Книга: Змея в тени орла
Назад: 1. Детские игры
Дальше: 3. Право на смерть

2. Рыбки в мутной воде

Буря шла над землей. Она зародилась на западе, у берегов Великого Океана, и тусклой мутью заволокла небо над городами солнечной Нарранхильи. Ветер и дождь обрушились на узкие улочки Арвиля и Руасьяка. В Ригондо изумленные хозяйки поспешно снимали белье с протянувшихся от стены к стене веревок и поминали Творца, недоумевая, откуда бы взяться этакому ненастью в середине лета.
Жаркая Эллия притихла. Клубы пыли заполонили города, и словно присели к земле гордые храмы, исказились лица прекрасных статуй, взволнованно трепеща листвой, священные рощи клонились под порывами ветра.
В Готской империи храмы были полны прихожан. День и ночь звонили колокола, словно пытались защитить людей от невиданной здесь и оттого пугающей напасти. Старики говорили, вспоминая рассказы своих дедов, что такое случалось уже однажды. Старикам внимали с почтением. А колокола продолжали звонить. И прихожане заполняли храмы.
В Венедии бескрайние леса стонали и гнулись. Ветер путался в стволах, ярясь, рвал их с корнем, с воем бился о стены городов, раздувал малые огни в бешеные пожары и, продравшись сквозь леса, вырывался в Великую Степь, где буйствовал хохоча и ликуя, страшный в своей необузданности.
Песками заносило города Эннэма. Барханы как живые ползли по пустыне. Танцевали песчинки на каменных полах храмов и на шелковых покрывалах спален. Прятались от ветра собаки. Прятались люди. И неумолимым было наступление песков на беззащитные стены городов.
Никому и нигде не было дела до того, что в буре исчезали люди. Очень немногие, странные, непонятные для всех других люди. Их не любили. Их боялись. Иногда их убивали. Может быть, когда стихнет ветер, кто-нибудь заметит пропажу. Но, заметив, лишь вздохнет с облегчением, в своем сознании никак не связав бурю и пропавшего человека.
В просторной деревянной повозке, зашнуровав и укрепив полог, относительно удобно разместились на коврах и подушках Эфа и Легенда. Они пережидали ураган. Говорить было не о чем, и обе помалкивали, время от времени перебрасываясь ничего не значащими фразами. О том, что ветер крепчает. О том, что пора бы уже буре и прекратиться. О том, что кибитка — надежное убежище.
Давно наступил новый день, но небо было темным. Пыль и мелкие камушки колотились о кожаный верх.
Наконец Эфа, устав от безделья, зевнула и свернулась клубком, натянув на себя шерстяное одеяло.
— Надумаешь зарезать, не буди, — посоветовала она Легенде. И заснула. Мгновенно, как засыпают звери.
Легенда посидела еще, слушая завывания ветра снаружи, и тоже улеглась на подушки. В ненастье хорошо думается, а ей сейчас было о чем подумать.
О том, например, что миссия, возложенная на нее самим магистром, похоже, провалилась, не успев даже начаться. Историческое событие — посольство анласитов к джэршэитам — не состоится. Во всяком случае, в ближайшее время не состоится. А следовательно, все попытки найти точки соприкосновения в верованиях двух народов откладываются на неопределенный срок. Когда еще Хранитель раскачается и даст добро на новую такую миссию?
Впрочем, временем Легенда ограничена не была. И вопросы веры волновали ее постольку поскольку. А вот успешное выполнение задания окончательно закрепило бы за ней, женщиной, статус официального наследника магистра — это что-нибудь да значило.
Как обидно, что все пошло прахом из-за какой-то уродливой, как бес, и совершенно сумасшедшей девчонки!
Убить бы ее. Уж больно нагло поворачивается спиной. Уверена в собственной неуязвимости? Может, и так, да только если вспомнить, что совсем недавно, буквально сегодня утром, ее ограбили обычные здешние бандиты… Впрочем, сумасшедшие потому и сумасшедшие, что верят в собственный бред, забывая об окружающей действительности.
Убить бы ее… Но слова эти: «ты не человек». Зацепили. Девчонка что-то знает. О нелюдях знает. Может статься, она и сама нелюдь. Не Тварь, не чудовище, а именно не-человек, заброшенный в этот мир откуда-нибудь…
«У нас таких не было», — напомнила себе Легенда.
«У них» действительно не было таких, но даже простое осознание того, что кроме нее есть еще нелюди, не позволяло просто взять и перерезать глотку этой… Эфе. Легенда думала, что свыклась со своим одиночеством, а оказалось, оно просто стало привычной болью, которую не замечаешь, пока вдруг не перестанет болеть.

