ТОМ II

При виде Найнив и Илэйн Эгвейн не просто ушла из Тел'аран'риода — она выскочила оттуда, однако не вернулась в свое остававшееся в Кайриэне тело. Вместо этого она переместилась в непроглядный мрак, наполненный крохотными мерцающими точками. Их было там больше, чем звезд на безоблачном ночном небе, они были повсюду, насколько видел глаз. Правда, здесь Эгвейн не имела ни глаз, ни тела, ни даже очертаний: ее сознание свободно парило в пространстве — бесконечном и в то же время представлявшем собой всего лишь узкую грань между Тел'аран'риодом и реальным миром. Между сном и реальностью.

Будь у нее здесь сердце, оно наверняка стучало бы, как барабан, попавший в руки безумца. Эгвейн полагала, что они ее не заметили, но как, во имя Света, их туда занесло? В отдаленный уголок Башни, не представлявший ни малейшего интереса? Во время своих ночных посещений Эгвейн сознательно избегала покоев Амерлин, так же как и спален послушниц и Принятых, потому что боялась наткнуться если не на Найнив с Илэйн, то на кого-нибудь еще. Казалось, чего ради ей избегать Эгвейн и Илэйн — уж они-то умеют хранить секреты. Эгвейн могла заговорить с ними, но внутренний голос подсказывал, что этого делать не следует. Она знала — видела во сне, — чем могла обернуться такая неосторожность. Кошмаром. Ну, может, таким, от которого не просыпаешься в холодном поту, а всего лишь беспокойно ворочаешься, но все же кошмаром. А ведь кроме Илэйн и Найнив там бывали и другие женщины. Интересно, знают ли салидарские Айз Седай о том, что в мире снов по Башне разгуливают незнакомки? Во всяком случае, незнакомые ей. Впрочем, если не знают, она все равно не может их предупредить. Обидно, но тут уж ничего не поделаешь.

Безбрежный океан мрака, усеянный блестящими точками, кружился водоворотом, тогда как Эгвейн оставалась неподвижной, чувствуя себя здесь уверенно, как рыба в воде. Эти мерцающие огоньки являлись снами, снами всех людей в мире. И людей из других миров, совершенно не похожих на тот, который она знала. Впервые Эгвейн услышала об их существовании от Верин Седай. О том же рассказывали Хранительницы Мудрости, а потом и ей случалось мельком заглядывать туда во сне, хотя и после этого поверить в увиденное — даже не кошмар, а нечто невообразимое и невероятное — было трудно. От них следовало держаться подальше — заглянувший в такой сон оказывался словно в окружении множества разбитых зеркал. Все крутится, вертится, дробится: где верх, где низ, и то не разберешь. От одной мысли об этом выворачивало желудок. Правда, желудка здесь у нее тоже не было, не то, скорее всего, она вернулась бы в свое тело.

Помимо того, что показали ей Хранительницы Мудрости, Эгвейн кое-чему сумела научиться сама и даже осмеливалась заглядывать туда, куда они ее пока не пускали. И все же… Она не сомневалась, что узнала бы гораздо больше, будь с ней ходящая по снам, способная подсказать, что опасно, что вовсе нельзя делать, а что можно попробовать. Конечно, она все равно не стояла на месте, но продвигалась вперед черепашьим шагом, постигая то, что Хранительницы знали давным-давно. И могли бы научить ее этому за ночь, да что там за ночь — за час! Они и учили, но только тогда, когда сами находили ее готовой к этому. Только тогда, и не раньше. Это не могло не раздражать, ведь больше всего на свете Эгвейн хотела учиться. И не когда-нибудь, а прямо сейчас.

На первый взгляд все огоньки казались одинаковыми, но некоторые ей уже удавалось распознавать, хотя она сама не понимала, как это получается. Непонимание просто бесило девушку, но тут ей ничем не могли помочь даже Хранительницы Мудрости. Так или иначе, единожды установив, кому принадлежит тот или иной сон, в другой раз она уже находила его безошибочно. Вот тот огонек, например, представлял собой сон Берелейн, Первенствующей Майена, которая теперь правила Кайриэном от имени Ранда. Заглядывая в ее сны, Эгвейн иногда испытывала неловкость. Обычно они не отличались от сновидений других женщин, особенно знатных, в равной мере интересовавшихся властью, политикой и модами на платья, но порой ей снились мужчины, порой даже те, кого знала и Эгвейн… Вспоминая, что ей случалось подглядеть, Эгвейн краснела. А вот то чуть размытое свечение представляло собой сон Ранда, сон, огражденный сплетенным из саидин заслоном, малым стражем. Она чуть не остановилась, чтобы попробовать снова, уж больно досадно было, когда нечто невидимое останавливало ее, как каменная стена, но в конце концов позволила огоньку проплыть мимо. Провести еще одну ночь в бесплодных попытках ей вовсе не хотелось.

Это место искажало расстояние, так же как Тел'аран'риод — время. Ранд должен был спать в Кэймлине, если только не отправился за чем-нибудь в Тир. но совсем рядом с его огоньком Эгвейн увидела и признала другой — сон Бэйр. А Бэйр находилась в Кайриэне, в сотнях лиг от Ранда, куда бы его ни занесло. Хотелось бы знать, как это получается.

