Глава 33
Позорный трон
Пьедестал может быть призрачным, нереальным.
Позорный столб — ужасающая реальность.
7 февраля
Единственный на весь квартал фонарь оказался разбит, и только полная луна, плывущая в окружении пестрых облаков, освещала темную улицу и маленький дворик, где неспешно прогуливался Миклош, брезгливо осматривая обветшавший четырехэтажный дом. За ним, вплоть до кольцевой, тянулись сплошные индустриальные постройки: металлургический комбинат, сталепрокатный, асфальтобетонный, нефтеперерабатывающий и черт знает еще какие заводы. Он всегда считал юго-восточные окраины Столицы настоящей техногенной катастрофой.
Сухой морозный воздух пах гарью, бензином и помойкой. Ничего не скажешь — самая полезная для здоровья атмосфера. Люди — свиньи, раз им приятно жить в столь мерзком месте, и кровь местных жителей, скорее всего, сплошные химикаты. От нее даже у неразборчивых асиман должны глаза вылезти на лоб.
Миклош не любил этот район, даже когда на юго-востоке были сплошные леса и озера. Теперь, когда Столица разрослась настолько, что подмяла под себя все прилегающие земли, а на месте лесной чащи выросли заводы, территория и вовсе перестала интересовать тхорнисха. Он не имел привычки гулять там, где нужно дышать парами мазута. Но, благодаря Хранье, пришлось залезть и в эту клоаку. Сестра проявила упрямство и рискнула оставить Столицу вопреки его приказу.
Ее жалкая попытка продолжить борьбу одновременно смешила и бесила Бальзу. Прежде, чем сбежать, она покинула предоставленное Фелицией убежище, и решила на время скрыться от чужих глаз в самом некомфортном из всех возможных мест мегаполиса — старом трамвайном депо.
После того, как в эту часть Столицы подвели ветку метро, протянули монорельс, а также здесь появились многочисленные маршрутные такси, надобность в трамваях на окраинах города отпала. Рельсы разобрали, а само депо, в силу бюрократической волокиты и не слишком большой перспективности занимаемой площади, оказалось никому не нужным. Оно превратилось в царство для тощих котов, суетливых крыс, озлобленных бомжей и вездесущих дворовых мальчишек.
Миклош даже не пытался понять Хранью. С головой у нее большие проблемы, раз прячется в таком убожестве. Если уж убегать, то сразу и как можно дальше, а не крутиться у него под ногами.
Рыцарь ночи медленно прогуливался по двору, в котором росло три старых покореженных временем дерева. Возле них стояли переполненные мусорные ящики, припорошенные снегом, а рядом какой-то умник устроил детскую площадку — сиротливая сине-красная горка была занесена снегом. Все остальное пространство дворика занимали ржавые, облезлые автомобильные ракушки.
Неслышно ступая, подошел Йохан и процедил в бороду:
— Они там.
Господин Бальза, поежившись от холода, поднял воротник пальто и кивнул:
— Приступайте.
— Пленные вам нужны? — ученик вытащил из кармана рацию.
— Не думаю, — после некоторого молчания ответил нахтриттер. — Впрочем… если получится, хотелось бы на них посмотреть.
Господин Бальза оглядел свое воинство. Он взял самых опытных, закаленных во множестве сражений магов, и был уверен в успехе.
Чумной отдал последние распоряжения. Цепь, связывающая створки ворот депо, лопнула.
Заснеженная территория, густые тени, низкие приземистые здания, свалка лома в северном углу, свисающая с ограды колючая проволока. Прямо перед вошедшими стояло двухэтажное кирпичное здание с высокой трубой и чудом уцелевшими стеклами. Рядом, наполовину зарывшись в снег, валялся опрокинутый вагон, старый, проржавевший.
— Как мило, — скривился Миклош.
— Территория оцеплена, — доложил ландскнехт.
Повинуясь его приказу, солдаты бросились к зданию. Оттуда вылетело заклятье, ударилось о щит «Бледного тлена» и разлетелось пылевым облачком. Завязался скоротечный бой. Неосвещенные окна полыхнули пурпуром, на улицу градом посыпались осколки стекла.
