Вращается Колесо Времени, и Эпохи приходят и уходят, оставляя воспоминания, которые становятся легендами. Легенды превращаются в мифы, но даже мифы оказываются давно забытыми к тому дню, когда породившая их Эпоха возвращается вновь. В Эпоху, которую некоторые называли Третьей, Эпоху давно минувшую, ту, которой еще предстоит настать, над покрытыми жухлой буроватой порослью холмами Кайриэна поднялся ветер. Он не был началом, ибо нет ни начала, ни конца в обращении Колеса Времени. Но чему-то он положил начало.

Ветер дул на запад над заброшенными деревнями и фермами, порой представлявшими собой лишь груды обугленных бревен. Кайриэн был разорен войной, мятежами и раздорами, повергшими страну в хаос, и даже сейчас, когда с этим было покончено, немногие решались вернуться в свои дома. Ветер не нес ни облачка, ни тумана, а солнце палило так, словно вознамерилось напрочь иссушить все живое, что еще осталось на этой земле. Там, где река Эринин отделяла маленький городок Мироун от смотревшего на него с противоположного берега Арингилла, города побольше, ветер перенесся в Андор. Солнце пропалило оба города, и если мольбы о дожде чаще возносились в Арингилле, битком набитом беженцами из Кайриэна, то и собравшиеся вокруг Мироуна солдаты частенько поминали Творца. Обычно в это время уже выпадал первый снег, но многие страдавшие от жары люди боялись даже задуматься о том, что могло нарушить естественный порядок, не то что высказать свои страхи вслух.

Ветер дул на запад, сметая сухие опавшие листья и поднимая рябь на поверхности усохших, обмелевших водоемов. Некогда полноводные реки превратились в ручьи, с трудом пробивающиеся сквозь корку пересохшей глины. В Андоре села не лежали в развалинах, но крестьяне в отчаянии поднимали глаза на раскаленное солнце, стараясь даже не смотреть на поля, где засуха победила урожай.

Ветер дул дальше на запад и, пролетев над Кэймлином, подхватил и заколыхал два знамени, реявших над королевским дворцом в центре построенного огир Внутреннего Города. На одном, кроваво-красном полотнище был изображен диск, разделенный пополам извилистой линией: одна половина сияюще белая, а другая черная, как бездна. Рядом расчерчивало небо снежно-белое знамя с изображением странного существа — четвероногого златогривого змея с золотистыми, как солнце, глазами и ало-золотой чешуей. Казалось, что он оседлал ветер. Трудно сказать, какой из символов вызывал больший трепет. Оба внушали страх, но порой он соседствовал с надеждой. Ибо то, что грозило гибелью, должно было принести и спасение.

Многие называли Кэймлин вторым по красоте городом мира, причем не только андорцы, нередко называвшие его первым, превосходящим даже Тар Валон. Город окружала огромная стена с множеством круглых башен, сложенная из серого с серебристыми и белыми прожилками камня. Внутри высились другие башни — золотые и белоснежные купола сверкали в лучах безжалостного солнца. Город взбирался по холмистым уступам к своему сердцу, древнему Внутреннему Городу, окруженному собственной, ослепительно белой стеной. За ней красовались свои башни и купола — пурпурные, белые, золотые или выложенные узорчатой мозаичной плиткой. Они будто смотрели свысока на Новый Город, которому не было еще и двух тысяч лет.

Если Внутренний Город был сердцем Кэймлина, и не только потому, что находился в его центре, то сердцем Внутреннего Города являлся королевский дворец — подобная сказочному видению поэма белоснежных шпилей, золотых куполов и кружевной каменной резьбы. Сердце столицы, бившееся под сенью двух знамен.

Ранд, обнаженный по пояс и балансирующий на цыпочках, в этот момент не осознавал, что находится на вымощенном белыми каменными плитами внутреннем дворе дворца, как не видел и глазеющих на него людей, толпившихся среди окружающих двор колонн. Он истекал потом, полузажившая рана на боку жестоко болела, но и это почти не достигало его сознания. Его предплечья обвивали изображения диковинных зверей, подобных тем, что красовались на белом знамени. Ало-золотая чешуя отливала металлическим блеском. Айильцы называли эти существа Драконами, и другие переняли у них это слово. Он смутно осознавал только впечатавшиеся в его ладони изображения цапли, да и то лишь потому, что они прижимались к длинной рукояти деревянного учебного меча.

Ранд слился с мечом воедино и, отрешившись от всех мыслей, плавно скользил по плитам, переходя из позиции в позицию. «Лев на холме» сменялся «Яркой луной», перетекавшей в «Башню утра». Пятеро мужчин, как и он, обнаженные по пояс и истекавшие потом, окружали его с мечами наготове; они наступали и отступали, мгновенно реагируя на каждое его движение. Только их присутствие Ранд и осознавал. Бывалые, знающие себе цену вояки с суровыми лицами были лучшими бойцами, каких ему удалось отыскать. Лучшими с тех пор, как ушел Лан, его учитель. Отрешившись от мыслей — как и учил Лан, — Ранд вел бой. Один против пятерых.

