ТОМ I

Демандред ступил на черный склон у Шайол Гул из отверстия в ткани реальности, и оно тут же закрылось. Мутные серые облака нависали, затягивая небо, казавшееся перевернутым океаном мертвенно-бледных волн, бившихся вокруг окутанного туманом скалистого пика. Над раскинувшейся внизу бесплодной долиной то и дело вспыхивали странные тускло-голубые и красные огни, но они не могли рассеять сумрак, скрывающий их источник. Молния, ударив снизу, прочертила облака, послышался приглушенный раскат грома. Из отверстий, которыми была усеяна скала, поднимались дым и пар. В некоторые из этих дыр едва удалось бы просунуть руку, тогда как другие могли поглотить и десяток человек.

Он тут же отпустил Источник, и вместе с Единой Силой ушло обостренное восприятие реальности, позволявшее ощущать окружающее яснее и четче. Расставшись с саидин, он почувствовал себя опустошенным, но только глупец стал бы направлять Силу здесь. И конечно же, только глупец мог захотеть здесь видеть, слышать или осязать все отчетливее.

Во времена, которые ныне именовали Эпохой Легенд, это место было идиллическим островком в холодном океане, излюбленным местом тех, кто предпочитал простой, бесхитростный образ жизни. И теперь, несмотря на дым и пар, здесь было очень холодно. Демандред не позволял себе ощущать это, однако инстинкт побудил его поплотнее закутаться в подбитый мехом плащ. При дыхании из его рта вырывался серебристый пар и тут же таял в воздухе. В нескольких сотнях лиг к северу лежали вечные льды, но Такан'дар всегда оставался сух. словно пустыня, хотя здесь царила вечная зима.

Впрочем, вода здесь все же была — чернильный ручеек тонкой струйкой стекал по скалистому склону неподалеку от сложенной из грубых серых камней кузницы. Внутри звенели молоты, и с каждым ударом в узеньких окошках вспыхивал бледный свет. Одетая в лохмотья женщина безвольно привалилась к шероховатой стене, прижимая к груди младенца. Долговязая исхудалая девчонка зарылась лицом в ее юбки. Не приходилось сомневаться, что это пленницы, захваченные во время набега на порубежье. Но пленных было мало. Надо полагать, Мурддраалы скрежетали зубами от ярости. Их клинки по прошествии времени теряли свою силу. Мечи требовалось заменять, а между тем рейды в Пограничье становились все реже.

Из кузницы вышел плотный, неповоротливый молотобоец, похожий на высеченную из скалы статую. Молотобойцы не были живыми людьми — оказавшись в отдалении от Шайол Гул, любой из них обратился бы в камень или рассыпался в прах. Да и ковать они умели только мечи. Этот держал в руках длинные клещи с зажатым в них уже закаленным клинком, в лунном свете казавшимся льдисто-белым. Хоть молотобоец и не был живым, он погрузил поблескивающий металл в темный поток с большой осторожностью. Малейшее прикосновение к этой воде могло покончить и с тем подобием жизни, что теплилась в нем. Когда он вытащил меч из ручья, металл сделался абсолютно черным. Но работа над клинком еще не была закончена.

Шаркающей походкой молотобоец вернулся в кузницу, и оттуда раздался отчаянный крик. Кричал мужчина.

— Нет! Нет! НЕТ! — Затем крик превратился в пронзительный вопль, который становился все тише, будто нечто затягивало голос в немыслимую даль. Теперь меч был готов.

Снова появился молотобоец — может, тот же самый, а может, и другой — и рывком поставил женщину на ноги. Она, девчонка и младенец разразились рыданиями, но он вырвал дитя из объятий матери и сунул в руки девочке. Тут в женщине наконец проснулась воля к сопротивлению — она отчаянно царапалась и отбивалась ногами, но молотобоец этого даже не заметил: с тем же успехом можно было пинать скалу. Крики женщины смолкли, как только он затащил ее внутрь. Снова зазвенели молоты, заглушая плач детей.

Один меч был готов, над другим шла работа, и два предстояло сковать. Демандред никогда прежде не видел, чтобы здесь дожидалось своей очереди послужить Великому Повелителю Тьмы менее пятидесяти пленников зараз. Да, Мурддраалы наверняка скрежещут зубами.

— Ты медлишь, тогда как тебя призывает Великий Повелитель! — Голос прозвучал словно шорох прелой листвы. Демандред медленно обернулся. Он хотел возмутиться тем, что Получеловек осмелился говорить с ним в таком тоне, но уничижительные слова замерли на его устах. И конечно, вовсе не из-за леденящего взгляда безглазого лица, повергавшего в трепет любого человека. Он, Демандред, давно забыл, что такое страх. Скорее его ошеломил вид облаченного в черное существа. Обычно Мурддраал, змееобразное подобие человека, не превосходил ростом высокого мужчину, но у этого и плечи возвышались над головой Демандреда.

— Я отведу тебя к Великому Повелителю,'— заявил Мурддраал. — Я — Шайдар Харан.

Он повернулся и начал взбираться по склону, проворно, словно змея. Чернильно— черный плащ свисал с плеч неестественно прямо и не шевелился при движении. Демандред поморщился. Сколько он помнил, Полулюдям всегда давали имена на Троллоковой тарабарщине — язык, выговаривая, сломаешь. Но Шайдар Харан на Древнем Наречии означало Рука Тьмы. Это было неожиданностью, а неожиданностей Демандред не любил, особенно у Шайол Гул.

Вход в гору мог бы сойти за одну из многочисленных покрывающих склон каверн, но от него не исходило ни пара, ни дыма. В эту пещеру могли бы войти и два человека рядом, но Мурддраал пошел впереди. Тоннель вел вниз, резко под уклон, пол его был истоптан до того, что казался полированным. По мере того как Демандред спускался все ниже, следуя за широкой спиной Мурддраала, холод уступал место все нарастающей жаре. Демандред ощущал это, хотя и не позволял жаре коснуться себя. От каменных плит тоннеля исходил бледный свет, казавшийся ясным в сравнении с сумерками снаружи. С потолка свисали острые колючие зубья, готовые в любой момент защелкнуться, чтобы разорвать неверного или предателя. Их называли клыками Великого Повелителя. Конечно, это были не настоящие зубы, но разорвать они могли вполне как настоящие.

Неожиданно для себя он отметил нечто странное. Всякий раз, когда ему прежде случалось проходить по этому тоннелю, острые зубья едва не царапали макушку. Но сейчас между головой шедшего впереди Мурддраала и каменными клыками оставалось пространство в добрых две ладони. Демандреда это удивило. Удивило не то, что изменилась высота тоннеля, — здесь постоянно происходили самые невероятные вещи, — а то, что проход расширился, давая путь Получеловеку. Великий Повелитель намекал Мурддраалу на свою благосклонность, словно тот был человеческим существом. Этот факт стоило взять на заметку.

Неожиданно тоннель вывел на широкий уступ над озером расплавленного камня. Черно— красная магма клокотала, выбрасывая танцующие языки пламени в рост человека. Потолка у огромной пещеры не было, и сквозь отверстие в вершине горы виднелось небо. Но не небо Такан'дара. В сравнении с этим даже такан'дарское, с его странными, трепещущими, будто от порывов ураганного ветра, бороздчатыми облаками, казалось обычным. Это место именовали Бездной Рока, хотя мало кто догадывался, сколь точно это название.

Даже после многочисленных посещений — а в первый раз он побывал здесь более трех тысячелетий назад — Демандред испытывал трепет. Здесь он ощущал Отверстие, давным— давно просверленное в узилище, где с момента Творения был заточен Темный. Здесь, благодаря некой разреженности в Узоре, чувствовалось присутствие Великого Повелителя, хотя в физическом смысле это место было ничуть не ближе к Отверстию, чем любое Другое в мире.

Демандред едва не улыбнулся. Какими все же глупцами должны быть те, кто пытается противиться Великому Повелителю. Конечно, Отверстие все еще оставалось закрытым, но уже не так прочно, как в момент его пробуждения. И не так велико, каким было оно запечатано в конце Войны Силы, когда и он, и все его соратники тоже были заточены в Шайол Гул. Но со времени пробуждения Демандред бывал здесь неоднократно и с каждым разом все -явственнее чувствовал, как слабеют печати. Скоро их сила падет и Великий Повелитель вновь коснется мира. Наступит День Возврата, и он, Демандред, станет вечно править землей. Разумеется, под верховенством Великого Повелителя. И вместе с теми из Избранных, кому удастся к тому времени уцелеть.

— Теперь уходи, Получеловек. — Демандред не хотел, чтобы это существо видело, как его переполнит экстаз. Экстаз и боль.

Шайдар Харан не тронулся с места.

Отрекшийся открыл было рот, но тут в его голове громом взорвался голос:

— ДЕМАНДРЕД.

Впрочем, назвать это голосом было все равно что гору — песчинкой. Громыхающий под его черепом голос едва не сбил Демандреда с ног, наполнил его восторгом. Он упал на колени Мурддраал стал рядом и бесстрастно смотрел на него, но Демандред едва ли замечал Получеловека — звучащий голос целиком завладел разумом Отрекшегося.

— ДЕМАНДРЕД. КАК ДЕЛА В МИРЕ? Демандред понятия не имел, какими именно сведениями располагал Великий Повелитель. Порой он поражал своей осведомленностью, иногда же ошарашивал невежеством. Но сейчас Демандред точно знал, о чем желает услышать Владыка.

— Равин мертв, Великий Повелитель. Погиб вчера. — Восхитительный экстаз сменился болью. Руки и ноги Демандреда дрожали, он весь покрылся испариной.

— Ланфир исчезла без следа, как и Асмодиан. А Грендаль говорит, что и Могидин не явилась на условленную встречу. И тоже вчера, Великий Повелитель. Я не верю в случайные совпадения.

— ряды ИЗБРАННЫХ РЕДЕЮТ, ДЕМАНДРЕД. СЛАБЫЕ ОТПАДАЮТ. ПРЕДАВШИЕ меня встретят ОКОНЧАТЕЛЬНУЮ СМЕРТЬ. АСМОДИАН СЛОМЛЕН СВОЕЙ СЛАБОСТЬЮ. РАВИНА СГУБИЛА ЕГО гордыня. ОН СЛУЖИЛ ХОРОШО, НО ДАЖЕ Я НЕ МОГ УБЕРЕЧЬ ЕГО ОТ ПОГИБЕЛЬНОГО огня. ДАЖЕ Я НЕ В СИЛАХ СТУПИТЬ ЗА ПРЕДЕЛЫ ВРЕМЕНИ. — На миг этот ужасный голос наполнился гневом и… Неужели отчаянием?.. Но только на миг. — ЭТО СОВЕРШИЛ мой ДРЕВНИЙ ВРАГ, ТОТ, КОТОРОГО НАЗЫВАЮТ ДРАКОНОМ. ТЫ ОСВОБОДИШЬ ПОГИБЕЛЬНЫЙ ОГОНЬ, СЛУЖА МНЕ, ДЕМАНДРЕД?

Отрекшийся заколебался. Бусинки пота скользили по его щекам Во время Войны Силы погибельный огонь в течение года использовали обе стороны, пока не смекнули, к чему это может привести. И тогда прекратили — безо всякого соглашения или перемирия. Но даже за этот год погибельный огонь выжег не только целые города, но и сотни тысяч нитей из Узора, так что едва не распалась ткань реальности. Весь мир мог истаять, словно туман. Если разящий огонь будет применен снова, не останется мира, которым можно было бы управлять.

И еще одно встревожило Демандреда. Великий Повелитель знал, как умер Равин. Да и об Асмодиане, по-видимому, знал больше самого Демандреда.

— Как ты прикажешь. Великий Повелитель. Возможно, его и трясло, но голос был тверд, как скала. Колени, обожженные горячими камнями, уже начали покрываться волдырями, однако Демандред не обращал на это внимания.

— ИТАК, ТЫ СДЕЛАЕШЬ ЭТО.

— Великий Повелитель, — промолвил Демандред, — Дракона можно уничтожить.

— Мертвец всяко не способен испускать погибельный огонь, а коли так, это, возможно, не потребуется и Великому Повелителю. — Он невежествен, слаб и разбрасывается в разные стороны, не умея сосредоточиться на главном. Равин был тщеславным глупцом. Я…

— ХОЧЕШЬ ТЫ СТАТЬ Ни'блисом?

У Демандреда перехватило дыхание. Ни'блис имел право приказывать другим Избранным, оказываясь лишь ступенью ниже самого Великого Повелителя.

— Я желаю лишь служить тебе всем, чем сумею.

— В ТАКОМ СЛУЧАЕ ВНИМАЙ И повинуйся. НЫНЕ ТЕБЕ ДАНО БУДЕТ ЗНАТЬ, КОМУ СУЖДЕНО ЖИТЬ, А КТО ОБРЕЧЕН НА ГИБЕЛЬ.

