Глава восемнадцатая
— Я просто представления не имею, что надеть, — вздохнула Памела в трубку сотового телефона.
— Что-нибудь горячее, но не обжигающее, — ответила Вернель. — Он ведь должен кое-что объяснить тебе до того, как опрокинет на спинку и снова заставит раздвинуть нетерпеливые ножки.
— Мои ножки не нетерпеливые. — И без того уже красное ухо Памелы, прижатое к трубке, покраснело еще сильнее. — Ну ладно, ладно… может быть, действительно немножко нетерпеливые.
— Памми! Нет такого понятия, как «немножко нетерпеливые». Это как быть немножко беременной или устроить маленькую ядерную войну.
— Ох, боже… Я, наверное, просто шлюха. — Памела прикрыла глаза ладонью.
— Ох, умоляю! Ты занималась сексом с двумя мужчинами за… восемь или девять лет? И за это ты называешь себя непотребной женщиной?
— Но я переспала с ним после всего лишь второй встречи! — прошептала Памела.
— Нечего там шептать. Ты ведь одна. И к тому же разговариваешь не с той женщиной, которой следовало бы стесняться. Давай-ка вспомним одну нашу старую шутку. Что берет с собой лесбиянка на второе свидание? — Вернель выжидающе замолчала.
— Автомобильный прицеп со своими вещами, чтобы можно было сразу перебраться к новой подруге, — усмехнулась Памела.
— Вот именно. Так что, как видишь, с моей точки зрения, ты демонстрируешь потрясающую осторожность.
— Да, ты права. Я говорю явно не с той женщиной, — сказала Памела.
Вернель не обратила внимания на эти слова.
— Но это совсем не значит, что ты не должна поиграть в безразличие. По крайней мере, до тех пор, пока молодой джедай Фебус не объяснит, почему сбежал от тебя утром и, что куда более важно, почему не упомянул о такой необходимости раньше, например в то время, когда ты раскидывала ножки, или сразу после этого.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты называла его так.
— Почему? Это же комплимент. Кроме того, судя по твоему сентиментальному описанию, такое название ему отлично подходит.
— Он не похож на джедая. Если хочешь знать правду, он скорее похож на молодого бога.
— Ох, ты только послушай себя! Никто не может усмирить рыцаря джедая, кроме принцессы Леи!
— Вернель! Толку от тебя…
— Извини. Итак, что надеть… Можно то потрясающее шелковое платье сливочного цвета, ну, которое с такими узенькими лямочками. У него вполне весенний фасон, и оно притом не будет слишком бросаться в глаза. Ты ведь взяла его с собой, да?
— Да, взяла. Но ты не забыла, какое у него глубокое декольте? Черт! И оно на лямках! Голые плечи и глубокий вырез уже сами по себе достаточно горячи.
— Верно. Ладно… а ты прихватила те черные свободные брюки? Ну, с небольшими разрезами по бокам, сквозь которые видны лодыжки?
— Да. Кажется, они здесь.
— Надень их и блузочку без рукавов. Только выбери такую, у которой высокий ворот. Таким образом он сможет увидеть кусочек твоих ног и руки, а остальное будет скрыто. И если он хороший мальчик, он сумеет снять с тебя лишнее после того, как добьется прощения.
— Вернель, ты просто неисправима, — сказала Памела.
— Да, я такая, но я еще и знаю, какой наряд хорошо выглядит на женщине.
— Ладно, поняла. Хорошо. Я надену те брюки. Но не буду с ним спать.
— Спать? Вряд ли ты знаешь, каково это — спать с джедаем. Может, я и не гетеросексуалка, но даже я понимаю, что никто не спит рядом с рыцарем джедаем.
— Прекрати! Ты прекрасно понимаешь, что я говорю о сексе.
— Памми, ты вполне можешь заняться с ним сексом. Только сначала сделай его несчастным.
Памела начала было что-то говорить, но тут же передумала.
— Ладно. Может быть.
— Вот только не надо этих «ладно» и «может быть». Мне знаком этот тон. В чем дело, что не так? Скажи, девочка!
— Он мне нравится, — тихо произнесла Памела.
— А, вот так уже немного яснее. И что не в порядке?
— Нет, я хочу сказать — он мне по-настоящему нравится. А я этого не хочу. Это не слишком-то умно.