Миклош выждал несколько минут, сошел с протоптанной дорожки и, по щиколотку увязая в снегу, направился к сорванным с петель дверям. Встречать его вышла Рэйлен. Царапины на лице девушки стремительно затягивались, глаза лихорадочно сияли:
— Мы взяли двоих живьем!
Бальза неспешно оценил ущерб, нанесенный помещению заклинанием, подошел к стене, где остывала принявшая форму человеческого силуэта копоть. Провел по ней пальцем, лизнул оставшуюся на коже сажу, зажмурился, словно гурман, попробовавший отлично приготовленное блюдо:
— М-м-м, — протянул он. — Розалия! Даже после смерти ты все также изысканно вкусна.
В дверях лежало тело Ульриха. Миклош перешагнул через него и оказался в холодной, продуваемой сквозняками комнате. Скудная мебель была сметена в дальний угол и большей частью переломана. На полу гнил мокрый картон — подстилки, оставшиеся после ночевок бомжей. У стены, с заведенными за спину руками, в кандалах из дымчатого праха, стояли на коленях пленники.
Миклош с наигранным потрясением всплеснул руками и воскликнул:
— Лазарь! Лилит! Какая встреча!
— Увидимся в аду, Миклош! — просипел мужчина.
Господин Бальза серьезно кивнул:
— Разумеется, ученик. Разумеется. Но сперва тебе предстоит встретить там Хранью. Она прибудет туда с минуты на минуту. Я очень рассчитываю на твою помощь. Не подведи.
Йохан взмахнул туманным клинком и снес кровному брату голову. На лицо Лилит попала кровь. Она дернулась, попыталась отползти, отчаянно крикнула:
— Не на…
И умерла следом за товарищем.
В кармане Чумного затрещала рация. Он деловито выудил ее, рыкнул туда, дождался ответа Норико и доложил:
— Уничтожили еще двоих. У нас погиб Рамирес. Уцелевшие мятежники пытались прорваться, но были отброшены назад. Они забрались в ремонтный цех. Норико держит их за горло.
— Заканчивайте с ними. — Носком ботинка Бальза задумчиво пошевелил голову Лазаря. Подумать только! Первый его птенец перешел на сторону сестры. Зато второй ученик — убил предателя. Насмешка жизни? Рука справедливости? Бальза видел в случившемся и то, и другое.
Он вышел из здания. Стремительно холодало, луна спряталась за снеговыми тучами. В любой момент мог начаться обещанный синоптиками снегопад. Миклош хотел покончить с делами и вернуться домой до того, как погода окончательно испортится.
В ремонтном цехе кипел бой. Рубиновый «Иблис», захлестнув крышу, разнес кровлю, черными каплями брызжа во все стороны. С грохотом обвалилась дальняя секция строения. Вопящий, дымящийся комок плоти упал с высоты второго этажа, пополз по земле и рассыпался прахом. Избиение заканчивалось, история подходила к концу. И Миклош не испытывал по этому поводу никаких сожалений.
Из боковой двери выскочил мужчина. На руках он нес женщину. Лицо Альгерта оказалось страшно изуродовано, куртка на рукавах, плечах и спине дымилась. На какую-то секунду бывший рыцарь и Миклош встретились взглядами, а уже в следующее мгновение нахттотер атаковал. «Клещи скарабея» разбили щит Альгерта, повалив обоих мятежников в снег. Бальза, разочарованный столь скоротечной схваткой, презрительно пожал плечами.
Признаться, он ожидал большего.
Альгерт пытался встать, но безуспешно. Хранья отползала, оставляя за собой широкий кровавый след. Не обратив на нее внимания, Миклош склонился над первым помощником сестры. Тот плюнул ему в лицо и произнес проклятие. Плевок Миклош стер, участливо вздохнул и наступил ногой на незащищенную шею кровного брата. Вдавил, проворачивая каблук, ломая хрящи гортани и на время лишая врага возможности разговаривать.
— Повтори еще раз.
В ответ раздались лишь хрипы.
— Этот мне нужен живым, — сказал Бальза подошедшему Йохану. — Проследи, чтобы его доставили в «Лунную крепость».
В ближайший месяц Миклош планировал хорошенько развлечься.
— Как успехи?
— Все, кроме них, мертвы, нахттотер.