Когда Демандред осознал смысл услышанного, у него вырвался крик, и по щекам полились слезы радости.

Мурддраал неподвижно наблюдал за ним.

— Хватит вам суетиться, — бросила Найнив и раздраженно перекинула через плечо свою длинную косу. — Разве это сработает оттого, что вы будете вертеться, словно маленькие девочки, на которых зуд напал?

За шатким столиком перед ней сидели две женщины. Обе они выглядели не старше самой Найнив, но были гораздо старше — самое меньшее лет на двадцать.

Они были совершенно спокойны, и уж во всяком случае не суетились. Наоборот, это Найнив нервничала из-за духоты и жары. Ей казалось, что в маленькой каморке без окон уже не осталось воздуха. Она взмокла от пота, а эти женщины выглядели совершенно сухими. Лиане — высокая меднокожая женщина в доманийского покроя платье из тончайшего голубого шелка обладала, как видно, неистощимым запасом терпения, которого, возможно, недоставало Суан Санчей, хоть та и выглядела куда как крепче. Вот и сейчас Суан что-то буркнула и раздраженно поправила свою юбку. Она была в платье из тонкого желтого полотна с тирским шитьем по вырезу — довольно глубокому. Ее голубые глаза казались холодными, как вода в бездонном колодце. Точнее, казались бы такими, если бы не изнуряющая жара. Впрочем, сколько бы ни меняла Суан наряды, взгляд ее не менялся никогда.

— Все одно это не сработает, что так, что эдак, — отрезала Суан. Манера говорить у нее тоже осталась прежней. — Нельзя залатать сгоревшую лодку. По мне, все это пустая трата времени. У нас с Лиане и без того дел по горло.

Суан и Лиане занимались тем, что просматривали донесения соглядатаев, поставлявших сведения для собравшихся в Салидаре Айз Седай, — сообщения и слухи о событиях в мире. Найнив тоже разгладила свою юбку, стараясь успокоиться. На ней было платье из простой белой шерсти с семью полосками по кайме — по одной в соответствии с каждой Айя. Платье Принятой. Это одеяние раздражало Найнив — она и не думала, что может так злиться из-за одежды. Однако она вынуждена была признаться, — разумеется, только самой себе, — что успела привыкнуть к изысканным нарядам. Конечно, она лучше чувствовала бы себя в зеленом шелковом платье, что сейчас лежало увязанным в узел. Но, само собой, только потому, что оно тонкое и легкое, а не из-за того, что зеленый цвет нравился Лану. Впрочем, все это пустые, бесплодные мечтания. Вздумай Принятая надеть что-либо, кроме предписанного белого платья с семицветной каймой, ей бы очень быстро-дали понять, что она еще далеко не Айз Седай. Найнив сосредоточилась и решительно выбросила все эти глупости из головы — можно подумать, ей больше нечем заняться. А для Лана сошло бы и голубое. Вот так-то!

Осторожно, бережно она прозондировала с помощью Силы сначала Суан, а потом Лиане. Собственно говоря, Силу Найнив сейчас вовсе не направляла. Она вообще не способна даже коснуться Истинного Источника, пока как следует не разозлится. И все же в конечном счете дело сводилось именно к саидар — женской составляющей Истинного Источника. Тончайшие потоки пронизывали обеих женщин. Свила их Найнив, но почерпнула из Источника не она.

На левом запястье Найнив красовался изящный, составленный из множества сегментов серебристый браслет Он действительно был изготовлен из серебра, причем не совсем обычного, но не это важно. Браслет был единственным украшением, которое носила Найнив, если не считать кольца Великого Змея. Принятым не полагалось щеголять побрякушками Серебристое ожерелье под стать браслету Найнив охватывало шею четвертой находящейся в комнате женщины. Она сидела на табурете возле оштукатуренной стены, сложив руки на коленях. Одетая в грубошерстное коричневое платье, какие носят жены фермеров, она и своим здоровым, цветущим видом походила на крестьянку, и к тому же совсем не потела. Сидела женщина совершенно неподвижно, но ее темные глаза ничего не упускали из виду. Эту женщину окружало — разумеется, в глазах Найнив — свечение саидар. Черпала из Источника она. но Найнив полностью контролировала направляемую ею Силу. Браслет и ожерелье создавали между ними связь, подобную той, которую устанавливают Айз Седай, когда хотят увеличить свою мощь. По словам Илэйн, это получалось с помощью каких-то «абсолютно идентичных матриц». Правда, более-менее вразумительного объяснения тому, что это за матрицы такие, Илэйн дать не могла. Найнив подозревала, что та только делает вид, будто понимает, в чем суть этой связи. Сама Найнив не понимала ничего и не собиралась притворяться. Просто она воспринимала каждое чувство этой женщины, ощущала ее всю, словно та угнездилась в дальнем уголке ее сознания. Она чувствовала, как цеплялась эта женщина за саидар, и полностью контролировала ее. Порой Найнив хотелось, чтобы эта сидящая на табурете женщина была мертва. Так, конечно, было бы гораздо проще. Яснее.

— Как будто что-то порвано или обрезано, — пробормотала Найнив, рассеянно утирая с лица пот. Ощущение было смутным, едва уловимым, но сегодня она впервые почувствовала нечто отличное от пустоты. Впрочем, возможно, это ей просто почудилось — уж больно хотелось хоть что-нибудь уловить.

— Это отъединение, — промолвила сидящая на табурете женщина. — Так раньше называлось то, что теперь вы именуете укрощением для мужчин или усмирением для женщин.

Три головы обернулись к ней, три пары горящих гневом глаз. Суан и Лиане были Айз Седай, пока их не усмирили, когда Элайда совершила в Белой Башне переворот, в результате которого и восседала теперь на Престоле Амерлин.

Усмирение. Одно это слово способно вызвать дрожь. Быть усмиренной означало никогда больше не направлять Силу, но всегда помнить об этой невосполнимой утрате. Ощущать Истинный Источник и знать, что тебе вовеки не коснуться его, — трудно представить горшую муку. Не коснуться никогда, ибо усмирение, как и смерть, Исцелению не поддавалось. Во всяком случае, так полагали все — но не Найнив. Она верила в возможность Исцеления Единой Силой чего угодно, кроме, разумеется, смерти.

— Если можешь сказать что-нибудь путное, Мариган, — резко заявила Найнив, — выкладывай, а нет, так сиди и молчи!

Женщина отпрянула к стене, съежилась, не сводя глаз с Найнив. Та чувствовала, как страх и ненависть Мариган захлестывают ее, будто перекатываясь через браслет. Впрочем, так было всегда, что и немудрено. Пленники редко испытывают любовь к тем, кто их пленил, особенно если знают, что заслуживают куда худшей участи, чем неволя. Найнив сердилась скорее из-за того, что и Мариган говорила, будто отъединение, или, понынешнему, усмирение, Исцелить невозможно. Правда, при этом она уверяла, будто в Эпоху Легенд не умели Исцелять только смерть, тогда как теперь даже то, что умеют делать Желтые сестры, всего лишь грубое подражание истинному Целительству. Только вот толку от этих разговоров никакого, поскольку ничего конкретного Мариган не знала и в Исцелении понимала не больше, чем Найнив в кузнечном ремесле. Всякому известно, что металл надобно раскалить на огне да бить по нему молотом, но таких познаний не хватит даже для того, чтобы выковать простую подкову. Точно так же и общее представление о принципах Целительства еще не дает возможности залечить хотя бы ссадину.

Повернувшись на стуле, Найнив внимательно посмотрела на Суан и Лиане. Когда удавалось оторвать их от других занятий, на такого рода попытки уходили целые дни, но до сих пор все усилия ни к чему не привели.

Неожиданно Найнив поймала себя на том, что вертит браслет на запястье. Какие бы преимущества ни давал этот браслет, ей было неприятно оставаться связанной с этой женщиной. От одной мысли о подобной близости мурашки пробегали по коже.

Может, хоть так удастся что-нибудь выяснить, подумала Найнив. Хуже-то все равно не будет.

Она осторожно расстегнула браслет — застежку невозможно было найти, не зная, где та. находится, — и протянула Суан:

— Надень!

Расставание с Силой, как всегда, несло с собой горечь, зато избавление от накатывавших через браслет враждебных чувств было подобно очищению души. Мариган смотрела на узенькую серебряную полоску как завороженная.

— Зачем? — удивилась Суан. — Ты ведь сама говорила, что эта штука работает только…

— Ты просто надень, вот и все.

Суан посмотрела на Найнив с весьма упрямым видом — подумать только, эта женщина так и не избавилась от своего упрямства! — и защелкнула браслет на запястье. В следующий миг на лице Суан появилось удивление, а затем она взглянула на Мариган, сузив глаза.

— Она меня ненавидит, но это я знала и раньше, безо всяких браслетов. А тут другое — страх и… потрясение. По лицу ее ничего не видно, но она потрясена до мозга костей. По— моему, она не верила, что я смогу воспользоваться этой вещью.

Мариган беспокойно шевельнулась. До сих пор только две знавшие о ней женщины могли пользоваться браслетом. Если их будет четыре, они получат больше возможностей задавать вопросы и получать ответы. Внешне Мариган демонстрировала полную готовность к сотрудничеству, но сколько она при этом скрывала? Столько, сколько могла, — Найнив не сомневалась.

Суан тяжело вздохнула и покачала головой:

— Я не могу. Ты ведь думала, что через нее мне удастся дотянуться до Источника, верно? Нет, скорее боров заберется на дерево. Меня усмирили. Усмирили — вот и весь сказ! Как снимается эта штуковина? — Она принялась теребить браслет. — Как ее снять, пропади она пропадом?

Найнив мягко положила ладонь на запястье Суан, туда, где был браслет.

— Неужели ты не понимаешь, что ни браслет, ни ожерелье не будут действовать, если надеть их на женщину, вовсе не способную иметь дело с Силой? Если я нацеплю хоть браслет, хоть ожерелье на какую-нибудь кухарку, для нее это будут всего-навсего безделушки.

— Насчет кухарок я ничего не знаю и знать не хочу. Знаю, что не могу направлять Силу, вот и все. Меня усмирили.

— Но у тебя есть нечто, что можно Исцелить, — настаивала Найнив. — Иначе ты просто ничего не почувствовала бы через браслет.

Суан отдернула руку и выставила запястье:

— Снимай!

Найнив покачала головой и подчинилась. Порой Суан бывает упряма, словно мужчина!

Зато когда Найнив протянула браслет Лиане, та с готовностью подставила руку. Лиане, как и Суан, старалась не падать духом от того, что усмирена, но ей это не всегда удавалось. Существовал единственный способ прожить подольше после усмирения — найти для себя нечто придающее жизни новый смысл, обрести цель и тем самым заполнить страшную пустоту, вызванную невозможностью прикоснуться к Источнику. Для Суан и Лиане таким делом стало, во-первых, управление сетью тайных лазутчиков, во-вторых — что важнее, — старание убедить здешних Айз Седай в необходимости признать Ранда Возрожденным Драконом и поддержать его. И наконец, они старались скрыть ото всех, что происходит в этой комнате. Но всего этого едва ли достаточно, чтобы совладать с горечью потери.

— Точно, так и есть! — воскликнула Лиане, едва защелкнулся браслет. Манера говорить у нее была резковатой, хотя с мужчинами она держалась совсем подругому, и не удивительно. В конце концов, родом она была из Арад Домана, а в последнее время изо всех сил старалась наверстать упущенное за годы, проведенные в Башне. — Она и впрямь ошарашена, иначе не скажешь. Но похоже, уже начинает с этим справляться.

Некоторое время Лиане сидела молча, рассматривая женщину на табурете. Мариган отвечала ей настороженным взглядом. Наконец Лиане пожала плечами:

— Я тоже не могу коснуться Источника. И еще я пыталась заставить ее почувствовать на лодыжке блошиный укус. Ничего не вышло, ведь она не смогла бы этого скрыть.

Такова была одна из хитрых особенностей браслета. Он позволял вызывать любое ощущение — например, заставить человека почувствовать боль от раны или ожога. Настоящих повреждений не было, и следов никаких не оставалось, но ощущение было более чем реальным. Таким реальным, что убедить Мариган в предпочтительности сотрудничества не составило особого труда. Тем паче что и выбор у нее был небогат — повиновение или скорый суд и неминуемая казнь.

Несмотря на неудачу, Лиане пристально, с интересом наблюдала за тем, как Найнив расстегнула браслет и вновь надела его себе на запястье. Похоже, она не рассталась с надеждой в один прекрасный день снова обрести способность направлять Силу.