Огоньки поплыли в сторону, когда Эгвейн метнулась в противоположную, опасаясь оказаться поблизости от снов Хранительниц Мудрости — ведь она не заметила снов Эмис или Мелэйн. Опасность заключалась в том, что любая из них могла в это время ходить по снам, а значит, и оказаться там же, где Эгвейн, и даже вытянуть ее из сна или, хуже того, затянуть в свой. А это опасно, ибо, попав в сон даже обычного человека, а не ходящей по снам, ты оказываешься в зависимости от него, становясь как бы частью его сна. Выйти оттуда по собственному желанию, до тех пор пока спящий не проснется, очень трудно, а если попадешь в сон ходящей, осознающей сновидения как действительность, то практически невозможно. И это еще не самое худшее.

Впрочем, бросившись в сторону, Эгвейн тут же сообразила, что ведет себя глупо. Бегать здесь не имело смысла. Скорее всего, ни Эмис, ни Мелэйн ее не обнаружили, не то она уже оказалась бы в каком-нибудь другом месте. Эгвейн устремилась прямо на огоньки, и те замерли неподвижно. Так это здесь происходило, а уж почему — никому не ведомо.

В досаде девушка принялась размышлять, что же делать дальше. Помимо попыток самостоятельно научиться всему, что имеет хотя бы малейшее отношение к Тел аран риоду, основной целью посещения ею Мира Снов являлось стремление собрать там хотя бы по крупицам сведения о некоторых событиях, произошедших наяву. Временами казалось, что Хранительницы Мудрости не хотят сказать ей даже, взошло ли нынче солнце. И твердят при этом одно и то же: не волнуйся да не волнуйся. А попробуй не волноваться, когда такие дела творятся, а ты ничегошеньки не знаешь! Потому-то она и пыталась найти в Белой Башне хоть что-нибудь указывающее на намерения Элайды. И Алвиарин. Правда, находила разве что намеки, да и те туманные. Незнание бесило ее до крайности — это ведь все равно что глухота или слепота. А тут еще другие осложнения — она больше не знала, безопасна ли Башня для посещений. Про остальной Тар Валон и говорить нечего — там она уже четыре раза чуть ли не нос к носу сталкивалась с какой-то меднокожей женщиной. В последний раз та удовлетворенно кивала, разглядывая какую-то конюшню, свежевыкрашенную в голубой цвет. Особа эта была не из тех, кто попадал в Тел аран риод случайно, коснувшись его в обычном сне, ибо не исчезала, как те, через несколько мгновений, да и выглядела будто сотканной из тумана. Не иначе как пользовалась тер'ангриалом. Это могло означать одно: она — Айз Седай. Эгвейн был известен лишь один тер'ангриал, позволявший проникнуть в Мир Снов, не используя Силу, и он находился у Найнив и Илэйн. Но видно, сестрой стройная и красивая смуглянка стала совсем недавно, ибо выглядела вовсе не лишенной возраста, а примерно ровесницей Найнив.

Эгвейн подумывала о том, чтобы проследить за ней. А вдруг она из Черных Айя, ведь те похитили тер'ангриал для проникновения в Мир Снов? Но риск оказаться обнаруженной и, может быть, даже попасть в плен был слишком велик, особенно принимая во внимание то, что даже сумей Эгвейн разузнать важные новости, поделиться ими все равно было бы не с кем. Когда еще удастся увидеться с Найнив и Илэйн? А рассказывать о таких вещах посторонним она не могла — ведь само существование Черных Айя хранилось в строжайшей тайне.

Эгвейн рассеянно поглядывала на ближайшие огоньки, походившие на вмерзшие в черный лед крохотные звездочки, но не узнавала ни одного из них.

В последнее время в Мир Снов стало наведываться многовато чужаков, что не могло не внушать беспокойства. По правде сказать, незнакомок было только две, но это уже явно чересчур. Помимо меднокожей красотки в вызывающих нарядах, здесь появлялась еще одна — тоже привлекательная, цветущая голубоглазая женщина. Весьма решительная и целеустремленная, судя по выражению лица и походке. Эта особа, по всей видимости, умела перемещаться в Мир Снов самостоятельно — выглядела она вполне вещественной, а не сотворенной из тумана. В Башне незнакомка бывала чаще, чем Найнив, Илэйн, Шириам и все остальные, вместе взятые. И не только в Башне; во время последнего посещения Тира, — разумеется, не в ночь оговоренной с Найнив и Илэйн встречи — Эгвейн видела, как та расхаживала по Твердыне, что-то бормоча себе под нос. И в Кэймлине Эгвейн натыкалась на нее дважды. Любая из незнакомок могла оказаться Черной сестрой, но с тем же успехом и Айз Седай из Салидара. Или обе они сразу, хотя Эгвейн ни разу не видела их вместе или в компании Шириам и прочих. Любая из них могла приходить и из самой Башни, благо там полным-полно группировок и все следят друг за другом. Кто может поручиться, что в Башне еще не прознали о Тел'аран'риоде? Вопросы, вопросы и ни одного ответа. Единственное, что оставалось Эгвейн, это держаться подальше от незнакомок.

