Ранд надеялся, что хотя бы в эту ночь ему удастся выспаться как следует. На то был резон — устал он настолько, что почти забыл о неизбывном прикосновении Аланны, и, что, пожалуй, еще важнее, Авиенда осталась на ночь в палатках Хранительниц Мудрости. А коли осталась, стало быть, хоть нынче не будет раздеваться ко сну в его присутствии, а потом еще и дышать рядышком целую ночь. Но другое — другое! — заставляло его потеть и маяться во сне. Сны, сами сны. Он всегда ограждал их, дабы не допустить туда Отрекшихся или Хранительниц Мудрости, но то, что представало перед ним сейчас, находилось внутри его самого. Внутри, а не снаружи. А уж что было внутри… В небе парили огромные крылья, парили сами по себе, безо всяких птиц, да эдаких птиц и быть не могло. И парили они над немыслимо прекрасными городами с невероятно, потрясающе высокими зданиями, сверкавшими в солнечных лучах. По улицам скользили странные экипажи: одни походили на жуков, другие же — больше всего на сплющенные дождевые капли. Все это ему доводилось видеть и раньше; тогда, в Руидине, внутри гигантского тер'ангриала, где он был отмечен знаками Дракона, он уже лицезрел нечто подобное и знал, что это образы Эпохи Легенд, только вот выглядели они нынче как-то… И цвета, и очертания казались не теми. Искаженными, словно исковерканными. А потом… гигантский стрелокрыл надломился в воздухе; один, другой, третий — они устремились вниз, унося к гибели сотни и сотни людей. Величественные здания рассыпались, словно песчаные замки, города вспыхивали, как факелы, сама земля вздымалась, подобно штормовому морю. И время от времени перед его взором вставал облик прекрасной златовласой женщины. Какой-то частью своего «я» он знал ее и с ужасом видел, как любовь в ее взоре сменяется страхом и отчаянием. Частью своего «я» он неистово стремился спасти ее, уберечь от Темного и ото всякого зла, какое мог причинить ей сам. Он словно превратился во множество личностей, сознание его разбилось на сверкающие осколки. Сверкавшие, истошно вопившие.

Он пробудился в кромешной тьме, в холодном поту. Его колотило.

Виденные им сны были снами Льюса Тэрина. Прежде такого не случалось, чего-чего, а чужих снов Ранд не видывал. Проснувшись, он лежал навзничь, уставясь в никуда, страшась закрыть глаза и продолжая держаться за саидин, будто Сила могла помочь ему совладать с мертвецом. Но Льюс Тэрин хранил молчание.

Когда наконец забрезжил рассвет, в комнату неслышно проскользнул гай'шайн с прикрытым тканью серебряным подносом. Приметив, что Ранд не спит, он молча поклонился и так же бесшумно вышел. Будучи наполненным Силой, Ранд чувствовал запах вина с пряностями, теплого хлеба, масла, меда и горячей каши, которую айильцы непременно едят по утрам, чувствовал так, словно приник носом к подносу. Отпустив Истинный Источник, он оделся и опоясался мечом, но к прикрывавшей поднос ткани так и не прикоснулся. Аппетита у него не было. Держа Драконов скипетр на локтевом сгибе, Ранд открыл дверь и ступил за порог своих покоев.

В широком коридоре его дожидались Девы во главе с Сулин и Уриен с его Красными Щитами, но не они одни. Коридор был забит людьми, толпившимися за спинами айильской стражи, а кое-кто находился и внутри кольца охраны. Авиенда, а также целая делегация Хранительниц Мудрости — Эмис, Бэйр, Мелэйн, конечно же, Сорилея, Челин из Дымного Ручья, из Миагома, с проблесками седины в темно-рыжих волосах, и Эдарра из Недер Шианде, выглядевшая немногим старше самого Ранда, хотя и успела уже приобрести непоколебимо спокойный взгляд и горделивую, под стать остальным осанку. С ними была и Берелейн, а вот Руарк отсутствовал, как, впрочем, и другие вожди кланов. Но ежели нет вождей, то зачем сюда заявились Хранительницы? И Берелейн? Зеленый с белым наряд Первенствующей подчеркивал красоту ее более чем привлекательной груди.

