Почти весь остаток дня Ранд провел в своей спальне в Солнечном Дворце, валяясь на огромной кровати, сработанной из инкрустированного костью черного дерева, столбики которой были толще его голени. Словно для контраста с золоченым убранством передней и гостиной обстановка спальни, хотя и сохраняла свойственные Кайриэну угловатые очертания, была, однако, из черного дерева и драгоценной кости.

Сулин сновала туда-сюда, взбивала подушки, без конца поправляла простыню, которой он укрывался, и твердила, что толку от этих кроватей никакого и куда удобнее просто расстелить на полу одеяло. Она предлагала Ранду то мятный чай, то пунш, пока он не потерял терпение и не велел оставить его в покое.

— Как угодно милорду Дракону, — буркнула Сулин, одновременно изобразив подобострастную улыбку, присела в безукоризненном реверансе и вышла, основательно хлопнув дверью.

Мин осталась с Рандом. Сидя на постели, она держала его за руку и смотрела на него, словно он собирался испустить дух. Наконец Ранду удалось выставить и ее — ненадолго, лишь для того, чтобы натянуть висевший в шкафу темно-серый шелковый кафтан. Роясь в шкафу, он неожиданно наткнулся на простой деревянный футляр с флейтой. Подарок Тома Меррилина, оставшийся от той, другой жизни. Усевшись возле окна, Ранд попробовал играть, но поначалу, после столь долгого перерыва, не мог извлечь из флейты ничего, кроме мычания и писка. Эти странные звуки привлекли Мин.

— Поиграй мне, — смеясь то ли от восторга, то ли от удивления, попросила она, усаживаясь ему на колено. Ранд попытался наиграть хоть одну знакомую мелодию — за этим занятием его и застали Эмис, Бэйр, Сорилея и еще добрая дюжина Хранительниц Мудрости. Мин мигом соскочила с его колена, смущенно одергивая кафтанчик, а Сорилея и Бэйр подступили к Ранду вплотную.

— Посмотри налево, — командовала Сорилея, приподняв пальцем его веко и пристально глядя ему в лицо. — Так… Теперь направо.

— Пульс у тебя частит, — пробормотала Бэйр, нащупав костлявым пальцем жилку на шее.

Надо полагать, Нандера мигом известила Хранительниц о том, что Кар'а'карна пришлось отнести в спальню. Удивительно, как еще после этого во дворец не нагрянула целая армия Хранительниц Мудрости, — видать, Сорилея подвергла их строгому отбору. Но все прошедшие этот отбор считали своим долгом внести посильный вклад в излечение Кар'а'карна, а потому щупали его, тормошили, заглядывали куда нужно и не нужно, да еще и обозвали упрямцем, когда он попробовал отказаться подпрыгивать на месте.

Хранительницы осматривали Ранда по очереди, а не занятые с ним наседали на Мин, расспрашивая о ее видениях. Бедняжке приходилось чуть ли не всякий раз растолковывать все сначала, ибо, подобно Айз Седай, Хранительницы Мудрости были въедливы, дотошны и ни одна из них не хотела ничего упустить.

В конечном итоге Сорилея, а за ней и остальные с неохотой признали, что Кар'а'карн нуждается только в отдыхе. Они удалились, и Мин мигом устроилась у него на коленях.

— Они разговаривают друг с другом во снах? — промолвила она, покачивая головой. — Надо же, я и не думала, что такое бывает. Это похоже на истории из преданий. — Мин наморщила лоб. — Как ты думаешь, сколько лет Сорилее? И эта Колинда… Нет, к тебе это отношения не имеет. И вообще, наверное, на меня жара действует. Если я знаю, — значит, знаю. Должно быть, все дело в жаре. — В глазах девушки вспыхнул озорной огонек, и она склонилась к нему ближе, сложив губы словно для поцелуя. — Если сделаешь вот так, — тихонечко промолвила Мин, едва не касаясь губами Ранда, — то, может, получится. Напоследок было немножко похоже на «Петуха на дереве».

Ранд не сразу понял, что к чему, он видел лишь ее огромные глаза, — но потом сообразил, и похоже, на лице его что-то да отразилось, потому что Мин со смехом упала ему на грудь.

Вскоре доставили записку от Койрен; та справлялась о его здоровье, желала, чтобы он не заболел, и испрашивала разрешения нанести визит в сопровождении двух сестер. Предлагала она и Исцеление, разумеется, если он пожелает. Пока Ранд читал, Льюс Тэрин вроде бы подал голос, но умолк сразу же, как только записка была отложена в сторону.