Он резко рванулся вперед, и противники, пытаясь удержать его в центре, вынуждены были на миг разорвать свое кольцо — двое из пяти двинулись вперед. Сложившееся равновесие нарушилось, чем и воспользовался Ранд. Развернувшись на полушаге, он метнулся в противоположную сторону. Отреагировать соперникам не удалось — было слишком поздно. Ранд отразил своим сделанным из скрепленных планок клинком обрушившийся сверху удар учебного меча и одновременно правой ногой нанес удар в живот одному из бойцов — крепкому седеющему мужчине. Тот сложился пополам, хватая ртом воздух. Давя клинком на клинок другого противника — детины с перебитым носом, — Ранд заставил его повернуться и, сделав полный оборот, еще раз пнул седовласого. Тот повалился на каменные плиты. Горбоносый попытался отступить, чтобы получить возможность замахнуться мечом, но это освободило и меч Ранда. Он спиралью обвел свой клинок вокруг клинка противника — «Двойная виноградная лоза» — и ударил его прямо в грудь, да так, что тот свалился с ног. Однако уже в следующее мгновение на Ранда ринулись остальные трое. Приземистый, но проворный малый пытался атаковать, с воплем перепрыгнув через лежащего на земле горбоносого. Ранд полоснул его поперек голеней, едва не опрокинув, а затем уложил на каменные плиты мощным ударом по спине.

Теперь остались только двое противников, но они были самыми умелыми. Один был строен и гибок — меч его двигался молниеносно, как змеиное жало. Другой, бритоголовый, на вид казался тяжеловатым, но он еще ни разу не допустил ни малейшей оплошности. Они немедленно разделились, чтобы атаковать с двух сторон, но Ранд не дал им на это времени. Он устремился навстречу гибкому худощавому малому с морщинистым обветренным лицом, стремясь разделаться с ним до того, как второй боец успеет обогнуть упавшего и напасть.

Противник был не только быстр, но и умен — Ранд платил бойцам полновесным золотом, и к нему приходили лучшие из лучших. Для андорца он был довольно высок, хотя на добрую ладонь ниже Ранда. Впрочем, рост не дает особых преимуществ, когда дело касается боя на мечах, хотя сила и .может иметь некоторое значение. Ранд яростно атаковал; сжав зубы, его противник попятился. «Кабан, несущийся с горы» смог пробиться сквозь защитную позицию «Рассечение шелка». Не удержала его и «Трехзубцовая молния». Скрепленные планки полоснули бойца по шее, и он, задыхаясь, покатился по мощеному двору.

Метнувшись вперед и вправо, Ранд упал на колени и нанес рубящий удар снизу — «Река подмывает берег». Бритоголовый был не так быстр, как только что поверженный соперник, но он словно предчувствовал этот выпад. В тот самый момент, когда меч Ранда полоснул его по животу, деревянный клинок бритоголового обрушился Ранду на макушку.

У того искры из глаз посыпались. Он зашатался, замотал головой, чтобы восстановить зрение, и с трудом, опираясь на свой меч, поднялся на ноги. Бритоголовый тяжело дышал. На Ранда он смотрел настороженно.

— Заплатите ему, — приказал Ранд, и лицо бритоголового просветлело.

Непонятно, почему он вообще тревожился. Ясно же было сказано, что всякий, чей удар достигнет цели, получит одну монету сверх установленной дневной платы. А тому, кто одолеет его в поединке, Ранд посулил втрое больше. Это был лучший способ побудить бойцов драться по-настоящему, а не пытаться угодить Возрожденному Дракону, поддаваясь ему. Он никогда не интересовался именами своих противников. Если их это злило, тем лучше — злость в схватке не помешает. Ему нужны были соперники для упражнений на мечах, и только. Он не собирался обзаводиться новыми друзьями, полагая, что и старые рано или поздно проклянут день и час, когда его встретили. Если уже не прокляли. Остальные поверженные бойцы тоже поднимались, помогая друг другу. Малый, получивший удар по шее, крутил головой, пытаясь проморгаться.

— Заплатите всем, — распорядился Ранд. — Больше сегодня упражняться не будем.

По рядам теснившихся среди тонких, украшенных каннелюрами колонн лордов и леди, разряженных в яркие, украшенные вычурной вышивкой и галунами шелка, словно пробежала рябь: они захлопали в ладоши, всем своим видом выказывая восхищение. Ранд поморщился и отбросил в сторону меч. Эти люди низко-поклонствовали перед лордом Гейбрилом, в то время как королева Моргейз, их королева, была едва ли не пленницей в этом самом дворце. В ее собственном дворце. Но Ранд нуждался в них.

Будешь рвать ежевику — уколешься, припомнилась ему поговорка. Он надеялся, что это его собственная мысль.

Жилистая седовласая Сулин, командовавшая составляющими эскорт Ранда Девами и всеми Девами Копья по эту сторону Хребта Мира, вытащила из висевшего на поясе кошеля золотую тарвалонскую марку и с презрительной гримасой, сделавшей еще заметнее пересекающий ее щеку шрам, швырнула ее бритоголовому. Девы не любили, когда Ранд брал в руки меч, даже деревянный. Сами они никогда не прикасались к мечам. Как и все айильцы.

Боец поймал монету и ответил Сулин осторожным поклоном. В присутствии Дев, одетых в короткие куртки, штаны и мягкие шнурованные сапожки, все держались в высшей степени осторожно. Серо-коричневая, в разводах айильская одежда была предназначена для того, чтобы маскироваться в Пустыне. Здесь некоторые Девы стали добавлять к традиционным цветам зеленый, что более соответствовало природе земель, которые они, несмотря на засуху, считали и называли мокрыми. В сравнении с Айильской Пустыней они, пожалуй, и впрямь были такими, ведь у себя на родине мало кому из айильцев приходилось видеть поток, через который нельзя было бы перешагнуть, а вокруг водоемов в дватри шага шириной разражались кровавые схватки.