— Памела, послушай меня. Что не слишком умно, так это позволять мистеру Властному Придурку Дуэйну отравить твое будущее. Возможно, этот парень, Фебус, и не твой единственный. Возможно, он годится лишь на то, чтобы немножко поразвлечься в Лас-Вегасе, и ты будешь помнить его просто как мужчину, который разбудил тебя. Но тебе никогда не узнать, каков он или каковы другие мужчины, если ты не будешь пользоваться шансом. И любовь — тоже нечто в этом роде. Ты должна ловить шанс, чтобы выиграть.
— Не знаю, смогу ли я, — сказала Памела. — Мы ведь уже выяснили, что игрок я не слишком хороший.
— Ты сможешь, — твердо заявила Вернель.
— Да почему ты так уверена?
— Если ты намерена оставаться одна, то незачем нервничать из-за того, сможешь ты или не сможешь. Просто прикинь, что для тебя лучше, и продолжай жить своей жизнью. Будь честна с собой. Можешь ты мне ответить: ты себя чувствовала лучше до того, как встретила Фебуса, или нет?
— Мне было легче, — сухо ответила Памела.
— Ну, куколка, «легче» — это когда ты делаешь шторы в спальне из той же ткани, что и покрывало на кровати. Я говорю — «лучше».
Памела скривилась, представив идеально совпадающие цветочные рисунки.
— Уж точно нет.
— Так воспользуйся же шансом, Памми! Ты воистину заслуживаешь того, чтобы по-настоящему ожить снова.
— Я тебя обожаю, Вернель, — сказала Памела.
— Ну, это все женщины говорят. Повеселись сегодня вечером. И постарайся не слишком усердно анализировать бедного треножника. Помни, ты можешь быть шикарной, но не взволнованной.
— А?
— Не важно. Иди одевайся.
— Ладно, я позвоню тебе завтра.
— Кстати, ты заметила, что это уже второй разговор, когда ты ни разу не упомянула о работе, а?
— Черт бы все это побрал! Я просто схожу с ума. Как у тебя продвигается с миссис… — начала было она, но ее прервал смех Вернель.
— Памми! Стоп! Это же просто замечательно, что ты начала думать о чем-то кроме «Рубинового башмачка»!
— Да, но…
— Да, но все прекрасно! Как обычно. Тебе не о чем беспокоиться. Позвони мне завтра, после встречи с Фостом. И помни: радость и фантазия, Памела, веселье и выдумка!
— Ты сегодня выглядишь так же прекрасно, как и соблазнительно, — сказал Аполлон, целуя руку Памелы и медля оторвать губы от ее кожи.
И его взгляд, и этот поцелуй были полны намека.
«Отлично, — подумала Памела, сдерживая нервную дрожь, — и строго противоположно тому впечатлению, которое я хотела произвести».
— Могу поспорить, ты говоришь это всем девушкам, — насмешливо сказала она, подражая тону Вернель.
— Нет, не в последнее время, — ответил он, и его небесного цвета глаза потемнели и стали очень серьезными. — И я никогда не говорил этого с такой искренностью.
— Тогда спасибо, — кивнула Памела, безуспешно пытаясь не поддаваться чарам его глаз.
Она мысленно встряхнулась, как кошка, угодившая лапками в воду, и осторожно сменила тему:
— Как твоя сестра?
— Еще беспокоится, но все нормально.
Он взял Памелу под руку, чтобы усадить в кресло. Аполлону хотелось сжать ее в объятиях и начать целовать прямо здесь, перед их кафе. Но язык ее тела отчетливо говорил ему, что спешить нельзя, нужно держаться поосторожнее.
— Диана совсем не хотела обидеть тебя. Как она и сказала, она в последнее время слегка не в себе.
Памела хотела уже пожать плечами и бросить что-нибудь вроде «да мне-то какое дело», но остановилась. Вместо того она выпрямилась и посмотрела в его бездонные глаза.
— Я не собираюсь делать вид, что меня нисколько не задело то, что я вдруг узнала о твоем отъезде, о котором ты ничего мне не сказал. По правде говоря, мне захотелось просто сбежать от тебя подальше.
— По правде…
Он задумчиво кивнул, думая о том, как ему нравится ее искренность, и в то же время понимая, что слишком редко женщины вообще бывали честны с ним. Они обожали его… поклонялись ему… старались добиться его внимания. Но вряд ли кто-то из них хотя бы пытался вести себя честно.
