Когда Эамон Валда проезжал по запруженным народом улицам Амадора, стук копыт его вороного коня заглушался уличным шумом и гамом. Валда истекал потом, тем паче что был закован в безупречно отполированные латы, а со спины его на круп могучего скакуна свисал белоснежный плащ. Правда, броню покрывал слой пыли, но оно и не диво после долгой дороги. Он старался не обращать внимания на грязных, оборванных мужчин, женщин и особенно детей, с потерянным видом бесцельно слонявшихся по городу.

Даже здесь. Они были даже здесь. Впервые в жизни лицезрение могучих каменных стен и башен Цитадели Света с реявшими над ними знаменами, этой неприступной твердыни, служившей единственным оплотом истины и справедливости, не подняло его дух. Спешившись на главном дворе, он бросил поводья подбежавшему Чаду и принялся наставлять того, как позаботиться о коне. Конечно же, конюх и без него знал, что следует делать, и брюзжал Валда исключительно из-за скверного настроения. Повсюду сновали облаченные в белые плащи люди — несмотря на жару, они выглядели энергичными и деятельными. Хотелось верить, что это не видимость, а истинное рвение.

Молодой Дэйн Борнхальд торопливо пересек двор и прижал кулак к обтянутой кольчугой груди в бравом военном приветствии.

— Свет да осияет вас, милорд Капитан. Хорошо ли доехали от Тар Валона?

Глаза молодого офицера были налиты кровью, и от него разило бренди. Валда поморщился — пьянству, а уж тем паче с утра, не могло быть оправдания.

— Во всяком случае быстро, — проворчал Валда, стягивая латные рукавицы и затыкая их за пояс, на котором висел меч.Нет, то было не бренди, хотя Валда готов был биться об заклад, что парень пьян. А на путешествие, учитывая немалое расстояние, и впрямь ушло не так уж много времени. Лорд-Капитан даже решил наградить своих солдат и, после того как они разобьют лагерь, разрешить им провести ночь в городе. Сам марш прошел удачно, неудачным и даже вредным Эдмон Валда находил приказ, во исполнение которого его легиону пришлось проделать этот путь. Приказ вернуться в Амадор в тот самый момент, когда Башня раскололась и достаточно одного решительного удара, чтобы обрушить ее и навсегда погрести проклятых колдуний под обломками. Марш получился запоминающимся, тем паче что каждый день приносил все худшие и худшие новости. Ранд ал'Тор укрепился в Кэймлине. Для Валды не имело значения, кто он: истинный Дракон или Лжедракон. Этот человек обладал способностью направлять Силу, а всякий, кто этим занимается, — Приспешник Темного, и никак иначе. В Алтаре его приверженцы, так называемые Принявшие Дракона, прямо-таки кишмя кишели, а Гэалдан наводнило скопище мерзавцев, следовавших за каким-то Пророком. Они объявились и в самой Амадиции.

Правда, ему удалось несколько поуменьшить численность этого отребья. Задача была не столь уж простой: нелегко сражаться с противником, который не принимает боя лицом к лицу, а при первой угрозе рассеивается, пытаясь раствориться, затеряться среди этих омерзительных беженцев и еще более отвратительных безмозглых бродяг, вбивших себе в голову, будто ал'Тор будет теперь устанавливать свои порядки. Но Валда нашел решение, хотя оно и не вполне его устраивало. Путь следования его легиона был отмечен горами трупов, над которыми кружили стаи ленивых, обожравшихся стервятников. Раз уж не было никакой возможности отличить последователей Пророка от обычных бездельников, одних никчемных негодяев от других, приходилось убивать всех, кто попадался на пути. Невелика беда — добрые люди сидят дома, а не болтаются по проезжим дорогам. Так или иначе. Творец отличит грешных от праведных.

— В городе болтают, будто здесь находится Моргейз, — сказал Валда.

Он не верил этому слуху, ибо в Андоре только и говорили, что о смерти своей королевы, и потому немало удивился, когда Дэйн кивнул.

Однако когда молодой человек принялся расписывать роскошные покои Моргейз, ее блестящие выезды и охоты и уверять, будто она в любой день готова подписать соглашение с Чадами Света, удивление сменилось отвращением. Не скрывая своих чувств, Валда сердито нахмурился. Впрочем, от Найола ничего другого ждать и не приходилось. Когда-то этот человек был великим воином, одним из лучших полководцев, но ныне постарел и стал слишком мягкосердечным. Валда понял это, как только приказ Найола достиг Тар Валона. Найолу следовало выступить на Тир при первом же известии об ал'Торе. Собрать все силы, объединить все народы и под знаменами Чад повести их против Лжедракона. Надо было сделать это еще тогда, а теперь время упущено. Ал'Тор овладел Кэймлином и собрал достаточно сил, чтобы устрашать малодушных. Впрочем, если Моргейз здесь, это поправимо. Доберись до нее он, Валда, она подпишет соглашение без промедления. Он научил бы ее повиновению, а вздумай она противиться вступлению Детей Света в Андор, привязал бы ее за запястья к посоху. Вот было бы знамя — самое подходящее для похода на Андор.