Как и остальные двадцать светлоглазых Дев, несших караул во дворе, и как все айильские воительницы, Сулин коротко стригла волосы, оставляя лишь хвост на затылке. В правой руке она держала три коротких копья, а в левой — круглый щит из бычьей кожи. На поясе ее висел широкий тяжелый нож. И сама Сулин, и все Девы, включая сохранившую еще полудетскую округлость щек шестнадцатилетнюю Джалани, превосходно владели этим оружием и держались с вызовом. Во всяком случае, людям, живущим по эту сторону Драконовой Стены, вызов в их глазах мерещился постоянно. Охранявшие Ранда Девы держали в поле зрения не только всех собравшихся во дворе, но и каждый балкон, каждую колонну, каждое стрельчатое окошко и каждую тень Некоторые держали в руках короткие роговые луки с наложенными на них стрелами. Щетинившиеся стрелами колчаны висели у них на поясах. Фар Дарайз Май, Девы Копья, пересекли Драконову Стену для поддержания чести Кар'а'карна, чье появление было предсказано в Пророчествах. Они служили ему, правда на свой, особый манер, и многим из них предстояло расстаться с жизнью, чтобы сохранить жизнь Ранда. От одной этой мысли ком подкатывал к его горлу.

Сулин продолжала с усмешкой кидать монеты — Ранд с удовольствием отметил, что расплачивались тарвалонскими, — еще одну бритоголовому и по одной остальным бойцам. Жителей мокрых земель — а таковыми считались все не рожденные и не взрощенные в Пустыне — айильцы презирали не меньше, чем мечи. Для большинства из них и Ранд, несмотря на айильскую кровь, оставался бы не более чем презренным чужаком — но на его запястьях красовались Драконы. Дракон на одной руке был знаком, отмечавшим вождя клана Претенденты на это звание обретали его с риском для жизни, проходя суровое испытание силы воли. Двух Драконов мог иметь только Кар'а'карн, вождь вождей, Тот-Кто— Пришел-с-Рассветом. Но у Дев были и другие основания, чтобы признать Ранда.

Собрав деревянные мечи, кафтаны и рубахи, бойцы поклонились Ранду.

— Завтра, — бросил он им. — Встретимся завтра поутру.

Они вновь низко поклонились и зашагали прочь. Не успели обнаженные по пояс мужчины покинуть двор, как из тени колонн высыпали придворные, окружив Ранда радугой пестрых шелков. Утирая вспотевшие лица кружевными платками, они наперебой принялись выражать свое восхищение. Ранду с трудом удалось унять раздражение. Используй все, что можешь, или ты позволишь Тени накрыть мир. Так говаривала ему Морейн. Он был согласен с этим, но почти предпочитал честное, открытое противостояние кайриэнцев и Тайренцев подобному льстивому коварству. И чуть не рассмеялся тому, что посчитал честным.

— Вы были великолепны, — со вздохом промолвила леди Аримилла, слегка коснувшись его руки. — Такой быстрый, такой сильный.

Ее огромные карие глаза казались даже более томными, чем обычно. Видимо, она была настолько глупа, что надеялась произвести на Ранда впечатление. Ее зеленое, расшитое серебристыми виноградными лозами платье, открывающее верхнюю часть груди, было слишком откровенным по андорским понятиям. Бесспорно, Аримилла была привлекательна, но по возрасту вполне годилась Ранду в матери Впрочем, многие из придворных были еще старше, что не мешало им состязаться в низкопоклонстве.

— Это потрясающе, милорд Дракон! — воскликнула Эления, едва не оттолкнув Аримиллу в сторону. Льстивая улыбка выглядела странно на обрамленном медового цвета волосами хитром лице этой женщины, известной своим сварливым нравом. Впрочем, в присутствии Ранда она являла собой саму любезность. — Подобного умения владеть мечом Андор не видел за всю свою историю. Даже сам Суран Маравайл, лучший полководец Артура Ястребиное Крыло и муж Ишары, первой королевы, воссевшей на Львиный Трон, погиб, когда ему пришлось сразиться с четырьмя противниками сразу. С убийцами, подосланными к нему на двадцать третьем году Войны Ста Лет. Правда, и их он уложил.

Эления редко упускала возможность блеснуть своими познаниями в андорской истории, особенно в тех ее областях, которые, как, например, период войн, расколовших империю Артура Ястребиное Крыло после его смерти, не были слишком широко известны. Хорошо еще, что на сей раз она не стала заявлять о своих притязаниях на Львиный Трон.

— Только под конец вам чуточку не повезло, — игривым тоном добавил муж Элении, Джарид, — широкоплечий, приземистый мужчина, слишком смуглый для андорца. На отложном вороте и обшлагах его кафтана вились золотые спирали и красовались вепри — родовые знаки Дома Саранд, тогда как красное, в тон наряду мужа, платье Элении украшали Белые Львы Андора. Она носила их, будто не осознавая их значения. Джарид являлся главой в своем Доме, но все честолюбивые замыслы исходили от его жены.