Впрочем, в последнее время она и без того старалась избегать в Мире Снов кого бы то ни было. У нее даже вошло в привычку то и дело резко оборачиваться и бросать взгляд через плечо — все время казалось, будто за ней следят. Да и вообще мерещилось разное вроде бы краешком глаза она замечала Ранда, Перрина и даже Лана. Скорее всего, это было случайным соприкосновением снов, а то и вовсе игрой воображения, но так или иначе, настроения не поднимало, и чувствовала она себя словно кошка на псарне.

Эгвейн нахмурилась, точнее, нахмурилась бы, будь у нее здесь лицо. Один из огоньков выглядел как-то… Не то чтобы знакомым — она могла поручиться, что не знает его, — но он будто… будто манил ее. Куда бы ни переводила она взгляд, он все равно возвращался к этой мерцающей точке.

Может быть, подумала Эгвейн, стоит еще разок попробовать отыскать Салидар? Для этого требовалось выбрать момент, когда Найнив и Илэйн будут находиться в Тел аран риоде, ибо опознавать их сны она умела. Но Эгвейн уже добрую дюжину раз пробовала определить местонахождение Салидара таким способом, а результат был тот же, что и при попытках прорвать заслон, воздвигнутый Рандом. Расстояния и направления здесь и впрямь никак не были связаны с таковыми в реальном мире. Эмис говорила, будто здесь вовсе нет ни расстояний, ни направлений. С другой стороны, это ведь все равно что…

Удивительное дело, точка, к которой все время возвращался ее взгляд, начала двигаться прямо к ней и из далекой звездочки быстро превратилась в полную бледную луну. Эгвейн ощутила мгновенный укол страха. Прикоснуться украдкой к чужому сну было несложно, все одно что скользнуть по поверхности воды, однако такое соприкосновение должно было происходить по ее воле. Ходящая по снам сама выискивает сон, а не сон ее. Эгвейн хотела избавиться от этого огонька, стряхнуть его, как наваждение, но он неудержимо надвигался, разрастаясь и наполняя ее взор ослепительным сиянием.

Эгвейн предприняла судорожную попытку метнуться прочь, но ни по бокам, ни спереди, ни сзади уже не оставалось ничего, кроме этого сияния, которое словно втягивало, поглощало ее…

Она заморгала, изумленно озираясь. Вокруг, насколько хватал глаз, простирался лес высоченных белых колонн. Большая часть из них, особенно те, что подальше, казались расплывчатыми, но одно видение было отчетливым и реальным. По вымощенному белыми плитами полу к ней направлялся одетый в простой зеленый кафтан Гавин. На лице его отразилось облегчение, смешанное с тревогой. Это лицо, конечно же, было лицом Гавина — почти его лицом. Возможно, красотой и очарованием Гавин и уступал своему сводному брату Галаду, но все же был весьма привлекательным молодым человеком, а это лицо казалось каким-то… обыкновенным. Эгвейн шевельнулась и неожиданно поняла, что не может сдвинуться с места. Ее поднятые над головой руки были прикованы цепями к одной из колонн. Должно быть, это сон Гавина, поняла Эгвейн. Изо всех бессчетных точек в темной бездне она очутилась рядом именно с этой. И каким-то образом оказалась втянутой внутрь. Каким — это вопрос на будущее. Сейчас ей хотелось знать, почему это он во сне представляет ее пленницей. Эгвейн постоянно помнила, что находится в сне, в чужом сне. А значит, к колонне прикована вовсе не она. Она сама по себе, а то, что угодно видеть Гавину, само по себе. Все происходящее здесь не имеет никакого отношения к действительности и ее, настоящей ее, никак не касается. Мысленно Эгвейн повторяла эти истины вновь и вновь, они звучали в ее голове словно напев, а потому думать о чем-то другом было трудно. Однако, так или иначе, она решила задержаться здесь еще ненадолго, чтобы выяснить, что творится в голове у этого дуралея. Подумать только — приковать ее к столбу!

Неожиданно прямо из медного пола с ревом ударило пламя. Все вокруг заволокло едким желтым дымом, а когда он развеялся, на месте огненного всполоха оказался величественный, словно король, облаченный в расшитый золотом красный кафтан Ранд. Только вот в жизни Ранд и ростом, и статью не очень отличался от Гавина, а этот был на добрую голову выше. Злобный великан с жестоким лицом хладнокровного убийцы. На губах его играла усмешка.

— Ты ее не получишь, — прорычал Ранд.

— Она не останется здесь, — спокойно возразил Гавин, и в тот же миг в руках обоих засверкали мечи.

Эгвейн ахнула. Так это не Гавин держит ее в плену. Ему снится, будто он спасает ее! Спасает от Ранда! Пора убираться отсюда. Эгвейн сосредоточилась на том, чтобы оказаться снаружи, и… ничего не изменилось.

Лязгнула сталь, мечи скрестились, и противники начали смертельный танец. Смертельный, если бы это не было сном. Вот уж полная бессмыслица — увидеть во сне поединок на мечах. И это не кошмар — кошмары бывают иными и по цвету, и по характеру очертаний:

обычно они расплывчаты и будто затянуты то голубой дымкой, то багровой пеленой, а то словно погружены в серые тени.