Надев браслет, Найнив ощутила радость обладания Силой. Конечно, это было не так прекрасно, как обнимать саидар самой, но даже прикосновение к Источнику через другую женщину дарило чувство полноты жизни. Саидар, наполнявший ее, вызывал чистый восторг, почти неудержимое желание танцевать и смеяться. Когда-нибудь она привыкнет к этому, как и подобает настоящей Айз Седай. Но сейчас… пожалуй, связь с Мариган — не слишком высокая плата за столь восхитительное чувство.

— Теперь, когда мы знаем, что возможность есть, — промолвила она, — я думаю…

Дверь распахнулась, и Найнив вскочила с места, даже не успев понять, в чем дело, и не заметив, что Лиане и Суан тоже повскакали со стульев. Она не вскрикнула лишь потому, что у нее перехватило дыхание. Страх, хлынувший сквозь браслет, смешался с ее собственным. Молодая женщина, закрывшая за собой дощатую дверь, казалось, не заметила, что ее появление вызвало такой переполох. Высокая, стройная, золотоволосая, она выглядела очень красивой, несмотря на простое одеяние Принятой и выступивший на лбу пот. Илэйн ухитрялась сохранять привлекательность при любых обстоятельствах.

— Знаете, что они задумали? — выпалила она с порога. — Посылают посольство в Кэймлин. В Кэймлин! И не позволяют мне ехать. Шириам сказала, чтобы я даже не думала об этом. Даже не заикалась!

— Илэйн, неужто ты так и не усвоила, что нельзя входить без стука? — Найнив уселась снова. Точнее сказать, упала на стул — теперь, когда испуг прошел, ноги ее не держали. — Я думала, это Шириам.

При одной мысли о том, что могло случиться, узнай Шириам, чем они здесь занимаются, Найнив снова стало не по себе.

Илэйн, надо отдать ей должное, покраснела и извинилась, но тут же попыталась оправдаться:

— Правда, я в толк не возьму, с чего вы так переполошились. Я видела там, за дверью, Бергитте, а вы прекрасно знаете, что она не даст чужаку приблизиться незамеченным. Найнив, они должны отпустить меня в Кэймлин.

— Ничего они тебе не должны, — резко оборвала девушку Суан. И она, и Лиане снова уселись на свои места. Суан сидела как всегда прямо, но Лиане обмякла:

видать, и у нее, как у Найнив, ноги подкашивались. Мариган, тяжело дыша, откинулась к стене. Глаза ее были закрыты. Браслет попеременно посылал волны то ужаса, то облегчения.

— Но…

Суан не дала Илэйн продолжить:

— Неужели ты полагаешь, что Шириам — или любая другая на ее месте — допустит, чтобы Дочь-Наследница Андора оказалась во власти Возрожденного Дракона? Теперь, когда твоя мать мертва…

— Я в это не верю! — воскликнула Илэйн.

— Ты не веришь в то, что ее убил Ранд ал'Тор, — безжалостно продолжала Суан, — а это совсем другое дело. В такое я тоже не верю. Но будь Моргейз жива, она бы открыто признала Ранда Возрожденным Драконом. Или, сочти она его Лжедраконом, непременно оказала бы ему сопротивление. Но никто из моих глаз и ушей ни о чем подобном даже краем уха не слышал. Ни в Андоре, ни в Алтаре, ни в Муранди.

— А вот и нет, — встряла Илэйн. — На западе разгорелся мятеж.

— Мятеж против Моргейз. Против! Если это вообще не пустой слух. — Голос Суан звучал тускло и невыразительно. — Твоя мать мертва, девочка. Лучше тебе оплакать ее и смириться со случившимся.

Илэйн вскинула подбородок и заговорила с ледяным высокомерием. Была у нее такая не очень приятная привычка, впрочем, не мешавшая большинству мужчин находить ее более чем привлекательной.

— Ты сама без конца сетуешь на то, что подолгу не получаешь известий от своих соглядатаев. Но сейчас я не буду говорить о том, насколько достоверны твои сведения. Дело вовсе не в этом. Жива моя мать или нет, все равно ныне мое место в Кэймлине. Я — ДочьНаследница.

Суан фыркнула так громко, что Найнив чуть не подпрыгнула.

— Ты ведь уже давно стала Принятой, Илэйн. Должна бы и сама понимать.

Илэйн поморщилась. Она обладала редкостными возможностями в обращении с Силой — подобная природная мощь встречалась раз в тысячу лет. Превосходила ее только Найнив, но та не могла направлять Силу по своему желанию. Оставить подобное дарование без внимания Башня не могла, и Илэйн действительно понимала, что, даже будь она королевой, восседающей на Львином Троне, Айз Седай все равно нашли бы способ заставить ее учиться. Девушка открыла было рот, но Суан продолжила, не обращая на нее внимания:

— По правде говоря, они ничего не имели бы против твоего скорейшего воцарения. Долгие века ни одна Айз Седай не восседала на троне — во всяком случае открыто. Но ты пока еще не стала полноправной сестрой. Да и когда станешь ею, тебя не сразу отпустят. Ты — Дочь-Наследница, и тебе предстоит стать королевой. Ты слишком важна. Прежде чем позволить тебе отправиться в Андор, они должны убедиться, что этому Возрожденному, чтоб ему провалиться. Дракону можно доверять. Что сомнительно, особенно после его затеи с объявленной… амнистией.

Она криво усмехнулась, а Лиане поморщилась. Не по себе стало и Найнив. С детских лет ее приучили считать способных направлять Силу мужчин чудовищами. Ведь они обречены на безумие, которое заставит их повергать людей в ужас своими деяниями, прежде чем сами они погибнут в страшных мучениях. Порча, наведенная Темным на мужскую составляющую Истинного Источника, делала эту участь неизбежной. Но Ранд, которого она знала с малолетства, был Возрожденным Драконом. Само его появление на свет возвещало о приближении Последней Битвы, в которой ему предстояло сразиться с Темным. Возрожденный Дракон — единственная надежда человечества, но он мужчина, и он способен направлять Силу. Хуже того, ходили слухи, что он задумал собрать вокруг себя и других обладающих подобными способностями мужчин. Правда, таких не могло оказаться много. Все Айз Седай выискивали их без устали — Красные Айя только этим и занимались, но находили редко, гораздо реже, чем, если верить книгам, это случалось в прежние времена.

Илэйн между тем сдаваться не собиралась. Нрав у нее такой, что она и на эшафоте упорствовала бы до последнего мгновения. Вздернув подбородок, она вызывающе смотрела в глаза Суан, а Найнив по опыту знала, как нелегко выдержать взгляд бывшей Амерлин.

— Ехать должна именно я, и на то есть две веские причины. Во-первых, я Дочь— Наследница, и только я могу не допустить смуты, обеспечив законную преемственность власти. Во-вторых, я знаю, как подступиться к Ранду. Он мне доверяет. Для Совета было бы самым разумным остановить свой выбор на мне.

Здесь, в Салидаре, Айз Седай образовали собственный Совет Башни — Совет в изгнании. Предполагалось, что он займется выборами новой, законной Амерлин, которая сможет по праву оспорить притязания Элайды на этот титул. Правда, Найнив казалось, что они не проявляют в этом особого рвения.

— С твоей стороны было очень любезно предложить такую жертву, — язвительно заметила Лиане.

Выражение лица Илэйн не изменилось, но она густо покраснела. Мало кому за пределами этой комнаты было известно об отношениях Илэйн с Рандом, и, уж конечно, об этом не догадывалась ни одна Айз Седай. Но Найнив не сомневалась: попади Илэйн в Кэймлин, она первым делом найдет способ уединиться с Рандом и примется с ним целоваться.

— В сложившихся обстоятельствах, когда твоя мать…

отсутствует… Пойми, если Ранд ал'Тор, уже захвативший Кэймлин, получит еще и тебя, весь Андор будет в его руках. А Совет сделает все, чтобы не позволить ему приобрести в Андоре больше влияния, чем имеют они. Он и так уже наложил руку на Тир, Кайриэн и, кажется, на айильцев. Добавь к этому Андор, и вскорости Муранди и Алтара падут, стоит ему чихнуть. Алтара, где находимся мы! Его могущество растет слишком быстро, и в один прекрасный день он может решить, что вовсе в нас не нуждается. Ведь теперь, когда рядом с ним нет Морейн, он остался без надежного пригляда. Услышав это имя, Найнив вздрогнула и поморщилась. Морейн была той самой Айз Седай, которая вывезла ее из Двуречья, круто изменив всю ее жизнь. Ее, Ранда, Эгвейн, Мэта и Перрина. Найнив так долго мечтала когда-нибудь заставить Морейн заплатить за все, что та с ними сделала, что гибель этой Айз Седай стала для нее равносильна утрате части самой себя. Но Морейн погибла в Кайриэне, погибла, прихватив с собой Ланфир. Она уже становилась легендой среди здешних сестер

— единственная Айз Седай, которой удалось убить Отрекшуюся, а может, даже двух. Одно, хоть об этом стыдно даже подумать, принесло Найнив облегчение. Со смертью Морейн Лан перестал быть ее Стражем. Теперь он свободен — вот только как его найти…

Суан продолжила говорить, как только замолчала Лиане:

— Мы не можем позволить молодому человеку пускаться в плавание без руля и без ветрил. Кто знает, что он способен натворить? Да-да, я вижу, ты всегда стоишь за него горой, но я о такой ерунде и слышать не желаю. Мне приходится танцевать с живой щукой— серебрянкой на носу. С одной стороны, мы не можем позволить ему слишком окрепнуть, прежде чем он предпочтет действовать в согласии с нами, а с другой, не должны отталкивать или раздражать его. Я пытаюсь убедить Шириам и прочих в том, что ему необходимо оказать поддержку, в то время как добрая половина Совета считает самым разумным держаться от него подальше, а остальные в глубине души предпочли бы его укротить, хоть он и Возрожденный Дракон. И вообще, каковы бы ни были твои доводы, не советую соваться с ними к Шириам. Ей ты все равно ничего не докажешь, а сама неприятностей не оберешься. Послушниц у Тианы сейчас маловато, так что ей в самую пору заняться тобой.

Илэйн сердито поджала губы. Тиана Нозелль, Серая сестра, здесь, в Салидаре, исполняла обязанности Наставницы Послушниц. Принятой надо было совершить серьезный проступок, чтобы ее отправили для разбирательства к Тиане, но оттого наказание казалось еще более горьким и постыдным. Если по отношению к послушницам Тиана порой и выказывала некоторое — некоторое — снисхождение, то с Принятых спрашивала в полной мере. Ни одной из них не хотелось оказаться в маленькой комнатушке Наставницы.

Найнив внимательно посмотрела на Суан, и вдруг ее осенило:

— Ты ведь все знала об этом… посольстве, или как его там… разве не так? Конечно, ты ведь всегда ладила с Шириам и ее компанией. — До избрания новой Амерлин верховная власть формально принадлежала Совету, но на деле всем заправляла кучка Айз Седай, первыми обосновавшимися в Салидаре. — Скольких они посылают в Кэймлин?

Илэйн ахнула: очевидно, такое ей даже в голову не приходило. Уже одно это показывало, насколько девушка огорчена. Обычно Илэйн бывала дальновиднее и догадливее Найнив.

Суан не стала ничего отрицать. С тех пор как ее усмирили, она могла лгать напропалую, но предпочитала играть в открытую.

— Девятерых. Вполне достаточно, чтобы оказать честь Возрожденному Дракону. Рыбий потрох! К королю и то редко посылают больше трех. Но этого мало, чтобы его устрашить. Если он прознал…

— Вам бы лучше надеяться, что прознал, — холодно вставила Илэйн. — Если нет, восемь из ваших девяти окажутся лишними.

Если Ранд прознал достаточно, он должен опасаться тринадцати Айз Седай. Ранд был силен, возможно, как ни один мужчина со времен Разлома, но тринадцать Айз Седай, соединившись, могли подавить его, отрезать от саидин и пленить. Правила предписывали, чтобы укрощение мужчины осуществлялось тринадцатью сестрами. Правда, Найнив подозревала, что это скорее дань традиции, чем действительная потребность. Айз Седай многое делали только потому, что так повелось испокон веков. Улыбка Суан стала язвительной:

— Надо же, девочка, какая ты умница. Полагаешь, ни Шириам, ни Совет об этом не подумали? Все предусмотрено. Сначала к нему приблизится только одна из посланниц, чтобы он не насторожился. Но ему доложат, что прибыло девять, и он будет знать, какая честь ему оказана.

— Понятно, — тихонько пробормотала Илэйн. — Мне следовало бы самой догадаться, что кто-нибудь из вас об этом подумает. Прошу прощения.

Эта черта безусловно относилась к достоинствам Илэйн. Девушка могла быть упряма, как мул, но, поняв, что не права, признавала это и извинялась, чем заметно отличалась от большинства знатных дам.

