняли.

— Я крикнула ей, что на сей раз, коль застукали, заставят зубами ямы рыть, а она была такая сонная, что поверила. Начала возражать, мол, ничего такого не было. Да так усердно, что Сорилея принялась допытываться, что же такого та натворила, раз решила, что заслуживает, по ее мнению, такого наказания. Видел бы ты лицо Эгвейн! — Авиенда захохотала, едва не завалившись на спину.

Асмодиан подозрительно покосился на девушку. Хотя с какой стати он на нее косится, Ранду было совершенно непонятно. Тем не менее Ранд сам терпеливо ждал, когда Авиенда отхохочется и отдышится. По айильским меркам, это еще весьма безобидно. Впрочем, подобного впору ожидать от Мэта, а не от какой-нибудь женщины, однако это вполне невинная шутка.

Когда Авиенда выпрямилась, вытирая глаза, Ранд сказал:

— А что Шайдо? Или их Хранительницы тоже на это совещание явились?

Отвечала Авиенда, все еще хихикая в чашу с вином. Она считает, что с Шайдо отныне покончено и вряд ли их стоит принимать в расчет. Захвачены тысячи пленных, их до сих пор еще понемногу приводят. Сражение кончилось, не считая отдельных мелких стычек. Однако чем больше Ранд узнавал, тем меньше он испытывал уверенности, что с Шайдо покончено. Поскольку четыре клана оттянули на себя Гана, основная часть людей Куладина в полном порядке переправилась через Гаэлин, даже уведя с собой большинство захваченных кайриэнских пленников. Что хуже всего, уходя, они разрушили за собой мосты.

Это нисколько не волновало Авиенду, зато крайне тревожило Ранда. Десятки тысяч Шайдо к северу от реки, и их ни за что не настичь, пока не восстановлены мосты. Даже если возводить пролеты из дерева, на это уйдет изрядно времени. А времени-то как раз у него и нет.

Под самый конец, когда казалось, что о Шайдо больше говорить нечего, Авиенда сказала такое, от чего Ранд тотчас позабыл и о Шайдо, и о том, какую угрозу они несут. Девушка же обронила потрясшую Ранда фразу с таким видом, будто запамятовала и лишь сейчас вспомнила.

— Мэт убил Куладина? — не веря своим ушам, переспросил Ранд, когда она договорила. — Мэт?

— Я разве не так сказала? — Слова были резкими, но только отчасти искренними. Глядя на Ранда поверх чаши с вином, Авиенда, видимо, более интересовалась тем, как он воспринял это известие, чем тем, что Ранд усомнился в ее словах.

Асмодиан взял несколько каких-то воинственных аккордов — арфа будто откликнулась на дробь неведомых барабанов и фанфары.

— В каком-то смысле этот юноша таит в себе не меньше неожиданностей, чем ты. Я буду крайне рад однажды и с третьим из вас встретиться, с этим Перрином.

Ранд покачал головой. Итак, Мэт в конце концов не избежал притяжения та'верена к та'верену. Быть может, его поймал в свои хитросплетения Узор или то, что сам Мэт — та'верен, сыграло свою роль. Так или иначе, Ранд подозревал, что Мэт сейчас не слишком-то счастлив. Мэт еще не усвоил урока, который Ранд для себя давно уяснил. Попытаешься сбежать — и Узор притянет тебя обратно, подчас грубо и жестоко; бежишь в том направлении, куда вплетает тебя Колесо, — и иногда у тебя появляется маленькая возможность самому определять ход своей жизни. Иногда. А если повезет, то, может, и больше, чем того ожидают другие. По крайней мере, так будет в итоге. Но теперь, когда Куладин мертв, предстоит тревожиться о делах более насущных и неотложных, чем Мэт или Шайдо.

Ранд глянул на входной клапан палатки и понял, что солнце уже высоко, хотя больше ничего он не разглядел, не считая двух присевших у самого порога Дев с копьями поперек колен. Ночь и часть утра Ранд провалялся в беспамятстве, а Саммаэль либо не пытался его отыскать, либо ему это не удалось.