«Сон мужчины — это лабиринт, в котором он и сам не в состоянии разобраться», говаривала Бэйр.

Эгвейн закрыла глаза, направляя сознание наружу. Наружу. Она находится снаружи и просто заглядывает сюда. Просто заглядывает.

Она снова открыла глаза и поспела как раз к концу схватки. Клинок Гавина вонзился сопернику в грудь. Ранд обмяк, выронил меч и упал навзничь к ее ногам. Эгвейн не смогла сдержать испуганного восклицания. Конечно, это был всего-навсего сон, но остекленевшие глаза мертвого Ранда выглядели слишком уж реально.

В следующее мгновение Гавин, с уже вложенным в ножны мечом, оказался перед ней, а мертвое тело Ранда исчезло. Гавин потянулся к оковам девушки — и они тоже пропали.

— Я знала, что ты придешь, — выдохнула Эгвейн и вздрогнула. Этого нельзя было допускать, иначе она действительно угодит в ловушку.

Гавин улыбнулся и заключил ее в объятия:

— Я рад, что ты не сомневалась во мне. Но я должен был прийти раньше. Простишь ли ты меня?

— Я готова простить тебе все на свете. Теперь это выглядело так, будто существовало сразу две Эгвейн. Одна, млея от удовольствия, покоилась в объятиях Гавина, который нес ее куда-то по увешанному шпалерами и огромными зеркалами в золоченых рамах дворцовому коридору, тогда как вторая угнездилась в затылке первой. Дело начинало принимать серьезный оборот.

Эгвейн изо всех сил старалась воспринимать окружающее отстранение, будто она, пребывая снаружи, просто смотрит сон Гавина глазами той Эгвейн, которая ему снится. Коридор выглядел вполне вещественным, хотя все находившееся в отдалении расплывалось и таяло в туманной дымке. Внимание ее привлекло собственное отражение в одном из зеркал. То есть, конечно, отражение той женщины, которая снилась Гавину. Она была точь— в-точь как настоящая Эгвейн, только очень уж красива. Ошеломляюще красива. Неужто Гавину она представляется такой? Нет! — пыталась внушить себе девушка. Это тебя не касается. Ты — снаружи!

Как-то незаметно коридор превратился в склон холма, покрытый ковром полевых цветов. Слабый ветерок доносил их густой, сладковатый аромат. Эгвейн

— настоящая Эгвейн! — вздрогнула. Или это сделала не она, а та, другая? Грань между ними становилась все тоньше. А она должна… должна… быть там… снаружи. Глядеть на все со стороны.

Гавин мягко опустил ее на уже расстеленный на склоне холма, как это бывает во снах, плащ. Встав на колени, он нежным движением убрал прядку волос с ее щеки. Требовалось сосредоточиться, отстраниться, но сделать это было решительно невозможно. Телом, в котором пребывало ее сознание, Эгвейн, может быть, и не владела, но прикосновение Гавина чувствовала прекрасно — его пальцы обжигали ее.

— Мое сердце, моя душа — все принадлежит тебе, — нежно промолвил он. Теперь на нем был новый, искусно расшитый золотыми листьями и серебряными львами кафтан, а слова сопровождались величественными жестами — он прикасался то ко лбу, то к сердцу. — Мысли мои полны тобой одной. Благоухание твоей кожи заставляет вскипать мою кровь. При виде тебя сердце колотится так, что, расколись весь мир пополам, я этого не услышу. Ты — мое солнце, моя луна, мои звезды, мое небо и моя луна, мои небеса и моя земля. Ты мне дороже жизни, дороже дыхания, или… — Неожиданно Гавин осекся и поморщился. — Что ты несешь, дурак? — пробормотал он себе под нос.

На сей счет Эгвейн была с ним категорически не согласна и, пожалуй, возразила бы, имей она контроль над голосовыми связками. Может, он чуточку и преувеличил, ну самую малость, зато слушать все это было очень приятно.

Когда Гавин поморщился, Эгвейн показалось, что она освобождается, но тут…

Мигнув, все окружающее исчезло…

И возникло снова. Гавин мягко опустил ее на расстеленный, как это бывает во снах, на склоне холм плащ. Встав на колени, он нежным движением убрал прядку волос с ее щеки. Телом, в котором пребывало ее сознание, Эгвейн, может быть, и не владела, но прикосновение Гавина чувствовала прекрасно — его пальцы обжигали ее.

Нет! Она не позволит себе стать частью его сна!

Лицо Гавина исказила боль, кафтан стал серо-стального цвета, кулаки сжались.

— Я не имею права говорить с тобой так, как бы мне хотелось, — сдавленным голосом произнес он. — Мой брат тоже любит тебя. Я знаю, Галад тревожится за тебя. Он и в Белоплащники пошел наполовину из-за того, что хочет вызволить тебя от Айз Седай. Он…. — Гавин закрыл глаза. — О Свет, — простонал он, — помоги мне!

Мигнуло.