Дэйн ждал — вне всякого сомнения, рассчитывал на приглашение к обеду. Как младший по чину, он не мог пригласить Валду сам, но, надо полагать, хотел поговорить со своим бывшим командиром о Тар Валоне и, может быть, о своем погибшем отце. Впрочем, о Джефраме Борнхальде Валда был не слишком высокого мнения, ибо считал этого человека слишком мягким.

— Приходи ко мне в лагерь на обед к шести, Чадо Борнхальд. Надеюсь видеть тебя трезвым.

Все-таки Борнхальд был пьян — он разинул рот и, прежде чем отсалютовать и уйти, пробормотал что-то невнятное. Что же происходит? Ведь Дэйн был многообещающим молодым офицером. Слишком щепетильным — вечно пытался доискаться доказательств вины, будто это самое главное, — но все же многообещающим. Более твердым, чем его отец. Позор и беда, что такой человек растрачивает себя на бренди.

Недовольно бормоча себе под нос — рыба гниет с головы, и уж коли офицеры предаются пьянству в самой Цитадели Света, стало быть, виноват в этом не кто иной, как Найол, — Валда отправился в свои покои. Ночевать он намеревался в лагере, но горячая ванна пришлась бы ему очень кстати.

Однако в просторном каменном коридоре навстречу ему попался широкоплечий молодой человек, на белом плаще которого за эмблемой золотой солнечной вспышки красовался алый пастуший посох — символ Руки Света. Не останавливаясь и даже не поднимая на Валду глаз, Вопрошающий почтительным тоном промолвил:

— Не угодно ли Лорду-Капитану посетить Храм Истины?

Сдвинув брови, Валда проводил его не слишком любезным взглядом — он не жаловал Вопрошающих. Признавая, что кое-какая польза от них есть, он, тем не менее, считал Вопрошающих захребетниками, нацепившими эмблему с алым посохом, дабы избежать встреч с вооруженным противником. Валда хотел было повысить голос и одернуть этого малого, но передумал. Вопрошающие не отличались строгим соблюдением дисциплины, но даже для них было немыслимо, чтобы рядовой ни с того ни с сего принялся давать советы Лорду-Капитану. Он решил, что с ванной придется повременить.

Храм Истины, одно из величайших чудес мира, в какой-то мере восстановил душевное равновесие Валды. Храм Истины представлял собой гигантский купол, снаружи ослепительно белый, внутри же выложенный золотыми листьями, сверкавшими в свете бесчисленных подвесных лампад. По окружности высились ряды белоснежных, отполированных до блеска колонн, но сам огромный свод простирался безо всякой поддержки на сто шагов в поперечнике. В центре беломраморного пола находилось мраморное же возвышение — оттуда до вершины купола было не менее пятидесяти шагов, — с которого при проведении самых важных и торжественных церемоний обращался к Чадам Лорд Капитан-Командор. Когда-нибудь на этом месте будет стоять он, Эамон Валда. Найол не вечен.

В огромном зале находилось немало Чад — в Храме было на что посмотреть, хотя никто, кроме Детей Света, не мог любоваться его великолепием. Однако — Валда не сомневался — его пригласили сюда не для того, чтобы наслаждаться красотой строения. За высокими колоннами тянулись ряды колонн пониже — таких же незатейливых по форме, но отполированных до зеркального блеска, а за колоннами находились ниши, украшенные древними фресками. Все они изображали сцены триумфа Чад Света. Валда неспешно шел вдоль колонн, заглядывая в каждую нишу. Наконец он приметил рослого седого мужчину, разглядывавшего одну из фресок, ту, что изображала казнь Серении Латар, единственной Амерлин, угодившей в руки Чад. Правда, на виселицу ее подняли уже мертвой — живую колдунью не больно-то вздернешь, но это к делу не относится. Шестьсот девяносто три года назад восторжествовали закон и справедливость.

— Тебя что-то огорчает, сын мой? — послышался мягкий, негромкий голос.

Валда слегка опешил. Пусть Радам Асунава и Верховный Инквизитор, но он все равно Вопрошающий. А Эамон Валда — Лорд-Капитан и член Совета Помазанников — никакой ему не сын.