Обычно Ранд с опаской произносил это имя, даже наедине с собой, хотя откуда-то из глубин памяти всплыло теперь и другое. Тел Джанин Айллинсар. История не сохранила этого имени, оно не упоминалось ни в одном из письменных источников, ни в одном из обрывков, хранящихся в библиотеке Тар Валона. Морейн поведала Ранду обо всем, что Айз Седай знали об Отрекшихся, а знали они едва ли многим больше того, о чем гласили деревенские предания. Даже Асмодиан всегда звал его Саммаэлем, пусть и по иной причине. Задолго до исхода Войны Тени Отрекшиеся приняли имена, которые им дали люди, — как символы своего возрождения в Тени. Его подлинное имя, Жоар Аддам Несоссин, заставляло Асмодиана вздрагивать, и он утверждал, будто за три тысячи лет позабыл имена остальных.

Может, у Ранда нет никакой настоящей причины скрывать то, что творится у него в голове, может, это всего лишь попытка отринуть неприятную реальность, но Саммаэль остается человеком. И как Саммаэля, Ранд заставит его сполна заплатить за каждую погубленную им Деву. Он дорого заплатит за всех тех Дев, которых Ранд не сумел уберечь.

Даже придя к решению, Ранд поморщился. Ведь начало всему положил он сам, отослав Вейрамона обратно в Тир. По воле Света только они с Вейрамоном пока знали о том достаточно, но Ранд не мог сейчас напасть на Саммаэля, как бы ему ни хотелось, как бы он ни клялся. Пока еще нет. Сначала необходимо уладить дела здесь, в Кайриэне. Авиенда, наверное, думает, будто Ранд не понимает в джи'и'тох, возможно, так оно и есть, но он понимает, что значит долг, и долг велит ему быть в Кайриэне. Кроме того, есть способы увязать долг Ранда с поручением Вейрамону.

Сев — и попытавшись не показать, чего это ему стоило, — Ранд как мог благопристойно прикрылся одеялом и задумался, куда же подевалась его одежда. Ничего, кроме сапог, он не заметил, сапоги же стояли позади Авиенды. Скорей всего, про одежду она знает. Вероятно, его раздели гай'шайн, но с тем же успехом это могла сделать и сама девушка.

— Мне нужно поехать в город. Натаэль, распорядись, чтобы оседлали Джиди'ина и привели сюда.

— Пожалуй, завтра, — твердо заявила Авиенда, ухватив собравшегося встать Асмодиана за рукав. — Морейн Седай сказала, что тебе необходимо отдохнуть хотя бы...

— Сегодня, Авиенда. Немедленно. Непонятно, почему тут нет Мейлана, если он жив? Ладно, выясню. Натаэль, мой конь?

На лице Авиенды появилось упрямое выражение, но Асмодиан рывком высвободил рукав, разгладил помятый бархат и сказал:

— Мейлан был здесь. Все остальные тоже.

— Ему же нельзя говорить... — сердито начала было Авиенда, поджала губы и договорила: — Ему нужно отдохнуть.

Итак, Хранительницы Мудрости полагают, что могут держать Ранда в неведении. Что ж, он не так слаб, как они считают. Ранд попытался встать, придерживая одеяло, — и сделал вид, будто просто поменял позу: ноги отказались его слушаться. Может, он и в самом деле так слаб, как они считают. Но он не допустит, чтобы такая малость его остановила.

— Отдохну, когда умру, — промолвил Ранд и пожалел о своих словах девушка дернулась, будто он ее ударил. Нет, от удара бы она не вздрогнула. То, что он остается в живых, для нее очень важно, ведь в этом благо для Айил; и от слов, таящих в себе подобную опасность, ей, наверно, куда больнее, чем от удара кулаком. — Расскажи мне о Мейлане, Натаэль.

Авиенда сидела с угрюмым видом и молчала, но, имей ее взгляды силу, Асмодиан бы от них, весь избитый, дара речи лишился. И скорей всего Ранду бы тоже на орехи перепало.

Ночью от Мейлана прискакал гонец с цветистыми восхвалениями и уверениями в непреклонной верности. На заре явился и сам Мейлан, в сопровождении шести других Благородных Лордов Тира, что находились в городе, и небольшого отряда тайренских солдат, которые то и дело касались рукоятей мечей и сжимали пики, словно ожидали схватки с айильцами, стоявшими рядом и молча наблюдавшими за тем, как проезжают мимо всадники.