Гавин мягко опустил ее на расстеленный, как это бывает во снах, на склоне холма плащ. Встав на колени, он нежным движением убрал прядку волос с ее щеки.

Эгвейн чувствовала, что теряет контроль над собой и окружающим. Нет! Чего ты боишься? — спросила она себя и насмерть перепугалась, ибо не знала, чьи это мысли — ее или той Эгвейн, которая снилась Гавину. Разница между ними истончилась до крайности. Это Гавин. Это он.

— Я люблю тебя, — нерешительно сказал Гавин. Теперь на нем снова был зеленый кафтан, и выглядел он не таким красивым, как в жизни. На Эгвейн юноша смотрел так, словно боялся того, что мог увидеть на ее лице, и пытался, хоть и не слишком успешно, скрыть свой страх. — Я никогда не говорил этих слов ни одной другой женщине. Ты представить себе не можешь, как трудно было решиться сказать их тебе. Нет, не подумай, будто мне не хотелось признаться, — поспешно пояснил он, — очень хотелось, но… это ведь все равно что отбросить свой меч и подставить обнаженную грудь клинку. О Свет, я не в силах найти нужные слова. Скажи, могу ли я надеяться, что… ты… может быть, не сейчас… сможешь почувствовать ко мне… нечто… большее, чем дружеские чувства.?

— Дурачок, — тихонько рассмеялась она. — Милый ты мой дурачок. Я люблю тебя.

Люблю тебя, эхом отдалось в той части сознания, которая еще принадлежала ей. Остатки барьера стремительно исчезали, но Эгвейн было уже все равно. Осталась только одна Эгвейн — одна-единственная. Со счастливым вздохом она обвила руками шею Гавина.

Сидя на колченогом табурете, Найнив с трудом подавила очередной зевок. Веки закрывались сами собой, а когда еще и челюсть отвисла, она вскочила на ноги. Табурет казался жестким, как камень, но, чтобы бороться со сном, этого было явно недостаточно. Может, стоит прогуляться, подумала Найнив и, вытянув руки перед собой, на ощупь направилась к двери.

И тут снаружи, из ночной темноты, донесся пронзительный крик, а табурет, тот самый, на котором она только что сидела, с силой ударил ее по спине, отбросив к двери. Испуганно вскрикнув, Найнив уставилась на табурет — он упал на пол и теперь лежал на боку.

— Что такое? — вскричала Илэйн, вскакивая с постели.

Казалось, уже весь Салидар разразился криками и воплями, причем доносились они и из соседних комнат. И не только крики — что-то там стучало и грохотало. Пустая кровать Найнив принялась подпрыгивать на месте, а койка Илэйн и вовсе стала на дыбы, едва не сбросив девушку.

— Это пузыри зла, — промолвила Найнив, удивляясь, как спокойно звучит ее голос, хотя в душе ей хотелось горестно вскинуть руки. — Нужно поскорее разбудить всех, кто еще спит.

Конечно, трудно было представить себе, как можно спать среди всего этого шума и гама, однако если кто-то все же спит, то рискует уже никогда не проснуться.

Не дожидаясь ответа, она выскочила в коридор, распахнула дверь в соседнюю комнату и мгновенно пригнулась. Какой-то тазик со свистом пролетел там, где только что находилась ее голова, и врезался в стену. На четырех женщин, живших в этой комнате, приходилось только две кровати. Сейчас одна кровать лежала ножками вверх, а две девицы пытались из— под нее выбраться. На другой койке, плотно завернутые в душившую их простыню, барахтались еще две Принятые — Эмара и Ронелль.

Найнив вытащила из-под опрокинутой кровати истошно вопившую худощавую девицу по имени Мулинда и подтолкнула ее к двери:

— Быстро! Поднимай всех в доме. И помоги, кому сможешь. Давай!

Мулинда заковыляла прочь, а Найнив подняла на ноги другую женщину, дрожавшую как осиновый лист.

— А ты. Сатина, помоги мне. Помоги вызволить Эмару и Роннель.

Невзирая на дрожь, пухленькая женщина кивнула и решительно двинулась вперед. Необходимо было размотать простыню, но она казалась прямо-таки живой. Найнив и Сатина едва успели ее отодрать от полуживых Принятых, как с умывальника неожиданно сорвался кувшин и врезался в потолок. Сатина с перепугу выпустила край простыни, и та, вырвавшись из рук Найнив, вновь обернулась вокруг Эмары и Роннель, туго стянув обеим горло. У тех уже не оставалось сил бороться — одна хрипела, а другая и вовсе не издавала никаких звуков. Даже в слабом лунном свете было заметно, что лица девушек опухли и потемнели.

Вцепившись в простыню обеими руками, Найнив попыталась открыть себя саидар — и ничего не нашла.

Я уступаю, чтоб мне сгореть! — мысленно кричала она. Уступаю! Мне нужна Сила! Ничего. Кровать дернулась, подскочила, и Сатина взвизгнула.

— Да не торчи ты там, ровно столб! — бросила ей Найнив. — Помоги мне!