 

* * *

 

Буря шла над землей, захватывая в свои пыльные лапы тех, кто нужен был породившим ее. Короткий смерч закрутился рядом с одинокой кибиткой в степи. Заржали испуганно уложенные возле колес лошади. И стихло все.
Очень быстро, словно спеша по какой-то им одним ведомой надобности, убегали с неба темные тучи. Ослепительным краем глянуло на степь солнце, вздохнуло небо, отряхиваясь от пыли. А потом, чуть позже, загомонили птицы. День начался с середины, но он все-таки начался. Пора было вспомнить и о делах.

 

* * *

 

— Где это мы? — Эфа тряхнула головой, отбрасывая с лица спутавшиеся волосы.
— Море. — Легенда села, поморщившись. — Скалы.
— Это я и так вижу. — Разящая огляделась. Равнодушно проследила взглядом за волной, которая, лизнув ее сапоги, неспешно убралась обратно. — Где это море? И скалы? Вот что мне интересно.
Она прошла по узкой полоске пляжа. Поковыряла носком сапога водоросли. И вернулась обратно, волоча за собой длинную доску.
— Там пещера есть, — сообщила она Легенде, бросая доску на песок. — Можно сразу в нее пойти. Можно побродить вокруг, поискать сквозные проходы. Можно перелезть.
Легенда подняла голову, оглядывая отвесные стены. Скалы тянулись вдоль пляжа насколько хватало глаз.
— А пещера не насквозь?
— Я туда не лазила. Там… — Эфа поморщилась, — зверем пахнет. Не правильным.
— Как это, не правильным? Разящая фыркнула с досадой:
— Не правильный — значит пахнет не так. Ты вот человек не правильный. Я тоже. А там зверь не правильный. Хотя… — она склонила голову, разглядывая спутницу, — если зверь не морской, он, наверное, жрать на ту сторону ходит.
— А если морской?
— Тогда — на эту, — резонно ответила Эфа. — Пойдем. Заодно и проверим.
— Тебе что, совсем не интересно, как мы здесь оказались? — Легенда поднялась на ноги и только сейчас поняла, что держит в руке свою саблю.
— Я даже не знаю, где это «здесь». — Белые брови сошлись над алыми глазами. — В море не вымокли, и ладно. Жрать захотим — зверя убьем. У тебя вон даже оружие есть. Пойдем. Чего здесь сидеть? Ты в темноте видишь?
— Смотря в какой.
— Тогда наделай себе факелов. Вон доска лежит. Она смоленая. Дрянь, конечно, получится, но лучше, чем ничего.
Столько самоуверенной наглости было в девчонке, что Легенда лишь покачала головой. Однако Эфа ждала. А в словах ее был определенный резон. Так что, прикинув, как с помощью почти игрушечного кинжальчика расщеплять толстенную доску, Легенда вздохнула и принялась за дело.
Эфа посмотрела на нее, покачала головой, достала из ножен свой широкий, тяжелый тесак и взялась помогать.
Потом они шли по слежавшемуся, намытому волнами песку. И Эфа нюхала ветер. Вертела головой, высматривая птиц. Птиц не было. Это не нравилось ни Эфе, ни Легенде, но обе они помалкивали, потому что не имело смысла обсуждать непонятное. А когда показалась впереди пещера и пахнуло странным, явно звериным, но незнакомым и отчего-то пугающим запахом, Легенда машинально потянула из-за пояса саблю. Она увидела, как подобралась ее спутница. Разом исчезла кажущаяся разболтанность движений. Теперь Эфа словно скользила вперед, раздувая ноздри тонкого носа. Щерилась, показывая страшненькие клыки. У самого входа она коротко-взглянула на Легенду, которая так же неслышно и мягко ступала рядом.
— Плохой зверь, — почти беззвучно произнесла Разящая.
Легенда не ответила. И Эфа с молчаливым одобрением отметила, что теплые зеленые глаза ее спутницы стали ледяными и жесткими. Эта красавица, кем бы она ни была, умела убивать. Поудобнее пристроив связку факелов, девушка первая шагнула под своды пещеры.

 

* * *

 