— Превосходно. Ступайте к машинам. Я догоню.
Оставшись в одиночестве, он пошел по кровавой дороге к обессилевшей Хранье. Она лежала в снегу, свернувшись калачиком. Но услышав, что брат приближается, попыталась сесть и со стоном упала на спину. Между ее ладоней заметалась и погасла серая молния.
— У тебя никогда не получался «Смех Исдеса». Постой. Я сейчас, — мягко произнес тхорнисх и достал из внутреннего кармана носовой платок. Склонился над сестрой и с нежностью вытер кровь на ее губах. Она не препятствовала. — Тебе не кажется, что история повторяется? Словно время бежит по замкнутому кругу?
Он вновь протянул к ней руку, но на этот раз Хранья зло сверкнув глазами, отстранилась:
— Мир не стоит на месте, Миклош! Просто ты не меняешься!
— Можно подумать, ты стала другой! — он не без сожаления отбросил испачканный платок и сердито нахмурился. — Судя по твоей беспомощности в магии, все осталось, как прежде. Жаль, что это наш последний разговор.
— Убьешь меня?! — с вызовом бросила она.
— Да, — не стал врать он. — И не скажу, что я опечален.
— Спасибо за правду, братец, — неприятно улыбнулась Хранья. — Но я хочу у тебя спросить — ты не задумывался над тем, что порой время и все происходящее вокруг нас не больше, чем иллюзия?
Прежде, чем Миклош успел понять, о чем идет речь, поднявшийся ледяной ветер плюнул ему в лицо острыми кристаллами льда, и Бальза ошалело уставился на унылый заснеженный двор, старые тополя, детскую площадку, мусорку, готовых к атаке тхорнисхов и запертые ворота трамвайного депо.
— Пленные вам нужны? — Йохан вытащил из кармана рацию.
Прежде чем нахттотер успел ответить хоть слово, забор начал мерцать и таять.
— Лигаментиа! — предупреждающе крикнул глава клана, поняв, что все происшедшее с ним было не более чем морок. И швырнул вперед боевое заклятье. Следуя его примеру, остальные Золотые Осы также нанесли упреждающий удар, после которого территория депо «расцвела» всеми оттенками магии Тления.
Забор, ворота, окрестные здания, став прозрачными, открыли взору бесконечную снежную степь с редкими растрепанными деревцами, ветви которых мерцали голубым инеем. Огромный темно-желтый месяц, перевернутый рожками вверх, занимал половину неба. Ярко горели тысячи неизвестных Бальзе ослепительных звезд. Каждые несколько секунд одна из них бесшумной кометой срывалась с небосвода и, оставляя за собой живописный искрящийся шлейф, падала за горизонт.
Все пришедшие тхорнисхи попали на Грань — созданную Лигаментиа реальность, где перестают действовать привычные законы мира, а их магия становится сокрушающей. Воздух трещал от разлитой в нем силы. Миклош раздраженно выругался. Нет большей головной боли, чем сражаться с детьми Лигамента по их правилам и на их территории.
Воины Соломеи и Иноканоана появились внезапно. Бальза зашипел, рассматривая невысоких, вечно юных противников. Их было гораздо меньше, чем тхорнисхов, но сей факт не дал ему себя обмануть. В этом мире им хватит и тех, кто пришел. Дым и зеркала — вот, что такое магия лигаментиа. Реальность и ирреальность. То, чего не существует в обычной жизни. То, что всегда лжет, отражая эфемерные грани вселенной.
Ослепительно-бирюзовый луч «Копья Пифии», угодив в группу солдат, испарил всех, до кого сумел дотянуться. Один из тхорнисхов неожиданно рассыпался на сотни маленьких ярких лоскуточков. Тропические бабочки веселым калейдоскопом устремились в звездное небо.
— Усильте защиту!
Десять бойцов Миклоша отошли за спины товарищей и занялись оборонительными заклинаниями.
Остальные, разбившись на тройки, продолжили сражение. Норико разметала упавшую на нее пелену «Иллюзии». Заклинание, больше всего похожее на разорванного осьминога, подрагивающими клочьями упало под ноги кровных братьев. Все еще живые щупальца магии пытались дотянуться до добычи. Миклош швырнул «Волну Танатоса», разлагая заразу.