За спинами айильцев стояли кайриэнцы, лорды и леди. Колавир была на удивление хороша для своих лет. Голову ее украшала искусно сооруженная из темных кудрей башенка, а платье — множество горизонтальных цветных разрезов, начинавшихся от высокого, шитого золотом ворота. Разрезов было гораздо больше, чем у любого из присутствующих. Тут же был и Добрэйн, крепкий, плотный мужчина в вытертом стальными латами кафтане, с выбритой на солдатский манер головой, и прямой, словно клинок, Марингил. Этот головы не брил, и его седые волосы ниспадали на плечи. Темный шелковый кафтан Марингила, имевший цветных полос не меньше, чем у Добрэйна, в самый раз подходил для придворного бала. Позади сгрудились мужчины и женщины помоложе

— мало у кого имелся хотя бы один разрез ниже пояса.

— Да пребудет Благодать с Лордом Драконом! — восклицали они, приседая и кланяясь. — Лицезреть Лорда Дракона — великая честь для нас.

Тут же собрались и Тайренцы, все сплошь Благородные Лорды и Леди в островерхих бархатных шляпах и атласных камзолах с пышными рукавами и брыжами.

— Да осияет Свет Лорда Дракона! — приветствовали они Ранда.

Впереди, разумеется, стоял Мейлан — суровый худощавый мужчина с непроницаемым лицом и седой остроконечной бородкой. Строгое выражение лица и стальной взгляд почему-то отнюдь не умаляли красоты стоявшей рядом Фионды, тогда как жеманные улыбочки Анайеллы не добавляли ей прелести. А вот ни голубоглазый Мараконн, ни Араком, казавшийся еще стройнее рядом с грузным лысым Гуамом, не улыбались. Они — и Мейлан — были связаны с Геарном и Симааном. Вчера Ранд не упомянул об измене этих двоих, даже не назвал их имен, однако он не сомневался, что и само его молчание было замечено и истолковано каждым по-своему. Сегодня утром многие смотрели на Ранда так, будто в любой момент ожидали услышать приказ о взятии их под стражу. И по правде говоря, почти все пристально наблюдали друг за другом. Кое-кто поглядывал на айильцев, не всегда успешно пытаясь скрыть страх или враждебность. Иные чуть ли не столь же пристально таращились на Берелейн — Ранд не мог не подивиться тому, что во взглядах многих мужчин, даже тирских лордов, сквозило не одно только вожделение. Но большинство взоров безусловно было обращено к самому Ранду, ибо он являлся тем, кем являлся. Холодные глаза Колавир перебегали с него на Авиенду, а при виде последней в них разгорался огонь. Дело пахло открытой враждой, хотя Авиенда, похоже, давно выбросила случившееся из головы. Но не Колавир — можно было поручиться, что та не забудет заданную ей Авиендой трепку, когда айилка обнаружила ее в Рандовых покоях. И уж конечно, не простит того, что весть об этом происшествии разнеслась повсюду. Мейлан и Марингил достаточно ясно давали понять, что осознают взаимное присутствие, нарочито не глядя друг на друга, ибо именно друг друга считали главным препятствием на пути к вожделенному кайриэнскому трону. Добрэйн — с чего бы это? — следил за Мейланом и Марингилом. Мелэйн не сводила глаз с Ранда, Сорилея уставилась на Мелэйн, а Авиенда хмуро вперилась в пол.

Одна кайриэнка, большеглазая молодая женщина, вместо обычной у здешних дам замысловатой прически распустила остриженные до плеч волосы, а темное платье для верховой езды, всего с шестью цветными разрезами, перехватила поясом, к которому был подвешен меч. Посматривая на нее, многие и не пытались скрыть презрительных усмешек, но женщина, кажется, того не замечала. На Дев она взирала с неподдельным восхищением, а на Ранда со столь же неподдельным страхом. Селанда, вспомнил Ранд ее имя. Одна из тех красоток, с помощью которых Колавир рассчитывала сделать Ранда исполнителем своих замыслов. Он убедил ее в беспочвенности подобных надежд, но, к сожалению, не без некоторой помощи Авиенды. Хотелось верить, что страх перед ним. Возрожденным Драконом, заставит Колавир отказаться от попыток отомстить Авиенде, но заодно он был бы не прочь убедить Селанду в нелепости ее страхов.