Учтивость Койрен заставила Ранда снова вспомнить о выходке Мераны. Но также и о том, что все произошедшее в Солнечном Дворце в середине дня к закату, а то и раньше, становится известным Койрен. В ответном письме он поблагодарил за добрые пожелания, но просьбу о встрече вежливо отклонил. Он еще чувствовал себя усталым, а для встреч с Айз Седай нужна ясная голова.

В той же ответной записке Ранд пригласил во дворец Гавина. С братом Илэйн он встречался всего лишь раз, но тот ему нравился. Правда, Гавин не только не явился, но и не ответил на приглашение. Не иначе как поверил россказням об убийстве его матери. Думая об этом, Ранд всегда огорчался, и настроение его портилось. Даже Мин отчаивалась приободрить его, а Перрин с Лойалом в такие часы предпочитали и вовсе держаться подальше. Три дня спустя прибыло второе послание от Койрен, столь же любезное, затем, еще через три дня, — третье, однако Ранд отвечал учтивым отказом. Отчасти из-за Аланны. Он по-прежнему ощущал ее лишь смутно и отдаленно, но она приближалась. Что и неудивительно — Мерана наверняка взяла ее с собой. Ранд не собирался подпускать Аланну к себе ближе чем на милю, но он обещал Салидарским сестрам равные условия с Койрен и намеревался сдержать слово. Койрен придется проявить терпение и чуток подождать. К тому же у него были и другие дела.

Визит в школу в бывшем дворце Бартанеса затянулся куда дольше, чем предполагалось. Идриен Тарсин, как всегда, познакомила его со множеством открытий и изобретений, по большей части непонятных, а Фил, опять же как обычно, постоянно отвлекался, забывая и о чем шла речь, и о присутствии Мин. Спохватившись, он извинялся, но через некоторое время забывал снова. Как ни странно, Мин он понравился — перед уходом она даже чмокнула его в макушку, чем повергла в немалую растерянность. Все это, однако, не слишком помогло узнать, что же выяснил Фил насчет печатей на узилище Темного и Последней Битвы.

На следующий день Ранду доставили записку, нацарапанную на оторванном уголке пергамента.

«Вера и порядок, дают силу. Не начинай строить, не расчистив площадку. Придешь в следующий раз — все объясню. Девчонку не приводи, уж больно хорошенькая.

Фил».

Писулька показалась Ранду лишенной всякого смысла, но когда он все же попытался связаться с Филом, выяснилось, что тот отправился на рыбалку. Во всяком случае, так он сказал Идриен, заявив вдобавок, что вновь ощутил себя молодым. Уже не спятил ли старик окончательно, гадал Ранд. Какая рыбалка в такую засуху? Зато Мин нашла записку забавной. Она выпросила ее у Ранда, несколько раз перечитывала и довольно ухмылялась. Так или иначе, Ранд не собирался снова брать ее к Филу, тем паче что в последнее время она дневала и ночевала у Хранительниц Мудрости. Невесть почему это вызывало у него досаду, хотя, казалось бы, надо только радоваться. Здесь, в Кайриэне, даже челядь пытается вести Игру Домов, и чем больше времени Мин станет проводить с ним, тем больше людей начнет задумываться, важная ли она особа. А это опасно.

Мин была нужна ему, чтобы присмотреться к вельможам. Слухи о нездоровье Лорда Дракона распространилась быстро, благородные господа толпами потекли во дворец. Все они справлялись о здоровье Лорда Дракона, долго ли он намерен пробыть на сей раз в Кайриэне, каковы, если им позволено знать, его ближайшие планы, и беспрерывно улыбались. Не улыбался лишь Добрэйн, угрюмый, неразговорчивый лорд с выбритой на солдатский манер головой и следами от ремней панциря на кафтане.

Мин ухитрялась находить время и для этих аудиенций, и для занятий с Хранительницами Мудрости — чем она с ними занималась. Ранд не спрашивал. Для него главная сложность заключалась в том, чтобы Мин как следует спрятать.

— Чего тут мудрить, — говорила она, — сделаем вид, будто я твоя милашка. Буду сидеть у тебя на. коленях да пичкать тебя изюмом, а ты называть меня малюткой да медовыми губками. Всем будет ясно, почему я здесь.

— Нет! — отрезал Ранд, и лицо его стало серьезным.

— Ты и вправду боишься, что Отрекшиеся заинтересуются твоей подружкой?

— Не исключено. Один Приспешник Темного — его зовут Падан Фейн — наверняка бы заинтересовался. Правда, не знаю, жив ли он. Я не стану рисковать. Мин. И не хочу, чтобы эти кайриэнцы плохо о тебе думали, да и Тайренцы тоже.