Простыня снова вырвалась из ее хватки, но, вместо того чтобы сильнее затянуться вокруг Эмары и Роннель, неожиданно перекрутилась в другую сторону, да так резко, что, разматываясь, повалила Принятых друг на дружку. Найнив увидела на пороге Илэйн и поняла, что здесь не обошлось без Силы. Простыня теперь свисала с потолка.

— Все разбужены, — заявила Илэйн, вручая подруге платье. Сама она уже натянула свое поверх сорочки. — Не обошлось без синяков и царапин, а кое у кого есть и раны посерьезнее — ими займутся, когда предоставится возможность. Я думаю, все некоторое время будут вскакивать по ночам от кошмаров, но погибших и изувеченных нет. Во всяком случае, в этом доме.

Крики и стоны по-прежнему звучали в ночи. Сатина вздрогнула, когда Илэйн отпустила простыню, но та просто упала и неподвижно лежала на полу. Впрочем, перевернутая кровать то и дело подергивалась и поскрипывала.

Склонившись над стонавшими на кровати женщинами, Илэйн подозвала Сатину:

— Эй, помоги-ка мне поставить их на ноги. У них, наверное, голова кругом идет.

Найнив хмуро уставилась на свое платье; которое так и держала в руках. Голова у них кругом пошла, надо же. Оно и не диво. Но вот от нее, Найнив, нет решительно никакого толку. Ринулась сломя голову, как последняя дура, а того не сообразила, что без Силы все едино ничего путного сделать не сможет.

— Найнив, можешь ты мне помочь? — Илэйн поддерживала пребывавшую в полуобморочном состоянии Эмару, тогда как Сатина наполовину вела, наполовину волокла к дверям Роннель. — Мне кажется, Эмару вот-вот вырвет, и лучше бы это случилось на улице. А то здесь и без того ночные горшки разбиты. Судя по запаху, Илэйн была права. Черепки скрежетали по полу, пытаясь выскользнуть из-под перевернутой кровати.

Найнив сердито сунула руки в рукава. Теперь она ощущала Источник, его близкое теплое свечение, но намеренно не касалась его. Назло. В конце концов, она годами обходилась безо всякой Силы, обойдется и сейчас. Перекинув руку Эмары через плечо, она потащила бесчувственную женщину на улицу. И почти успела вытащить.

Когда утерев Эмаре рот, Найнив и Илэйн все же выволокли ее на улицу, там, перед домом, уже сбились в кучу все его обитательницы. С безоблачного неба светила неподвижная полная луна. Из других домов тоже с криками и воплями выбегали люди. Неожиданно затрещала и сама по себе стала выламываться из забора одна планка, за ней другая. Ведро пошло кружить по улице. Груженная хворостом телега тронулась с места — колеса ее оставляли глубокие борозды в твердой почве. Из окон одного из домов повалил дым. «Воды! Воды!» — доносилось оттуда.

И тут Найнив заметила, что на улице кто-то лежит — свет выпавшего фонаря падал на вытянутую руку. Приглядевшись, она поняла, что это мужчина, скорее всего, один из ночных караульных. Глаза его выкатились, лицо залила кровь, на голове сбоку виднелась вмятина, словно от удара обухом или чем-то в этом роде. Найнив ощупала его горло — бедняга не дышал. Пульса тоже не было. Ей захотелось завыть от ярости. Люди не должны умирать так. Смерть должна венчать собой долгую жизнь, расставаться с которой следует в своей постели, в окружении родных и друзей. Все прочее — тщета! Тщета, и ничего больше.

— Ага, стало быть, Найнив, сегодня ты нашла саидар. Хорошо.

Голос Анайи заставил Найнив встрепенуться, и она поняла, что держится за Источник. Но и с помощью Силы помочь несчастному было невозможно. Она со вздохом поднялась и, стараясь не смотреть на мертвеца, отряхнула подол. Может быть, она просто опоздала? А поспей раньше, смогла бы его спасти?

Свечение Силы окружало Анайю, и не только ее. Единый ореол охватывал еще двух полностью одетых Айз Седай, Принятую в платье и трех послушниц, две из них в сорочках. Одной из этих послушниц была Николь. Поодаль на улице Найнив приметила и другие окруженные свечением группы — дюжины и дюжины. Некоторые состояли из одних Айз Седай, но далеко не все.

— Откройте себя соединению, — продолжила Анайя, — и ты, Илэйн, и… Что там с Эмарой и Роннель? — Узнав, что ничего страшного не случилось, просто тошнота и головокружение, Анайя пробормотала что-то себе под нос и велела им, как только придут в себя, соединиться с какой-нибудь группой. Вместо них Анайя торопливо выбрала четырех девушек из числа стоявших рядом с Илэйн. — Саммаэль, если это он, а не кто-то другой, скоро поймет, что мы не беззащитны. А теперь быстро. Надо обнять Источник, но держаться на грани, на самом краю. Оставаясь открытой и уступающей.

— Это не Отрекшийся, — начала было Найнив. — Это…

Но Айз Седай оборвала ее:

— Не спорь, дитя, просто откройся. Мы ожидали нападения, хоть и не такого, и готовились к нему. Быстрее, дитя. У нас нет времени на болтовню.