На всех не угодишь, учила Морейн. Как ни старайся, каждому люб не будешь. Суровые слова. Суровые, как и сама Айз Седай.

Ну а в довершение ко всему айильцы, понятное дело, следили за каждым из собравшихся, исключая только Хранительниц Мудрости и — решительно непонятно почему — Берелейн. Они с подозрением относились ко всем мокроземцам, но к ней чуть ли не как к одной из Хранительниц.

— Рад слышать ваши приветствия! — возгласил Ранд, надеясь, что слова его прозвучат не слишком сухо. Опять этот проклятый парад. И где, хотелось бы знать, Эгвейн? Не иначе как до сих пор нежится в постели. Он подумал было о том, чтобы найти ее и попытаться в последний раз… Но нет, ее все едино с места не сдвинешь, ничего она не скажет. Вроде бы он та'верен и все такое прочее, но почему-то это вовсе не действует тогда, когда больше всего требуется. — К сожалению, я не могу продолжить нашу приятную беседу, ибо должен вернуться в Кэймлин.

Андор — вот чем он должен заняться в первую очередь. Андор и Саммаэль.

— Приказы Лорда Дракона исполняются неукоснительно, — промолвила Берелейн. — Сегодня утром он может убедиться в этом лично.

— Мои приказы?

— Мангин, — пояснила Первенствующая. — Ему было велено явиться сегодня утром. Лица большинства Хранительниц Мудрости не выражали ничего, но в глазах Бэйр и Сорилеи читалось явное неодобрение. Причем, что удивительно, адресованное Берелейн.

— Я не собираюсь присутствовать при повешении каждого убийцы, — холодно заявил Ранд. По правде сказать, он забыл о назначенной казни, во всяком случае, постарался выкинуть это событие из головы. Повешение, тем паче повешение человека, который тебе нравится, не то, о чем хочется помнить. В разговоре с ним Руарк и прочие вожди ни словом об этом не обмолвились. И к тому же он не намеревался представлять эту казнь чем-то особенным. Айильцам придется научиться жить по закону, как и всем прочим. Кайриэнцам же с Тайренцами не помешает убедиться в том, что Лорд Дракон не делает исключений ни для кого, в том числе и для айильцев. А для прочих — тем более.

Используешь все и всех, с отвращением к самому себе подумал Ранд. Так или иначе, у него не было ни малейшего желания любоваться чьей бы то ни было казнью, а уж казнью Мангина и подавно.

Мейлан выглядел задумчивым, а на лбу Аракома выступил пот, хотя причиной тому могла быть и жара. Колавир побледнела так, словно она видела Ранда впервые в жизни, а Берелейн сокрушенно поглядывала то на Бэйр, то на Сорилею. С таким видом, будто Хранительницы Мудрости заранее предсказали Первенствующей, как он поступит. Хотя такое едва ли было возможно. Реакция прочих была самой различной, от удивления до удовлетворения. А вот Селанда — этого он не мог не отметить — напрочь позабыла даже о Девах и смотрела только на Ранда. Не просто со страхом — с ужасом. Ну что ж, стало быть, ничего с этим не поделаешь.

— Я отправляюсь в Кэймлин немедленно, — провозгласил Ранд.

По рядам кайриэнской и тирской знати прокатился негромкий ропот, весьма напоминавший вздохи облегчения. Само собой, все они сочли своим долгом проводить его до тех самых покоев, что были специально отведены для Перемещений. Девы и Красные Щиты, никогда и ни в чем не доверявшие уроженцам мокрых земель, не допускали их близко, за исключением Берелейн. Ранд сегодня лишь порадовался этому обстоятельству. Впрочем, все то и дело переглядывались, но никто не сказал ему ни слова. Даже Берелейн, следовавшая за ним вместе с Хранительницами Мудрости, тихонько перешептываясь и пересмеиваясь с Авиендой.

Авиенда и Берелейн болтают, словно закадычные подруги! И смеются!

У резной двери, что вела в покои для Перемещения, он обернулся, глядя поверх головы Берелейн. Первая Майена присела в глубоком реверансе:

— Я буду править Кайриэном, не зная сомнений и колебаний, покуда не вернется милорд Дракон.