— Я не приметил ничего огорчительного, — уклончиво ответил он.

Асунава вздохнул. Его изможденное, аскетичное лицо казалось воплощением мученичества, самый его пот походил на слезы, но в глубоко запавших глазах горело пламя — впору подумать, будто именно оно иссушило старческую плоть. На плаще Верховного Инквизитора не было эмблемы солнечной вспышки. Только посох, словно Асунава стоял вне ордена Чад Света. Или над ним.

— А времена ныне огорчительные. Беспокойные времена. Цитадель Света укрывает колдунью, — промолвил Асунава.

Валда сдержал усмешку. Пусть Вопрошающие и захребетники, но опасаться их нелишне даже для ЛордаКапитана. Этот Асунава, раз уж ему не под силу добраться до Амерлин, наверняка мечтает повесить королеву. Валде было все едино, умрет Моргейз или будет жить, главное, извлечь из ее пребывания здесь всю возможную пользу. Он ничего не ответил, и густые седые брови Асунавы опустились. Глаза его смотрели словно из глубоких пещер.

— Времена ныне беспокойные, — повторил он, — и нельзя позволять Найолу ни за что ни про что губить Чад Света.

Валда довольно долго молча рассматривал фреску. Наверное, ее создал хороший художник, хотя в искусстве Лорд-Капитан не разбирался и ничуть к этому не стремился. Во всяком случае, эшафот и виселица выглядели как настоящие. В этом он знал толк. Наконец Валда обернулся к старому инквизитору:

— Я готов выслушать тебя.

— Тогда мы поговорим, сын мой. Позже, когда рядом не будет лишних глаз и чужих ушей. Да осияет тебя Свет, сын мой. И, не сказав более ни слова, Асунава широким шагом удалился. Белый плащ слегка колыхался на его плечах, эхом отдавался стук его сапог — он словно впечатывал каждый шаг в каменные плиты. Некоторые из Детей Света низко кланялись проходившему мимо Верховному Инквизитору.

Из узкого оконца высоко над дворцом Найол наблюдал за тем, как Эамон Валда спешился, поговорил с молодым Борнхальдом и ушел, явно пребывая не в духе. Этот Валда вечно не в духе — его все выводит из себя. Будь хоть малейшая возможность вернуть легион Чад из Тар Валона, оставив там их чересчур нервного командира, Найол непременно бы за нее ухватился. Валда неплохой боевой командир, но не более того. Все его представления и о тактике, и о стратегии сводятся к атаке.

Покачивая головой, Найол направился в палату для аудиенций — у него дел было не в пример больше, чем у Валды. Моргейз все еще сопротивлялась, словно ее осадили в неприступной крепости, в избытке снабженной всеми необходимыми припасами. Она отказывалась признать, что заперта на дне долины, а все господствующие высоты вокруг заняты противником.

Как только Найол появился в передней, из-за стола поднялся Балвер.

— Здесь был Омерна, милорд. Он оставил для вас это. — Писец коснулся рукой лежавшей на столе стопки перехваченных красной лентой бумаг. — И это.

— Поджав тонкие губы, Балвер извлек из кармана крошечную костяную трубочку.

Найол взял трубочку и тяжелой поступью направился во внутренние покои. Невесть почему этот Омерна глупел прямо на глазах — с каждым днем толку от него становилось все меньше. Хоть все его отчеты и являлись полнейшим вздором, ему вовсе не следовало оставлять их на столе у Балвера. И даже такой олух, как Омерна, должен знать, что костяные футляры с тремя красными полосками полагается вручать лично Найолу и никому больше. Он поднес трубочку к огню и, прежде чем отколупнуть ногтем восковую печать, убедился в том, что она не нарушена. Наверное, придется устроить Омерне взбучку, заставить его трепетать перед Светом. Пусть Омерна не, более чем приманка, а вовсе не начальник лазутчиков, но нельзя же быть уж таким дураком.

Нацарапанное путаным убористым почерком на полоске тонкой бумаги письмо

— этой тайнописью пользовались только личные агенты Найола — оказалось очередным посланием от Варадина. Найол едва не бросил его в огонь, не читая, но что-то в конце, куда случайно упал взгляд, привлекло его внимание. Сосредоточившись, Найол прочел письмо полностью, вдумчиво вникая в тайнопись. Может, Варадин и спятил, но даже в этом не мешает удостовериться. Вначале шла обычная тарабарщина насчет Айз Седай на привязи, странных животных и тому подобное, но в конце… Варадин сообщал, что ему удалось найти для Асидима Файсара надежное укрытие в Танчико. Он непременно вывез бы Асидима Файсара из города, но Предвестники выставили такую стражу, что и шепоток не пролетит за стены.