Умолкнув, Найнив попыталась задержаться на самой грани соприкосновения с Источником. Открыться и уступить. Это оказалось нелегко. Дважды, почувствовав, как Сила словно сквозь нее течет к Анайе, она непроизвольно обрывала поток. Анайя поджала губы и бросила такой взгляд, будто решила, что Найнив делает это нарочно. В третий раз ощущение возникло такое, словно ее ухватили за шкирку. Саидар бурным потоком хлынул сквозь нее к Анайе. Ее поток, тот, за который держалась она, вливался в иной, несравненно более мощный. Найнив охватил трепет. Она поймала себя на том, что смотрит на лица других — испытывают ли они то же самое? Она ощущала себя частью чего-то великого, большего, нежели она сама. Не просто Единой Силы. Чувства переполняли ее, громоздясь одно на другое, — страх, надежда, облегчение. Прежде всего благоговейный трепет, но вместе с тем ощущение неколебимого спокойствия, какое могло исходить от Айз Седай. Найнив не могла определить, какие из этих чувств ее собственные, а какие нет. Сейчас все эти женщины были близки как никто на свете, ближе родных сестер. Они словно слились воедино духом и плотью. Долговязая Серая по имени Ашманайлла тепло улыбнулась Найнив, угадав ее мысли.

И тут у Найнив перехватило дух — она поняла, что больше не испытывает злости. Гнев исчез, уступив место изумлению, однако теперь, когда контроль перешел к Голубой сестре, она не потеряла связи с Источником. Случайно Найнив поймала взгляд Николь — вовсе не теплый и ласковый, а изучающий и оценивающий, как обычно. Она непроизвольно попыталась разорвать связь, но ничего не вышло. Разомкнуть круг могла только Анайя, и до того Найнив останется его частью. Илэйн соединение далось легче, но, прежде чем вступить в круг, она сняла браслет и спрятала его в карман. На лбу Найнив выступил холодный пот. Она понятия не имела, что могло случиться, вступи Илэйн в эту связь уже будучи соединенной с Могидин посредством ай'дам, а оттого ей становилось еще страшнее. Николь перевела нахмуренный взор с Найнив на Илэйн. Наверняка она не могла определить, кто какие чувства испытывает, Найнив и сама не могла бы этого сказать.

Две другие женщины — хорошенькая темноглазая кандорка по имени Шимоку, ставшая Принятой как раз накануне раскола в Башне, и Калиндин, уроженка Тарабона, со множеством тонких черных косичек, дожидавшаяся шали уже добрых десять лет, вступили в связь так же легко, как Илэйн. Обе, несмотря на всю разницу между ними.

Неожиданно Николь заговорила — словно во сне:

— Львиный меч, копье обета, та, чей взор проникает за пределы бытия. Трое, трое на борту, и он среди них. Он, умерший, но оставшийся в живых. Великая битва завершилась, но мир не пришел на землю. Возвращение разделило ее. Охранители и слуги — одни уравновешивают других. Грядущее колеблется на грани.

Анайя с удивлением воззрилась на нее:

— О чем это ты, дитя? Николь заморгала.

— Я что-то сказала, Айз Седай? — слабым голосом спросила она. — Я… чувствую себя как— то странно, и…

— Ну если тебя тоже тошнит, — оборвала ее Анайя, — то ничего, перебьешься. Первое соединение частенько вызывает странные ощущения, но нам сейчас не до твоего желудка. — С этими словами она подобрала юбки и решительно зашагала по улице, бросив через плечо остальным: — Держитесь вместе. И обращайте внимание на все требующее вмешательства.

Впрочем, вмешательство требовалось чуть ли не на каждом шагу. Люди носились по улицам с испуганными криками, не понимая, что творится вокруг. Мебель, посуда, домашняя утварь — самые разнообразные предметы ни с того ни с сего срывались с места и принимались прыгать или летать. Двери и окна распахивались и хлопали сами собой, из домов доносились грохот и треск. Плотная повариха в одной сорочке налетела на невесть откуда появившееся в воздухе ведро и разразилась истерическим смехом. Бледный сухопарый малый в нижнем белье сломал руку, пытаясь отмахнуться от налетевшей на него доски. Веревки обматывались вокруг рук или ног, и даже одежда — та, что была на людях, — начинала двигаться самостоятельно. Рубашка какого-то волосатого мужчины обмоталась вокруг его головы. Он отбивался, вслепую размахивая руками и потому не подпуская к себе тех, кто пытался ему помочь. Женщина, надевшая платье, но не успевшая застегнуть его, цеплялась за солому на кромке крыши и вопила во всю мочь, а ее платье старалось утащить ее если не в небеса, то из дома.

Впрочем, справиться со всеми этими явлениями оказалось ненамного сложнее, чем обнаружить их. Потоки Силы, свитые Анайей — и другими группками, — способны были с легкостью остановить стадо взбесившихся быков, что уж говорить о чайнике, которому почему-то вздумалось полетать. А если какой-либо предмет останавливали — с помощью Силы или просто вручную, — он, как правило, больше уже не шевелился. Только всего этого было слишком много. На Исцеление времени почти не было. Исцеляли лишь тех, кому иначе грозила бы смерть. Айз Седай приходилось то возвращать на место выскочившую из плетня жердь, то останавливать неистово катившуюся бочку, которая могла переломать кости не одному человеку.