— Тебе стало больно оттого, что ты подумала: я мог уехать, ничего не объяснив. Мне очень жаль, что так случилось. — Он коснулся ее щеки, а потом золотой монеты, висевшей на ее шее. — Меньше всего мне хотелось бы, чтобы ты чувствовала себя так, словно должна бежать от меня, чтобы защититься. Прошу, поверь, твоим чувствам рядом со мной ничто не грозит.
И снова она ответила с полной откровенностью:
— Я стараюсь поверить тебе, но больше я ничего не могу обещать.
Аполлон поднес к губам ее руку.
— Тогда я буду довольствоваться твоей честностью и тем, что у меня есть возможность завоевать твое доверие.
— Можешь ты объяснить, почему уезжаешь?
— Ты не слишком будешь возражать, если мы поговорим об этом за ужином? Я задумал для тебя кое-что необычное на сегодня.
— Ох, ладно. — Памела почувствовала радость, которую ей хотелось бы скрыть немного удачнее. — Я ужасно голодна.
Она встала, остро ощущая, что Фебус все еще держит ее руку, но совершенно не желая отбирать ее.
— Куда мы идем?
— На гору Олимп, — ответил он с сияющим взглядом.
— Звучит так, будто ресторан с подобным названием просто обязан быть где-то рядом, вот только я не припомню такого, хотя и осмотрела вроде бы весь «Форум». Он во «Дворце Цезаря»?
— В него можно войти через «Дворец Цезаря», но это закрытое место. О нем знают лишь немногие.
— Только боги, да? — пошутила Памела.
— Только боги, — согласился Аполлон, усмехаясь.
Они рука об руку пошли через «Форум» к казино.
Их пальцы интимно касались друг друга, и Памела вспоминала, как прекрасно это было: находиться в его объятиях, прижимаясь к его обнаженной груди… Она ощущала его необычный запах. Он не был похож на запах модного и ужасно мужского одеколона. Запах Фебуса был чистым и естественным, оставаясь мужским. Ей нравилось вдыхать его снова и снова.
— Ты закончила рисунки купален? — спросил Аполлон.
— Да, закончила, — ответила Памела, отгоняя наконец от себя мысли о его коже. — И мне они нравятся. Я никогда не делала подобного. Это очень волнует — когда создаешь нечто совершенно новое. Ну конечно, это удастся сделать только в том случае, если я сумею убедить Эдди.
— Думаю, ты его убедишь.
Я тоже всерьез на это надеюсь, я… ОХ ЧЕРТ ПОБЕРИ! — Памела резко остановилась, словно налетев на невидимую стену.
Она уставилась на сверкающие сумочки, выставленные в запертой стеклянной витрине, водруженной на мраморный постамент перед претенциозным магазинчиком дамских аксессуаров.
— Просто глазам не верю, до чего же она безупречна!
Памела, как зачарованная, выпустила руку Аполлона и подошла к витрине. Там в небольшой хрустальной коробке лежали три усыпанные драгоценностями сумочки. Одна — как детская копилка-поросенок, вторая представляла собой чудесную стрекозу, а третья… Именно к третьей и было приковано внимание Памелы. Это была точная копия рубинового башмачка Дороти из «Волшебника страны Оз». Под лампами витрины она играла и переливалась красными бусинками и полудрагоценными камнями и выглядела волшебной и знакомой, как будто только что прилетела из страны Оз…
— Я должна ее заполучить. — Памела помахала рукой, привлекая внимание продавца, что стоял внутри магазина.
Аполлон наблюдал, как Памела, совершенно очарованная сумочкой, похожей на красную туфельку на таком же высоком каблуке, как те, что любила носить сама Памела, нетерпеливо ждала, пока слуга отопрет ящик и осторожно достанет сумочку-туфлю. Памела почтительно взяла безделушку. Она посмотрела на золоченый ценник, висевший на застежке сумочки. И побледнела.
— Скажите, я действительно не ошибаюсь? Тут написано «четыре тысячи долларов», не четыре сотни? — спросила она служащего.
— Нет, мадам, вы не ошибаетесь. Эта сумочка — оригинальная работа Джудит Лейбер. — По тону слуги было ясно, что это вполне объясняет цену.
— Она прекрасна… — Памела неохотно отдала сумочку служащему, и тот вернул ее в стеклянный ящик.
— Могу я показать вам что-нибудь еще, мадам?
— Нет, спасибо.
Слуга запер ящик.
— Если я смогу быть вам еще чем-то полезен, только кликните.
Он развернулся на месте и вернулся на свой пост в бутик.