Их отрезали от реальности, отступать было некуда. Сражение складывалось не самым удачным образом. Погибло восемь тхорнисхов и всего трое детей Лигамента.
Молокососы сумели вытащить на Грань не только противников, но и часть привычного мира — старые тополя, угол детской площадки, автомобильную ракушку. От творимой магии начал плавиться снег и разбитый асфальт под ним. Уличный фонарь лопнул, осыпая тхорнисхов огненными шипами разбитого стекла, деформировался, завязался узлом, начал вытягиваться, обрастая шипами, и развалился от совместной атаки телохранителей Норико.
Один из тополей отрастил ноги и, трубно ревя, крушил кроной всех, кто попадался на его пути. Огромный призрак сгреб длинной лапой ракушку вместе с находящимся в ней автомобилем, швырнул ее в тхорнисхов. Снаряд смял тех и лопнул, рассыпая вокруг себя молнии.
Несмотря на тяжелейшие потери, перевес сил все еще был на стороне Золотых Ос. Они уничтожали опасные иллюзии и тех, кто их создавал. Одна из противниц — невысокая, рыжеволосая, веснушчатая девчонка, внезапно стремительной мышкой проскользнула под мечом Йохана, закрыла двумя кулаками лицо, отбив этим брошенную Рэйлен «Гарпию сна».
В мгновение ока переместилась на десяток метров вперед, оказалась среди солдат, ударила рукой одного, другого, третьего. Каждый, кого она коснулась, превратился в сотни упавших на снег алых тюльпанов. Однако, шестерка тхорнисхов, наконец, умудрилась зажать девчонку в кольцо и разорвать на части.
Еще двое подростков появились подле Золотых Ос. Создав из тлена «кнут», Миклош взмахнул им, оплетая хлыстом ногу мальчишки, дернул к себе. Тот упал в снег и заскользил по влажному насту к Йохану, поджидающему с обнаженным мечом в руках. Но напарница противника успела схватить друга за руку.
Бальза выругался, дернул сильнее. Глаза девочки зло полыхнули бирюзовым. Кнут, обернувшись в шипящую змею, оставил раненого лигаментиа и бросился на собственного хозяина. Миклош поспешно развеял заклинание и хотел растворить кости дерзкой нахалки, но обоих подростков уже и след простыл. Пришлось отыграться на другом лигаментиа, ударив по зазевавшемуся противнику «Молотом гниения».
И почти тут же наступила тишина. Иллюзии исчезли, боевые заклятья перестали сыпаться со всех сторон.
Тхорнисхи объединенными усилиями окружили себя «Шипами боли» — между ними и врагами вырос черный лес терновника. Нахттотер, стараясь не чертыхаться, оглядел усеянное трупами поле. Потери были серьезными, но не критическими. Один из бойцов склонился над телом погибшего лигаментиа.
— Совсем ребенок! — удивленно воскликнул он.
— Ребенок! — презрительно сплюнул Миклош. — Этот ребенок с легкостью превращал вас в бабочек и цветочки. Йохан! Норико!
Ландскнехт подошел, не мешкая. Во время схватки он избавился от плаща, оставшись в кожаных штанах и жилете. На руках ученика бугрились мышцы, маленькие глазки свирепо сверкали. Он опирался на массивный двуручник.
Японка приблизилась спустя минуту. В отличие от Чумного, она была спокойна и невозмутима, как и вода озера Бива в предрассветные часы. Ее сопровождал телохранитель-испанец. Второму слуге повезло меньше — он погиб в самом конце боя.
— Держите оборону, — приказал Миклош. — Никаких поединков и дуэлей! Сосредоточьтесь на щитах. Нужно, чтобы они больше не смогли пробить нашу защиту. Норико! Потребуется твоя помощь.
— Да, господин.
Бальза собирался прорвать наложенный морок, разрушив часть магии Лигаментиа, и выбраться обратно в Столицу. Но его надеждам не суждено было сбыться. Из-за «Шипов» долетел всплеск.