Айильцы — дело другое; они и впрямь находили ее поддразнивания очень забавными. Впрочем, и Мин оказалась переменчивой. То она выглядела серьезней некуда, надуто— важной, то вдруг без всякого перехода расплывалась в улыбках. Пока не начались эти аудиенции.

В конце концов в приемной поставили позолоченную ширму, хотя это решение оказалось не слишком удачным. Марингил столь нарочито смотрел в другую сторону, что становилось ясно: этот человек готов перевернуть Солнечный Дворец вверх тормашками, лишь бы узнать, кто там прячется. Так что Мин предпочла прятаться за дверью и подсматривать в щелочку. Образы же и ауры появлялись не всякий раз, часто бывали расплывчатыми и невнятными, но кое-что ей увидеть удалось. Марингилу, седовласому и стройному, как клинок, предстояло умереть от удара ножом; Колавир, которая явно приободрилась, узнав, что нынче с Рандом нет Авиенды, ожидала виселица; Мейлана подстерегала смерть от яда. Благородным Лордам Тира — Аракому, Мараконну и Гуаму — суждено было сложить головы в кровавой сече. Мин никогда не приходилось за столь короткое время видеть столько образов, предвещавших гибель, так девушка сказала Ранду.

На пятый день — увидев кровь, залившую широкое лицо Гуама, — Мин даже почувствовала себя плохо, и Ранд заставил ее улечься в постель. На сей раз он сидел рядом и держал ее за руку.

Впрочем, страшные видения ничуть не мешали Мин по-прежнему его поддразнивать. Она щипала его за ягодицы — Девы при этом покатывались со смеху, как и Хранительницы Мудрости. Отпускала шуточки насчет его волосатой груди, — мол, пастухи не потеют потому, что обросли густой шерстью точь-в-точь как их овцы, — и всячески над ним потешались. Иногда она касалась пальцем кружка полузажившей бледно-розовой плоти и вздыхала. По этому поводу она не шутила никогда. По большей же части она сиживала у него на коленях, целовала при всякой возможности и угрожала как-нибудь вечером непременно потереть ему спину в ванной.

Мин слезала с его колен, лишь когда какая-нибудь Дева всовывала голову в дверь или когда кто-нибудь приходил: Лойал, никогда не задерживавшийся надолго и говоривший по большей части о королевской библиотеке, Перрин, выглядевший с каждым разом все более усталым, и особенно Фэйли. При появлении последней Мин всякий раз хватала какую— нибудь книгу, благо в спальне Ранда их всегда было предостаточно, и садилась с ней в уголок, раскрыв посередине, словно читала уже давно. Ранд не понимал этих женщин и их холодных взоров — они вроде бы не враждовали, но явно предпочли бы видеться как можно реже.

Любопытно, что, когда Мин попался переплетенный в кожу первый том «Рассуждений о разуме» Дарий Гаханд, который Ранд, сочтя тяжеловатым, уже собирался вернуть в библиотеку, она увлеклась и продолжала читать даже после ухода Фэйли. А потом, хмурясь и ворча, еще и унесла книгу к себе.

Если к Фэйли Мин относилась прохладно, то при первой встрече с Берелейн разыграла целую сцену. Когда Сомара доложила о приходе Первенствующей, Ранд облачился в кафтан и собирался, как всегда на аудиенциях, отослать Мин за дверь. Та, однако же, замешкалась. Берелейн, как всегда прекрасная, как всегда облаченная в более чем откровенный наряд, вплыла в приемную — и тут ее взгляд упал на Мин, в светло-розовых курточке и штанах. Несколько мгновений Ранда будто и не существовало. Молодые женщины, не скрывая любопытства, уставились одна на другую, а через некоторое время обменялись улыбками. Ранду показалось, что от этих взглядов у него волосы зашевелились. Две женщины более всего напоминали каких-то странных кошек, вдруг обнаруживших, что заперты в маленькой комнатушке. Решив, что прятаться теперь уже поздно, Мин направилась к ближайшему стулу, ухитряясь так покачивать бедрами, что в сравнении с этим даже походка Берелейн могла показаться мальчишеской, и уселась, закинув ногу на ногу. Она все еще улыбалась. О Свет, ну и улыбочки у них обеих!

Наконец Берелейн обернулась к Ранду и склонилась перед ним, широко раскинув юбки. При виде красивой женщины, ничуть не таившей своих прелестей, Льюс Тэрин принялся довольно мурлыкать. Ранд тоже оценил увиденное и даже подумывал, не отвести ли глаза, но, в конце концов, он не случайно встретил ее, сидя на возвышении. Заговорив, он постарался, чтобы голос его звучал твердо и рассудительно.