— Поедет и Мин, — сказала Лиане. — Ее… дарование может принести пользу Ранду, но сестры, разумеется, в это не посвящены. Она умеет хранить секреты.

— Понятно, — повторила Илэйн куда более решительно. Она старалась заставить свой голос звучать не так мрачно, но ничуть в этом не преуспела. — Ну что ж, вижу, вы очень заняты с Мариган. Я не хотела вас беспокоить. Не буду вам мешать. — И не успела Найнив открыть рот, как девушка исчезла, захлопнув за собой дверь.

Найнив рассерженно обернулась к Лиане:

— Я-то думала, ты не такая, как Суан. Зачем ты ее огорчила? Это жестоко.

Ответила ей Суан:

— Если две женщины влюблены в одного мужчину, всяко добра не жди, а уж ежели этот мужчина Ранд ал'Тор… Одному Свету ведомо, сохранил ли он рассудок и к чему эти девицы могут подтолкнуть его своими выходками. Если им придет охота оттаскать друг дружку за волосы, пусть лучше займутся этим здесь и сейчас.

Найнив непроизвольно схватилась за косу и тут же раздраженно отбросила ее за плечо.

— Мне надо бы… — начала она и осеклась. Беда в том, что ей все равно не под силу повлиять на ход событий. — Давайте продолжим с того, на чем остановились, когда вошла Илэйн. Но, Суан… Если ты еще раз поступишь так с Илэйн, — или со мной, добавила Найнив мысленно, — ты об этом пожалеешь. Э, куда это ты собралась?

Суан встала, отставив в сторону стул, и бросила взгляд на Лиане. Та тоже поднялась.

— У нас дела, — уклончиво ответила Суан, уже направляясь к двери.

— Но ведь ты обещала… — запротестовала Найнив. — И Шириам тебе говорила.

По правде говоря, Шириам считала все это пустой тратой времени не в меньшей степени, чем Суан, но полагала, что Найнив с Илэйн заслужили небольшую привилегию. Вроде того, чтобы дать им в услужение Мариган, тем паче что тогда у обеих Принятых останется больше времени на занятия.

Суан бросила на нее с порога лукавый взгляд:

— Шириам, говоришь? Так, может, ты ей на меня пожалуешься? А заодно растолкуешь, как именно ты проводишь свои исследования. Кстати, мне потребуется Мариган сегодня вечером. Хочу кое о чем расспросить ее.

Когда Суан вышла, Лиане грустно промолвила:

— Все бы хорошо, Найнив, но прежде всего мы должны делать то, что в состоянии сделать. Попробуй заняться Логайном.

Потом ушла и она.

Найнив нахмурилась. Изучение Логайна дало ей еще меньше, чем работа с этими двумя женщинами, и она полагала, что едва ли сможет узнать с его помощью что-нибудь еще. К тому же ей меньше всего на свете хотелось Исцелять укрощенного мужчину. Один его вид ее раздражал.

— Вы бросаетесь друг на друга, как пауки в банке, — подала голос Мариган. — Судя по всему, шансы на успех у вас невелики. Может, тебе стоит подумать… о других вариантах?

— Попридержи свой гнусный язык! — рявкнула Найнив, бросив на нее свирепый взгляд. — Молчи, испепели тебя Свет!

Страх по-прежнему просачивался через браслет, но ощущалось и нечто иное, почти неуловимое. Возможно, проблеск надежды.

В действительности эту женщину звали не Мариган, а Могидин, и она была одной из Отрекшихся, попавшей в ловушку из-за своей непомерной гордыни. Во всем мире правду о ней знали лишь пять женщин, и среди них не было ни одной Айз Седай. Приходилось скрывать, кто она такая, ибо преступления Отрекшейся были столь ужасны, что, выйди истина наружу, казнь ее оказалась бы столь же неотвратимой, как закат солнца. Суан согласилась хранить секрет именно потому, что понимала: на каждую сестру, готовую хотя бы повременить с наказанием, найдутся десять, которые станут требовать немедленного и справедливого возмездия. Но если оно осуществится, вместе с Отрекшейся уйдут в могилу бесценные знания Эпохи Легенд, когда с помощью Силы люди умели совершать невероятное. Правда, Найнив не верила и половине того, что рассказывала Могидин о той Эпохе. А понимала еще меньше.

К тому же выудить из пленницы полезные сведения было не так-то просто. Взять, например, Целительство — в нем Могидин почти ничего не смыслила, скорее всего потому, что, как подозревала Найнив, и в прежние времена интересовалась лишь тем, что могло способствовать ее возвышению. Да и вряд ли стоило рассчитывать, что она так прямо и выложит все, что действительно знает. Найнив полагала, что эта женщина была лживой и вероломной еще до того, как запродала душу Темному. Порой Илэйн и Найнив просто не знали, с какого конца подступиться, какие задавать вопросы. Уклониться от ответов Могидин не могла, но сама, по доброй воле, ничего рассказывать не собиралась. Но пусть с трудом, по крупицам, выяснили они не так уж мало. Все эти сведения Найнив и Илэйн сообщали Айз Седай, но преподносили их как результаты собственных исследований. Немудрено, что их ценили и выделяли среди прочих Принятых.

Возможно, Найнив и Илэйн предпочли бы не делиться новыми знаниями ни с кем, но Бергитте все было известно с самого начала, а потому пришлось рассказать и Суан с Лиане. Суан знала достаточно об обстоятельствах, повлекших за собой пленение Могидин, а потому имела основания требовать объяснений — и она их получила. Найнив и Илэйн были знакомы с некоторыми секретами Суан и Лиане, а те, в свою очередь, похоже, знали все тайны подруг, за исключением правды о Бергитте. Таким образом сложилось шаткое равновесие с некоторым перевесом в пользу Суан и Лиане. Кроме того, некоторые полученные от Могидин сведения касались возможных действий Приспешников Темного и других Отрекшихся. Чтобы расстроить их козни, необходимо было предупредить Айз Седай, а существовал лишь один способ сделать это, не раскрыв себя, — представить дело так, будто все это разузнали лазутчики и соглядатаи Суан и Лиане. Но о Черных Айя, само существование которых было принято отрицать, ничего нового разузнать не удалось, а они интересовали Суан больше всего. Все Приспешники Темного внушали ей отвращение, но одна мысль о том, что поклясться в верности Тени могла Айз Седай, приводила Суан в ледяную ярость. Могидин клялась, что боялась и близко подходить к любой Айз Седай, и этому можно было поверить, ибо страх являлся частью самой сути этой женщины. Немудрено, что она вечно скрывалась в тени, за что и была прозвана Паучихой. Но так или иначе, она являлась слишком ценной находкой, чтобы отдать ее палачу, хотя большинство Айз Седай с этим наверняка бы не согласились. Более того, многие едва ли согласились бы воспользоваться полученными знаниями, узнай они, каков их источник.

Вновь, уже в который раз, Найнив ощутила стыд и сомнение. Может ли знание, любое знание оправдать укрывательство Отрекшейся от справедливой кары? Но пути назад не было. Если правда о Могидин выплывет наружу, всех причастных к этому делу — и ее, и Илэйн, и Суан, и Лиане — ждет суровое, может быть, ужасное наказание. Тайна Бергитте будет раскрыта, а с таким трудом добытые знания утрачены. Возможно, сама Могидин в Целительстве и не смыслила, но даже отрывочные сведения могли принести пользу. Во всяком случае Найнив представляла, в каком направлении следует работать, и кто знает, куда это в конце концов приведет? Тем паче что она наверняка сумеет вытянуть что-нибудь еще из этой…

Найнив захотелось искупаться, причем вовсе не из-за жары.

— Поговорим-ка о погоде, — промолвила она.

— О том, как управлять погодой, ты знаешь больше меня, — усталым голосом ответила Могидин, и отголосок этой усталости проскользнул через браслет. — Одно могу сказать: то, что происходит сейчас, дело рук Великого… Темного. — У нее хватило самообладания заискивающе улыбнуться после своей оговорки. — И ни один человек не в силах это изменить.

Найнив потребовалось усилие, чтобы не заскрежетать зубами. Илэйн, понимающая в воздействии на погоду больше всех в Салидаре, говорила то же самое. Включая роль Темного, хотя об этом и дурак бы догадался. Откуда еще взяться такой жарище, что реки пересыхают, тогда как пора бы уже и снегу выпасть.

— Коли так, поговорим о том, какие плетения используются для Исцеления различных недугов. — Могидин рассказывала, что раньше Исцеление занимало несколько больше времени, чем сейчас, но вся целительная сила черпалась непосредственно из Источника, не ослабляя ни Целительницу, ни больного. И конечно же, она твердила, что в некоторых видах Целительства мужчины превосходили женщин, но в такое Найнив верилось с трудом. — Ты наверняка хотя бы раз да видела, как это делается.

И она снова принялась выискивать самородки в куче пустой породы. Кое-что из услышанного и впрямь дорогого стоило, но Найнив не покидало ощущение, что она копается в отбросах.

Выйдя из комнаты, Илэйн не задержалась, лишь помахала рукой Бергитте и пошла дальше. Бергитте, золотистые волосы которой были причудливым образом заплетены в длинную, до пояса косу, играла с двумя маленькими мальчиками, внимательно наблюдая при этом за улицей. Лук ее был прислонен к покосившемуся плетню. Точнее сказать, она не столько играла, сколько пыталась поиграть. Джарил и Сив только таращились на женщину в чудных широченных шароварах и темной короткой куртке. Они так и не заговорили. Оба мальчугана считались детьми Мариган. Бергитте любила возиться с ними, как и вообще играть с детьми, особенно с мальчиками, хотя эти игры всегда вызывали у нее легкую грусть. Илэйн знала ее чувства не хуже, чем свои собственные.

Если бы она была уверена, что детишек довела до такого состояния Могидин… Но та заверяла, что, когда подобрала на улице в Гэалдане сирот, которые требовались ей для маскировки, они уже были такими. Да и Желтые сестры считали, что ребятишки просто слишком много пережили во время беспорядков в Самаре. В это Илэйн могла поверить, ибо и сама вспоминала увиденное там с содроганием. Еще Желтые сестры говорили, что малышам помогут время и ласка. Илэйн надеялась на это. И на то, что, укрывая Могидин, она не помогает мучительнице невинных детей избегнуть заслуженной кары.

Но сейчас ей было не до Могидин. Определенно не до нее. И о своей матери Илэйн не хотелось думать. Она не могла думать ни о чем другом, кроме как о Ранде и Мин. Должен же быть какой-то способ это уладить. Едва заметив ответный кивок Бергитте, она торопливо зашагала по переулку, направляясь к главной улице. Над головой нависал раскаленной жаровней безоблачный небосвод.

Долгие годы Салидар был заброшен, но как только сюда стали стекаться не признавшие власти Элайды Айз Седай, все переменилось. На крышах появилась свежая солома, дома подлатали и подкрасили, а три самых больших каменных строения — постоялые дворы — были битком набиты. Самый большой из них прозвали Малой Башней, поскольку там заседал Совет. Разумеется, сделано было только самое необходимое — кое-где вставили треснутые стекла, а для большинства окон их и вовсе не нашлось. Хватало дел поважнее, чем выправлять старую кладку или красить заборы. Пыльные улочки были полны народу: Айз Седай, Принятые в платьях с семицветной каймой, Стражи, двигающиеся, независимо от роста и телосложения, со смертоносной грацией леопардов, слуги, последовавшие за Айз Седай из Башни, даже детишки. И воины.

Здешний Совет намеревался сразу же по избрании истинной, законной Амерлин добиться отстранения Элайды от власти. Если потребуется — силой. Сквозь гомон толпы с околицы доносился звон молотов — там подковывали лошадей и латали доспехи.

По улице неспешно ехал мужчина с квадратным лицом и заметной сединой в темных волосах. Поверх колета из бычьей кожи на нем был стальной панцирь с вмятинами от ударов. Проталкиваясь сквозь толпу, он внимательно присматривался к марширующим небольшими группами воинам — копейщикам и лучникам. Гарет Брин согласился набрать для салидарского Совета войско и возглавить его. Зачем и почему, Илэйн могла только гадать. Она полагала, что здесь не обошлось без Суан и Лиане, хотя и не понимала, какова их роль. Брин относился к ним обеим, особенно к Суан, с явным пренебрежением. А их, похоже, привязывал к нему какой-то обет, но какой, Илэйн и представить себе не могла. Суан без конца сетовала на то, что ей, занятой столь важными делами, приходится прибирать в комнате Брина и чистить его одежду. Сетовала, но продолжала ему прислуживать. Надо полагать, обет был нешуточным.