Было тихо. И не слишком темно. Каменный коридор уходил вперед и вперед, сливаясь в сплошную черноту.
Запах зверя. Жутко. Но сердце уже застукотало в предчувствии крови. И страха.
Эфа шла по усыпанному каменной крошкой полу, чувствовала спиной мягкие шаги Легенды. Смотрела во все глаза, но коридор был пуст. И когда разветвился он на три прохода-тоннеля, Разящая без колебаний выбрала левый. Легенда без вопросов повернула следом за ней.
И снова коридор. Стало темнее, пришлось запалить первый из факелов. Огонь трещал и коптил, бился, словно стараясь сорваться с просмоленного дерева и улететь в темноту, но это был какой-никакой, а свет.
Звук колокольчика заставил обеих вздрогнуть. Звенело глухо, отдаленно. За стеной. Эфа прибавили шагу, озираясь по сторонам. Шаркающие шаги прозвучали вдруг где-то близко. И тут же вновь стало тихо.
— Где он? — шепотом спросила Легенда.
Эфа пожала плечами, продолжая идти вперед. Где бы ни был зверь, рано или поздно он выйдет на них. Или они выйдут из пещер.
Вновь зазвенел колокольчик. И! снова шаги. Шарканье босых ног по камню. Холодные мурашки бегут по позвоночнику. Не сговариваясь, Эфа и Легенда перешли на бег. Отчаянный рев, наполнивший пещеру, подхлестнул их. Не сбиваясь с шага, воительницы свернули в очередное ответвление. Снова влево. И помчались дальше. Не оглядываясь. Не разговаривая.
Звенело за спиной. Шаги же послышались откуда-то справа.
— Их много, — выдохнула Легенда.
Эфа мотнула головой. Нет, зверь был один. Совершенно точно — один. Но это был не правильный зверь.
Теперь собственный ужас гнал ее вперед. И не было больше мыслей о чужом страхе. О чужой крови. Только звенел приглушенно колокольчик. И шуршали шаги. И когда Эфа увидела черную тушу, появившуюся впереди, она едва не вздохнула облегченно. Ужас обрел плоть. А плоть смертна.
— Минотавр, — обречено проговорила Легенда. — Но ведь их не бывает.
Бывает — не бывает. Некогда было рассуждать. И больше чем страх потрясло Эфу неведомое ранее, незнакомое чувство. Ее потянуло, безрассудно и неодолимо, к уродливому существу, молча ожидающему впереди. Так тянуло ее к женщинам, когда становилась она мужчиной. Так… нет, совсем иначе.
Что-то кричала Легенда. Не то молитва, не то песня на языке, не слыханном ранее.
— Руби его! — взвизгнула Эфа, не узнавая своего голоса. — Руби!
— Я не могу… нет, — простонала ее спутница, но Эфа уже не слушала. Раньше чем тело подчинилось нелепому и от этого жуткому зову, она хлестнула по морде чудовища коптящим факелом. Хлестнула по выкаченным бельмастым глазам, по влажным ноздрям. Отскочила. От яростного воя заложило уши. Минотавр шагнул вперед, и Разящая, свернувшись в упругий клубок, закатилась прямо под огромные плоские ступни. И был миг замешательства, грань между смертью и спасением, когда тяжелое тело над ней колебалось, уже падая, но еще пытаясь удержать равновесие. Колебалось и клонилось вниз, медленно, словно неохотно. И Легенда саблей кромсала неподатливую плоть. А потом, как-то сразу, все закончилось. Страшное чудовище, Минотавр… нет, то, что было Минотавром, теперь лежало на полу в луже темной, бликующей в свете факела крови. Пальцы на голых ступнях подрагивали, сжимались и разжимались, как от холода или щекотки.
— Горит, — хмыкнула Легенда, глянув на факел.
— Угу» — кивнула Эфа.
И они пошли дальше. В пахнущий зверем и кровью воздух откуда-то вплелся тонкий, свежий сквознячок.
Легенда молчала. И Эфе это нравилось. Те женщины, которых знала она раньше, были болтливы сверх всякой меры. Впрочем, те женщины, которых знала она раньше, понятия не имели, с какой стороны берутся за саблю.
А выход из пещеры, не в пример входу, был узким. Но зато не пахло оттуда, снаружи, никакой опасностью. Не было там страха. И не было крови.
Только есть захотелось, едва услышала Эфа крики невидимых птиц.
— Ничего себе лес… — восхищенно проговорила Легенда.
«Густые, труднопроходимые лесные заросли, тропические леса с обилием деревянистых лиан и высоких грубостебельных злаков», — сумрачно пробурчала Эфа. — Джунгли это. Сейчас поймаем кого-нибудь и съедим, а потом уж дальше пойдем.
— Давай лучше пойдем, а по дороге кого-нибудь поймаем. — Легенда оглядывалась по сторонам. — Как здесь… пестро. А откуда ты это, ну… как там, «густые леса с обилием деревянистых злаков…»
— Издеваешься? — процедила Эфа. Вполне, впрочем, дружелюбно. — Злаки грубостебельные. А деревянистые — лианы. Да нам-то с тобой это совершенно ни к чему.
— Ш-ш-ш… — Легенда приложила палец к губам и одними глазами показала на упитанное, покрытое грубой шерстью животное, которое целенаправленно пробиралось сквозь колючие заросли.
Эфа еще оценивала тварь с точки зрения съедобности, а зеленоглазая воительница уже скользнула вперед. Короткий взвизг. Судорожный рывок. Опомнившись, Разящая кинулась на помощь. Зверушка оказалась на удивление сильной, но в четыре руки, а точнее — в два ножа, ее из зверушки быстро превратили в добычу. Эфа облизнула окровавленное лезвие. Вытерла его о штанину и ухмыльнулась:
— Ловко ты его.
— Когда-то я охотилась так на зайцев. — Легенда умело потрошила тушку. — Дома. У нас забава такая была — подкрасться к дремлющему зайцу и поймать за задние ноги. Они ведь очень чутко спят. И сильные, кстати. Только зайцев мы отпускали. Тебе что, сердце или печенку?
— Печень, — без раздумий выбрала Эфа. — Ты сырое мясо ешь?
— Ну… если надо.
— Значит, будем готовить.