Найол задумчиво потер подбородок. Он лично направил Файсара в Тарабон, дабы тот посмотрел, не удастся ли что-нибудь спасти. Файсар ничего не знал о Варидине, и Варидин не должен был ничего знать о Файсаре. «Предвестники выставили такую охрану, что и шепоток не пролетит за стены». Бред, да и только. Сунув бумагу в карман, Найол вернулся в переднюю.

— Балвер, каковы последние новости с запада? — Западом они называли между собой земли, лежавшие вдоль границы с Тарабоном.

— Ничего нового, милорд. Патрули, слишком углубляющиеся на тарабонскую территорию, не возвращаются. Но хуже всего толпы беженцев, пытающиеся перебраться на нашу сторону.

Патрули не возвращаются… Да, Тарабон — это ров, наполненный крысами и ядовитыми гадами, но…

— Балвер, как скоро твой гонец смог бы добраться до Танчико?

Балвер и глазом не моргнул. Заговори с ним лошадь, этот малый и тогда не выказал бы удивления.

— По ту сторону границы трудно добыть свежих коней, милорд. В обычных обстоятельствах я бы сказал, что на это уйдет дней двадцать, может, даже чуток поменьше. Ну а ныне в два раза больше, да и то если повезет. Причем в одну сторону.

Ров со змеями, способный поглотить любого, даже костей не останется.

Нужды в возвращении гонца не было, однако об этом Найол предпочел промолчать.

— Организуй это, Балвер. Чтобы через час все было готово. С гонцом я буду говорить лично.

Балвер поклонился, но принялся потирать руки, как делал всегда, когда чувствовал себя задетым. Пусть злится, невелика беда. Вряд ли все удастся осуществить, не выдав Варадина. Коли он и вправду безумен, предосторожность окажется излишней, но если нет… Его провал не ускорит никаких событий.

В палате приемов Найол еще раз перечитал письмо Варадина, а затем поднес листочек к пламени свечи. Когда узкая ленточка сгорела, он растер пепел между пальцами.

В своей деятельности Пейдрон Найол привык руководствоваться четырьмя незыблемыми правилами. Никогда не строй планов, не выведав о противнике все, что возможно. Не бойся менять планы, если получил новые сведения. Никогда не думай, будто тебе известно все. И никогда не жди, пока узнаешь все. Тот, кто бездействует, рассчитывая со временем выведать о враге все, рискует обнаружить, что этот самый враг уже поджег шатер, в котором он сидит. Найол неуклонно следовал этим правилам всю свою жизнь и пренебрег ими лишь единожды — в угоду смутному предчувствию. Там, в Джамаре, он по наитию, безо всяких на то резонов, направил добрую треть войска следить за горами, хотя все как один уверяли его, что перевалить через этот хребет никак невозможно. Пока оставшиеся две трети маневрировали, нанося удары по войскам Муранди и Алтары, с этих «неприступных» гор спустилась иллианская армия, которой, по всем расчетам, полагалось находиться не менее чем в сотне миль от поля сражения. Лишь благодаря тому странному предчувствию Найолу удалось избежать разгрома. Сейчас он ощущал то же самое.

— Я ему не доверяю, — решительно заявил Талланвор. — Он похож на одного мошенника, которого я как-то видел на ярмарке. Совсем малец, личико детское. Смотрит невинными глазами, а сам только и думает, как бы тебя облапошить.

На сей раз Моргейз стоило немалого труда не вспылить. Юный Пайтр недавно сообщил, что его дядюшке удалось наконец найти способ тайно вывести ее из Цитадели Света. Ее и других. Последнее, конечно, представляло собой дополнительное затруднение. Торвин Баршо давно выражал готовность выручить ее одну, но Моргейз не могла оставить своих спутников на милость Белоплащников. Никого, даже Талланвора.

— Я приму во внимание твои чувства, — со снисходительной небрежностью промолвила она. — Только не позволяй им мешать делу. Лини, у тебя часом не найдется на сей случай подходящей пословицы? Подходящей для Талланвора и его чувств?

О Свет, ну почему ей доставляет такое удовольствие насмехаться над ним, всячески поддевать его? Она ведь его королева, а не… Моргейз отвлеклась и потеряла нить размышлений. Сидя у окна. Лини сматывала клубок голубой пряжи из мотка, который держала на растопыренных руках Бриане.