— Руарк обмолвился, будто ты, Берелейн. пренебрегаешь своими обязанностями. Кажется, со времени моего последнего посещения ты почти не покидала своих покоев. Наверное, ему пришлось строго поговорить с тобой, чтобы заставить тебя выйти.

На самом деле Руарк на нее не жаловался, но по тому, как Берелейн залилась краской, Ранд понял — он попал в точку.

— Ты прекрасно знаешь, почему я поручил правление не ему, а тебе. Ты должна прислушиваться к его советам, но решения принимать сама. Я не хочу, чтобы кайриэнцы взбунтовались из-за того, что я поставил над ними айильца.

— Я… беспокоилась, милорд Дракон. — Несмотря на замешательство и румянец, голос ее был тверд. — С тех пор как появились Айз Седай, слухи множатся, словно сорняки. Позволено ли мне спросить, кому ты поручишь здесь править?

— Илэйн Траканд, Дочери-Наследнице Андора. Теперь уже королеве Андора. Не знаю, какие слухи ты имеешь в виду, но твое дело — управление Кайриэном, а об Айз Седай позабочусь я сам. Илэйн отблагодарит тебя за все, что ты здесь сделаешь.

Мин почему-то хмыкнула.

— Хороший выбор, — задумчиво промолвила Берелейн. — Скорее всего, кайриэнцы ее примут. Даже бунтовщики, что скрываются в горах. — Слышать это было приятно. На суждения Берелейн по такого рода вопросам можно было положиться. Она глубоко вздохнула. — Но эти Айз Седай… По слухам, они явились, чтобы отвезти тебя в Белую Башню.

— А я говорю — предоставь Айз Седай мне. Ранд доверял Берелейн в достаточной мере, чтобы поручить ей управление Кайриэном до того, как Илэйн займет Солнечный Трон, но делиться с нею своими планами насчет Айз Седай не собирался. Чем меньше народу будет о них знать, тем лучше. Пусть Койрен считает, будто он думает лишь о золоте и драгоценных каменьях.

Едва за Берелейн закрылась дверь, Мин хмыкнула снова. Скорее даже, фыркнула.

— Интересно, зачем ей вообще было натягивать платье? Ну да ничего, рано или поздно ее окоротят. Ничего полезного я не видела, только человека в белом, который заставит ее по уши влюбиться. У некоторых женщин стыда вовсе нет! В тот же день Мин попросила у Ранда денег и заказала себе множество новых кафтанов, штанов и блуз из шелка и парчи всех мыслимых расцветок. Некоторые блузы имели весьма низкий вырез. А некоторые штаны были так тесны, что оставалось лишь удивляться, как она в них влезает. Кроме того, Мин каждый день совершенствовалась в метании ножей, а как-то раз Ранд увидел, что Девы обучают ее своим, отличным от мужских способам рукопашного боя. Завидя Ранда, Нандера с Энайлой прекратили занятия и продолжили, лишь когда он ушел. Перрин, возможно, что-нибудь бы понял, но Ранд в тысячный раз сказал себе, что никогда не понимал женщин, да, видать, так и не поймет.

Каждый день приходил Руарк к Ранду или Ранд сам наведывался в кабинет, который Руарк делил с Берелейн. Первенствующая с головой погрузилась в текущие дела, стараясь по возможности исправить урон, нанесенный городу и стране нашествием Шайдо, которое кое-кто из кайриэнцев упорно называл Второй Айильской Войной. Руарк заявил, что не будет обращать внимания на кайриэнцев, играющих в джиитох, хотя и ворчал, встречая женщин с мечами или местных мужчин и женщин, одетых в белое. Мятежники в горах выжидали. Число их росло, но Руарка куда больше беспокоили Шайдо, обосновавшиеся у Кинжала Убийцы Родичей. Невозможно предугадать, когда и куда они нанесут удар. Неспокойно было и в айильском лагере. Некоторые не выдерживали откровения и бросали свои копья, другие по истечении срока отказывались снимать белое одеяние гаи'шайн, а иные, правда, совсем немногие, уходили на север, к Шайдо. При этом Севанна преспокойно разгуливала и по айильскому лагерю, и даже по городу. О последнем Руарк упомянул лишь мимоходом.

— А не лучше ли ее задержать? — спросил Ранд. — Как я понимаю, она не имеет права называться Хранительницей Мудрости. А без нее. может, и Шайдо поумнеют.