 

* * *

 

Поев, они завернули остатки ужина в широкие плотные листья. Потом Эфа достала трубку и с удовольствием закурила, глядя на поднимающийся вверх дым и ни о чем не думая. Неведомо как они оказались неведомо где, и все, что можно делать, это идти вперед. Может быть, там, впереди, будут люди. Может быть, их не будет. Это все не имело значения, пока оставались джунгли, где водится «мясо».
— Ночью появятся хищники, — подала голос Легенда. Эфа перевела взгляд на ее тонкое лицо, полюбовалась прозрачными зелеными глазами, мелькнула было мысль стать мужчиной, но спутница ее не походила на других женщин. Других можно было взять силой или просто заставить. Легенду же… Силой, конечно, можно, да ведь обидится. А обиженная женщина — плохая компания.
— Как придут, так и уйдут. — Разящая затянулась дымом. Выдохнула. — Они огня боятся. Все звери огня боятся.
— Разложим костер по кругу?
— Угу.
Так и сделали.
Хищники себя никак не проявили.

 

* * *

 

А утром Эфа и Легенда снова шли по зеленому, шумному лесу. Убитый вчера неведомый зверь оказался очень питательным, и от целой тушки осталось больше половины. Так что о пище в этот день можно было не беспокоиться.
И они не беспокоились.
Легенда шагала впереди, Эфа, след в след, за ней. Она нюхала пахнущий прелью воздух и чутко слушала лес. Не потому, что боялась, а скорее по привычке. Ничего опасного густые заросли в себе не таили.
А вокруг была зелень. Зелень, зелень, зелень. Разных оттенков. На разных уровнях. И с разной степенью пахучести. Изредка мелькал в ветвях чей-нибудь пестрый хвост. И снова листья, мох, мягкое подобие хвои. Только множество голосов, птичьих и нептичьих, висело в воздухе дрожащим звоном.
— Ого! — Эфа остановилась. Легенда обернулась на возглас. — Смотри. — Разящая обошла толстый, обросший какой-то зеленой дрянью ствол дерева. — Что ж ты мимо проходишь?
На стволе рос цветок. Огромный, с тяжелым приторным запахом, но ни густой аромат, ни размеры не портили совершенной формы лепестков, выгнувшихся изящно по кругу нежной, сияющей золотом сердцевины. Цветок был прекрасен какой-то абсолютно разнузданной, не знающей меры красотой.
— Я не увидела. — Легенда подошла ближе. — Что это?
Эфа скривилась недовольно, когтистым пальцем коснулась лепестков:
— «Орхидея. Семейство ятрыпшиковых, с однодольные растения с душистыми цветами разнообразной формы и окраски». Как тебе?
— Сухо.
— Никогда не спрашивай, что это, если видишь что-нибудь красивое, — пробурчала Разящая. — Тебе скажут слово. И оно испортит красоту. Лучше придумай что-нибудь свое.
— Да? Зачем же ты тогда спрашивала, кто я и откуда?
Эфа восхищенно присвистнула и, отвернувшись от цветка, с ног до головы оглядела спутницу:
— Однако у тебя самомнение!
— Ты сама говорила, что я красива. Спроси у цветка, как он сам называет себя. Его ответ не осквернит красоты.
Эфа фыркнула и сморщила нос:
— Оч-чень мудро. Только где бы найти говорящие цветы? А ты не цветок. И говорить умеешь. Пойдем.
— Я — эльфийка, — бросила Легенда ей в спину. — Но это все, что мне известно. Я помню, где жила раньше, и не знаю, как оказалась здесь.
— Насчет «здесь» я тоже не знаю. — Эфа не оборачивалась.
— Я не о джунглях. Я обо всем мире. — Теперь Легенда шла позади. — Здесь есть только люди, они никогда не видели эльфов. И меня приняли за человека. Еще повезло, что приняли…
— Могли бы сжечь, — кивнула Разящая. — У анласитов это запросто.
— Да. А ты откуда?
— А я действительно не помню. — Эфа пожала плечами. «Йервалъде… льдистый огонь…»
— И, наверное, не хочу вспоминать.
— Почему?
— Просто.
Какой толщины ковер из листьев под ногами? Какой высоты деревья, чьи стволы уходят в небеса, теряясь в кронах молодой поросли? Откуда приходят сны? Откуда бы ни просачивались воспоминания, их нужно гнать, как гонят нищих от порога. Как гонят шелудивых собак. Как отгоняют шакалов… Там, где полыхает в небе льдистый огонь, живут такие, как она, Эфа. Они все такие, как она. Жуткие. Беспощадные. Умеющие наслаждаться чужим страхом и чужой смертью. Там она не будет необычной. Необыкновенной. Бесценной. Там ею не станут восхищаться. Ее не будут бояться и превозносить. Там она перестанет быть Эфой. Разящей. Ей нечего делать там, дома.
Дома?
А джунгли против всех правил обрываются в просторную низину. Голые кочки, покрытые жесткой травой. Одинокие корявые деревья. И болото. Без конца и без края. Слабый запах тухлой воды. Шелест трущихся друг о друга стеблей. Картина унылая и безрадостная настолько, что Эфе захотелось спать.
Она чихнула и достала трубку.
— Ни вплавь, ни пешочком, — пробурчала, подходя, Легенда. — Может, плот свяжем?
— Из тростника? — Эфа чиркала огнивом. — Может, и свяжем. А может, нам носилки подадут. Подождем.
Эльфийка приподняла изящно выгнутую бровь:
— Шутишь?
— Не знаю, — честно ответила Разящая, — Давай ужинать.