Мир подернулся пеленой, стал прозрачным, начал выгибаться дугой, треща по швам и дрожа, словно испуганный заяц. Бальза почувствовал, как земля затягивает его ступни. Из-за свирепой тряски одна из звезд не удержалась на небосводе, выпав из созвездия, колесом пронеслась по небу, ударилась о безучастный рогатый месяц. И, издав колокольный звон, рикошетом отлетела туда, где за щитами сгрудились тхорнисхи.
Вой. Сердитое шипение. Убивающий все живое свет. Удар.
Зеркало Грани лопнуло, разлетаясь тысячами осколков, и наступило забвение.
— Двоим удалось уцелеть! — мужской голос казался искаженным и доносился, словно издалека, но с каждым словом обретал все большую четкость и ясность. — Их немедленно следует найти!
— Успокойся, Альгерт. Поговорим об этом позже, — тихо произнесла Хранья.
Не открывая глаз, Миклош пытался понять, где находится. Лицо жгло от падающих на кожу ледяных снежинок.
— Нахттотерин! Не мне вам говорить, как они опасны! Вы не хотите найти их, Иноканоан?! Мерзавцы бежали, благодаря вашей прихоти!
— Не следует зарываться, тхорнисх, — спокойно произнес глубокий и чарующий голос Соломеи. — Мы потеряли восьмерых братьев и сестер ради вашего воссоединения. На мой взгляд, этого более чем достаточно! Мы не охотники! И не ищейки! До тех, кто ушел, нам нет никакого дела. Если у вас к ним вопросы — ищите. Нам скучно заниматься такой ерундой.
— Простите моего помощника, Соломея, — поспешно извинилась Хранья. — И спасибо за то, что вы для нас сделали.
— Мы понимаем, что такое семья, и какими тяжелыми могут быть разлады, — на этот раз говорил Иноканоан. — Только поэтому мы здесь.
— Как только мой брат очнется…
— Это уже произошло.
Господин Бальза с неохотой открыл глаза и, стараясь не застонать, сел. Руки и ноги были целы, а вот голова раскалывалась от ноющей боли. Кости пульсировали, точно живые, сокращаясь в такт биению сердца.
Он находился в трех шагах от перевернутого остова брошенного трамвая. Вокруг лежали трупы погибших Золотых Ос. Среди них не было ни одного тела детей Лигамента. Хранья казалась невозмутимой. Иноканоан сидел на корточках на боку трамвая, подтянув колени к подбородку, и, обняв их руками, смотрел на снег. Повинуясь его взгляду, из сугроба медленно вырастали и снова рассыпались в снежную пыль миниатюрные белые небоскребы.
Ветер развевал его черное пальто и пытался сдуть с головы шляпу. Соломея, подставив открытую ладонь небесам, ловила падающие хлопья.
— Пока мы здесь, магия тебе не подвластна, — серьезно произнес юноша.
Мог бы и не говорить. Миклош первым делом проверил это. Лигаментиа каким-то образом удалось лишить его силы. Оставалось лишь встать с земли, не спеша отряхнуть одежду от снега. Сделав это, нахттотер заложил облаченные в перчатки руки за спину и иронично поинтересовался:
— Что теперь? — он обращался исключительно к главам клана Иллюзий и не смотрел на сестру. — Надо ли было устраивать весь этот цирк лишь для того, чтобы убить меня?
— Мы не хотим тебя убивать, — проронил Иноканоан.
— Тогда чем обосновано ваше нападение на клан Нахтцеррет?
— Нападение? — переспросила Соломея. — Мы не собирались ни на кого нападать. Только поговорить. Но твоя агрессия вынудила нас защищаться.
Миклош зло скрипнул зубами. Тхорнисхи, спровоцированные иллюзией, ударили боевыми заклинаниями первыми. Но виновны в этом лигаментиа. Однако Бальза знал: спорить с девочкой бесполезно.
— И какую тему вы хотели «обсудить»?
— Семейные узы, — юноша был неподвижен. — Мы знаем, что это такое, ценим их и понимаем твою боль.
— Мою боль?! — прошипел Бальза.
— Как и боль твоей сестры, — невозмутимо продолжил Иноканоан. — Мы понимаем, как тяжело, когда между братом и сестрой происходит размолвка. Это так печально.
«Кто из нас чокнулся? Я или они?» — подумал Миклош.