— А мне Пайтр напоминает одного молодого помощника конюха, изрядно нашкодившего незадолго до того, как ты отправилась в Белую Башню Того самого, который завел по ребенку от двух служанок, а потом попался на краже столового серебра твоей матери Моргейз поджала губы, но ни Талланвор с Лини, ни Бриане, бросившая взгляд на королеву, будто и ей позволено высказывать свое мнение, не могли испортить ей настроения. Этот Пайтр предвкушал скорый побег Моргейз с искренней радостью. Конечно, он рассчитывал получить от дядюшки награду, во всяком случае, судя по некоторым его высказываниям, касавшимся возмещения за невозможность возвратиться домой, но, так или иначе, паренек чуть не заплясал от радости, когда она согласилась с его планом, в соответствии с которым уже сегодня все они должны выбраться из Цитадели, а завтра на рассвете и из Амадора. Прочь из Амадора, в Гэалдан, где никто не станет навязывать ей кабальное соглашение.

Два дня назад Баршо, переодевшись разносчиком, торгующим пряжей да вязальными принадлежностями, сам заявился в крепость, чтобы познакомить королеву со своим замыслом. То был приземистый носатый мужчина с бегающими глазками и. хотя слова его звучали вполне почтительно, насмешливо ухмыляющимся ртом. Трудно было поверить, что он дядюшка Пайтра, настолько они были не похожи, и еще труднее принять его за торговца. План Баршо оказался гениально прост, хотя несколько задевал достоинство королевы. Ей предстояло покинуть Цитадель Света в телеге, спрятавшись под кухонными отбросами.

— Вы все знаете, что следует делать, — сказала Моргейз. Сама она находилась под неусыпным надзором и не могла покинуть свои покои без сопровождения Чад, но ее свите предоставлялась определенная свобода передвижения. От того, сумеют ли ее люди этим воспользоваться, зависело все. Ну, не совсем все, но многое. — Лини и Бриане, когда прозвонит колокол, вы должны быть на хозяйственном дворе.

Лини добродушно кивнула, но Бриане поморщилась — сколько можно долдонить одно и то же? Все это они повторяли уже в двадцатый раз, но Моргейз была настойчива, ибо не могла допустить, чтобы вся затея провалилась из-за чьей-то оплошности.

Моргейз продолжила:

— Талланвор, ты оставишь свой меч здесь и будешь дожидаться остальных в гостинице «Дуб и колючка». — Он открыл было рот, но королева не дала ему и слова вымолвить: — Я уже слышала все твои доводы. Пойми, если ты уйдешь без меча, им и в голову не придет, что ты не собираешься возвращаться. А меч можно раздобыть и другой.

Он поморщился, но в конце концов кивнул.

— Ламгвин должен ждать в «Золотой голове», а Базел…

Послышался торопливый стук, и в дверь просунулась лысеющая голова Базела.

— Моя королева, тут человек… Чадо… — Он оглянулся через плечо и прошептал: — Это Вопрошающий, моя королева Талланвор, понятное дело, ухватился за меч, и Моргейз пришлось дважды — взглядом и жестом — приказать ему оставить оружие в покое.

— Пусть войдет. — Она ухитрилась вымолвить это спокойным голосом, хотя внутри у нее все обмерло. Почему Вопрошающий? Неужто все до сих пор так хорошо складывавшееся обернется бедой?

Высокий человек с ястребиным носом оттеснил Базела назад и захлопнул перед ним дверь. Бело-золотой короткий плащ с вышитым на плече темно-красным пастушьим посохом указывал на ранг Инквизитора. На лице Эйнора Сарина — Моргейз не была с ним знакома, но ей показывали этого человека со стороны, — читалась непоколебимая уверенность.

— Лорд Капитан-Командор приглашает вас к себе, — холодно промолвил Инквизитор, — и просит прибыть немедленно.

Мысли Моргейз замелькали, как мотыльки. В самом вызове к Найолу ничего необычного не было — с тех пор как она оказалась запертой в Цитадели, он не посещал ее, а лишь призывал к себе, чтобы в очередной раз поговорить о долге королевы перед родной страной и поведать, как он, Найол, искренне печется об интересах как самой Моргейз, так и Андора. Но никогда еще приглашение не передавалось через такого посланца. Если она попадет в руки Вопрошающим, ей не отвертеться. Асунава добьется того, чего захочет, — она лишь мельком видела этого человека, но от одного его вида в жилах холодела кровь. Почему послали Инквизитора?

Она задала этот вопрос, и Сарин тем же ледяным тоном ответил:

— Я был у Лорда Капитан-Командора, к тому же мне по пути. Поэтому Лорд Капитан— Командор и повелел мне сопроводить вас к нему Вы ведь королева, и вам подобает оказывать почтение — Говорил он устало, чуточку нетерпеливо, а в последних словах промелькнула плохо скрываемая насмешка.