 

* * *

 

Обгрызая ребрышко, Эфа разглядывала остров, расположенный в сотне шагов от топкого берега. На острове гнездились птицы. Большие. Розовые. С кривыми клювами и голыми длинными ногами. Красивые птицы. Они казались нездешними, словно бы неземными. Такие птицы могли бы приносить с собой утреннее солнце, если бы сказки про богинь и богов зари оказались правдой.
Впрочем, вели они себя, несмотря на дивный облик, вполне по-земному. Кто-то дремал, поджав одну красную ногу и засунув голову под крыло. Кто-то бродил вдоль берега, выискивая лягушек и не обращая ни малейшего внимания на людей. Птицы были непуганые, так же как и звери в лесу. Кто-то чистил перья, щелкая клювом. Нездешние блохи донимали нездешних птиц ничуть не меньше, чем обычные донимают обычных.
— Красиво, — заметила Легенда, веткой вороша огонь. — И остров погляди какой круглый. Будто ненастоящий.
— Сыро, — поморщилась Эфа. — Хорошо бы и вправду носилки подали.
— Слушай, а кем ты была в Гульраме? — Легенда уселась, обхватив колени руками. — С твоим лицом… и вообще… На Западе тебя сожгли бы без раздумий. А в Эзисе? Ты хорошо одета. У тебя была охрана. Были, наверное, драгоценности, да? Откуда?
— От людей. — Разящая глядела на птиц. — Я полезная. Я убивать умею. — Она примолкла, раздумывая, рассказывать правду или нет. Решила, что беды не будет. Так или иначе ее именем в Эзисе и Эннеме пользовались для устрашения. — Ты приехала с Запада и ничего не знаешь обо мне. А у нас, на Востоке, от одного имени «Эфа» дрожат и правители и судьи.
— Так ты что, убийца?
— Я — Разящая. Я — карающий меч. Я — сила. Я — страх, который живет в душе. Ха! — Эфа вскочила на ноги. — Да, я убийца. И я люблю убивать. Но тебя я не убила, потому что ты красивая. И потому что ты меня не боишься.
— Не понимаю, — тихо произнесла Легенда. — Иногда ты говоришь, как взрослый и мудрый человек. Иногда, как наглый наемник. А иногда — как ребенок. Сколько тебе лет?
— Пятнадцать. И еще сколько-то. Пятнадцать лет я живу на землях джэршэитов. Я не человек. Не наемник и не ребенок. Я — Тварь. У Тварей нет возраста и нет мудрости. Зато мы не стареем.
— Эльфы тоже, — заметила Легенда. — Но мы бессмертны.
— Ну?! — Эфа тут же плюхнулась на землю и уставилась на эльфийку своими жуткими глазами. — Как это — бессмертны? Вас нельзя убить?
— Почему? Убить нас можно. Мы не умираем от старости… — А-а… — Разящая разочарованно поморщилась. — Ну это-то не хитрость. Я, может, тоже не от старости умру. Попадется какой-нибудь… шибко умелый. Слушай, а…
На пологий берег плеснуло. Шумно. Залило короткую жесткую траву.
Эфа, умолкнув на полуслове, отодвинулась от воды. А из болота уже шла, надвигалась неспешно и неотвратимо вторая волна. Заголосили всполошено и режуще громко чудесные птицы. Полетели розовые перья. Хлопая крыльями, взмывали птицы в небеса, возмущаясь неожиданно нарушенным покоем.
Остров двигался.
Легенда помотала головой, не веря в происходящее.
Волна накатила на берег. Зашипел костер. Но не погас. Продолжал гореть, плюясь раздраженно звонкими искрами.
Эфа краем глаза глянула на спутницу. А Легенда покосилась на нее. Не сговариваясь, обе отошли от берега. Можно было бы дать деру в недалекий лес. Можно было бы. Но зачем спешить? Чем бы или кем бы ни оказался неожиданно оживший остров, убежать от такой громадины можно всегда.
И не особо даже удивились воительницы, различив под мутным слоем воды движение огромных лап. Разве что, когда вынырнула на поверхность старчески-змеиная голова и, моргнув пленкой век, уставился на них обсидианово-черный блестящий глаз, у Легенды вырвалось тихое ругательство. На готском. Короткое такое ругательство. Емкое.
— Добрый вечер, — напряженно сказала Эфа.