Возможно, подумалось Ранду, дело вовсе не в Мангине. Возможно, она предстала перед ним именно ради этой фразы, которую следовало услышать кайриэнским дворянам. С чего это Сорилея так снисходительно усмехнулась? Надо будет разобраться, что здесь к чему, он не позволит Хранительницам Мудрости совать нос в дела, порученные Берелейн. Тем временем остальные Хранительницы Мудрости отвели Авиенду в сторонку и принялись ей что-то втолковывать. Судя по виду, весьма решительно, хотя слов разобрать он не мог.

— Прошу Лорда Дракона передать мои наилучшие пожелания Перрину Айбаре. А также Мэту Коутону, — добавила Берелейн.

— Все мы будем с нетерпением дожидаться возвращения Лорда Дракона, — солгала Колавир, стараясь говорить искренне.

Мейлан покосился на нее с раздражением, вызванным тем, что прыткая леди ухитрилась заговорить с Рандом раньше его, и произнес целую речь, до крайности цветистую и пустую. Вслед за ним пустился в разглагольствования Марингил. Фионда и Анайелла попытались перещеголять обоих и рассыпались в столь восторженных комплиментах, что Ранд с тревогой покосился на Авиенду — правда, ту все еще не отпускали Хранительницы Мудрости.

— До возвращения милорда Дракона, — пробормотал Добрэйн, тогда как Мараконн да Гуам с Аракомом, поглядывая на Ранда, с опаской выдавили из себя нечто и вовсе нечленораздельное.

Возможность нырнуть за дверь и избавиться ото всей этой своры представлялось немалым облегчением. Правда, Ранд удивился, увидев, что в комнату, опередив Авиенду, проскользнула Мелэйн. Он вопросительно приподнял бровь.

— Мне необходимо переговорить с Бэилом по делу, касающемуся Хранительниц Мудрости, — с весьма серьезным видом проговорила она и бросила на Авиенду до крайности озабоченный взгляд. У той, в свою очередь, было столь невинное личико, что Ранд сразу заподозрил подвох.

— Как угодно, — отозвался Ранд. Он подозревал, что Хранительницы Мудрости решили отправить Мелэйн в Кэймлин, дабы она присматривала за Бэилом. Кто сумеет уберечь вождя от излишнего влияния Ранда, как не жена этого самого вождя? Одна из жен — как и у Руарка, у Бэила их было две. Помнится, Мэт говаривал, что иметь двух жен либо великое счастье, либо немыслимый кошмар. Что именно. Ранд пока для себя не решил.

Авиенда пристально наблюдала за тем, как Ранд открыл проход в Тронный Зал дворца в Кэймлине. Так она поступала почти всегда, хотя все равно не могла увидеть свитые им потоки. Как-то раз ей удалось открыть проход самой, но с перепугу, а пугалась Авиенда нечасто, и вспомнить, как это получилось в тот раз, она решительно не могла. Зато расширяющаяся полоса света, по всей видимости, напомнила ей, при каких обстоятельствах это произошло. Смуглые щеки девушки окрасил румянец, и она отвела глаза в сторону. Переполняемый саидин. Ранд чувствовал исходивший от нее запах травяного мыла и, кажется, сладких духов, чего раньше за ней не замечалось. Стремясь освободиться от саидин и этих ощущений, он первым шагнул в пустое помещение и тут…

Ему словно дом на голову обрушился. Присутствие Аланны ощущалось так, словно она находилась здесь же, прямо перед ним. Причем, как ему показалось, она плакала. Возможно, из-за его отсутствия. Ну и ладно, пусть себе плачет. Надо найти какой-нибудь способ от нее отделаться.

Ясное дело, ни Красные Щиты, ни Девы не одобрили того, что он ступил во врата первым. Уриен лишь буркнул что-то себе под нос и недовольно покачал головой, но Сулин, побледнев от ярости, поднялась на цыпочки и прошипела Ранду прямо в ухо:

— Великий и могучий Кар'а'карн оказал честь Фар Дарайз Май, поручив им оберегать его. Если могучий Кар'а'карн погибнет, находясь под охраной Дев, все Фар Дарайз Май лишатся чести. А если всепобеждающему Кар'а'карну нет до того дела, то, возможно, Энайла права, и всемогущего Кар'а'карна надобно водить за руку, чтобы он не расшиб себе нос, словно своевольный мальчишка.