Взгляд Брина скользнул по Илэйн, почти не задержавшись. Здесь, в Салидаре, он, хоть и был с ней любезен, держался холодно и отстраненно, несмотря на то что знал ее еще маленькой девочкой. Всего год назад он был Капитан-Генералом королевской гвардии Андора. Было время, когда Илэйн казалось, что он и ее мать поженятся. Но нет, она же решила сейчас не думать о матери. Прежде всего Мин. Надо найти Мин и поговорить с ней.

Но не успела она добраться до конца пыльной, запруженной людьми улочки, как ее перехватили две Айз Седай. Девушке пришлось остановиться и сделать реверанс, в то время как толпа, раздаваясь, обтекала их с обеих сторон. При виде Илэйн обе женщины просияли. Они совершенно не потели — ни одна, ни другая. Вытаскивая из рукава большой носовой платок, Илэйн искренне сокрушалась из-за того, что не успела еще выучиться именно этому умению Айз Седай.

— Добрый день, Анайя Седай, Джания Седай.

— Добрый день, дитя. Ну, чем ты нас сегодня порадуешь? Есть что-нибудь новенькое? — Джания Френде говорила как всегда торопливо и сбивчиво. — У вас бывают такие чудесные находки, у тебя и Найнив. Просто удивительные достижения, тем более для Принятых. Понять не могу, как у Найнив такое получается, когда у нее такие трудности с Силой. Но прямо скажу, я восхищена. — В отличие от большинства Коричневых сестер, рассеянных и интересовавшихся только своими книгами и штудиями, Джания Седай выглядела аккуратной и собранной. Ее гладкое, лишенное признаков возраста лицо, какие отличали Айз Седай, долго имевших дело с Силой, обрамляли коротко остриженные и тщательно уложенные темные волосы. Но все же облик этой женщины указывал на ее Айя. На ней было добротное, но простое платье из серой шерсти. Чуждые всякого щегольства Коричневые сестры заботились лишь об удобстве, а не о красоте нарядов. Как и все они, Джания даже во время беседы задумчиво морщила лоб, словно мысли ее витали где-то далеко. — Взять хотя бы этот удивительный способ заворачиваться в кокон света и становиться невидимой! Потрясающе! Уверена, можно найти возможность избавиться от ряби и даже передвигаться невидимкой. А Каренна в полном восторге от придуманной Найнив хитрости с подслушиванием. Конечно, это нехорошо, зато очень, очень полезно. Каренна надеется, что в этом направлении удастся продвинуться дальше и научиться разговаривать на расстоянии. Подумать только! Разговаривать друг с другом на расстоянии мили. Или двух, или даже…

Анайя коснулась ее руки, и Джания осеклась. — Ты делаешь большие успехи, Илэйн, — серьезно промолвила Анайя. Всегда спокойное грубовато-добродушное лицо придавало ей материнский — иначе не скажешь — облик, хотя, как и другие Айз Седай, она была напрочь лишена признаков возраста. Анайя принадлежала к тесному избранному кружку Шириам, который являлся реальной властью в Салидаре. — Даже большие, чем мы рассчитывали, а мы рассчитывали на многое. Впервые со времен Разлома удалось изготовить тер'ангриал. Замечательное достижение, дитя, и я хочу, чтобы ты это знала. Тебе есть чем гордиться.

Илэйн потупилась. Поблизости со смехом вертелись два мальчугана, ростом ей по пояс. Ей очень не хотелось, чтобы кто-нибудь из прохожих услышал эти похвалы. Правда, никто не обращал на разговаривавших женщин особого внимания. Айз Седай в деревне было столько, что даже послушницы приседали, лишь когда те к ним обращались. К тому же у всех было полно дел, которые требовалось закончить еще вчера.

Просто Илэйн отнюдь не испытывала гордости. Ведь все эти «открытия» были всего лишь крохами знания, которые удалось вытянуть из Могидин. Но было их немало, и очень ценных. Взять, например, особое, обращенное вовнутрь плетение, которое Могидин называла инвертированием. Инвертированные потоки не мог видеть никто, кроме самой направляющей их женщины. Это позволяло маскировать свою способность направлять Силу — обычные потоки Айз Седай чувствовала в двух-трех шагах. А еще инвертированные волны позволяли изменять внешность — именно таким способом Могидин превратилась в совершенно непохожую на нее Мариган.

Некоторые умения Могидин не вызывали у Илэйн ничего, кроме отвращения. Например, способ навязывать людям свою волю или внедрять в сознание приказы, которые безоговорочно выполнялись, после чего подвергшиеся этой процедуре начисто обо всем забывали. Илэйн полагала, что это гадко. Гадко и слишком опасно, чтобы такое умение можно было кому-либо доверить. Правда, Могидин говорила, что этому не худо выучиться, чтобы иметь возможность противостоять подобному воздействию, но Илэйн не хотела. У них и без того было слишком много тайн и слишком часто им приходилось лгать даже друзьям. Илэйн почти желала принести Три Обета с Клятвенным Жезлом в руках, не дожидаясь возведения в ранг Айз Седай. Один из этих Обетов, преступить который не могла ни одна сестра, ибо он становился частью ее сути, не позволял Айз Седай лгать ни при каких обстоятельствах.

— Думаю, мне следовало бы побольше поработать над тем тер'ангриалом и сделать его получше, Анайя Седай.

Во всяком случае это было ее собственной заслугой. Правда, первый изготовленный тер'ангриал — устройство, состоящее из браслета и ожерелья, — существование которого хранилось в строжайшей тайне, представлял собой всего лишь несколько видоизмененную копию мерзкого шончанского изобретения, называвшегося ай'дам, зато плоский зеленый диск, позволявший становиться невидимой женщине, не обладавшей достаточной мощью, чтобы оборачиваться в свет без этого приспособления, был придуман самой Илэйн. У нее не было ангриала или са'ангриала, чтобы изучить и попробовать изготовить один из них. Но, еще пытаясь скопировать шончанское устройство, она поняла, что тер'ангриалы не так просты, как казалось поначалу. Они не увеличивают мощь направляющей Силу женщины, но позволяют использовать Силу строго определенным способом. Каждое такое устройство создано для особой цели. Некоторыми тер'ангриалами могли пользоваться женщины, вовсе не способные направлять Силу, и даже мужчины. Лучше бы они, тер'ангриалы, были попроще. Не в пользовании — пользоваться ими, как правило, совсем несложно, — а в изготовлении.

Скромное утверждение Илэйн вызвало бурный протест со стороны Джании:

— Глупости, дитя. Полная чепуха! Ничуть не сомневаюсь: как только мы вернемся в Башню, ты принесешь Обеты на Жезле и получишь шаль и кольцо. Уж ты-то всяко оправдываешь оказанное тебе доверие, с этим не поспоришь. Более того, никто не ожидал…

Анайя предостерегающе коснулась ее руки, и Джания снова осеклась и заморгала.

— Перестань забивать девочке голову, — сказала Анайя и повернулась к Илэйн. — Дитя, — промолвила она решительно, но по-матерински мягко, — нечего кукситься, пора бы тебе уже повзрослеть. Ты добилась очевидных успехов, и не стоит сокрушаться из-за нескольких мелких неудач. — Илэйн испытывала каменный диск пять раз. Две попытки не дали ничего, а две вызвали ощущение размытости в желудке да вдобавок еще и подташнивание. И лишь одна, третья по счету, оказалась вполне успешной. Илэйн была не склонна считать эти неудачи мелкими. — Вы все делаете замечательно, и ты, и Найнив.

— Спасибо, — сказала Илэйн. — Большое спасибо за добрые слова. Я постараюсь не кукситься. — Илэйн за собой такого не замечала, но с Айз Седай лучше не спорить. — Прошу прощения, Анайя Седай, Джания Седай. Сегодня отбывает посольство в Кэймлин, и мне хотелось бы попрощаться с Мин.

Они не стали ее задерживать, хотя, наверное, не будь Анайи, Джания проболтала бы еще с полчаса. Анайя пристально посмотрела на Илэйн — ей наверняка известно о разговоре девушки с Шириам, — но промолчала. Правда, молчание Айз Седай красноречивее любых слов.

Повертев кольцо на третьем пальце левой руки, Илэйн припустила чуть ли не бегом, глядя только перед собой, что позволяло ей якобы не замечать встречных, в том числе и сестер, которые могли остановить ее, чтобы в очередной раз поздравить с успехом. Конечно, это могло кончиться и отправкой к Тиане — хорошая работа еще не давала Принятой права вести себя, как ей вздумается, — но в настоящее время Илэйн, пожалуй, предпочла бы выволочку от Тианы незаслуженным похвалам.

Золотое кольцо было выполнено в виде змея, кусающего собственный хвост. Кольцо Великого Змея, символ Айз Седай, какие носили не только полноправные сестры, но и Принятые. Когда она наденет шаль с бахромой цвета избранной Айя, ей будет позволено носить кольцо на любом пальце. Выбор же для нее был однозначен. Она собиралась стать Зеленой сестрой, ибо только Зеленые имели больше чем одного Стража. А она хотела заполучить Ранда. Заполучить всего — или настолько, насколько сможет. Трудность заключалась в том, что Илэйн уже была связана с Бергитте, первой женщиной, ставшей Стражем. Именно потому она улавливала чувства и настроение Бергитте, знала даже, что та утром занозила руку. Об этой связи было известно только Найнив. Иметь Стражей могли лишь Айз Седай. Установление такой связи Принятой было неслыханным проступком, и никакие поблажки не спасут ее шкуры. Илэйн пошла на это по необходимости — иначе Бергитте грозила смерть, — но она сомневалась, что это обстоятельство было бы принято Айз Седай во внимание. Нарушать правила обращения с Силой опасно не только для нарушительницы, но и для окружающих, и Айз Седай такого рода проступки редко оставляли без последствий, независимо от побудительных мотивов.

Впрочем, здесь, в Салидаре, все было крайне запутанно. Это касалось не только тайны Бергитте и Могидин. Скрытничали и сами Айз Седай. Один из Обетов не позволял им лгать, но о многом они просто умалчивали. Так, Морейн умела облачаться в плащ невидимости — возможно, она делала это тем же способом, какому девушки научились от Могидин. Найнив видела, как Морейн проделала подобный трюк, когда сама она еще понятия не имела о Силе. Но здесь, в Салидаре, ни одна сестра ничего похожего не умела. Или не сознавалась, что умеет. Бергитте подтвердила то, о чем Илэйн начала уже догадываться и сама: большинство Айз Седай, а может и все, утаивали друг от друга часть своих знаний и умений. Послушниц и Принятых обучали лишь тому, что было достоянием многих, а тайное знание порой умирало вместе с его обладательницей. Пару раз Илэйн показалось, что она приметила странный блеск в глазах некоторых сестер, когда демонстрировала свои достижения. Каренна освоила новый способ подслушивания и подглядывания с подозрительной быстротой и легкостью. Но едва ли Принятая могла выдвинуть против Айз Седай обвинение такого рода. Разумеется, то, что сестры ловчили, не значило, что сама Илэйн поступала всегда совершенно правильно, но все же это несколько помогало. И еще о многом была необходимость помнить. Было бы еще легче, перестань они расточать ей незаслуженные похвалы.

Илэйн не сомневалась, что знает, где найти Мин. В трех милях к западу от Салидара протекала река Элдар, в которую впадал струившийся по окраине селения, ставшего уже, пожалуй, городком, и пересекавший ближайший лесок ручей. Когда в Салидар начали прибывать Айз Седай, почти все деревья в округе вырубили, и лишь у самой воды осталась узенькая полоска леса. Мин, хотя и твердила, что предпочитает городскую жизнь, частенько сиживала под этими деревьями, поскольку только так могла избавиться от крайне нежелательного для нее общества Айз Седай и Стражей.

И, само собой, когда она, обогнув последний каменный дом, ступила под деревья и пошла вдоль ручья, Илэйн вскоре наткнулась на Мин. Та сидела, прислонившись спиной к дереву, и смотрела на журчащий, перетекавший через камушки поток. Ручеек, точнее то, что от него осталось, протекал по ложу из сухой глины раза в два шире его самого. Здесь на деревьях еще сохранялась пожухлая листва, хотя повсюду облетели даже дубы— Под ногой Илэйн хрустнула сухая веточка, и Мин вскочила на ноги. Как обычно, она была в штанах и сером мальчишеском кафтанчике, только вот по отворотам, как и вдоль боковых швов плотно облегающих стройные ноги штанин, были вышиты голубые цветочки. Странное дело. Мин утверждала, что ее вырастили три тетки-белошвейки, но сама она, похоже, не знала, с какого конца за иголку взяться. Девушка бросила взгляд на Илэйн, поморщилась и запустила пальцы в отросшие до плеч темные волосы.

— Ты уже знаешь, — только и сказала она.