 

* * *

 

Они смотрели на тварь. Тварь — на них.
«Заговорит или нет?» — Разящая чувствовала, как мягко пружинит под ногами земля. Словно сама подталкивает ноги к рывку. К короткой, отчаянной пробежке до стены джунглей. До толстенных стволов, которые не вдруг сломает даже чудовищная громада череп ахи-острова.
Если заговорит, значит, это не животное. Значит… Кто-то из Древних?
Глаз, в котором обе женщины отражались как в кривом зеркале, моргнул снова.
— Добрый вечер, — родился из глубин панциря голос, неловко копирующий интонации Эфы. Затем что-то прокашлялось громогласно и утробно. И, наконец, шевельнулся жуткий клюв:
— Добрый… добрый… добрый вечер… ве-ечер. Давно не приходилось беседовать вслух, — доверительно сообщило чудовище. — Я Ке-Хоу. Мудрец. Так говорят, во всяком случае, а у меня нет оснований не доверять подобным разговорам. Ну, а вы кто? Ты, с белыми волосами, ответь мне за себя и за свою безъязыкую спутницу.
— Почему это безъязыкую? — Легенда бесстрашно глянула в черноту блестящего глаза.
— А почему ты не поздоровалась? — Черепашья голова, немыслимо вывернув шею, глянула на эльфийку другим глазом. — Это невежливо.
— Я… — Легенда не то чтобы растерялась, но…
— У них это не принято. — Эфа непринужденно уселась на травку. — Ничего, если мы сидя побеседуем? Или в вашем присутствии так нельзя? Можно? Спасибо. Так вот, у них не принято сообщать собеседнику о том, что вечер добрый, потому что согласно верованиям народа Легенды (да, кстати, мою спутницу зовут Легенда), так вот, согласно их верованиям, ничего доброго в вечере нет. И если есть нужда поздороваться, лучше дождаться утра.
Глаза у эльфийки были круглыми — куда там черепахе. Ке-Хоу, впрочем, тоже таращился с интересом. Эфа на миг озадачила себя мыслью: в чем проявляется этот самый интерес на напрочь лишенной мимики морде? Но только на миг. В первый раз за всю жизнь ей удалось самой поймать состояние «бред». Нужно было удержать настрой. И попытаться понять, как она это сделала. А кроме того, нельзя было забывать о Ке-Хоу, заинтригованном, конечно, но вот насколько?
— Садись, Легенда. — Эфа похлопала по земле рядом. — Ке-Хоу, да? А я ведь, кажется, что-то о вас слышала. Великий мудрец, отошедший от земных дел… Вроде как даже постигший тайны бессмертия. Это ведь о вас?
Она ничем не рисковала. Набор глупостей насчет бессмертия, мудрости и отшельничества с легкостью подходил любому из существ, называвших себя мудрецами. Если же черепаха откажется от перечисленных признаков мудрости, Эфа просто признает свою ошибку. Для этого много ума не надо.
Ке-Хоу не отказался. Напротив, он удовлетворенно моргнул и вытянул змеиную шею так, что голова оказалась совсем рядом с Эфой. Разящая подавила естественное желание попятиться. Из огромной пасти пахнуло тиной. Как из болота. «Бредовая» легкость исчезла, но прежняя напряженность тоже не вернулась.
— Ты хорошо осведомлена, дитя мое, — пророкотал мудрец. — Итак, ты знаешь обо мне. А я ничего не знаю о вас. Из этого следует…
Он примолк.
— Из этого следует, что мы должны рассказать о себе, да, мудрейший?
— А разве ваша мудрость уже не дала вам ответ на все вопросы? — невинно хлопнув зелеными глазищами, поинтересовалась Легенда.
— Ответов на все вопросы не бывает. — Черепашья башка повернулась и выцелила глазом эльфийку. — Вопросов всегда больше. Все больше и больше. А истинная мудрость в том, чтобы не стыдиться спрашивать.
— Я — Эфа, — сообщила Эфа. — Легенда уже представлена. Мы издалека. Вот и все.
Вы прошли через джунгли?
Прошли.
Вы спаслись от Быкоглавца?
— Быкоглавец? — Эльфийка подняла бровь. — Вы называете так Минотавра?
— Если я правильно понимаю, это вы называете Минотавром того, кого мы зовем Быкоглавцем. И если наше название говорит само за себя, то ваше требует пояснения. Почему Минотавр?
Ке-Хоу с такой легкостью свернул с темы разговора, что Эфа растерялась. Либо у мудреца недержание мысли и он не в состоянии придерживаться одного направления под напором идей и вопросов, либо… Либо Ке-Хоу не спешит. Совсем никуда.
— Это древняя сказка. — Легенда нахмурилась. — Я не помню ее. Но название пошло оттуда.
— Постарайся вспомнить. Мне всегда интересны были такие понятия, как рождение и смерть. — Ке-Хоу пошевелил огромным розовым языком. — Рождения и смерти слов и имен — тоже.
— Не помню. — Легенда покачала головой. — Ну… Он сидел в Лабиринте и сучил какую-то нить. Нить нужно было похитить. Потому что она была из чистого золота… Или, нет, он ткал покрывало. Золотое покрывало из шерсти. Он ткал его днем, а каждый вечер распускал, чтобы с утра начать все заново. Так, кажется… Или он прогневал богов, которые наказали его уродством.
Эфа не выдержала. Скривившись и деранув когтями мягкую землю, она затрясла головой:
— Не так все было! Не так! Но Быкоглавца мы все равно прикончили, и какая теперь разница, как и почему его прозвали Минотавром.
— Что вы сделали? — с изумлением спросил Ке-Хоу.
— Прикончили Быкоглавца, — повторила Эфа. — Убили, понимаете? Совсем.
— Две женщины?
— И один мужчина, — сумрачно буркнула Разящая. Тихонько буркнула.
Черный глаз потаращился на Легенду. Потом глянул на Эфу. Ке-Хоу вздохнул, вновь пахнув тиной и… почему-то цветами. А потом попросил:
— Расскажи мне эту историю. Про Минотавра. С Быкоглавцем все ясно и так. Расскажи. А я расскажу, что делать вам дальше.
— Так… — Эфа потерла подбородок. — Ну ладно. Слушайте.
«Огромны были богатства царя Миноса. И царство его было велико. И когда корабли его выходили в море, они закрывали воду от края до края. И не было равных великому правителю нигде в пределах, отведенных смертным…»