— Сомневаюсь, — сухо отозвался Руарк. — За глаза Эмис и прочие могут говорить о Севанне все что угодно, но они принимают ее как Хранительницу. А раз уж настоящие Хранительницы называют ее так, значит, она одна из них. Знавал я вождей, которым, и стоя меж десятью прудами, пожалел бы бурдюка с водой, но все же они были вождями.

Ранд вздохнул и принялся разглядывать карту. Руарку это не требовалось, он не глядя мог описать особенности любой точки обозначенной на ней местности. Берелейн сидела в высоком кресле со стопкой бумаг на коленях. В руке она держала перо, на маленьком столике рядом стояла чернильница. Время от времени она искоса поглядывала на Руарка, но, приметив ответный взгляд, тут же склонялась над отчетами. Да еще и краснела. Руарк посматривал на Берелейн довольно хмуро, хотя сейчас она занималась делом.

— Тебе больше не надо посылать копья на юг, — с неохотой промолвил Ранд, хотя такое решение ему самому не нравилось. Ему настоятельно требовалось убедить Саммаэля в том, что на него надвигается самая грозная в мире сила, но не ценой необходимости вновь выкорчевывать Шайдо из Кайриэна.

— Другого выхода я не вижу.

Шли дни, и каждый был чем-то заполнен. Ранд встречался с лордами и леди, елейные улыбки которых наводили на мысль о тайных кознях. Хранительницы Мудрости наставляли его, как иметь дело с Айз Седай — и с теми, что из Салидара, и с теми, что из Башни. В сравнении с Бэйр и Эмис даже Мелэйн казалась мягкой, а от одного вида Сорилеи его пробирал холодок. Молодые кайриэнцы возмущались введенным Руарком запретом на поединки. С нарушителями он обходился более чем строго, и некоторые из них, даже не облачаясь в белое, начинали понимать, что на самом деле означает быть гай'шайн. Их оставляли сидеть на солнце целый день, приставив караул; это отчасти пригасило их пыл, но Руарк не собирался идти наперекор обычаю и облачать в белое мокроземцев, и те, кого поймали Красные Щиты, на самом деле начинали хвалиться случившимся. Ранд раз услышал, как Селанда преисполненным самомнения тоном объясняла другой женщине, тоже с мечом и коротко подстриженной, что та никогда не поймет сути джиитох, пока не окажется пленницей Айил. Что бы она ни имела в виду, ее заявление несколько ободряло.

Но, несмотря на постоянную занятость, на вечные размышления о лордах и леди, Шайдо и мятежниках, Айз Седай и невесть куда запропастившемся Филе, Ранд проводил время с удовольствием. Возможно, он чувствовал себя спокойнее в сравнении с тем, что ему пришлось пережить в последний день в Кэймлине, да и Льюс Тэрин здесь вел себя потише. Даже шуточки Мин Ранду нравились — настолько, что ему пришлось напоминать себе, что она лишь поддразнивает его, и ничего больше. Пробыв в Кайриэне десять дней, он пришел к заключению, что именно так не прочь бы провести всю оставшуюся жизнь. Хотя и знал, что долго это не продлится.

А вот Перрину эти дни вовсе не казались приятными. Очень скоро он стал искать общества Лойала, но выяснилось, что огир предпочитал почти все время проводить в королевской библиотеке. Перрин читать любил, он и сам с удовольствием покопался бы в книгах, но в этих залах с высокими сводчатыми потолками чуть ли не всегда находилась стройная темноволосая Айз Седай. Его она, похоже, не замечала, но Перрин не доверял Айз Седай еще до событий в Кэймлине и вообще старался держаться от них подальше. Так и вышло, что основным его развлечением стала охота, чаще всего с Гаулом, а иногда и с Руарком, с которым он познакомился еще в Твердыне.

Проблема Перрина заключалась в его жене. Или в Берелейн. А может быть, в них обеих. Не будь Ранд так занят, Перрин наверняка попросил бы у него совета. Конечно, не вдаваясь в подробности. Ранд в женщинах разбирается, но есть вещи, которые не доверишь и старому другу.Началось все с самого первого дня. Едва им отвели комнаты, Фэйли в компании Байн и Чиад отправилась осматривать Солнечный Дворец, а он, раздевшись по пояс, принялся умываться. И тут учуял запах духов и услышал позади негромкий голос:

— Я так и думала, что у тебя красивая спина, Перрин.

Он обернулся так быстро, что едва не сшиб умывальник.