— Прекрасно сработано, милорд Дракон, — прозвучал резкий голос Каринд. Тускло поблескивавшее серебристо-серое платье было скроено под стать лицу хозяйки, с грубыми, непритязательными чертами, но по рукавам и подолу его украшала тяжелая серебряная тесьма, в тон проблескам седины в волосах женщины. — Наверняка вы — лучший фехтовальщик в мире. — Масленый тон речей не мог замаскировать сурового взгляда этой крепкой, мужеподобной особы. Она была бы очень опасна, имей столько же ума, сколько упрямства. Ниан, стройная красивая женщина с большими голубыми глазами и волной блестящих темных волос, проводила уходивших бойцов насмешливым взглядом и, обратившись к Ранду, сказала:

— Подозреваю, они с самого начала сговорились и действовали заодно, а теперь эту лишнюю плату разделят между собой.

В отличие от Элении она носила на рукавах своего синего платья тройные ключи — герб Дома Араун — и никогда не упоминала о своих правах на престол, во всяком случае в присутствии Ранда. Она делала вид, будто довольствуется титулом Верховной Опоры древнего и знатного Дома. Львица прикидывалась домашней кошечкой.

— А разве я могу быть уверен, что мои враги не сговорятся и не станут действовать заодно? — тихо спросил Ранд.

Ниан разинула рот. Неумная и самонадеянная, она воспринимала как личное оскорбление, ежели кто-нибудь не тушевался под ее взглядом. Энайла, одна из Дев, подошла и, не обращая внимания на андорских вельмож, подала Ранду полотенце — утереть пот. Ярко-рыжая Дева была низковата для айилки, и ей не нравилось, что некоторые из здешних женщин — женщин мокрых земель! — превосходили ее ростом. Ее соратницы, как правило, были не ниже большинства андорских мужчин. Придворные пытались сделать вид, будто не обращают на Деву внимания, но, поскольку они нарочито отворачивались от нее, выглядело это не слишком убедительно. Энайла же прошла сквозь их толпу, словно они были невидимы.

Молчание продолжалось лишь несколько мгновений.

— Лорд Дракон мудр, — заявил лорд Лир, склонив голову и слегка сдвинув брови. Верховная Опора Дома Аншар, облаченный в желтый кафтан с золотой тесьмой, был строен и прям, как клинок, но слишком уж вкрадчив и прилипчив, слишком уж подозрительно безупречен. Да и все они кидали порой странные взгляды на Возрожденного Дракона. — Рано или поздно враги непременно попытаются сговориться. Надобно распознать их прежде, чем они получат такую возможность.

Следом за ними расточать похвалы Ранду принялись лысый и дородный лорд Хенрен; седовласая леди Карлис, особа весьма коварная, несмотря на открытое, честное лицо; пухлая, вечно хихикающая Дерилла; нервный тонкогубый Элегар и около дюжины прочих, придерживавших языки, пока говорили представители более могущественных Домов.

Менее знатные вельможи тотчас умолкли, едва Эления снова открыла рот.

— Порой трудно распознать врагов прежде, чем они объявятся, — с глубокомысленным видом заявила она. — Бывает, что их распознаешь уже слишком поздно. — Муж ее важно закивал.

— А я, — возгласила Ниан, — всегда говорила, что всякий, кто отказывается меня поддерживать, тем самым выступает против меня. Полагаю, это разумное правило. Любой, кто поворачивается ко мне спиной, наверняка ждет, когда и я подставлю свою, чтобы он мог вонзить в нее кинжал.

Не впервые многие из них пытались упрочить свое положение, стараясь навлечь подозрение на других. Ранд хотел прекратить это, но не простым приказом. В конце концов, их попытки играть в Игру Домов были ничем в сравнении со лживыми маневрами кайриэнской или тирской знати. Лишь бы им не приходили в голову другие нежелательные мысли.

Нежданная помощь пришла со стороны седовласого лорда Насина, главы Дома Кирен.

— Вы — второй Джеаром! — воскликнул он, изобразив на худощавом лице улыбку. Дворяне помельче ответили на это раздраженными взглядами, но смирились — деваться-то некуда. Насин, с тех пор как Ранд овладел Кэймлином, стал малость странным. Вместо Звезды и Меча — эмблемы его Дома — синие обшлага его кафтана были расшиты цветами — лунником да любовным узелком, совершенно неуместными в наряде столь важного лорда. Порой он носил цветок и в своих редеющих волосах, словно деревенский паренек, собравшийся поухаживать за девчонкой. Однако Дом Кирен был слишком влиятелен, и оборвать Насина никто не смел, даже Джарид и Ниан. Вертя головой, качавшейся на тощей костлявой шее, лорд тараторил: — Ваше мастерство неподражаемо, милорд Дракон. Вы — наш новый Джеаром! Вы…

— Зачем? — Прозвучавший вопрос эхом отдался по всему двору, и многие андорские придворные поморщились.

Даврам Башир — смуглый седеющий мужчина с крючковатым носом и густыми усами, свисающими по обе стороны широкого рта, — явно не был андорцем. Худощавый, не выше Энайлы ростом, он носил короткую серую куртку с серебряным галуном и просторные шаровары, заправленные в ботфорты с отворотами от колен. Если андорским вельможам приходилось стоять, то Маршал-Генерал Салдэйи восседал на специально для него вынесенном во двор золоченом кресле, небрежно развалясь и перекинув ногу через подлокотник, — правда, рукоять меча с кольцеобразной гардой при этом оставалась в пределах досягаемости. На смуглом лице салдэйца поблескивал пот, но он обращал на жару не больше внимания, чем на андорских придворных.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Ранд.