— Хорошо, — сказала Моргейз.

— Должен ли я сопровождать мою королеву? — с церемонным поклоном спросил Талланвор. Хоть в присутствии посторонних он выказывал надлежащее уважение.

— Нет — Поначалу Моргейз хотела взять вместо него Ламгвина, но потом передумала — взять сопровождающего означало показать этому Допроснику, что она боится оставаться с ним наедине. Сарин внушал ей почти такой же страх, как и Асунава, но она не желала, чтобы он об этом догадался. — В этих стенах я не нуждаюсь в телохранителях.

Сарин улыбнулся, точнее, скривил губы. Похоже, он просто смеялся над ней Когда Моргейз вышла за дверь и поймала растерянные взгляды Базела и Ламгвина, ей пришло в голову все-таки взять сопровождающего, но внутренний голос подсказал, что этого делать не следует. Если Инквизитор приготовил ловушку, два человека все равно ничем не помогут, но всякое ее колебание безусловно будет истолковано как слабость. Правда, шагая рядом с Сарином по выложенным каменными плитами коридорам, она действительно чувствовала себя слабой. Слабой женщиной, а вовсе не королевой. Но нет, сказала себе Моргейз. Может быть, если Вопрошающие займутся ею вплотную в своих застенках, она и завопит, как простая смертная, впрочем, какое там «может быть», она не настолько глупа, чтобы считать, будто королевская плоть отличается от какой-либо другой, но до той поры она останется королевой. Усилием воли Моргейз подавила в себе леденящий страх.

Сарин повел ее через мощеный двор, где полуобнаженные мужчины упражнялись на мечах — сражались друг с другом или рубили деревянные столбы.

— Я бывала в кабинете Лорда Капитан-Командора, но никогда не проходила через этот двор, — заметила Моргейз. — Разве сейчас Лорд Капитан-Командор где-нибудь в другом месте?

— Я выбрал кратчайший путь, — уклончиво ответил Инквизитор. — Мне дорого время, ибо важных дел у меня больше, чем… — Он не закончил и не замедлил шага.

Моргейз не оставалось ничего другого, как следовать за ним по анфиладе комнат, уставленных узкими койками и полных мужчин — иные были полуголыми или в одном белье. Не отрывая глаз от спины Сарина, она сочиняла гневную речь, с которой намеревалась обратиться к Найолу. Затащить ее в казарму! Они прошли через стойла — в воздухе висел запах навоза и конского пота, снова через казарму, миновали кухонный коридор, вышли на очередной двор, и… Она замерла на месте.

Посреди двора стоял длинный дощатый помост, на котором высилась виселица. Под виселицей стояли люди — около дюжины мужчин и три женщины. Все связаны по рукам и ногам, у всех на шеи накинуты петли. Некоторые рыдали, другие просто выглядели испуганными. Самыми крайними в ряду приговоренных были Торвин Барию и Пайтр. Красно-белый кафтан, подарок Моргейз, с парнишки содрали, оставив его в одной рубахе. Дядюшка всхлипывал, что же до Пайтра, то ужас не оставил ему сил даже для слез.

— Во имя Света! — воскликнул облаченный в белый плащ офицер, и другой Белоплащник дернул рычаг. С треском отворились люки, и несчастные жертвы скрылись из виду, провалившись под помост. Некоторые веревки дрожали — видать, у этих бедолаг шейные позвонки не сломались, и теперь они мучительно умирали от удушья. Одним из них был Пайтр. Он умер, а вместе с ним погибла и надежда на избавление. Наверное, следовало бы проявить больше сострадания, но сейчас Моргейз могла думать лишь о том, в какой западне оказалась она сама. А вместе с ней и Андор.

Сарин косился на Моргейз, ожидая, что она лишится чувств или, на худой конец, ее стошнит.

— Так много за один раз, — небрежно промолвила она, удивляясь, как спокойно прозвучал ее голос. Веревка Пайтра перестала дрожать и теперь лишь слегка раскачивалась из стороны в сторону. Выхода не было.

— Мы вешаем Приспешников Темного каждый день, — сухо отозвался Сарин. — Может, у вас, в Андоре и принято, пожурив, отпускать их на все четыре стороны, а у нас порядки другие.