Ранд стиснул зубы. Он терпел подобные выволочки, ибо был в долгу перед Девами, но даже Энайла или Сомара никогда не порицали его прилюдно. Правда, Мелэйн уже подобрала юбки и чуть ли не рысцой припустила к выходу — не иначе как спешила восстановить влияние Хранительниц Мудрости на Бэила. Слышал ли Уриен слова Сулин, Ранд сказать не мог — тот давал указания своим Красным Щитам, вместе с Девами проверявшим, не прячется ли кто за колоннами, и, конечно же, ни в каких указаниях не нуждавшимся. А вот Авиенда слышала все — в этом Ранд не сомневался. Девушка стояла, сложив руки на груди, ее сосредоточенное лицо, похоже, выражало одобрение.

— Вчерашний день прошел более чем удачно, — твердо заявил он, обращаясь к Сулин. — Я полагаю, отныне меня будут охранять два человека. Этого более чем достаточно.

У той аж глаза выкатились и дыхание сперло — бедняжка и слова вымолвить не могла. Теперь, поставив ее на место, можно и малость уступить, покуда она не взорвалась, словно фейерверк, устроенный Иллюминатором.

— Конечно, когда я выхожу из дворца, это совсем другое дело. Тогда мне потребуется вся охрана. Но здесь, в Солнечном Дворце, и в Тирской Твердыне хватит двоих. — Ранд повернулся и зашагал вперед, Сулин же так и осталась на месте, все еще силясь что-то сказать.

Обойдя помост, на котором высились троны, Ранд направился к маленькой двери, а Авиенда пристроилась рядом с ним. А ведь он Переместился сюда, а не прямо в свои покои в надежде, что она отстанет где-нибудь по дороге. Сейчас он и без саидин ощущал — а может быть, просто помнил — ее запах. Запах, который он так любил.

Плотно обернув плечи шалью, Авиенда смотрела прямо перед собой и как будто не заметила, что он распахнул перед ней дверь в одну из гардеробных, отделанных резными, с львиными мордами деревянными панелями. Обычно девушка досадовала на подобную услужливость и язвительно интересовалась, уж не считает ли ее Ранд калекой.

— Что с тобой? — спросил он.

— Ничего, — встрепенулась она. — Сулин была права, но… — Авиенда помолчала, а потом, неохотно усмехнувшись, добавила: — Ты видел ее лицо? Думаю, никто не осаживал ее с тех пор, как… Пожалуй, вообще никогда. Никто, даже Руарк.

— Меня несколько удивляет, что ты на моей стороне.

Девушка подняла на него огромные, бездонные глаза — можно было провести целый день, гадая, голубые они или зеленые. Но нет, он не вправе даже думать о них. Все случившееся после того, как она сотворила тот проход — убегая от Ранда, — не имело значения. Думать об этом он не вправе.

— Ты очень беспокоишь меня, Ранд ал'Тор, — сказала она без всякого выражения. — О Свет, порой мне кажется, будто Творец создал тебя именно с этой целью.

Ранд хотел было возразить, напомнить, что во многом она виновата сама, ведь он не раз предлагал отослать ее обратно к Хранительницам Мудрости, хотя на ее место непременно прислали бы другую, но не успел и рта раскрыть, как рядом с ним оказались Джалани, Лиа, а следом еще и двое Красных Щитов. У одного из них, крепкого седовласого малого, лицо было изукрашено шрамами почище, чем у Лиа. Ранд немедленно отправил Джалани и воина со шрамом обратно в Тронный Зал, но, если Красный Щит, пожав плечами, пошел назад, то Джалани замешкалась.

— Кар'а'карн ждет, что Фар Дарайз Май пойдут туда, куда он велит, — промолвил Ранд, указывая на дверь в Тронный Зал.

— Может, для мокроземцев ты и король. Ранд ал'Тор, но у айильцев королей не бывает. — Голос Девы звучал почти обиженно, что заставило Ранда вспомнить, как она молода — Девы никогда не подведут тебя в танце копий, но это — совсем другой танец.

И все же, обменявшись с Лиа несколькими быстрыми жестами, ушла и она.