— Еще чуть-чуть — и не миновать было драки, — сказал Асмодиан. — Сдается мне, этот Мейлан не привык, чтоб ему перечили, да и остальные вряд ли. Особенно двое, один с мятым лицом — Ториан, да? И Симаан — у него нос острее глаз. Знаешь, я привычен к опасным компаниям, но по-своему эти люди опасны не менее тех, кого я знавал.

Авиенда громко фыркнула:

— Мало ли к чему они не привыкли! Выбора у них не было: с одной стороны Сорилея, Эмис, с Бэйр и Мелэйн, а с другой — Сулин и тысяча Фар Дарайз Май. Ну, было еще несколько Каменных Псов, — признала все же она, — и кое-кто из Ищущих Воду, и несколько Красных Щитов. Если ты верно служишь Кар'а'карну, как ты твердишь, Джасин Натаэль, то должен так же оберегать его отдых, как и они.

— Девушка, я следую за Возрожденным Драконом. А Кар'а'карна я оставляю тебе.

— Давай, Натаэль, продолжай, — нетерпеливо проговорил Ранд, заслужив теперь уже в свой адрес недовольное хмыкание Авиенды.

Авиенда была права, беспокоясь, как поступят тайренцы, хотя, вероятно, на их решение больше повлияли не Хранительницы, а Девы и остальные, всерьез потянувшиеся к вуалям. В любом случае ко времени, когда приехавшие поворотили коней обратно, даже Араком, стройный седеющий мужчина, рассердить которого обычно непросто, уже готов был взорваться от гнева, а Гуам, лысый, как булыжник, и широкоплечий, как кузнец, и вовсе побелел от ярости. Тем не менее мечей никто не вытащил, и Асмодиан так и не понял, что же остановило тайренцев: неизбежное численное превосходство айильцев или понимание, что, даже если им удастся прорубиться к Ранду, тот вряд ли одобрит, коли они явятся к нему с мечами, обагренными кровью союзников.

— У Мейлана чуть глаза из орбит не выкатились, — закончил Асмодиан. — Но прежде чем уйти, он крикнул о своей верности и преданности тебе. Верно, думал, что ты услышишь. Другие поспешно вторили ему, однако Мейлан добавил кое-что, отчего все тайренцы на него уставились. У меня есть дар от Кайриэна для лорда Дракона, сказал он. И заявил, что подготовил для тебя великолепное торжество, когда ты будешь в состоянии войти в город.

— В Двуречье есть старая поговорка, — сухо промолвил Ранд. — «Чем громче человек кричит о своей честности, тем крепче держись за кошелек».

А еще говорят: «Лиса частенько предлагает утке целый пруд». Кайриэн принадлежит Ранду и без подарков Мейлана.

Ранд нисколько не сомневался в верности Мейлана. Она продлится до тех пор, пока тот верит, что будет неминуемо уничтожен, коли Ранд уличит его в предательстве. Если его на том поймать... Это и был крючок. В Тире семеро Благородных Лордов, ныне сидевших в Кайриэне, были само усердие, пытаясь приблизить смерть Ранда. Потому-то он и отослал их сюда. Если казнить всех знатных тайренцев, которые строили козни против него, в Тире, того и гляди, из благородных никого бы и не осталось. В то же время всучить им подарочек, поручив разбираться с анархией, голодом и гражданской войной за тысячу миль от Тира, представлялось тогда удачным ходом: одним махом расстроить их злодейские планы и заодно сделать нечто хорошее там, где это необходимо. Разумеется, тогда Ранд даже не подозревал о существовании Куладина, и еще менее о том, что тот двинется в Кайриэн и поведет его за собой.

Было бы куда легче, будь то в сказании, подумал Ранд. В преданиях всегда так много неожиданностей и герой обычно узнает все, что ему нужно. Самому же Ранду казалось, что он в лучшем случае знает лишь четверть всего.

Асмодиан помялся — старую пословицу о том, кто громко кричит, вполне можно и к нему применить, что он, несомненно, понимал. Но, когда Ранд ничего не сказал, он прибавил:

— Думаю, он хочет стать королем Кайриэна. Разумеется, подвластным тебе.