Моргейз твердо встретила его взгляд. Так вот почему ее повели «кратчайшим путем». Найол решил сменить тактику. Ее ничуть не удивило то, что Инквизитор даже не заикнулся о замышлявшемся ею побеге. Найол не был настолько груб и прямолинеен. Она по— прежнему считалась почетной гостьей Цитадели, что же до Пайтра и его дядюшки, то они угодили на виселицу за какие-то собственные прегрешения, без всякой связи с ней Хотелось бы знать, кто поднимется на эшафот следующим? Ламгвин или Базел? Лини или Талланвор? Странное дело, кажется, за Талланвора она боялась даже больше, чем за Лини. Неожиданно из-за плеча Сарина в одном из выходивших на двор окон она приметила явно смотревшего на нее Асунаву. Может, Найол здесь и вовсе ни при чем, а все подстроено Верховным Инквизитором? Впрочем, какая разница? Она не может допустить, чтобы ее люди умирали ни за что ни про что. Чтобы умер Талланвор. Несмотря на всю его дерзость.

— Вам, кажется, не по себе? — обратилась она к Сарину, насмешливо выгнув бровь. Голос королевы не дрогнул, хотя она молила Свет, чтобы ее не вырвало. — Если так, мы можем подождать, пока вы оправитесь.

Сарин помрачнел. Резко повернувшись на каблуках, он зашагал прочь со двора. Моргейз величественно поплыла следом, стараясь не смотреть ни на окно Асунавы, ни на виселицу.

Возможно, это и впрямь был кратчайший путь, ибо уже из соседнего коридора Сарин вывел ее к боковой лестнице, поднявшись по которой, они оказались в приемной Найола — прежде ей приходилось добираться дольше. Как всегда, Найол не соблаговолил встать, а поскольку второго стула в комнате не было, Моргейз приходилось стоять перед ним, словно просительнице. Найол казался рассеянным. Он молча смотрел на нее и, кажется, даже не замечал.

Это бесило еще больше — он победил и теперь даже не замечал ее. Наверное, ей стоило бы вернуться к себе и приказать Талланвору, Ламгвину и Базелу прорубить путь на волю мечами. Пусть они погибнут, и их королева вместе с ними. Моргейз отроду не держала в руках меча, но умереть с мечом в руке она бы сумела. А умри она, на престол взойдет Илэйн. Если, конечно, удастся спихнуть оттуда ал'Тора. Белая Башня должна проследить за тем, чтобы Илэйн получила причитающееся ей по праву, но. Но Белой Башне — хотя это и казалось безумием — Моргейз доверяла еще меньше, чем Найолу. Нет, спасать Андор придется ей самой. И уплатить за это немалую цену.

Пересилив себя, Моргейз заговорила первой:

— Я готова подписать договор.

Найол будто не услышал ее, потом моргнул, покачал головой и неожиданно рассмеялся. Сделал вид, будто удивлен Ну конечно, она ведь гостья и вовсе не замышляла никакого побега. Как славно было бы увидеть его на виселице.

Дальнейшее произошло почти мгновенно — от недавней апатии Найола не осталось и следа. Он тут же призвал своего плюгавого писца с длиннющим пергаментом, на котором все было написано загодя Имелась даже копия печати Андора, да такая, что и сама Моргейз нипочем не отличила бы ее от настоящей.

Хотя выбора не было, она сделала вид, будто читает условия — они оказались именно такими, каких она и ожидала Пейдрон Найол поведет Белоплащников, чтобы восстановить ее на престоле, а в уплату, хотя в договоре не было ни слова ни о какой плате, тысяча его воинов будет расквартирована в Кэймлине навсегда. Они не подпадут под андорскую юрисдикцию и получат право иметь собственный суд. На всей территории Андора Чада Света будут уравнены в правах с гвардией королевы. Навечно. Моргейз понимала, что, подписывая пергамент, совершает поступок, на ликвидацию последствий которого уйдет вся ее жизнь, а может, и жизнь Илэйн, но выхода не было. Особенно учитывая, что Львиный Трон достался ал'Тору в качестве трофея. Он может отдать его Элении или Ниан, но тогда Андором будет править марионетка ал'Тора. Если Башня все-таки возведет на престол Илэйн, ее дочь тоже может превратиться в марионетку — марионетку Башни. Заставить себя доверять Башне Моргейз не могла.

Она четко вывела свое имя и приложила изготовленную в Амадоре копию андорской печати. На красном воске внизу листа четко запечатлелся Лев Андора в окружении Розового Венца. Итак, она стала первой в истории королевой, допустившей на андорскую землю иноземное войско.Когда?.. — Произнести это оказалось гораздо труднее, чем она думала.