— Эти упражнения с мечом, — отвечал Башир. — Надо же такое придумать — одному против пятерых. Рано или поздно тебе даже этой деревяшкой вышибут мозги, причем без всякой пользы.

— Джеаром побеждал десятерых, — поджав губы, возразил Ранд.Башир поерзал в кресле и рассмеялся:

— Ты что, надеешься прожить достаточно долго, чтобы сравниться с величайшим мастером меча всех времен? — Андорские вельможи встретили эти слова гневным — Ранд был уверен, что притворно гневным, — ропотом, но Башир, не обращая на них внимания, продолжал: — Ты — тот, кто ты есть, ни больше и ни меньше.

Неожиданно Башир развернулся, словно пружина, и в воздухе сверкнула сталь — незаметно извлеченный кинжал полетел прямо в Ранда. Тот даже не шелохнулся. Мгновенно коснувшись саидин — той части Истинного Источника, которую могли использовать мужчины, — он ощутил, как Сила заполнила его, неся с собой полноту жизни и одновременно омерзительную горечь порчи, наведенной на саидин Темным. Обжигающий холод, леденящий огонь, отравленный, губительный и животворящий поток наполнил все его естество. Поток, грозящий снести его. Ранду казалось, что он стоит на вершине рушащейся горы. Погрузившись в Ничто, отрешившись ото всех мыслей и чувств, он направил Силу и, свив поток Воздуха, перехватил клинок в полете, возле самой своей груди.

— Смерть! — вскричал Джарид и бросился к Баширу, выхватывая на бегу меч.

Схватились за мечи и прочие андорские лорды: Лир, Хенрен, Элегар и даже Насин, хотя последний, казалось, готов был вот-вот уронить клинок. Девы мгновенно обмотали головы шуфа и подняли вуали; их зеленые и голубые глаза сверкали, как и длинные наконечники копий. Айильцы убивали, лишь прикрыв лица.

— Стоять! — крикнул Ранд, и все замерли. Андорцы растерянно моргали, тогда как Девы просто остановились, замерев на цыпочках. Башир же просто вновь устроился поудобнее в кресле, опять закинув ногу на подлокотник.

Одной рукой Ранд взял висевший в воздухе кинжал с роговой рукояткой, после чего отпустил саидин. Это было нелегко — несмотря на тошнотворную горечь порчи, прикосновение к Источнику каким-то образом, хотя он и парил в Пустоте, глушившей все телесные ощущения, позволяло ему видеть, слышать и воспринимать мир несравненно отчетливее, чем обычно. Этого парадокса Ранд не понимал и сам себе не мог объяснить. Даже отпустив Источник, он продолжал чувствовать и выворачивающую желудок тошноту порчи, и восторг саидин. Восторг и счастье, способное уничтожить его, прояви он хоть мгновенную слабость.

Вертя кинжал в руках, Ранд неспешно подошел к Баширу.

— Замешкайся я хоть на миг, — с расстановкой произнес он, — мне пришлось бы расстаться с жизнью. Я могу убить тебя на месте, там, где ты сидишь, и никто меня не осудит. Я буду прав, хоть по андорским, хоть по любым другим законам.

Ранд был почти готов осуществить свою угрозу — холодная ярость клокотала в нем едва ли не с той же силой, что и саидин. Даже несколько недель близкого знакомства не могли послужить Баширу оправданием этого поступка. Раскосые глаза салдэйца не выдавали ни малейшего беспокойства — он сидел, небрежно развалясь, словно у себя дома.

— Думаю, моей жене такой исход дела не понравится. А коли так, боюсь, тебе не понравится то, что будет потом. Скорее всего в случае моей смерти Дейра примет командование и продолжит преследование Мазрима Таима. Она и раньше-то не одобряла моего согласия последовать за тобой.

Ранд покачал головой. Самообладание салдэйца несколько притупило его гнев. Да и над его словами он не мог не задуматься. В свое время Ранд был поражен, узнав, что все благородные воины из десятитысячного конного отряда Башира отправились в поход со своими женами. Так же как и многие офицеры незнатного происхождения. Ранд не мог понять, как может мужчина подвергать свою жену опасности, беря ее в поход, но в Салдэйе жены следовали за мужьями повсюду — за исключением рейдов в Запустение. Впрочем, размышляя об этом, он предпочитал не вспоминать о Девах. Они были воительницами до мозга костей, но оставались при этом женщинами. И он дал слово относиться к ним как к воинам и посылать в бой, даже на смерть. А от своих обещаний Ранд не уклонялся, и это грызло его. Но свое слово он сдержит. Так или иначе, Ранд делал то, что должен был делать, пусть даже порой ненавидел себя за это.

Ранд вздохнул и отбросил кинжал в сторону.

— Повторю твой вопрос, — бесстрастно промолвил он. — Зачем?

— Да затем, чтобы еще раз показать, что ты — тот, кто ты есть, — не задумываясь, ответил Башир. — Потому что ты действительно тот, кто ты есть, так же как, я полагаю, и те, кого ты призвал к себе.

Ранд расслышал позади шарканье ног: андорцы, как ни старались, не могли скрыть, что потрясены и просто в ужасе от объявленной им амнистии.