— И Мейлану предпочтительнее, чтобы я оказался подальше от него. — Мейлан, видимо, надеется, что Ранд вернется в Тир, к Калландору. Очевидно, слишком больно я власть Мейлана никогда не пугала.

— Естественно. — Асмодиан говорил еще суше Ранда. — Был и еще один визит. — С дюжину кайриэнских лордов и леди, без слуг и сопровождающих, явились, несмотря на жару, закутавшись в плащи и пряча лица под капюшонами. Очевидно, они знали, что айильцы ни в грош не ставят кайриэнцев, столь же очевидно, что они платили старым врагам той же монетой, однако они очень боялись, что Мейлан узнает об их визите. Пожалуй, даже больше, чем того, что айильцы решат их убить. — Когда они увидели меня, — с кривой улыбкой промолвил Асмодиан, — половина готова была убить меня из страха, что я тайренец. Поблагодари Фар Дарайз Май, что у тебя по-прежнему есть бард.

Хоть кайриэнцев было мало, дать им от ворот поворот оказалось куда сложнее, чем Мейлану. С каждой минутой они все сильнее обливались потом, бледнели, но упрямо твердили, что хотят увидеться с Лордом Драконом. Желание это было столь велико, что, когда их требования не возымели никакого действия, они опустились до откровенной мольбы. Асмодиан, может, и считал айильский юмор странным и грубым, но посмеивался, рассказывая, как знатные каириэнцы в шелковых кафтанах и дорожных платьях старались прикинуться, будто его тут нет, а сами, стоя на коленях, цеплялись за шерстяные юбки Хранительниц Мудрости.

— Сорилея грозилась их раздеть да высечь, а потом гнать плетьми до города. — Приглушенный смех Асмодиана стал недоверчивым. — Они и в самом деле это между собой обсуждали. Если бы порка помогла кому-то из них предстать перед тобой, полагаю, нашлись бы такие, кто на это пошел.

— Сорилее так и надо было поступить, — вмешалась Авиенда, как ни удивительно, вполне с этим согласная. — У клятвопреступников нет чести. По крайней мере, Мелэйн велела Девам побросать их всех на спины лошадей, точно вьюки, и погнать животных прочь из лагеря. А эти клятвопреступники, как могли, за своих лошадей цеплялись.

Асмодиан кивнул:

— Но прежде двое успели переговорить со мной. Когда убедились, что я не шпион из Тира. Это лорд Добрэйн и леди Колавир. Они столько туману напустили, столько намеков и недомолвок было, что я ни в чем до конца не уверен, но не удивлюсь, если они предложат тебе Солнечный Трон. Им впору препираться с... некоторыми из тех, с кем меня обычно знакомили.

Ранд лающе рассмеялся:

— Может, так и будет. Если выговорят такие же условия, как Мейлан. — Ему не нужны напоминания Морейн, что кайриэнцы в Игру Домов и во сне играют, как ни к чему ему и слова Асмодиана, что они и с Отрекшимся в ней пытались попрактиковаться. Значит, слева — Благородные Лорды, справа — кайриэнцы. Одна битва закончена, и началась другая, иная, но не менее опасная. — Я же, во всяком случае, считаю, что Солнечный Трон предназначен тому, кто имеет на него право. — Он не обратил внимания на задумчивость на лице Асмодиана. Может, прошлой ночью тот и пытался помочь Ранду, а может, и нет, но Ранд не доверяет ему настолько, чтобы открыть ему даже половину своих планов. В какой бы мере будущее Асмодиана ни было связано с Рандом, верность его вынужденная, и он остается человеком, по собственной воле предавшим свою душу Тени. — Мейлан желает устроить в мою честь, когда я буду готов, грандиозное шествие, да? Поэтому будет намного лучше, если я взгляну, что к чему, раньше, чем он ожидает. — До него вдруг дошло, почему Авиенда неожиданно сделалась вдруг такой уступчивой, приятной в речах, даже разговор поддерживает. Пока Ранд сидит тут, занятый беседой, он делает в точности то, чего она желает. — Натаэль, ты идешь за моим конем или мне самому сходить?

Асмодиан поклонился — низко, церемонно и, по крайней мере внешне, искренне:

— Я служу Лорду Дракону.