Теперь с Рандом остались Лиа и желтоволосый верзила по имени Кассин, на добрый дюйм превосходивший ростом самого Ранда. И конечно, Авиенда. Если он и надеялся, что громоздкие юбки помешают ей поспевать за его быстрым шагом, то совершенно напрасно. Лиа и Кассин остановились у дверей его покоев — просторной комнаты с мраморным фризом в виде львов под высоким потолком и гобеленами, изображавшими охотничьи сценки и горы в туманной дымке. Девушка же последовала за Рандом внутрь.

— А разве ты не должна быть с Мелэйн? — поинтересовался Ранд. — Дела Хранительниц Мудрости и все такое?

— Нет, — отрезала Авиенда. — Думаю, сейчас Мелэйн мне бы не обрадовалась.

О Свет, а ему какая радость от того, что она здесь торчит?

Бросив Драконов скипетр на стол с резными золочеными ножками, Ранд расстегнул пояс с мечом и добавил:

— Послушай, Эмис и прочие часом не говорили тебе, где сейчас Илэйн?

Авиенда стояла с непроницаемым видом и ответила лишь после долгого молчания:

— Я спрашивала. Они не знают.

Ничего другого Ранд и не ожидал. Правда, последнее время она об этом почти не говорила, но до прибытия в Кэймлин чуть ли каждое второе ее слово было о том, будто он принадлежит Илэйн. Авиенда действительно так думала, и то, что произошло между ними за теми вратами, ничего не меняло. И никогда не должно было повториться — это она дала понять недвусмысленно. Да так, что Ранд почувствовал себя последней свиньей, ведь он ни в чем не раскаивался. Не обращая внимания на изысканной работы стулья, Авиенда аккуратно расправила юбку, уселась, скрестив ноги, на пол и добавила:

— А вот о тебе они говорили…

— Надо же. Кто бы мог подумать, — сухо отозвался Ранд, и, к его изумлению, Авиенда залилась румянцем. Она не из тех, кто часто краснеет, а сегодня это случилось с ней уже во второй раз.

— Они видели сны, касавшиеся тебя, — промолвила девушка сдавленным голосом, прокашлялась и, решительно уставившись ему прямо в глаза, продолжила: — Мелэйн и Бэйр видели тебя в лодке, — это слово Авиенда даже после долгого пребывания в мокрых землях произнесла с запинкой, — с тремя женщинами, лиц которых они не разглядели, и весы, склонявшиеся то в одну, то в другую сторону. Мелэйн и Эмис — те видели мужчину, державшего у твоего горла кинжал, тогда как ты его даже не замечал. А Бэйр и Эмис — как ты разрубаешь мокрые земли пополам этим своим… мечом. — Она скользнула презрительным взглядом по лежавшему поверх Драконова скипетра клинку в ножнах. Презрительным и слегка виноватым. Она сама подарила Ранду этот клинок, принадлежавший некогда королю Ламану, хотя предварительно обернула его в одеяло, чтобы никто не мог сказать, будто она прикасалась к мечу. — Истолковать эти сны они не могут, но считают, что ты должен о них знать.

Насчет первого сна он и сам ничего не мог сказать, однако смысл второго казался ему очевидным. Кинжал к горлу приставил, конечно. Серый Человек — больше некому. Души Серых Людей запроданы Тени. Они проникают повсюду незамеченными и несут с собой смерть. О чем тут гадать Хранительницам-то Мудрости? Ну а уж с последним сном все яснее ясного, и смысл его пугал самого Ранда. Он ведь и вправду разделял земли, страны и народы. Тарабон и Арад Доман лежали в руинах, в Тире и Кайриэне тлеют мятежи, да и Иллиану придется испытать остроту его меча. И это не говоря уже о Пророке и Принявших Дракона в Алтаре и Муранди.

— Ни в одном из этих снов, Авиенда, я не усматриваю никакой тайны, — промолвил Ранд и изложил свое толкование, но девушка смотрела на него с сомнением. И понятно, коли уж ходящие по снам, Хранительницы Мудрости, не сумели понять, что к чему, то куда уж кому бы то ни было другому.

Он кисло хмыкнул и уселся на стул напротив ее:

— Ну а больше они ничего не видели?

— Был еще один сон, о котором я, пожалуй, тебе расскажу, хоть и не уверена, имеет ли он к тебе отношение.