Соломея плясала вместе с падающими с неба снежинками, кружась в чарующей пляске зимы.
— Хранья пришла к нам и попросила помочь. Рассказала, как дорог ей ты и ее утраченная семья. Она просила нас стать посредниками. Мы не могли отказать в такой просьбе. Но ты напал на нас.
— Очень досадное недоразумение, — проронил Бальза и ожег сестру ненавидящим взглядом. — Если вы хотели поговорить, почему не предупредили? Зачем…
— Мы предупредили, — мягко сказала Соломея.
— Предупредили?! — не выдержал нахттотер. — Как?! С помощью дурацкого видения, где все эти мрази были мертвы?!
— Тебе не понравилось? — удивленно захлопала ресницами девочка, прекращая танец.
Миклош закатил глаза. Он отказывался понимать странную логику этих созданий. Спорить с ними бессмысленно. Пытаться что-то объяснить — тоже. Их поступки — квинтэссенция безумного абсурда.
Иноканоан выпрямился, легко спрыгнул вниз и подошел к тхорнисху.
— Вам следует остаться наедине, чтобы все обсудить. Никто кроме вас не поможет вам договориться между собой.
Бальза сухо рассмеялся. Эти душевнобольные, кажется, и не подозревают, во что выльется «обсуждение».
— Скорей мы вцепимся друг другу в глотку. Не так ли, сестренка?
Хранья промолчала.
— Значит, кому-то из вас суждено умереть.
— С чего такая забота о воссоединении моего клана? Вы разрушили его единство, когда убили Луция.
— Мы не понимаем, о чем ты говоришь. — Сейчас Соломею интересовали куда более важные вещи, чем древние смерти. Она наблюдала за снежинками. — Все обиды между нашими семьями решены задолго до твоего рождения. Разве я могла убить Луция. Как думаешь?
С этим вопросом она обратилась к Иноканоану. Тот основательно обдумал его и серьезно ответил:
— Я помню, что хотел кого-то убить, но, кажется, он пока еще не успел родиться. Нам пора. Доброй ночи, Миклош. Доброй ночи, Хранья.
— Доброй ночи, — сказала тхорнисх. — Еще раз благодарю вас за помощь.
— Мы не рады, что согласились ее оказать, — юноша печально опустил взгляд. — Погибли мои братья и сестры. Это большая утрата.
— Я сожалею.
Не ответив, лигаментиа взялись за руки и пошли прочь.
Как только они исчезли из виду, к Миклошу вернулась магия, но это вряд ли чем-то могло ему помочь. Двенадцать против одного! Его не спасет даже то, что каждый из них гораздо слабее, чем он.
— Ну вот, брат, — сказала Хранья. — Ты добился своей цели — мы перед тобой. Что будешь делать теперь?
— Постараюсь убить как можно больше.
— К чему эти жертвы? Я бросаю тебе вызов. Только ты и я. Решим, кому принадлежит клан в схватке один на один.
Бальзе стоило большого труда сохранить серьезное лицо. Она, дура, вызывала его! Она! Не способная создать мало-мальски приличного заклинания! Кажется, ее общение с сынами Лигамента оказалось само по себе заразно. Сестренка подцепила безумие в крайне тяжелой форме.
— Интересное предложение. А как же твои подхалимы? Будут стоять спокойно в независимости от итогов этой… м-м-м… дуэли?
— Мало того. В случае моей смерти, они присягнут тебе.
Альгерт нахмурился, его лицо потемнело. Остальные тоже не выглядели счастливыми.
— Как это мило с вашей стороны, — все еще сомневаясь, протянул Бальза.
— Так что? Ты согласен?
— Конечно, — сказал он. И бросил вперед любимую «Волну Танатоса».
Вопреки его ожиданиям, Хранья оказалась готова к этому и закрылась «Бледным тленом». Ее отбросило назад, протащило по снегу добрых шесть метров, и Миклош, не мешкая, прыгнул следом.