Найнив чувствовала себя опустошенной, и с каждой минутой это ощущение становилось все сильнее. Утихомирить надо было такую уйму всего, и вроде всё мелочи, но мужчина, череп которому раскроила сковорода, или женщина, задушенная собственной сорочкой, были мертвы, так же как и убитые Силой. Ей казалось, что и другие соединившиеся в круг женщины, даже Айз Седай, испытывают то же самое. Но ей не оставалось ничего, кроме как вышагивать рядом с остальными и наблюдать за тем, как Анайя сплетает комбинации потоков, отражая одновременно множество мелких, но вполне реальных опасностей. Найнив терялась, исчезала как личность, сливаясь в единое целое с доброй дюжиной женщин.

Наконец Анайя, хмурясь, остановилась, и все разом кончилось. Связь оборвалась, что застало Найнив врасплох. Она осела, растерянно озираясь по сторонам. Доносившиеся отовсюду крики и вопли теперь сменились рыданиями и стонами. Предметы больше не порывались двигаться, люди же, оставшиеся целыми и невредимыми, спешили на помощь раненым. Судя по положению луны, все это безумие длилось не более часа, однако Найнив казалось, что прошло часов десять. Спина в том месте, куда угодил табурет, отчаянно ныла, колени дрожали, глаза слезились. Вдобавок она еще и зевала, да так, что в ушах звенело.

— Такого я от Отрекшихся не ожидала, — едва слышно пробормотала Анайя. Чувствовалось, что Айз Седай тоже измотана до крайности, однако, невзирая на усталость, она продолжала отдавать распоряжения.

— Ты едва на ногах держишься, — промолвила Анайя, трогая Николь за плечо. — Ложись-ка в постель, да поскорее. Ступай, дитя, а завтра с утра мы с тобой поговорим. А ты, Англа, пока останься. Ты сможешь снова вступить в связь и помочь в Исцелении. Ланита, ты отправляйся в постель.

— Это не Отрекшиеся, — сказала Найнив. Точнее, промямлила, ведь устала она смертельно. — Это пузырь зла.

Айз Седай, все три, уставились на нее. Как и остальные Принятые, не говоря уже о послушницах. Даже Николь, еще не успевшая уйти. Но на сей раз Найнив было все равно, оценивающий у той взгляд или какой другой. Слишком уж ей хотелось спать.

— Мы уже сталкивались с подобным в Тире, — вставила Илэйн, — в Твердыне. — Сказать по правде, тогда им довелось увидеть лишь последствия, но ни той ни другой не хотелось бы снова стать свидетелями такого события. — Саммаэль, вздумай он напасть, не стал бы швыряться палками да горшками.

Ашманайлла переглянулась с Баратин, Зеленой сестрой, которой невероятная худоба и длиннющий нос вовсе не мешали выглядеть стройной, изящной и грациозной. Анайя и бровью не повела.

— Похоже, Илэйн, сил у тебя осталось более чем достаточно. Вот и прекрасно, ты тоже поможешь мне с Исцелением. А ты, Найнив… ты снова потеряла Источник, да? Вид у тебя такой, что тебя стоило бы отнести в постель на руках, да только некому. Придется добираться самой. Шимоку, дитя, ты отправляешься спать. А ты, Калиндин, пойдешь со мной.

— Анайя Седай, — осторожно заговорила Найнив, — сегодня ночью мы с Илэйн обнаружили нечто важное. Нам бы хотелось поговорить с вами наедине…

— Завтра, дитя. А сейчас отправляйся в постель, пока не свалилась.

Не дожидаясь ответа, Айз Седай прихватила с собой Калиндин и направилась к лежавшему неподалеку человеку — бедняга издавал жалобные стоны. Ашманайлла увлекла Илэйн в другую сторону, а Баратин повела Англу в третью. Успев взглянуть через плечо на Найнив, Илэйн едва заметно покачала головой и скрылась в толпе.

Ну что ж, возможно, для разговора о хрустальной чаше из Эбу Дар и впрямь не лучшее время. Да и место тоже. Но все равно Анайя вела себя как-то странно — будто она была разочарована, услышав, что никакой Отрекшийся на Салидар не нападал. Почему? Впрочем, Найнив чувствовала себя слишком усталой, чтобы четко мыслить. Свивала потоки Анайя, но и она битый час пропускала через себя саидар. Да еще и не спала понастоящему — Тел'аран'риод не в счет.

Найнив пошатнулась и тут неожиданно увидела Теодрин. Сопровождаемая двумя одетыми в белое послушницами Доманийка, прихрамывая, брела по улице, останавливаясь там, где могло потребоваться ее умение Исцелять. Найнив она не замечала.

Я отправляюсь в постель, сказала себе Найнив. Анайя Седай велела мне лечь спать. Сама Анайя… Но почему у Анайи такой разочарованный вид? Какая-то мысль шевелилась в уголке сознания, но уловить ее Найнив не могла — слишком хотела спать. Она едва волочила ноги, спотыкаясь на ровном месте. Спать. Она ляжет спать, и пусть Теодрин делает, что хочет.