— Я решила, что нам нужно поговорить. Мин почесала голову:

— Суан сказала мне только сегодня утром. Я все никак не могла собраться с духом и рассказать тебе. Она хочет, чтобы я шпионила за ним, Илэйн. Шпионила и сообщала ей. Представляешь, дала мне имена своих лазутчиков в Кэймлине, чтобы я передавала через них донесения.

— Ты не станешь этого делать, — промолвила Илэйн без тени сомнения или намека на вопрос, и Мин посмотрела на нее с благодарностью. — Но почему ты боялась подойти ко мне? Ведь мы подруги. И обещали друг дружке, что мужчина никогда не встанет между нами, пусть даже мы обе его любим.

Мин хрипловато рассмеялась. Илэйн подумалось, что мужчинам такой смех, наверное, нравится. К тому же Мин прехорошенькая, похожа на озорного мальчишку. Пожалуй, она чуточку постарше Илэйн, но кто знает, хорошо это или плохо?

— О Илэйн, мы дали друг дружке слово, когда он был так далеко. Потерять тебя для меня все равно что лишиться сестры, но что, если одна из нас передумает?

Кто именно может передумать, лучше не спрашивать. Илэйн старалась не думать о том, что если спеленать Мин с помощью Силы, заткнуть ей рот кляпом и инвертировать потоки, то ее можно будет спрятать и продержать где-нибудь в подвале, пока не уедет посольство.

— Нет, этого не будет, — коротко сказала она. Поступить так с Мин она не могла. Ей очень хотелось заполучить Ранда, но не такой ценой. У Илэйн возникло желание просто попросить Мин не ехать, раз уж они не могут отправиться вместе, но вместо этого она спросила: — Гарет Брин собирается освободить тебя от обета?

На сей раз Мин рассмеялась еще более хрипло и отрывисто:

— Как бы не так! Он сказал, что рано или поздно еще заставит меня поработать. Но на самом деле он хочет попридержать только Суан, уж не знаю зачем.

При этих словах Мин слегка поморщилась, и это навело Илэйн на мысль, что тут не обошлось без видений, но расспрашивать она не стала. Сама же Мин никогда не говорила о видениях с теми, кого они не касались напрямую.

Она обладала редкостным даром, о чем в Салидаре мало кому было известно. Знали об этом только Илэйн, Найнив, Суан и Лиане. Даже Бергитте не знала. Правда, и Мин не знала ни о Бергитте, ни о Могидин.

Секретов вокруг было полно, но своим Мин не смогла бы поделиться ни с кем, даже пожелай она этого. Порой у нее бывали видения — перед ней представали некие образы или окружавшие людей ауры. Иногда их значение так и оставалось загадкой, но порой она, неизвестно почему, точно знала, что они предвещают. В таких случаях Мин не ошибалась никогда: если, например, она говорила, что мужчина и женщина поженятся, так оно рано или поздно и выходило, пусть даже сейчас они друг друга терпеть не могли. Лиане именовала эту способность чтением Узора, однако дар Мин не имел никакого отношения к Силе, и в чем его суть, никто толком не понимал. У большинства людей ауры если и появлялись, то изредка, но Айз Седай и Стражи были окружены ими постоянно. Потому-то Мин и старалась избегать их общества.

— Ты передашь Ранду письмо от меня? — спросила Илэйн.

— Конечно. — Мин отозвалась так быстро и лицо ее было таким открытым, что Илэйн смутилась. Сама-то она на месте Мин, наверное, не согласилась бы.

— Мин, — пробормотала Илэйн. — Не говори ему ничего о своих видениях. Я имею в виду те, что касаются нас. — Некогда Мин привиделось, что в Ранда будут безнадежно влюблены три женщины и всем им суждено быть связанными с ним вечно. Одной из них была сама Мин Второй Илэйн. — Если он узнает о видениях, то может, чего доброго, подумать, что дело не в наших желаниях и чувствах, а в том, что так свился Узор, или в том, что он таверен. Вдруг ему вздумается проявить благородство, не подпустив к себе ни одну из нас.

— Все возможно, — неуверенно отозвалась Мин. — Мужчины — они странные. Если он решит, что стоит ему поманить нас пальцем, и мы побежим, то, пожалуй, он так и сделает. Случалось мне видеть такое. Думаю, это все из-за того, что у них на лице волосы растут. — Вид у Мин был такой задумчивый, что Илэйн так и не поняла, всерьез она говорит или шутит. Вроде бы Мин немало знала о мужчинах, ведь она рассказывала, что долго работала в конюшне, потому как любит лошадей. Правда, в другой раз она помянула, что прежде прислуживала в таверне. — В любом случае я ничего не скажу. Возможно, нам с тобой придется поделить его, как пирог. Да еще и оставить корочки третьей, коли она объявит

— Мин, что ты собираешься делать?

Мин не хотела спрашивать и уж тем паче не хотела, чтобы ее голос звучал так жалобно, но это вышло само собой. С одной стороны, ей хотелось верить, что она ни за что не побежит, помани ее Ранд пальцем, а с другой, что он непременно поманит. С одной стороны, ей хотелось сказать, что делить Ранда она ни с кем и никогда не станет, даже с подругой, и пусть Мин со своими видениями канет в Бездну Рока, а с другой — просто надавать Ранду по ушам за то, что он сделал с ними обеими. А поскольку она сама понимала, что все это ребячество, ей вдобавок хотелось еще и зарыться головой в песок. Как еще разобраться в своих чувствах?

Совладав с дрожью в голосе, Илэйн, прежде чем Мин успела откликнуться, сама ответила на свой вопрос:

— Что ты и я… что мы с тобой сейчас сделаем, так это посидим и поговорим по душам. — Подбирая слова, она одновременно подыскала место, где сухие опавшие листья лежали особенно плотным слоем, да поближе к дереву — чтобы привалиться спиной. — Поговорим, но только не о Ранде. Я буду скучать по тебе. Мин. Ведь так хорошо иметь подругу, которой можно довериться.

Мин уселась рядом с Илэйн, скрестив ноги. Она рассеянно выковыривала из земли камушки и бросала их в ручей.

— Найнив тоже твоя подруга. Ты ей доверяешь. Да и Бергитте, с ней ты проводишь даже больше времени, чем с Найнив. — Лоб девушки пересекла легкая морщинка. — Неужто она и вправду считает себя той Бергитте, героиней легенд? Чего ради она отрастила такую косу и таскается повсюду с луком, точь-в-точь как в преданиях? Не могу поверить, что это ее настоящее имя.

— Ее в самом деле так зовут, — осторожно возразила Илэйн. В каком-то смысле рассуждения Мин были верны. — А Найнив, знаешь ли, никак не может забыть, что я дочь ее королевы, и порой поминает об этом в пику мне. Ты — совсем другое дело.

— Может, потому, что меня это особо не впечатляет, — заметила Мин с усмешкой, хотя глаза ее оставались серьезными. — Я-то ведь, Илэйн, родилась в Горах Тумана, на рудных копях. В эдакую глушь указы твоей матушки почитай что и не доходят. — Усмешка исчезла. — Прости, Илэйн.

Та с трудом подавила вспыхнувшее раздражение, — в конце концов, Мин точно такая же подданная Львиного Трона, как и Найнив.

Откинув голову к стволу дерева, она промолвила:

— Давай поговорим о чем-нибудь хорошем. Над их головами даже сквозь густое кружево ветвей нещадно пекло солнце. На небе не было ни облачка. Илэйн непроизвольно окунулась в саидар — каждая капля ее сущности исполнилась радостью жизни и полнотой бытия. «Вот, — загадала она, — если мне удастся сотворить хоть бы одно малюсенькое облачко, все будет хорошо. Выяснится, что матушка жива. Ранд меня полюбит, ну а с Могидин… разберутся». Илэйн сплела тончайшую паутину Воздуха и Воды и затянула ею небосвод, пытаясь отыскать влагу Вот-вот, казалось ей, стоит еще чуточку поднатужиться, и все получится. Сладость обладания Силой быстро переросла в боль. Еще немного, и этот поток погубил бы ее. А ведь ей всего-то и надо было, что крохотное облачко.

— О хорошем? — переспросила Мин. — Ну-ну. Вижу, ты не расположена говорить о Ранде, но, как ни толкуй, важнее его нет никого на свете. Отрекшиеся, и те падают замертво при одном его появлении. Целые страны уже склонились к его ногам. И здешние Айз Седай намерены его поддержать, я знаю. Деваться-то им все одно некуда. А потом и Элайда передаст ему Башню. Для него Последняя Битва все одно что прогулочка. Он всегда побеждает, Илэйн. А значит, и мы Илэйн отпустила Источник и уставилась на небо, столь же опустошенное, как и ее душа. Нет нужды уметь направлять Силу, чтобы понять — здесь не обошлось без Темного. А если он может касаться мира с такой силой, да что там, если он вообще может касаться мира…

— Неужто? — спросила она сама себя, но так тихо, что этого не расслышала даже Мин.

Здание манора еще оставалось недостроенным, даже деревянные панели не успели покрасить, но леди Фэйли ни Башир т'Айбара каждый день устраивала прием, как и подобает жене лорда. Она восседала в массивном кресле с высокой, украшенной резными фигурками соколов спинкой, стоявшем возле сложенного из необработанного камня камина. Напротив, в другом конце зала, высилось точно такое же, только на спинке и подлокотниках были вырезаны не соколы, а волки. Пустовавшее кресло предназначалось для ее мужа, Перрина т'Башир Айбары. Перрина Златоокого, лорда Двуречья.

Правда, манор был разве что малость побольше обычного фермерского дома, да и зал имел всего шагов пятнадцать в длину, но Перрин поначалу и об этом-то слышать не хотел — зачем, мол, ему такая хоромина? Он никак не мог отвыкнуть думать о себе как о простом кузнеце, даже как о подручном кузнеца, как и привыкнуть к тому, что жену его при рождении назвали Заринэ, а не Фэйли. Заринэ — подходящее имя для изнеженной дамы, томно вздыхающей над воспевающими ее улыбку стихами. Фэйли, что на Древнем Наречии означает «сокол», девушка назвалась сама, когда принесла клятву Охотницы за Рогом Валир. Присмотревшись к ее лицу с рельефным носом, высокими скулами и раскосыми темными глазами, метавшими молнии, когда она сердилась, никто не усомнился бы, что это имя соответствует ей наилучшим образом. Что же до всего остального, все зависит от намерений. Так же, как и что считать хорошим, а что плохим.

Глаза Фэйли метали молнии как раз в настоящий момент. На сей раз гнев молодой женщины был вызван не упрямством ее мужа и даже не удивительной для такой погоды жарой, хотя, по правде сказать, тщетные попытки добиться хотя бы иллюзии прохлады, обмахивая вспотевшее лицо веером из фазаньих перьев, настроение не поднимали. Давно минул полдень, почти все просители были уже отпущены, и дожидавшихся приема у Фэйли осталось не так уж много. В сущности, все эти люди пришли к Перрину, но новоявленный лорд до смерти боялся таких приемов. Если только Фэйли не удавалось загнать его в угол, он исчезал, словно волк в чащобе, считая неловким судить и наставлять людей, среди которых он вырос. К счастью, его земляки не возражали, если вместо лорда Перрина их принимала и выслушивала леди Фэйли. Впрочем, некоторые, возможно, и возражали, но у них хватало ума держать свои возражения при себе.

— И с этим вы пришли ко мне? — Голос Фэйли звучал холодно и сурово.

Две женщины, стоявшие перед креслом, потели и переминались с ноги на ногу, смущенно уставясь в пол. Доманийское платье, закрытое, с высоким воротом, но облегающее и тонкое, почти не скрывало соблазнительных округлостей Шармад Зеффар. Сшитое из золотистого полупрозрачного шелка, оно изрядно потерлось, пообтрепалось по краям, да и некоторые пятна уже невозможно отстирать, но шелк есть шелк, а в здешних краях он редкость.

Патрули, посылавшиеся в Горы Тумана на поиски уцелевших троллоков, находили немного этих звероподобных тварей, а Мурддраалов — благодарение Свету — не встречали вовсе, зато то и дело натыкались на беженцев. Подбирали пятерых там, десятерых здесь, и все они оседали в Двуречье. В большинстве своем то были выходцы с Равнины Алмот, но некоторые бежали из Тарабона или, как Шармад, из Арад Домана. Всех их заставили бросить свои дома раздоры, мятежи и войны. Фэйли даже думать боялась о том, сколько несчастных погибло в пути, так и не добравшись до Двуречья. Блуждать в горах, где нет ни дорог, ни даже троп, опасно даже в лучшие времена, а о нынешних и говорить нечего.