— Я слышала, ты приехал с.. женой? В дверях стояла улыбающаяся Берелейн. Да, он приехал с женой, которая едва ли обрадовалась бы, увидев, как он, полуобнаженный, беседует с женщиной, которую тоже не всякий счел бы вполне одетой. Тем паче с Первой Майена. Торопливо натянув через голову рубаху, Перрин постарался выставить Берелейн так быстро, как мог, ну разве что не вытолкал ее в коридор силой. И за это короткое время ухитрился назвать Фэйли женой шесть раз в шести предложениях и дважды упомянуть о том, как сильно он ее любит. Он надеялся, что на этом все и закончится, но просчитался.

Едва Фэйли вернулась и сделала два шага по направлению к спальне, как от нее стал исходить резкий, колючий запах ревности и гнева. Почему — Перрин не понимал. Сам-то он до сих пор ощущал запах духов Берелейн, но ведь Фэйли не обладала волчьим чутьем. Как ни странно, вскоре Фэйли улыбнулась. В тот вечер она не вымолвила ни одного сердитого слова и была нежной, как обычно. И более страстной, чем обычно. Она даже расцарапала ему спину, чего раньше не делала никогда. А потом, заметив при свете лампы кровоточащие бороздки на плечах Перрина, пребольно укусила его за ухо и рассмеялась.

— У нас в Салдэйе лошадям ставят на уши клейма, — пробормотала она. И все это время от нее исходил запах ревности и гнева.

На этом все могло и кончиться: ревность Фэйли вспыхивала порой, как пламя в кузнечном горне, но так же быстро сходила на нет, как только выяснялось, что для подозрений нет никакой причины. Однако на следующее утро он заметил в коридоре Фэйли, разговаривавшую с Берелейн, — и та и другая нехорошо улыбались. Берелейн уже уходила, но Перрин успел уловить ее последние слова:

— Я всегда выполняю свои обещания. Странное замечание. А от Фэйли почему-то исходил ядовито-острый, колючий запах.

Он поинтересовался, о каких обещаниях говорила Берелейн, и, видать, напрасно. Фэйли поморщилась — порой она все-таки забывала, какой у него слух, — и пробормотала невразумительную отговорку. А на его спине появились новые кровоточащие бороздки. И это в начале дня!С той поры Берелейн принялась его выслеживать. Перрин понял это не сразу: она флиртовала с ним еще в Тире, но не столь навязчиво. И тогда он не был женат. Сперва он воспринимал постоянные встречи в коридорах и мимолетные разговоры как нечто случайное и лишь через некоторое время сообразил, что происходят они слишком уж часто. Сам Перрин решил, что это влияние таверена или что Берелейн нарочно так устраивает, сколь бы маловероятным последнее ни казалось. Перрин пытался убедить себя, что это нелепо, смехотворно. Для этого он должен возомнить себя красавчиком вроде Вила ал'Сина. Вот за кем обычно увивались женщины, и уж вряд ли они стали бы бегать за Перрином Айбарой. Нет, все-таки слишком много этих «случайных» встреч.

И всякий раз Берелейн. будто ненароком, дотрагивалась до него — незаметно касалась пальцами руки или плеча. Поначалу Перрин не придавал этому значения, и лишь на третий день его посетила мысль, от. которой волосы встали дыбом. Именно с таких невинных прикосновений начинается укрощение необъезженного коня. Затем, когда животное привыкнет и не будет их пугаться, приходит черед попоны, седла, а в конечном итоге и узды.

Он стал избегать этих встреч, поворачивая в противоположную сторону всякий раз, когда чуял знакомый запах духов Берелейн, но не мог же он все время быть начеку. Тем более что ему то и дело приходилось отвлекаться. Дворец был полон молодых кайриэнцев и каириэнок — женщин с мечами! — которые невесть почему порывались затеять ссору. Не раз и не два Перрин вынужден был обходить тех, кто нарочно вставал у него на пути. Дважды ему пришлось оттолкнуть забияку, когда тот не просто не захотел его пропустить, а вдобавок принялся перед ним чуть ли не пританцовывать. Перрин понимал, что поступил плохо: кайриэнцы намного уступали ему ростом, но какая тут учтивость, коли эти оболтусы уже за рукоять меча держались. А у одной из таких задиристых девиц Перрину пришлось отобрать меч, после чего она, явно потрясенная этим, расшумелась не на шутку, и он вернул ей оружие. А потом она долго кричала Перрину вслед, что у него нет чести, пока какая-то Дева не увела ее прочь, яростно что-то втолковывая.