— Сделать то, что ты устроил с моим кинжалом, тебе под силу когда угодно. К тому же любой убийца, чтобы добраться до тебя, должен сначала миновать кордон твоих айильцев. Да и моих всадников тоже. Ого! Нет, ежели кто к тебе и подберется, то уж, во всяком случае, не человек. — Башир развел руками и снова откинулся в кресле. — Впрочем, ежели тебе охота биться на мечах, почему бы и нет, раз это тебя развлекает. Молодому человеку полезно упражнять тело. Но будь начеку, чтобы кто-нибудь ненароком не раскроил тебе череп. От тебя слишком многое зависит. А Айз Седай, которая могла бы в случае чего тебя Исцелить, я поблизости не вижу. — Густые усы почти скрыли неожиданную усмешку. — Кроме того, я не думаю, что в случае твоей смерти наши андорские друзья продолжат оказывать гостеприимство мне и моим людям.

Андорцы вложили мечи в ножны, но на Башира смотрели с плохо скрываемой ненавистью. И не потому, что считали, будто он едва не убил Ранда. Обычно они старались делать вид, будто не замечают салдэйца, но для них он был чужеземным военачальником, приведшим чужеземное войско на андорскую землю. Его присутствие было угодно Лорду Дракону — а прикажи Ранд, они стали бы улыбаться и Мурддраалу. Но стоит Ранду отвернуться от салдэйца… Тогда уж они не станут таить своей злобы. Эти стервятники склевали бы и Моргейз, когда та еще была жива, и, конечно же, дай им волю, заклюют и Башира. Как, впрочем, и самого Ранда. Он дождаться не мог, когда избавится от этой своры.

Единственный способ жить — это умереть! — неожиданно пришло в голову Ранду. Он уже слышал подобные слова, причем в таких обстоятельствах, что должен был поверить в их истинность, но высказанная сейчас мысль принадлежала не ему. Я должен умереть! Я заслужил смерть! Только смерть! — звучало в его голове. Отвернувшись от Башира, Ранд схватился за виски.

Салдэйец вмиг соскочил с кресла и обхватил Ранда, бывшего на голову выше его, за плечи:

— Что случилось? Никак этот удар и вправду повредил тебе голову?

— Со мной все в порядке, — ответил Ранд, поспешно опуская руки.

Он действительно не испытывал никакой боли, но чужие мысли в своей голове — это не слишком приятно. К тому же не один Башир обратил на него внимание. Девы в большинстве своем смотрели на него так же внимательно, как следили за двором. Особенно пристально — Энайла и желтоволосая Сомара, самая рослая из воительниц. Наверняка при первой же возможности эти Девы примутся пичкать его каким-нибудь травяным настоем и не отстанут, пока он не выпьет. Эления, Ниан и прочие андорские придворные тяжело дышали, судорожно вцепившись в юбки или полы кафтанов, и взирали на Ранда расширенными от испуга глазами. Наверняка они полагали, что видят первые признаки надвигающегося безумия.

— Со мной все в порядке, — повторил Ранд, однако расслабились только Девы, причем Энайла и Сомара, кажется, не очень ему поверили.

Девы, как и все айильцы, знать ничего не желали о Возрожденном Драконе, но для них Ранд был Кар'а'карном, человеком, которому, согласно Пророчеству, предстояло связать их воедино и погубить. Они принимали это как неизбежность, хотя подобная перспектива не могла их не тревожить. Кажется, так же они принимали и способность Ранда направлять Силу и все связанное с нею. В иных, мокрых, как язвительно подумал Ранд, землях его называли Возрожденным Драконом, но мало кто понимал, что это в действительности значит. Люди верили, что он есть не кто иной, как родившийся заново Льюс Тэрин Теламон, прозванный Драконом, тот, кто более трех тысяч лет назад запечатал дыру в узилище Темного, положив конец Войне Тени и Эпохе Легенд. Ответным ударом Темный запятнал порчей саидин, и с тех пор всякий способный направлять Силу мужчина, имея дело с Источником, обрекал себя на неминуемое безумие. Первыми оно поразило самого Льюса Тэрина и его Сто Спутников. Люди называли Ранда Возрожденным Драконом, но никто и помыслить не мог о том, что Льюс Тэрин некой частью своей личности присутствует в его, Ранда, сознании и что при этом он так же безумен, как во дни Разлома Мира, безумен, как все Айз Седай мужского пола, до неузнаваемости изменившие лицо земли. Это пришло к Ранду не сразу, но чем дольше он имел дело с Единой Силой, чем больше становились его мощь и умение в обращении с саидин, тем чаще звучал в его голове голос Льюса Тэрина и тем труднее становилось ему сохранять свое «я». Отчасти именно из-за этого он так любил упражняться с мечом — отрешенность от мыслей помогала ему оставаться самим собой.

— Нам надо найти Айз Седай, — пробормотал Башир. — Если эти слухи правдивы… Выжги Свет мои глаза, не надо было отпускать ту…

Когда Ранд и айильцы овладели Кэймлином, многие жители города бежали, даже королевский дворец наполовину опустел за одну ночь. Исчезли и люди, помогавшие Ранду, те, кого он хотел бы отыскать. Повальное бегство продолжалось и в последующие дни. Скрылась из города и некая молодая Айз Седай, настолько молодая, что лицо ее еще не успело приобрести характерных, лишенных признаков возраста черт. Воины Башира нашли ее в гостинице, но, узнав, кто такой Ранд, женщина бросилась наутек с истошными воплями. С воплями! Ранд так и не узнал ни ее имени, ни Айя. Ходили упорные слухи, что где-то в городе скрывается еще одна Айз Седай, но Кэймлин полнился слухами, один невероятнее другого, и вряд ли можно надеяться, что они и вправду смогут вывести на Айз Седай. Все, кто оказывался поблизости от города, подвергались досмотру айильскими патрулями, но люди торопились поскорее миновать Кэймлин, и никто не выказывал намерения остановиться в городе, которым правил Возрожденный Дракон.