Реа Авин беженкой не была, хотя и носила платье тарабонского покроя из тонкой серой шерсти. Ниспадающее мягкими складками, оно подчеркивало достоинства фигуры почти так же, как и доманийский наряд. Сумевшие перебраться через горы принесли с собой не только тревожные слухи, но и невиданные ранее в Двуречье навыки и умения. А работы на разоренных троллоками фермах и в опустошенных деревнях хватало. Реа, хорошенькая круглолицая женщина, была здешней, родилась не .далее чем в паре миль от того места, где нынче находился манор. Темные волосы она заплетала в длинную, до пояса, косу. В Двуречье девушкам разрешалось носить косы лишь после того, как Круг Женщин признавал их достаточно взрослыми, чтобы выйти замуж. Это право можно было получить и в пятнадцать лет, и в тридцать, но обычно девушки добивались его годам к двадцати. Реа заплела косу четыре года назад и была лет на пять старше Фэйли, но сейчас казалась смущенной девчонкой. Она поняла: то, что казалось ее превосходной идеей, в действительности было величайшей глупостью, какую только можно отчудить. А Шармад, бывшая на пару лет постарше, выглядела пристыженной еще сильнее. Фэйли же больше всего хотелось отшлепать обеих Очень жаль, что леди не может позволить себе такую выходку.

— Мужчина, — промолвила Фэйли, стараясь придать невозмутимость своему тону, — не лошадь и не поле. Он не может быть собственностью. И как вам только в голову пришло спрашивать меня, которая из вас имеет на него право?

— Она тяжело вздохнула. — Будь у меня основания считать, будто Вил ал'Син завлек вас обманом, я еще могла бы что-то предпринять, а так…

Вил, ясное дело, обхаживал обеих, но и они завлекали его напропалую — парень-то он видный. И он не давал ни одной из них никаких обещаний. Шармад готова была от стыда провалиться сквозь землю, ведь доманийские женщины славились умением кружить мужчинам головы, а не сходить по ним с ума.

— Итак, вы поступите следующим образом' отправитесь к Мудрой и расскажете все ей, — решила Фэйли. — Она разберется. Надеюсь, вы побываете у нее еще сегодня.

Женщины поежились. Дейз Конгар, Мудрая Эмондова Луга, нрав имела суровый и всякую дурь отнюдь не поощряла. Однако делать нечего. Обе соперницы присели в реверансе и пролепетали:

— Как скажете, леди Фэйли.

Очень скоро, подумала Фэйли, они горько пожалеют. о том, что отняли пустяками драгоценное время Дейз Конгар. А заодно и мое.

Все знали, что Перрин редко присутствует на такого рода аудиенциях, да и к нему мало кто решился бы сунуться с подобной чепухой. Небось сиди он на своем кресле, они бы и в зал не зашли. Фэйли искренне надеялась, что из-за несусветной жары Дейз будет не в духе и обеих красоток ждет хорошая выволочка. Жаль, что нельзя спровадить к Дейз и Перрина — его тоже не мешало бы взять в оборот.

Не успели женщины, волоча ноги, покинуть зал, как их место занял Кенн Буйе Несмотря на то что старик тяжело опирался на скрюченную, как он сам, суковатую палку, ему удалось отвесить церемонный поклон. Правда, он тут же испортил произведенное впечатление, запустив пятерню в редкие седые волосы. Как обычно, грубошерстный коричневый кафтан кровельщика был помят, словно тот в нем спал.

— Да осияет Свет вас, достопочтенная леди Фэйли, и вашего достославного супруга, лорда Перрина. — Витиеватое приветствие никак не сочеталось с его скрипучим голосом. — Да продлится вечно ваше счастье. Позвольте пожелать вам этого и от моего имени, и от имени всего нашего Совета. Ваши красота и ум, достопочтенная леди, делают нашу жизнь светлее, равно как справедливость и мудрость ваших суждений делают ее разумнее.

Фэйли невольно забарабанила пальцами по подлокотнику. С чего это Кенн, вместо того чтобы, как обычно, ныть и брюзжать, принялся расточать ей цветистые похвалы? Но и не преминул исподволь напомнить, что он член Совета, а стало быть, человек не последний и вправе рассчитывать на уважение. К тому же он явно напрашивался на сочувствие — для того и посох прихватил. На самом деле прыти у того старика на двух молодых хватит. Что-то ему понадобилось.

— С чем пожаловали к нам сегодня, мастер Буйе? Кенн выпрямился, забыв о своем посохе. В голосе его, чего он, видимо, не заметил, зазвучали язвительные нотки:

— Все дело в чужестранцах. Они нынче к нам валом валят и приносят с собой всякие новшества, без которых мы прежде прекрасно обходились. — Кенн, как, впрочем, и большинство двуреченцев, похоже, начисто забыл, что Фэйли тоже приехала из дальних краев — Диковинные повадки, леди, чудные манеры, а уж наряды — срамота, да и только Знаете, леди, мне неловко, но женщины еще порасскажут вам, как выглядят эти доманийские бесстыдницы.

Фэйли, ясное дело, знала об этом не только по рассказам, а по блеску в глазах почтенного члена Совета предположила, что тот не слишком обрадуется, ежели она, вняв его призывам, встанет на защиту приличий.

— Чужаки лишают нас куска хлеба, оставляют без работы. Взять хотя бы того тарабонского малого, что делает эту дурацкую черепицу. Сам делает, да еще и подмастерьев набрал, а мальцов можно было к полезной работе приставить. Ему наплевать на добрых двуреченцев. Он, видите ли…

Обмахиваясь веером, Фэйли перестала слушать эту трескотню, хотя всем своим видом выказывала заинтересованность. Поступать так ее научил отец, и, надо признаться, порой это выручало. Как, например, сейчас. Впрочем, Кенна Буйе можно понять. Он кормился тем, что крыл кровли соломой, и ему мало радости от черепицы мастера Хорнвала.

Но не все относились к новоприбывшим так, как Буйе. Харал Лухан, кузнец из Эмондова Луга, взял себе в напарники ножовщика, жившего прежде на Равнине Алмот, а мастер Айдар, столяр, нанял сразу троих мужчин и двух женщин, знающих толк в изготовлении мебели, резьбе и золочении, хотя золота в округе отродясь не водилось. Это они сработали кресла для Перрина с Фэйли, и сработали на славу. Да что там, сам Кенн имел с полдюжины помощников, и не все они были двуреченцами — когда нагрянули троллоки, погорело немало крыш, к тому же повсюду ставили новые дома. Нет, Перрин просто не имел права бросать ее одну и заставлять выслушивать всякий вздор.

Двуреченцы провозгласили его своим лордом, что и не диво, ибо под его водительством они одержали победу над троллоками. Возможно, он понял, что с этим ничего не поделаешь, раз уж все кланяются ему да величают лордом Перрином, хоть он и запрещает это делать. Понять, может, и понял, но по-прежнему на дух не переносил связанные с его новым положением церемонии и старался избегать многого из того, чего люди ждут от своих вождей Он артачился, когда требовалось исполнять обязанности лорда. Фэйли, в отличие от него, с детства знала, что подобает настоящей леди, ибо была старшей из оставшихся в живых детей Даврама т'Талине Башира, лорда Башира, Тайра и Сидоны, Защитника Рубежей Запустения, Хранителя Сердца Страны и Маршала-Генерала королевы Тенобии Салдэйской. И хотя Фэйли сбежала из отчего дома, чтобы стать Охотницей за Рогом, а потом отказалась и от Охоты ради мужа, который порой ее озадачивал, она помнила все, чему ее учили. Перрин внимательно выслушивал все ее советы, кивал и поддакивал, но заставить его следовать им на деле было не легче, чем научить лошадь танцевать са'сара.

Под конец Кенн понес что-то и вовсе несусветное, хотя спохватился, и язвительности в его голосе поубавилось.

— Но ведь мы с Перрином решили, что у нас будет соломенная кровля, — спокойно напомнила ему Фэйли, и Кенн удовлетворенно закивал. — Решить-то решили, но она почему-то до сих пор не закончена. — Кенн встрепенулся. — Похоже, мастер Буйе, у тебя слишком много заказов, и до всего руки не доходят. Что ж, коли так, нам, наверное, придется обратиться к мастеру Хорнвалу.

Кенн беззвучно зашлепал губами. Он понимал: если жилище лорда будет покрыто черепицей, все захотят последовать его примеру.

— Я с удовольствием тебя послушала, — продолжала Фэйли, — но уверена, что ты предпочтешь закончить крышу, а не тратить время на разговоры, пусть даже и очень интересные.

Кенн поджал губы, и глаза его блеснули. Он поклонился — не так низко, как в начале беседы, сдавленно пробормотал что-то — разобрать удалось только «миледи», и вышел, постукивая посохом о голый пол.

И на такую чушь приходится тратить время. Нет уж, в следующий раз пусть Перрин сам отдувается.

Правда, другие обращения оказались не такими вздорными. Женщина, видать, некогда упитанная, поскольку выцветшее платье висело на ней мешком, беженка с Мыса Томана, что за Равниной Алмот, заявила, что знает толк в травах и лечебных снадобьях. Неуклюжий верзила Джон Айеллин, все время потиравший потеющую лысину, и сухопарый Тэд Торфинн, теребивший отвороты кафтана, вынесли на суд Фэйли спор о меже. Двое смуглых доманийцев с коротко подстриженными бородками оказались рудознатцами. Они заявили, что по пути приметили в горах признаки, указывающие на близость месторождений золота и серебра. И железа, хотя оно интересовало их меньше И наконец, жилистая тарабонка с худощавым лицом, укрытым прозрачной вуалью, и со светлыми волосами, заплетенными во множество косичек, сообщила, что умеет ткать ковры.

Травницу Фэйли направила в распоряжение здешнего Круга Женщин — если Эспара Соман и впрямь понимает в этом деле, ее определят в помощницы к одной из Мудрых. Нынче, когда люди прибывали отовсюду и многие из них после долгого, трудного пути нуждались в лечении и уходе, почти все Мудрые в Двуречье обзавелись помощницами. Может, Эспара рассчитывала на что-то большее, но главное начать, а остальное зависит от тебя самой. С помощью нескольких наводящих вопросов Фэйли выяснила, что ни Тэд, ни Джон не помнят точно, где пролегала межа, потому как унаследовали этот спор от родителей, и велела им прийти к соглашению, да и покончить дело миром. Как видно, оба считали, что так решил бы и Совет, потому и не обращались туда так долго, предпочитая спорить да препираться. Прочие получили разрешение заниматься тем, о чем просили. По существу, особой надобности в таком разрешении не было, но Фэйли полагала, что им не повредит с самого начала усвоить, кто здесь правит. За свое дозволение и кошель серебра, что ссудила для закупки припасов, Фэйли заручилась обещанием доманийских рудознатцев выплачивать Перрину десятину с добытого ими золота. Кроме того, они обещали отметить местонахождение всех месторождений железа. Перрину история с десятиной наверняка не понравилась бы, но Фэйли смотрела на вещи трезво. Двуреченцы давно забыли о том, что такое налоги, но лорду — чтобы он исполнял то, что требуется от лорда, — необходимы деньги. Железо же сейчас будет очень кстати

— не меньше, чем золото. Ну а насчет Лиалы Мостара все ясно. Если тарабонка прихвастнула, то скоро сама и прогорит, а вот если сказала правду.. Трое ткачей уже обещали, что на следующий год смогут предложить байрлонским купцам не только необработанную шерсть, но и кое-что получше. Продажа хороших ковров тоже сулила Двуречью немалую прибыль. Мастерица заверила, что пришлет в манор лучшие свои изделия, и Фэйли согласилась принять этот дар, удостоив тарабонку милостивого кивка. Может, та получит и еще что-нибудь, но только после того, как Фэйли увидит обещанные ковры своими глазами. По ее мнению, полы в маноре и впрямь следовало застелить коврами. В целом как будто все остались довольны. Даже Джон и Тэд.

Когда тарабонка, кланяясь, попятилась к выходу, к Фэйли из бокового коридорчика — таких было два, по обе стороны камина — вышли четыре женщины в плотных, темных двуреченских платьях. Все они изрядно потели. Дейз Конгар, не уступающая ростом любому мужчине и многих превосходившая шириной плеч, была на голову выше остальных Мудрых Она устремилась вперед, желая показать, что здесь, близ ее деревни, первенство принадлежит ей. Седовласая, но стройная Эдель Гаэлин со Сторожевого Холма держалась напряженно и прямо, всем своим видом показывая, что возраст и долгие годы пребывания в должности Мудрой дают ей преимущество перед Дейз Круглолицая Элвин Тарон, Мудрая из Дивен Райд, ростом была ниже всех. С лица этой женщины никогда, даже если ей приходилось заставлять людей делать то, чего им вовсе не хотелось, не сходила добродушная материнская улыбка. Последней шла Милла ал'Азар с Таренского Перевоза, самая молодая из всех. Эдель она едва ли не годилась в дочери и среди прочих держалась не совсем уверенно.