С другой стороны, многим айильцам и Тайренцам было известно, что он друг Ранда, а слухи везде найдут лазейку. Разодетые в шелка и парчу лорды и леди, которых он в жизни не видывал, представлялись ему в коридоре и приставали с бесконечными расспросами о Лорде Драконе. Отделаться от них было еще труднее, чем от забияк с мечами. Особенно от Благородных Лордов, в Тире воротивших от него нос, а тут чуть ли не набивавшихся в друзья. От них исходили запахи страха и еще чего-то, чему он не мог дать названия. Однако, как понял Перрин, всем им хотелось знать одно.

— Боюсь, миледи. Лорд Дракон не посвящает меня во все свои секреты, — вежливо отвечал Перрин холодноглазой женщине по имени Колавир. — А если какими тайнами и делится, то разве, по-вашему, стал бы я о них говорить?

А она свысока улыбнулась ему, причем с таким видом, будто раздумывала, не содрать ли с него шкуру себе на коврик. Пахло от Колавир очень странно: сурово, льстиво и как-то густо.

— Я и в самом деле не знаю, как намерен поступить Ранд, — сказал Перрин Мейлану. Тот, хоть и расточал улыбки почти как Колавир, опять вздумал посматривать на него с пренебрежением. И запах от Мейлана исходил такой же сильный. — Может, вам лучше у него самого спросить.

— Если б я знал. вряд ли бы стал трезвонить по всему городу, — заявил Перрин беловолосому проныре, демонстрирующему слишком много зубов в улыбке. Этого скользкого типа звали Марингил. К этому времени Перрину уже порядком надоели попытки вытянуть из него какой-нибудь конкретный ответ. Пахло от Марингила так же густо, как от Колавир или от Мейлана. И от всех троих запах держался долго. Перрин был совершенно уверен, что ничего хорошего это не сулит — так пахнет на сухой горной вершине за мгновение до схода лавины.

Вот Перрин и старался обходить молодых забияк, а запахи, ударявшие в нос, были столь сильны, что забивали запах духов. Потому-то он и проглядел появление Берелейн, которая подобралась к нему чуть ли не вплотную. Ну, сказать по правде, по коридору она не шла, а скользила, точно лебедь по глади пруда, но Перрину показалось, будто она накинулась на него.

Само собой, говорил он с ней только о Фэйли да о том, что надо все это прекратить. Однако Первенствующая лишь посмеивалась и поглаживала его по щеке, делая вид, будто не понимает, о чем идет речь. Всякий раз, когда рука Берелейн тянулась к нему, Перрин отдергивался, но как назло в последний раз он не успел отдернуться именно в тот миг, когда из-за угла появилась Фэйли. Которая, разумеется, вообразила, будто отдернулся он исключительно из-за ее появления. Без малейшего замешательства Фэйли повернулась на каблуках и, не ускорив и не замедлив шага, двинулась в обратном направлении.

Перрин нагнал ее и зашагал рядом. Говорить он не решался — ведь кругом были люди. С лица Фэйли не сходила приятная улыбка, но колючий, очень колючий запах предвещал недоброе.

— Это не то, о чем ты подумала, — промолвил он, как только за ними закрылась дверь. Фэйли не сказала ни слова, лишь приподняла брови в немом вопросе. — Ну, Берелейн… она погладила меня по щеке… — Попрежнему улыбаясь, Фэйли сдвинула брови, колючий запах стал еще резче, среди колючек проглянул гнев. — Она сама, Фэйли. Подошла и погладила… Я тут ни при чем… — Фэйли смотрела на него молча. Наверное, ждала — но чего? Горло у Перрина перехватило, словно на шее петлю затягивали, а похожее в разговоре с Фэйли происходило частенько. — Фэйли, мне жаль, что так вышло, — пробормотал он, не придумав ничего лучшего.

— Ясно, — ответила она без всякого выражения и выплыла из комнаты.

Итак, он опять дал маху, хотя и не понял, в чем именно. А еще извинялся, хотя извиняться было вовсе не за что.

В тот же день Перрин слышал, как Байн обсуждала с Чиад, не помочь ли им Фэйли поколотить его. Ничего себе! Непонятно, Фэйли такое придумала или нет,

— она была в ярости, но неужели настолько? Однако у Перрина закралось подозрение, что Байн с Чиад нарочно говорили так, чтобы он услышал, и это рассердило его. Стало быть, Фэйли обсуждает с этой парочкой семейные дела, касающиеся только их двоих! Возможно, она откровенничает с ними не только насчет своих глупых подозрений. В довершение ко всему, на ночь, несмотря на жару, Фэйли натянула толстенную сорочку, а когда Перрин потянулся поцеловать ее в щеку, пробормотала, что устала за день, и повернулась к нему спиной. Запах ярости был острее бритвы.