Но она поразила его во второй раз. Атаковав. Нахттотер смог увернуться от мощнейшего «Смеха Исдеса», на ходу вытащил любимый «кнут», который тут же серым песком просыпался на землю. И в следующее мгновение в грудь пораженного Бальзы ударил «Поцелуй Медузы»…
Он приходил в себя мучительно долго. Боль, терзавшая тело, оказалась несравнимо сильнее всего, что он испытывал прежде. Создавалось ощущение, что в затылке поселился ледяной паук. Насекомое лапами сжимало его голову и медленно, с наслаждением, высасывало мозг. Позвоночник оброс льдом и казался инородным телом, из-за которого болевая чувствительность каждого нерва была обострена до предела.
— Расшевели его.
— С радостью.
Миклоша сильно ударили по лицу. Раз, другой, третий. Удивительно, но это помогло. Паук на какое-то время ослабил хватку, и нахттотеру удалось поднять тяжелые веки.
Отчего-то первым делом он обратил внимание на метель, в которую превратился тихий ночной снегопад. Она сопровождалась напористым, ледяным, порывистым ветром. Затем Бальза понял, что находится на крыше какого-то высотного здания. Внизу, едва видимые из-за разгулявшейся непогоды, тускло горели огни огромной Столицы.
Кроме Альгерта и Храньи рядом никого не было.
— Им не интересна твоя смерть, — словно прочитав его мысли, сказала сестра.
— Какие же они после этого тхорнисхи! Я бы пришел, — просипел Миклош, отмечая, что сидит на большом, жгущем холодом ледяном стуле. Обе руки оказались прикованы к подлокотникам конструкции с помощью «Слюны гидры».
Великолепно! «Поцелуй Медузы» на несколько дней лишил его возможности использовать магию. К тому же нахттотер был настолько ослаблен, что не имел ни малейшего шанса сломать сиденье и освободиться.
— Подожди меня внизу, — попросила Хранья Альгерта и добавила, видя, что он колеблется. — Все уже сделано. Со мной ничего не случится. Иди.
Добрая и несчастная овечка рядом с верным сторожевым псом. Миклош презрительно скривил тонкие губы. Помощнику сестры нравилось защищать госпожу. А ей, кажется, было приятно этим пользоваться.
— Надеюсь, твои последние минуты будут мучительны, — мстительно процедил мятежник, прежде чем уйти. — Сейчас мы отправимся в твое крысиное гнездо и до рассвета уничтожим всех оставшихся после тебя тварей.
Миклош услышал, как за спиной хлопнула дверь, а затем раздались быстро затихающие шаги на лестнице.
— Удивлен? — Хранья пошла ближе, запустила пальцы в его волосы, потянула к себе, причиняя боль, заглянула в глаза и удовлетворенно улыбнулась. — Удивлен. Согласись, я смогла улучшить магию настолько, чтобы победить тебя.
— Везение, и ничего больше, — прошипел он.
Лицо сестры исказила гримаса ненависти. Она трижды ударила его затылком о высокую спинку стула:
— Это! Называется! Победой, идиот!
Отпустила его и промурлыкала:
— Я не слабее тебя. Клан мой. Как только верные тебе ублюдки подохнут, а это случится меньше чем через час, я смогу возродить прежних Золотых Ос. Надеюсь, тебе нравится мой последний подарок? Этот железный трон в самый раз для Миклоша Бальзы. Умереть на нем будет так… символично. Утром от тебя останется лишь пепел. Я ждала этого момента долгое тысячелетие.
— Как трогательно.
— Все не можешь признать, что тебя столь ловко обыграли, братец? Не твоя вина, что у лигаментиа пунктик по поводу семейных отношений.
— Я заметил. Им пришлось умирать ради твоих амбиций.
— А также благодаря твоей глупости и поспешности, — Хранья рассмеялась, все еще не веря в свою удачу, покачала головой. — Их оказалось так легко использовать. Впрочем, как и тебя. И других. Знаешь, мне всегда нравилось загребать жар чужими руками.
Миклош промерз до костей. Его кожа стала еще более бледной, чем обычно, губы посинели, волосы припорошило снегом. Приходилось контролировать себя, чтобы не стучать зубами:
— Кто бы мог подумать… Та, что так обожала Луция, воспользовалась помощью тех, кто его когда-то убил.
Вновь смех.
— Ты с детства был доверчивым простофилей, Миклош. Всегда верил мне… Надеюсь, тайна умрет вместе с тобой, — она мило улыбнулась. — Клан Иллюзий непричастен к смерти нашего учителя. В ту ночь с ним не было никого, кроме меня. Удар в спину и солнце оказались отличным средством даже против такого, как он.