Это значило, что видели они и другие сны, только вот о них рассказывать не велено. Ну да ладно, хотелось бы только знать, с чего это Хранительницы взялись обсуждать сны с Авиендой, она ведь не ходящая по снам.

— Этот сон привиделся всем трем сразу, вот что примечательно. Дождь. — Это слово девушка тоже произнесла как-то неуверенно. — Дождь льется из чаши, а вокруг чаши сплошь силки да волчьи ямы. Если чаша попадет в нужные руки, мир обретет сокровище, не меньшее, чем сама чаша. Попадет не в те руки — мир обречен. Но найти чашу можно, лишь отыскав того, кого больше нет.

— Что значит «больше нет»? — переспросил Ранд, полагая, что этот сон будет, пожалуй, поважнее прочих.

Авиенда замотала головой так, что затряслись рыжеватые волосы.

— Они знают не больше моего, — коротко ответила она и поднялась. К его удивлению, легко и естественно, непроизвольно поправив юбку, будто носила такой наряд всю жизнь.

— Тебе… — Ранд старательно прокашлялся. Тебе обязательно нужно уходить? Он чуть не спросил именно это. О Свет, но ведь он и вправду хотел, чтобы она ушла. Каждая минута, проведенная рядом с этой женщиной, была пыткой, и еще горшей пыткой — каждая минута в разлуке с ней. Но он может и должен поступить так, как будет лучше для нее. Да и для него тоже. — Ты, наверное, хочешь вернуться к Хранительницам Мудрости, Авиенда? Возобновить свои занятия? Нет ведь никакого резона оставаться здесь, со мной. С твоей помощью я узнал столько, что меня уже можно произвести в айильцы.

Девушка хмыкнула. Одного этого хмыканья было достаточно, чтобы понять, как она относится к услышанному, но Авиенда на том не остановилась.

— Тебя? В айильцы? Да ты знаешь не больше шестилетнего мальчишки! Почему мужчина должен выслушать вторую мать прежде своей, а женщина — второго отца прежде своего? В каком случае женщина может выйти замуж без брачного венца? При каких обстоятельствах хозяйка крова повинуется кузнецу? Почему если ты взял в гай'шайн серебряных дел мастера, то должен позволить ему работать на себя ровно столько же, сколько и на тебя? А почему то же правило не относится к ткачу?

Не желая сознаваться в своем невежестве, Ранд пытался найти ответ хотя бы на один вопрос, но Авиенда неожиданно принялась теребить шаль и словно забыла о нем.

— Порой джиитох играет с людьми такие шутки, что животики надорвешь, если это не касается тебя самой. — Голос ее упал до шепота. — Так или иначе, я исполню свой тох.

Ранду казалось, что Авиенда говорит сама с собой, но он все же ответил:

— Если ты имеешь в виду Ланфир, то от нее тебя спасла Морейн, а не я. Она погибла, спасая всех нас.

Меч Ламана, подаренный Авиендой Ранду, избавил девушку от единственного другого тох по отношению к нему, уразуметь смысл которого он все никак не мог. Единственного, о котором она знала, и он молился, чтобы ей не стало известно о другом.

Слегка наклонив голову набок, Авиенда бросила на него пристальный взгляд, и по губам ее скользнула легкая улыбка. Такая выдержка сделала бы честь и Сорилее.

— Спасибо тебе, Ранд ал'Тор. Бэйр говорит, время от времени мужчинам полезно напоминать о том, что им известно вовсе не все на свете. Непременно дай мне знать, когда соберешься спать. Мне бы не хотелось прийти поздно и потревожить твой сон.

Авиенда ушла, а Ранд некоторое время таращился на закрывшуюся за ней дверь. Кайриэнца, ведущего Игру Домов, и то легче понять, нежели эту женщину, не прилагающую ни малейших усилий к тому, чтобы быть загадочной. И Ранд подозревал, что чувство, которое он испытывает к Авиенде — как его ни назови, — запутывает все еще сильнее.

Кого люблю, того гублю, рассмеялся Льюс Тэрин. кого люблю, того гублю.

Заткнись! — разъярился Ранд, и смех стих. Кого он любит, Ранд и сам не знал, но кого будет оберегать, знал точно. Оберегать от любых напастей, и первым делом от самого себя.