— Разве я могу довериться Айз Седай? — спросил Ранд. — Да и ни к чему это. У меня просто голова слегка разболелась оттого, что я получил по макушке. Видать, не так уж она крепка.

Башир фыркнул в усы:

— Как бы ни была крепка твоя голова, рано или поздно тебе все равно придется довериться Айз Седай. Без их помощи ты не сможешь объединить народы, не проливая крови. Сколько бы Пророчеств ты ни исполнил, многие согласятся последовать за тобой, лишь если тебя признают Айз Седай.

— Совсем без крови не обойтись, и ты это прекрасно знаешь, — заметил Ранд. — Белоплащники едва ли допустят меня в Амадицию, даже если на это согласится Айлрон, да и Саммаэль, конечно же, не уступит Иллиан без боя.

Саммаэль, и Равин, и Могидин, и…

Ранд вытеснил эти мысли из своего сознания. Это было непросто. Они приходили без предупреждения, и избавляться от них становилось все труднее.

Глухой стук упавшего тела заставил его обернуться через плечо. Аримилла, лишившись чувств, распростерлась на каменных плитах. Каринд опустилась рядом с ней на колени и, прикрыв подолом лодыжки упавшей женщины, принялась растирать ей запястья. Элегар покачивался, словно и сам готов был упасть в обморок, да и Эления с Насином выглядели ненамного лучше. Упоминание имени Отрекшегося вполне могло вызвать такой эффект, особенно после того, как Ранд сообщил придворным, что лорд Гейбрил был на самом деле ни кем иным, как Равином. Ранд не знал, во всем ли они ему поверили, но в том, что у многих тряслись поджилки, не сомневался. Возможно, они были потрясены тем, что остались живы. Во всяком случае, если б он мог хотя бы предположить, что они служили Гейбрилу, зная…

Нет, резко оборвал он себя. Если бы они все знали, если бы они все до единого были Приспешниками Темного, я все равно использовал бы их.

Иногда он становился настолько противен себе, что и впрямь хотел умереть. Но он, во всяком случае, говорил правду. Айз Седай пытались скрывать, что Отрекшиеся обрели свободу, опасаясь возможной паники и хаоса. Ранд, напротив, хотел, чтобы люди знали все. Пусть правда повергнет их в ужас, зато у них будет время прийти в себя. Если же следовать путем, избранным Айз Седай, может случиться так, что, когда ужасная истина станет известна людям, они уже не успеют опомниться. Кроме того, Ранд был уверен: человек имеет право знать, что ждет его в будущем.

— Иллиан долго не продержится, — сказал Башир. Ранд резко обернулся к салдэйцу, но волновался он напрасно — Башир был слишком опытным военачальником, чтобы во всеуслышание обмолвиться о чем-то секретном. Просто он решил перевести разговор на другую тему, подальше от Отрекшихся. Хотя если любая тема, включая Отрекшихся, и могла заставить Башира нервничать, то Ранд до сих пор за ним такого не замечал. — Иллиан расколется, как гнилой орех.

— Вы с Мэтом разработали превосходный план, — согласился Ранд Основная идея принадлежала ему самому, но Мэт и Башир внесли множество дельных предложений, которые, по существу, и сделали этот план реальным. Причем Мэт предложил гораздо больше Башира.

— Интересный молодой человек этот Мэт Коутон, — задумчиво протянул Башир. — Я бы не прочь побеседовать с ним еще разок. Хотелось бы знать, под чьим началом он учился воинскому делу. Агельмара Джагада? Я слышал, что вы побывали в Шайнаре.

Ранд промолчал. Секреты Мэта принадлежали только ему, хотя Ранд сомневался, что и сам Мэт знает ответы на некоторые вопросы.

Башир склонил голову и погладил пальцем ус:

— Впрочем, он едва ли успел послужить под чьим-либо началом. Слишком молод, наверное, не старше тебя. Может, нашел где-нибудь библиотеку? Я бы и сам не отказался заглянуть в книги, которые он читал.

— Сам у него и спроси, — отозвался Ранд. — Мне на этот счет ничего не известно. — Он подозревал, что пару раз в жизни Мэт заглядывал в книгу, но особого интереса к чтению никогда за ним не замечал.

Башир молча кивнул Когда Ранд не хотел о чем-то говорить, салдэйец, как правило, не настаивал и менял тему Как правило.

— А почему ты не взял сюда из Кайриэна ту Зеленую сестру? Эгвейн Седай? Я слышал, айильцы говорили, что вы с ней родом из одной деревни. Ей ты мог бы довериться, разве нет?

— У Эгвейн другие обязанности, — рассмеявшись, отвечал Ранд. Надо же, подумал он, Зеленая сестра. Если бы Башир только знал…

Подошла Сомара и подала Ранду льняную рубаху и кафтан из тонкого красного сукна андорского фасона, расшитый Драконами по высокому вороту и лавровыми листьями по манжетам и рукавам. Даже для айильской Девы она была очень высока — всего на ладонь ниже самого Ранда. Вуаль была опущена, но голова женщины оставалась обернутой темно— коричневой шуфа, так что открытым оставалось только лицо.