Этот запах не давал Перрину заснуть, и чем дольше он лежал, уставясь в темноте в потолок, тем больше сердился сам. Почему она так поступает? Разве она не видит, что он любит ее и только ее? Разве он виноват в том, что какая-то глупая женщина сдуру захотела с ним пофлиртовать? Он даже подумывал о том, чтобы отшлепать Фэйли, — глядишь, блажь и улетучится, — но не решился. Как-то раз он задал ей трепку, однако повторять это не хотел: сама мысль о том, чтобы причинить Фэйли боль, была ему неприятна. Он хотел жить с ней в любви и согласии. Только с ней одной.

В конце концов, когда в окнах забрезжил серый свет утра шестого дня их пребывания в Кайриэне, он решил на время исчезнуть с глаз Берелейн. В Твердыне она флиртовала с доброй дюжиной мужчин, и если сейчас почему-то остановила свой выбор на нем, это еще не значит, что ее увлечение продлится долго. Не видя его, Первенствующая быстро найдет себе новую жертву, и тогда Фэйли успокоится. Всего-то и, дел.

Поднявшись поутру, Перрин позавтракал в обществе Лойала и проводил огир в библиотеку, где уже сидела стройная Айз Седай, — Лойал говорил, что она проводит здесь целые дни. Там Перрин учуял Гаула и предложил айильцу поохотиться. Засуха сделала свое дело, и дичи за городом попадалось не много, но Перрин с его чутьем мог отыскать добычу где угодно. Он так и не натянул ни разу тетивы, но не хотел возвращаться в город до тех пор, пока Гаул не поинтересовался, уж не намерены ли они при лунном свете охотиться на летучих мышей. Порой Перрин забывал, что не каждый способен видеть в темноте. На следующий день он снова задержался на охоте до сумерек. И так каждый день.

План казался Перрину весьма действенным и простым, однако с самого начала все пошло не так. В первый же вечер, когда с луком на плече и приятной усталостью во всем теле он возвращался во дворец, лишь случайный порыв ветерка, донесший запах духов от главного входа, уберег его от встречи с Берелейн. Ему пришлось пробираться через заднюю дверь, предназначенную для прислуги, — еле достучался, чтобы открыли. На следующий вечер Берелейн караулила в коридоре перед его комнатами — в результате полночи он прятался за углом. Каждый вечер она поджидала его, хотя никто бы не поверил в случайность подобной встречи, когда во дворце спят почти все, кроме считанных слуг. Нет, это настоящее безумие! Что она к нему-то прицепилась? И всякий раз, когда он с сапогами в руках прокрадывался наконец в спальню, Фэйли уже спала. В этой проклятой толстой ночной рубашке. На седьмую бессонную ночь Перрин готов был признать, что ошибся, хотя и не понимал в чем. Все казалось так просто — ему и надо-то было услышать от Фэйли хоть словечко. Намек на то, чего она, собственно, добивается. Но слышал он лишь скрежет собственных зубов в темноте.

На десятый день Ранду доставили очередную просьбу Койрен об аудиенции — столь же любезную, как и все предыдущие. Некоторое время он вертел послание в руках и размышлял. Точно сказать, далеко ли Аланна, он не мог, но если сравнить сегодняшнее ощущение с тем, что было в первый день, ей впору находиться на полпути к Кайриэну. Коли так, Мерана времени не теряет — на это он и рассчитывал. Тогда как на раскаяние не надеялся — Айз Седай всегда Айз Седай. Если нынешняя скорость сохранится, а судя по всему, так оно и будет, салидарских сестер можно ждать дней через десять. За это время он успеет встретиться с Койрен еще дважды; таким образом каждому посольству будет дано по три аудиенции. Пусть Мерана, когда приедет, узнает об этом и призадумается. Пусть считает, что для него Салидар и Белая Башня равны. Ей незачем знать, что он скорее сунет руку в ров со змеями, чем позволит себе хоть бы приблизиться к Башне, особенно пока на Престоле Амерлин восседает Элайда. Он готов съесть свои сапоги, если через десять дней после прибытия Мерана не предложит ему поддержку Салидара безо всяких там глупостей насчет их руководства и наставлений. Тогда наконец можно будет заняться Саммаэлем.

Ранд взялся за перо. Он писал Койрен, что завтра пополудни она может посетить Солнечный Дворец в сопровождении двух сестер, тогда как Льюс Тэррин принялся возбужденно бубнить. Да, Саммаэль. Убей его, на сей раз убей. Демандреда, Саммаэля — всех. Теперь им конец. Я убью их.

Ранд его почти не слышал.