В коридоре Авиенда привалилась к двери, надеясь хоть чуточку успокоиться. Во всяком случае, пытаясь успокоиться. Сердце так и рвалось из груди. Находиться рядом с ал'Тором все едино, что лежать обнаженной на горящих угольях. Обнаженной, да еще и растянутой так, что, того и гляди, кости выскочат из суставов. Он навлек на нее позор, подобного которому она не знала. У нее был тох к нему, но еще больший — к Илэйн. Ведь он всего-то и сделал, что спас ей жизнь. Не будь его, Ланфир бы ее убила. Ланфир хотела убить именно ее, и смерть ей готовила мучительную. Откуда-то Отрекшаяся знала. После того как она так провинилась перед Илэйн, ее тох по отношению к Ранду был подобен термитнику в сравнении с Хребтом Мира.

Кассин — по покрою кадинсор Авиенда признала в нем Аэтан Дор, из Гошиен, но рода определить не смогла, — сидел на корточках с копьями поперек колен и удостоил ее лишь мимолетным взглядом. Зато Лиа встретила Авиенду поощрительной улыбкой. Заговорщической улыбочкой, словно желала показать, что ей все понятно. Авиенда поймала себя на мысли, что все Чарин — а Лиа из Чарин, это по одежде видно, — вечно вынюхивают и высматривают, словно кошки, и сама себе подивилась. Прежде она во всех Девах видела лишь Фар Дарайз Май. Никак из-за Ранда ал'Тора у нее нынче с головой не все в порядке.

Наперекор этим мыслям пальцы ее яростно забегали в языке жестов.

Чему ты улыбаешься, девушка? Нечем больше заняться?

Брови Лиа слегка приподнялись, улыбка сделалась лукавой, а пальцы замелькали в ответе.

Кого ты называешь девушкой, девушка, Ты еще не Хранительница Мудрости, но уже и не Дева. И думаю, ты вложишь свою душу в венок, который положишь к ногам мужчины.

Авиенда сердито шагнула вперед — для Фар Дарайз Май трудно представить худшее оскорбление, но тут же остановилась. Будь Авиенда в кадинсор — другое дело, но в этой юбке она может и не справиться с Лиа. Хуже того, Лиа, скорее всего, откажется принять ее в гай'шайн и, поскольку Авиенда действительно уже не Дева, но еще не Хранительница Мудрости, получит право отколотить ее на глазах у всех Таардад, каких удастся собрать. Это меньший позор, нежели отказ, но все же позор, и немалый. Но и это не главное — победит Авиенда или проиграет, Мелэйн непременно найдет способ напомнить ей, что она оставила копье, да такой, что лучше бы Лиа отколотила ее десять раз подряд перед всеми кланами разом. В руках Хранительницы стыд — оружие пострашнее ножа. Лиа и глазом не моргнула — все это она знала ничуть не хуже Авиенды.

— Что это вы уставились друг на дружку? — вмешался Кассин. — Погодите, когда-нибудь я непременно выучусь вашим знакам.

Взглянув на него, Лиа залилась серебристым смехом:

— Непременно, Красный Щит. Ты будешь премило выглядеть в юбке, когда пойдешь просить, чтобы тебе позволили стать Девой.

Когда Лиа отвела взгляд, Авиенда вздохнула с облегчением — в подобных обстоятельствах она не могла отвести глаза первой, не потеряв чести. Пальцы ее непроизвольно задвигались, складываясь во фразу на языке жестов, которую, становясь Девой Копья, всякая женщина выучивала в первую очередь, поскольку свежеиспеченные Девы повторяли ее чаще всего.

Я имею тох.

Совсем маленький, сестра по копью, мгновенно отозвалась Лиа. Хорошо еще, что не согнула при этом мизинец — жест, означавший насмешку над женщиной, отрекшейся от копья, но продолжающей корчить из себя Деву.

По коридору,бежал слуга, один из этих мокроземцев. Не позволяя презрению, которое она испытывала ко всем, кто проводит жизнь, прислуживая другим, коснуться ее лица, Авиенда зашагала в противоположную сторону. Ей не хотелось даже проходить мимо того малого. Чтобы исполнить один тох, она должна была убить ал'Тора, чтобы исполнить другой — себя. Один тох мешал исполнению другого. Что бы там ни говорили Хранительницы Мудрости, она обязана найти способ исполнить оба.