Фэйли медленно обмахивалась веером. Ей очень захотелось, чтобы сейчас рядом оказался Перрин. Очень. Каждая из этих женщин пользовалась в своей деревне не меньшим влиянием, чем мэр, а в некоторых отношениях даже большим. С ними нельзя вести себя как с простыми просительницами, и это усложняло дело При Перрине они смущались, словно девчонки, глупо улыбались и думали только о том, как бы ему угодить, но с ней. В Двуречье веками не было своей знати, а чиновников правившей в Кэймлине королевы здесь не видели на протяжении семи поколений Все местные жители, включая и этих четырех женщин, понятия не имели, как следует держаться с лордами и леди, и только начинали осваивать эту науку. Порой они забывали, что Фэйли — леди, и видели в ней лишь молодую женщину, у которой Дейз всего несколько месяцев назад распоряжалась на свадьбе Они могли кланяться и повторять «да, миледи», «разумеется, миледи», и вдруг ни с того ни с сего принимались поучать ее, не видя в этом ничего особенного Все, Перрин, с меня хватит, подумала Фэйли.

Сейчас они приседали — как умели — и наперебой приветствовали ее:

— Свет да осияет вас, леди Фэйли.

Однако Дейз, еще не успев выпрямиться, заговорила о деле, видимо, решив, что с любезностями покончено. Тон ее был вроде бы и учтив, но она словно хотела сказать: «Хочешь не хочешь, а выслушать меня тебе придется»

— Еще трое мальчишек сбежали, миледи. Дэв Айеллин, И вин Финнгар и Элам Даутри. Сбежали поглядеть на мир, наслушавшись рассказов лорда Перрина.

Фэйли растерянно заморгала. Эта троица давно вышла из мальчишеского возраста. Дэв и Элам одних лет с Перрином, а Ивин — ровесник Фэйли. К тому же двуреченская молодежь могла разузнать что-то о большом мире не только из скупых и немногословных рассказов ее мужа.

— Если желаете, я попрошу Перрина поговорить с вами.

Женщины заерзали и засуетились. Дейз оглянулась, будто ожидала, что он вот-вот появится, Эдель и Милла непроизвольно принялись расправлять юбки, а Элвин перебросила через плечо и поправила косу. Неожиданно они осознали, что делают, и замерли, стараясь не глядеть друг на друга. И на Фэйли. Единственное преимущество Фэйли перед ними заключалось в том, что все они терялись перед ее мужем и прекрасно это знали.

— Не стоит его беспокоить по пустякам, — сказала Эдель. — Подумаешь, мальчишки сбежали. Досадная мелочь,' и только.

Элвин добавила к ее словам улыбку, подобавшую скорее матери, говорящей с дочуркой:

— Но раз уж мы здесь, пожалуй, стоит поговорить и кое о чем поважнее. О воде. Многие встревожены.

— Дождя нет уже который месяц, — добавила Эдель, и Дейз кивнула.

На сей раз Фэйли прищурилась. Эти женщины достаточно умны, и уж им-то следовало знать, что тут Перрин ничего поделать не может.

— Источники еще не пересохли, к тому же Перрин велел вырыть еще несколько колодцев. — Вообще-то он лишь предложил это, но между его предложением и приказом особой разницы не было. — И оросительные каналы будут прорыты задолго до сева. — Это было ее затеей. В Салдэйе орошалась добрая половина полей, а в здешних краях о таком никто и не слыхивал. — Конечно, каналы роют только на всякий случай. Рано или поздно дожди все равно пойдут.

Дейз снова кивнула, а за ней и Элвин с Эдель. Все это они знали не хуже Фэйли.

— Дело не в дожде, — пробормотала Милла. — То есть, я хочу сказать, не совсем в дожде. Нынче у нас не просто засуха. То, что сейчас творится, неестественно. Ни одна из нас не может слушать ветер.

Остальные Мудрые насупились, по-видимому, решив, что она сболтнула лишнее.

Считалось, что Мудрые умеют предсказывать погоду, слушая ветер, во всяком случае, так утверждали они сами.

Милла понурилась, но упрямо продолжала:

— Не можем, и все! Вместо этого приходится смотреть на облака, следить за птицами, и муравьями, и гусеницами, и… — Она глубоко вздохнула и выпрямилась, но по-прежнему старалась не встречаться взглядом с другими Мудрыми. Интересно, подумала Фэйли, как она у себя в Таренском Перевозе ладит с деревенским Советом, и особенно с Кругом Женщин. Впрочем, и Совет, и Круг, так же как и Милла, только-только приступили к своим обязанностям Нашествие троллоков опустошило Таренский Перевоз, и все власти пришлось выбирать заново. — Это неестественно, миледи. Давно пора выпасть первому снегу, а погода стоит как в середине лета. Мы не просто встревожены, миледи, мы напуганы! Если другие не решаются сказать об этом открыто, то признаюсь я. Я ночами глаз не смыкаю. Уже месяц нормально не спала, и… — Она спохватилась, сообразив, что действительно зашла слишком далеко. Мудрой подобало владеть собой при любых обстоятельствах, а она взяла да и рассказала напрямую обо всех своих страхах.

Остальные Мудрые перевели взгляды с Миллы на Фэйли. Они молчали, и лица их были столь же непроницаемы, как у Айз Седай.

Теперь Фэйли поняла. Милла сказала чистую правду. Погода стояла не просто необычная — неестественная. К Фэйли и самой порой сон не шел. Она молилась о дожде, а еще лучше о снеге, стараясь не думать, что может таиться за этой затянувшейся жарой. Мудрые пришли к ней, а ведь это их дело — успокаивать людей. Куда же податься ей, коли у нее на сердце та же тревога?

Однако, возможно, сами того не сознавая, эти женщины пришли как раз туда, куда следовало. Часть соглашения между простонародьем и знатью, усвоенного Фэйли с малолетства, требовала от благородных заботы о безопасности и благополучии простых людей. Если она не имела возможности помочь им на деле, то могла хотя бы напомнить, что худые времена не вечны. Если сегодня плохо, то завтра, в крайнем случае послезавтра, непременно станет лучше. Фэйли вовсе не была в этом уверена, но ее учили поддерживать и ободрять тех, кто от нее зависит, а не усугублять их тревоги своими страхами.

— Перрин рассказывал мне о своих земляках задолго до того, как я попала сюда, — сказала Фэйли. Перрин был скуп на похвалы, но всегда правдив. — Я знаю, что, когда град выбивает ваши посевы, когда зимняя стужа губит половину стад, вы гнетесь, но не ломаетесь, а потом, распрямившись, начинаете все сначала. Когда троллоки опустошали Двуречье, вы поднялись и дали им отпор, а покончив с ними, тут же принялись восстанавливать разрушенное. — Это Фэйли видела собственными глазами. Она не ожидала от южан такой стойкости и упорства. Такие люди не ударили бы в грязь лицом и в Салдэйе, даже на северных ее окраинах, где набеги троллоков были обычным делом. — Я не могу обещать вам, что завтра погода переменится к лучшему. Могу только заверить, что мы с Перрином будем делать все, что в наших силах, чтобы помочь вам. Вы и без меня знаете — нужно уметь принимать то, что несет с собой каждый новый день, и готовиться встретить следующий. Именно такие люди живут в Двуречье. Именно таковы и вы.

Понятливости всем четырем Мудрым было не занимать. Если раньше они даже себе не сознавались, зачем явились в манор, то теперь пришлось. Будь они не столь сообразительны, могли бы, пожалуй, и обидеться, но этого не случилось. Женщины уразумели, что те самые слова, которые они говорили себе не раз, в иных устах и звучат по— иному. И конечно же, они смутились. Щеки их пылали, и больше всего им хотелось оказаться где-нибудь подальше.

— Ну да, конечно, — сказала наконец Дейз, уперев кулаки в пышные бока и с вызовом поглядывая на других Мудрых. — Я то же самое говорила, разве не так? У леди Фэйли есть голова на плечах. Дельная девушка, я это сразу сказала, как только она к нам приехала. Так и сказала.

Эдель фыркнула:

— Да кто же с этим спорит, Дейз? Я что-то не слышала. — И, обратившись к Фэйли, добавила: — У вас и вправду здорово получается.

Милла неумело присела:

— Спасибо, леди Фэйли. Я сама твердила людям то же самое, но когда вы сказали, это совсем другое дело…

Дейз прервала ее нарочито громким кашлем — видно, сочла такую откровенность чрезмерной. Милла покраснела еще сильней.

— Хорошая работа, миледи, — сменила тему Элвин, наклонившись вперед и пощупав предназначенную для верховой езды юбку. — Но у нас, в Дивен Райд, есть одна тарабонская мастерица, она может сшить для вас наряд и получше. Я с ней поговорю, если вы не возражаете. Теперь она шьет вполне приличные платья, что годятся для замужних женщин. — На лице ее вновь появилось материнское выражение — сочетание добродушия и неколебимой твердости. — Она чудесно шьет, вы уж мне поверьте. И конечно же, сочтет за честь сшить наряд для вас, тем паче у вас такая фигура, что работать с вами — одно удовольствие.

Дейз ехидно заулыбалась еще до того, как Элвин закончила говорить.

— Терилла Марза у нас, в Эмондовом Лугу, уже шьет для леди Фэйли полдюжины платьев. Причем одно из них бальное — вот уж красота.

Элвин выпрямилась, Эдель поджала губы, и даже Милла задумчиво опустила глаза.

Насколько понимала Фэйли, аудиенцию можно было завершать. Доманийскую мастерицу приходилось твердой рукой удерживать от попыток одевать Фэйли в наряды, годные для придворных празднеств в Эбу Дар. А идея сшить бальное платье принадлежала скорее Дейз, чем самой Фэйли. Фасон его был ближе к салдэйскому, чем к доманийскому, но что с того. Фэйли понятия не имела, куда его надевать, справедливо полагая, что балы в Двуречье заведутся не скоро. Мудрые же тем временем будут соперничать друг с другом и спорить, чья деревня лучше оденет леди.

Фэйли предложила своим гостьям чай и как бы ненароком обронила, что стоит подумать, как лучше приободрить людей. Это можно было воспринять как намек, и они заторопились, сожалея, что дела не позволяют им задержаться.

Наконец Мудрые направились к выходу, и Фэйли проводила их задумчивым взглядом. Последней, как обычно, шла Милла — словно девчонка, что плетется за старшими сестренками. Пожалуй, стоит поговорить об этом кое с кем из Круга Женщин с Таренского Перевоза. Каждой деревне необходимо иметь сильного, авторитетного мэра и уважаемую всеми Мудрую. Поговорить осторожно и деликатно. А то ведь когда Перрин узнал, что она говорила с жителями Таренского Перевоза о выборах мэра — почему бы селянам и не знать, что лорд и леди поддерживают верного человека, у которого голова варит? — так вот, когда он узнал… Перрин не из тех, кто легко впадает в ярость, но на всякий случай Фэйли предпочла запереться в своей спальне и не высовываться, пока он не остынет. А остыл он лишь после того, как она клятвенно обещала ему больше не вмешиваться в выборы мэра — ни открыто, ни за его спиной. Так-то оно так, но насчет Круга Женщин он ничего не сказал — наверное, просто забыл, — а стало быть, тут она ничем не связана. Пусть-ка его забывчивость сослужит ему самому добрую службу. И Таренскому Перевозу тоже.

Подумав о Перрине, Фэйли вспомнила и о другом обещании — том, что дала себе, — и принялась обмахиваться веером еще энергичнее. Сегодняшний день выдался не самым урожайным на глупости и даже не самым трудным по части взаимоотношений с Мудрыми. Во всяком случае, они не приставали с вопросами насчет того, скоро ли она подарит лорду Перрину наследника, благослови его Свет. Но изнуряющая жара все равно заставила ее злиться. В конце концов, почему она одна должна отдуваться? Пусть Перрин исполняет свой долг, или…

В небе прогрохотал гром, и за окном сверкнула молния В Фэйли всколыхнулась надежда. Если бы пошел дождь…

Она побежала по коридорам в поисках Перрина Ей хотелось разделить с ним радость долгожданного дождя. И сказать ему пару ласковых. Перрин был там, где она и ожидала его застать, — на третьем этаже, на крытой веранде. Рослый, широкоплечий и большерукий, в простом коричневом кафтане, он стоял, прислонившись к колонне, и задумчиво смотрел вниз. Не вверх, а вниз. Фэйли остановилась на пороге.

Гром прогремел снова, и небо прочертила молния. Огненный зигзаг на безоблачном небосводе. Никаких туч. Никакого дождя, даже намека. Никакого снега На лице Фэйли выступили бусинки пота, но она поежилась.