 

* * *

 

Ке-Хоу слушал. Внимательно. Легенда тоже помалкивала, хоть и давала понять всем своим видом, что уже вспомнила сказку, просто не хочет перебивать рассказчицу. И когда Эфа закончила вспоминать, эльфийка кивнула:
— Да. Так все и было. Но это просто выдумки.
— Мифы, — строго поправила Эфа. — Миф — это не просто выдумка. Это намного сложнее.
— Да уж, — задумчиво кивнул мудрец. — Намного. Быкоглавец, или Минотавр, если пользоваться вашим именем, — это воплощение мужского начала. Грубой и неотразимой силы. Потому и удивился я, как смогли вы убить его. Буря занесла вас совсем не туда, куда следовало.
— Вот как? — Разящая уставилась в глаз Ке-Хоу. В тот, что был обращен к ней. — А что, буря знает, куда и кого следует заносить?
— Буря, которую устраивают боги, должна выполнять волю богов. — Ке-Хоу шевельнулся. На берег плеснуло. — Вы попали в чужой мир. И должны понимать это. Наши боги могут помочь вам вернуться домой.
— Правда?! — Глаза Легенды блеснули.
— Не правда, — рыкнула Эфа. — Богов не бывает. И никогда ничего не делается просто так.
— Как это, не бывает богов?
— Никак. Не бывает, и все. — Разящая оскалила острые клыки. — Зачем ты врешь нам, мудрец?
— Я спрошу в ответ, — спокойно произнес Ке-Хоу, — почему ты не веришь мне, сказительница?
— Я не…
— Ты не помнишь о богах. Ты не веришь в них. Но это не значит, что их не существует. Тебя стоило бы наказать за дерзость, но я никогда никого не наказываю. Каждый человек должен сам осознать свои ошибки.
— Ты сказал, что боги могут помочь нам, — напомнила Легенда. Что-то в ее голосе не понравилось Эфе. Красивый и выразительный, он прозвучал как-то… отчаянно. И тревожно. — Ты сказал, что мы сможем вернуться. Вернуться домой.
— Лучше спроси, что потребуют от тебя взамен, — зло посоветовала Разящая.
— Взамен у вас потребуют помощи. — Глаза Ке-Хоу подернулись пеленой. — Помощи в войне. И если уж вы сумели убить Быкоглавца, я полагаю, вам не составит труда повоевать за богов.
— Что это за боги, которым нужна помощь? — Эфа еще злилась, но уже почувствовала интерес.
— Помощь нужна многим богам, — равнодушно заметил мудрец. — Тебе еще предстоит узнать об этом. Ну так как, вы согласны?
— А если мы не согласимся, нас ожидает чудная жизнь в джунглях или на окраинах болота, да? — Эфа достала трубку. — И драгоценная возможность беседовать время от времени с вами, уважаемый.
— Не самое плохое будущее. — В голосе Ке-Хоу скользнула усмешка.
— Уж лучше война.
— Может быть. Ты всегда сама решаешь за себя и за свою подругу?
— Только когда она молчит. — Эфа выдохнула дым. — Давно война-то идет?
— Война еще не началась. — Черепашья голова медленно втягивалась в панциры — Возможно, все ждут именно вас.
— Конечно, — пробурчала Разящая себе под нос. — Стоит Легенде появиться в толпе вояк, как такое начнется.
Эльфийка, может, и услышала, но не обиделась. Кажется, она всерьез задумалась над вопросом Ке-Хоу: так кто же из них, она или Эфа, принимает решения.