Миклош предпочел удержаться от комментариев.
— Мне пора, — Хранья спрятала руки в карманах. — До рассвета не больше полутора часов. Жаль, что погода не слишком ясная.
Она поцеловала его в лоб, шепнула «прощай» и ушла.
Господин Бальза давно забыл, что такое солнце. После обращения он никогда не жалел, что лишился его и не испытывал по этому поводу ни малейшей ностальгии. Все сопли по поводу дневного светила, чудесных рассветов и прекрасных закатов он предпочел оставить романтикам, время от времени встречавшимся среди кровных братьев.
В своей новой жизни Миклош использовал солнце только строго по назначению — казнил с его помощью неугодных блаутзаугеров. И вот, какая насмешка судьбы — теперь ему самому предстоит испытать на себе жаркие лучи.
Только сейчас бывший глава клана осознал всю глубину своего заблуждения. Он всегда считал сестру слабой и ранимой. Он даже подумать не мог, что под этой личиной прячется чудовище, которое ничуть не слабее его и которое умудрилось уничтожить самого Луция! Любовь и преклонение перед учителем оказались ложью. А ведь он ни разу не попытался найти доказательства ее словам. Поверил, что вся причина в клане Лигаментиа.
Миклош не желал умирать и за жизнь готов был продать душу дьяволу, если бы тот пришел к нему. Нахттотер не питал надежды, что кто-то из подчиненных выручит его. Как сказал Альгерт, из всего отряда уйти удалось лишь двоим, и они вряд ли догадываются, где его искать.
Разумеется, он попробовал освободиться. Однако, «Слюна гидры» — старая добрая шутка Лудэра — сковала его намертво. Бальза долго не оставлял попыток, отчаянно рвался, ревел, хрипел, бился попавшей в силок птицей.
Все было бесполезно.
Минуты таяли, словно уходящая в песок вода. Времени оставалось все меньше. Миклош закрыл глаза, каждой клеточкой ощущая приближение рассвета. Он слишком сильно любил жизнь и не желал сгорать, словно спичка. Нахттотер вновь начал бороться.
Магические браслеты стерли его запястья в кровь, порвали кожу и плоть, обнажили кости. Но держали крепко.
До рассвета оставалось двадцать минут, когда тхорнисх услышал шаги на лестнице. Скрипнула дверь, и на крышу вышел высокий крепкий мужчина. Не человек, не киндрэт. Миклош почувствовал исходящий от него внутренний холод и узнал тусклые желтые глаза, поблескивающие на белом лице. Бетайлас нес на плече мертвое тело Йохана.
— Конечно, очень трогательно, что я сгорю вместе с учеником. Но я всегда считал, что не в правилах некромантов смеяться над мертвецами.
— Вряд ли ты сейчас способен рассмешить кого бы то ни было, — буркнул дух-убийца и бросил труп на пол. Склонился над кандалами из «Слюны гидры», недовольно нахмурился.
Миклош знал, что это заклинание неподвластно кадаверциан. Надо полагать, их слугам — тоже. Однако, бетайласа, похоже, нисколько не смущало это обстоятельство. Он вытащил из-за пояса джинсов длинный стилет с черной рукоятью и, нехорошо усмехнувшись, покосился на тхорнисха. А затем, не предупреждая, словно топором, рубанул Бальзу по запястьям.
В голове нахттотера взорвалось солнце. Он взвыл от боли, скатился с кресла, упал на колени. Дух-убийца, не обращая внимания на покалеченного, все так же невозмутимо поднял тело Йохана и усадил на освободившийся «трон».
— Не скажу… что… твой способ мне понравился… Но он… действенен… — процедил Миклош, когда боль немного отступила и раны на культях затянулись. — Как ты узнал, где я?
— После того, как главы кланов стали дохнуть один за другим, мэтр отправил меня следить за тобой, — охотно отозвался бетайлас, взял тхорнисха за плечо и рывком поставил на ноги. — И правильно сделал, как ты видишь. Кстати, я, в отличие от тебя, могу переносить солнечный свет. Так что поторопись.