— Кар'а'карн может простудиться, — пробормотала она.

В этом Ранд сильно сомневался. Возможно, для айильцев в этой жаре и не было ничего особенного, но сам он уже истекал потом почти так же, как когда упражнялся на мечах. Ранд натянул через голову рубаху, заправил ее в штаны и, не завязав ворота, скользнул в рукава кафтана. Не то чтобы он считал, будто Сомара действительно принялась бы при всех одевать его, однако надеялся, что так ему, возможно, удастся избежать наставлений от нее, Энайлы, а возможно, и некоторых других. А если повезет, то и травяного настоя.

Ранда почитали как Кар'а'карна большинство айильцев, и Девы в том числе. Во всяком случае, на людях. Когда же он оставался наедине с этими женщинами, отказавшимися от любви и семейного очага ради копья, все становилось несколько сложнее. Ранд думал, что он мог бы, возможно, изменить положение, но делать этого не собирался. Некоторые Девы уже отдали за него свои жизни, а многим это еще предстояло — он ведь дал слово, испепели его Свет за это обещание! Если он позволил им умирать за него, то мог позволить и все остальное. Рубаха немедленно насквозь промокла от пота, и даже на кафтане выступили темные пятна.

— Тебе необходимы Айз Седай, — гнул свое Башир. Ранд надеялся, что он окажется таким же напористым и в бою. Слава о салдэйце шла именно такая, но за несколько недель знакомства Ранду еще не довелось увидеть его в настоящем деле. — Ты не можешь допустить, чтобы они выступили против тебя, а они способны решиться и на такое, если не смогут держать тебя на привязи или, во всяком случае, думать, что держат. От них можно ждать чего угодно.

— А если я скажу, что меня готовы поддержать сотни Айз Седай? — Ранд понимал, что андорские придворные навострили уши и он должен быть осторожным, чтобы не сказать лишнего. Впрочем, он и сам-то не слишком много знал, а то, что знал, звучало хоть и обнадеживающе, но не очень правдоподобно. Сотни, например, он и сам считал явным преувеличением, что бы там ни говорила Эгвейн.

Глаза Башира сузились.

— Появись здесь посольство из Башни, я бы об этом знал, значит… — Голос его упал почти до шепота. — Раскол! В Башне действительно произошел раскол? — Голос салдэйца звучал так, будто он поверить не мог, что эти слова слетели с его уст.

Многие слышали о низложении и усмирении Суан Санчей — ходили слухи и о ее казни, — но в большинстве своем люди полагали, что это касается лишь самих Айз Седай, и мало кто верил в раскол. Белая Башня оставалась незыблемым монолитом, возвышавшимся над тронами, — как было более трех тысячелетий. Однако салдэйец был человеком, имевшим обыкновение учитывать любые возможности. Он действительно перешел на шепот и подошел к Ранду поближе, чтобы андорцы не могли подслушать.

— Должно быть, это бунтовщицы хотят тебя поддержать. Ты можешь иметь дело и с ними, поскольку они нуждаются в тебе так же, как и ты в них. Но бунтовщицы, будь они и Айз Седай, — это не Белая Башня, особенно в глазах королей и королев. Для простого народа особой разницы, может, и нет, но для правителей — совсем другое дело.

— Кем бы они ни были, — так же тихо ответил Ранд, — они остаются Айз Седай.

И где бы они ни были, угрюмо подумал он. Айз Седай… Слуги Всего Сущего… Зал Слуг разрушен… разрушен навсегда… разрушен… Илиена, любовь моя…

Ранд безжалостно подавил мысли Льюса Тэрина. Порой они оказывались полезными, давали сведения, в которых он нуждался, но голос умершего давным-давно Дракона звучал в его голове все сильнее и сильнее. Если бы здесь была Айз Седай, Желтая сестра — Желтые слыли лучшими Целительницами, — она, возможно, смогла бы… Он проникся доверием лишь к одной Айз Седай, да и то незадолго до ее гибели, и она, Морейн, оставила ему совет насчет Айз Седай, насчет всех женщин, носящих кольцо и шаль.

— Я никогда не доверюсь ни одной Айз Седай, — тихо промолвил Ранд. — Я буду использовать их, поскольку нуждаюсь в них, но знаю, что они — и те, что в Башне, и бунтовщицы — попытаются использовать меня. Айз Седай всегда действуют именно так. Я никогда не доверюсь им, Башир.

Салдэйец медленно кивнул.

— Что ж, используй их, если сможешь. Но помни, никому не под силу противиться Айз Седай. — Неожиданно он издал хриплый смешок: — Насколько я знаю, последним, кому это удавалось, был Артур Ястребиное Крыло. Выжги Свет мои глаза, возможно, вторым будешь ты.

Звук шагов возвестил о прибытии одного из воинов Башира — широкоплечего и горбоносого молодого человека с густыми усами и окладистой бородой, который был на целую голову выше своего командира. Он подошел развалистой походкой человека, более привычного к седлу, и поклонился, попридержав у бедра меч. Поклонился скорее Баширу, чем Ранду. Башир мог следовать за Возрожденным Драконом, но Тумад Азкан — Ранд припомнил имя салдэйского воина

— следовал за Баширом. Девы пристально следили за новоприбывшим — они не доверяли никому из жителей мокрых земель.

— Там один человек явился к воротам, — неохотно промолвил Тумад. — Он говорит… Милорд Башир, это Мазрим Таим.