 

* * *

 

А когда трубка была почти докурена, ветер пронесся над затхлой поверхностью болота. Заскрипели одинокие корявые и мертвые деревья. Вновь заголосили птицы. Эфа поморгала… Нет, ей не померещилось — из мутной воды, из тины, в которой наверняка водились отвратительные пиявки, из гнилостной вони вырывались, раскрываясь навстречу серенькому небу, золотые венчики кувшинок.
Ке-Хоу высунул голову из панциря-пещеры. Вывернул шею, пытаясь посмотреть вверх.
— Богиня, — пробормотал он гулко. — Богиня идет.
Эфа выбила трубку. Подумала и встала на ноги. Легенда тоже встала.
Мертвые черные ветви деревьев зазеленели клейкой сияющей листвой.
— Богиня. — Голос мудреца то ли смеялся, то ли действительно был исполнен восхищения. — Сорхе идет. Дарующая Жизнь Лесу.
А потом солнце рванулось в просвет облаков. Солнце, которому полагалось бы уже скрыться за горизонтом. И по солнечным лучам, как по ковру, неспешно, но совсем невеличаво спустилась на землю женщина.
Позабыв о трубке, Эфа переводила взгляд с нее на Легенду. Сравнивала сияющую зелень глаз. Золото волос. Острые, тонкие черты таких похожих и все-таки разных лиц.
А эльфийка и богиня смотрели друг на друга. И улыбались.
Неуверенно.
— Откуда ты взялась такая? — Сорхе склонила голову, разглядывая Легенду. — Разве тебе воевать? Ты должна дарить радость своей улыбкой. Это из-за тебя можно развязывать войны, но тебе самой не пристало убивать.
— Мне пришлось научиться. — Легенда коснулась сабли на поясе. — Чужой мир учит многому.
— Это правда. — Богиня опустила глаза. — Я помогу тебе вернуться. Но сначала мы должны победить. Это долгая история. Согласна ли ты воевать за меня?
— Конечно.
— А ты? — Сорхе перевела взгляд на Эфу. В глазах у нее смешались страх и восхищение. Ни капли божественного величия не было в этой женщине, что спустилась с небес по солнечным лучам. В женщине, под ногами которой пробивались цветы. Дыхание которой оживляло давно умершие деревья. — Ты, существо столь же уродливое, сколь и прекрасное, поможешь мне?
— А у меня есть выбор?
— Конечно. Если ты откажешься, я верну тебя туда, откуда ты явилась.
— Неужели? — Разящая насмешливо хмыкнула. — Вы без меня навоюете, пожалуй! У вас там все такие?
— Какие? — удивленно спросила богиня.
— Ну… — Эфа неопределенно повела руками. — Благостные.
— Нет. — Сорхе улыбнулась. — Не все. Ты любишь красоту, правда? Тебе понравится в моих владениях. Идемте.
— Сейчас. — Эфа осторожно постучала по носу Ке-Хоу, впавшего в прострацию. — Эй, уважаемый. Эй, да проснитесь вы!
— Богиня… — Мудрец открыл глаза и уставился на Разящую. — Тебе нужно что-то еще, сказительница?
— Мне нужно, чтобы вы водичкой плеснули. — Эфа показала на костер. — Непорядок это — огонь оставлять.
— Хорошо. — Ке-Хоу шевельнул лапами, и волна прошла по берегу, окатив Эфу до колен. — Так лучше?
— Намного. — Разящая брезгливо тряхнула одной ногой. Потом другой. В сапоги не натекло, но тем не менее было противно, — Ну что, госпожа? — Она обернулась к Сорхе. Взгляд богини был полон искреннего любопытства. — Вы готовы? Тогда пойдемте.
Сорхе кивнула и почему-то улыбнулась. Эфа поняла, что смеются над ней, но не поняла почему. Собственно, какая ей разница.
Назад: 1. Детские игры
Дальше: 3. Право на смерть