Найол поколебался, глядя на стол, где не было ничего, кроме пера, чернил, чашки с песком и кубика теплого воска — он как будто только что написал письмо. Затем, нацарапав собственную подпись и скрепив ее своей печатью в виде полыхающего солнца, Найол вручил пергамент писцу:

— Спрячь это в шкатулку для документов, Балвер. — И лишь после этого обратился к ней: — Боюсь, Моргейз, что я не смогу выступить так скоро, как мне бы хотелось. Предварительно мне надо рассмотреть некоторые вопросы, которые ничуть не должны вас волновать. Это касается прохождения войск по землям, не подвластным ни Кэймлину, ни Амадору. Прошу отнестись к этому как к возможности еще некоторое время украшать наше общество своим присутствием.

Балвер поклонился — несколько чопорно, но изящно, — однако Моргейз готова была поклясться, что во взгляде, брошенном им на Найола, промелькнуло удивление. Да и сама она чуть не ахнула. Он так наседал на нее с первого дня, а теперь, оказывается, у него есть другие дела! Балвер поспешно ретировался, будто опасался, что Моргейз выхватит пергамент у него из рук и порвет его, но ничего подобного у королевы и в мыслях не было. Ладно хоть ее не повесят — пока и это неплохо. С остальным можно повременить. Торопливость в нынешних обстоятельствах неуместна. Пусть ее сопротивление сломлено, зато у нее снова есть время. Неожиданный подарок, которым необходимо правильно воспользоваться. Как там он сказал — украшать их общество?

Моргейз изобразила теплую улыбку:

— У меня словно гора с плеч свалилась. Скажите, а вы играете в камни?

Ответная улыбка Найола показалась сначала чуть удивленной, а затем лукавой:

— Меня считают сильным игроком.

Моргейз вспыхнула, но ухитрилась не подать виду, что сердится. Пусть лучше он считает ее сломленной. Сломленным противником пренебрегают, а стало быть, не удостаивают его слишком уж пристальным вниманием. Проявив должную осмотрительность, она, возможно, сумеет вернуть все, чем ей пришлось поступиться, еще до того, как солдаты покинут Амадицию. Не зря же ее обучали Игре Домов, и учителя у нее были незаурядные.

— Сыграем, если вы не против? Я постараюсь играть так, чтобы вам не было скучно. — Конечно, придется проиграть, но к этому надо подойти тонко, чтобы победа далась Найолу нелегко и ему впрямь не стало скучно. А Моргейз терпеть не могла проигрывать.

Асунава, насупившись, барабанил пальцами по золоченому подлокотнику кресла, на высокой спинке которого, прямо над его головой, красовалось на чистейше белом диске покрытое сверкающим лаком изображение крючковатого пастушьего посоха.

— Ведьму застали врасплох, — пробормотал он.

— На некоторых зрелище казни действует именно так, — отозвался Сарин, будто оправдываясь. — Вчера Приспешники Темного угодили в облаву. Мне доложили, что, когда Тром выломал дверь, они распевали какие-то мерзкие гимны во славу Тени. И никому — я проверял, никому! — не пришло в голову выяснить, связаны ли они с ней.

Сарин стоял, не переминаясь с ноги на ногу, прямо, как и подобало служителю Руки Света.

Асунава легким взмахом кисти отмел все эти подозрения. Разумеется, тут нет никакой связи, если не считать того, что она ведьма, а они — Приспешники Темного. А ведьму, в конце концов, содержат в Цитадели Света. Однако Асунава отчего-то испытывал беспокойство.

— Найол послал меня за ней, будто собаку, — проскрежетал сквозь зубы Сарин. — Меня чуть не стошнило, когда я оказался рядом с колдуньей. Руки так и чесались схватить ее за горло.

Асунава не потрудился ответить, да он почти и не слышал Сарина. Конечно, размышлял он, Найол ненавидит Десницу Света. В большинстве своем люди ненавидят тех, кого им приходится бояться. А вот Моргейз оказалась отнюдь не слабой и показала свою способность противостоять Найолу. У многих, только попади они в Цитадель Света, душа мигом ушла бы в пятки. Оно и хорошо, окажись она слабее, это, в конце концов, могло бы нарушить некоторые планы Асунавы. А он уже продумал мельчайшие детали судебного процесса, на котором должны будут присутствовать послы всех земель, продумал каждый день, вплоть до публичного признания Моргейз — а он сумеет добиться от нее признания так, что никто и не поймет, каким способом… А потом — торжественное оглашение приговора… И еще церемониал казни. Для нее воздвигнут особую виселицу, которую надо будет сохранить в память об этом событии.

— Будем надеяться, что она продолжит упрямиться, — промолвил Верховный Инквизитор с кроткой, благочестивой улыбкой. — Найол терпелив, но даже у его терпения есть предел. Рано или поздно он передаст ее нам, и ей воздается по справедливости.