— Ты не собираешься ее покупать? — спросил Аполлон, расстроенный несчастным видом Памелы.
— Ты шутишь? Четыре тысячи долларов! Я не могу потратить такие деньги на сумочку.
— Но ты сказала, что она безупречна.
— Так и есть! И четыре сотни долларов можно отдать за такое совершенство. — Памела вздохнула и снова взяла его за руку, чтобы увести от магазина. — Идем, а то я разрыдаюсь.
— У тебя нет четырех тысяч долларов? — спросил Аполлон, когда они пошли дальше.
— Ну, у меня есть четыре штуки. Но у меня нет лишних четырех штук… по крайней мере, настолько лишних, чтобы выбросить на игрушку вроде драгоценной сумочки. Даже если это рубиновый башмачок самой Дороти. Ох, ладно. Может быть, когда-нибудь…
Аполлон подумал о толстом свертке бумажных денег, что лежал у него в кармане. Он не помнил точно, какую сумму взял с собой. Он просто вытащил сколько-то из пачки купюр, которые были по приказу Зевса оставлены Бахусом в золотой чаше у входа в портал. Аполлон быстро произвел мысленный подсчет и был почти уверен, что четыре тысячи там не наберется. Но в любом случае Памела считала это огромной суммой, скорее всего, слишком большой для подарка. Аполлон посмотрел на золотую монету, уютно устроившуюся в ложбинке между грудями Памелы. Памела и это не хотела принять от него, хотя даже отдаленно не представляла себе стоимости талисмана. Нет, она наверняка не позволит ему подарить ей ту сумочку.
Фальшивый камень сменился дорогим ковром, когда Аполлон и Памела покинули торговую зону «Форума» и вошли во «Дворец Цезаря».
— Сюда, — сказал Аполлон, поворачивая направо и минуя несколько рядов торопливо мигающих машин с прорезями для денег… а потом он замедлил шаг и остановился.
— Что, не в ту сторону повернул? — спросила Памела.
Аполлон улыбнулся.
— Нет, но мне в голову пришла одна мысль. Ты не хотела бы испытать удачу?
На милом личике Памелы отразился вопрос.
— Тебе нужна та сумочка, но ты не хочешь тратить на нее четыре тысячи долларов. Но что, если ты выиграешь эти деньги? Тогда ты купишь ту вещицу?
— Мне кажется…
Аполлон кивком указал на ближайший ряд автоматов.
— Я просто чувствую, что сегодня нас ждет удача.
Памела задумчиво прикусила губу.
— Я вообще-то никудышный игрок. И мне нравится знать, что если я отдаю свои деньги, то получу что-то взамен.
— Тогда позволь мне снабдить тебя деньгами.
Аполлон извлек из кармана сверток и быстро перелистал десятка полтора купюр, на большинстве которых стояли цифры 50 или 100.
— Боже правый! Фебус, ты что, не доверяешь кредитным картам?
Аполлон изо всех сил постарался скрыть смущение. Бахус упоминал что-то о разных способах, которыми современные смертные рассчитываются за покупки, но Аполлон почти не помнил, что он говорил.
— Мне нравятся эти деньги. — Он помолчал, пытаясь сообразить, что еще тут можно сказать. — Они не слишком яркие, но выглядят интересно.
Он протянул ей стодолларовую купюру.
— Возьми эту и скорми какой-нибудь машине, и посмотрим, что получится.
Памела состроила гримасу, глядя на Аполлона, как на сумасшедшего.
— Я не могу вот так выбросить на ветер сто долларов, даже если они твои. И я действительно никогда прежде не играла. Так что не думаю, что можно рассчитывать на удачу.
— А мне кажется, ты везучая. Мне же ты принесла удачу.
Памела невольно улыбнулась.
— Нет, я не могу выбросить сотню долларов.
— Тогда возьми вот это. — Аполлон перебирал купюры до тех пор, пока не отыскал наконец пятерку. — И не забывай, ты можешь выиграть столько, чтобы купить тот смешной башмачок.
Когда Аполлон упомянул о столь желанной вещице, глаза Памелы вспыхнули, и бог света понял, что победил.
— Ладно, договорились.
Но она не взяла пятерку. Вместо того она переворошила деньги в руке Аполлона и нашла двадцать долларов.
— Я сыграю вот на это, и только на это. Если я выиграю, ты получишь половину. Если проиграю — буду должна тебе десятку.
— Ладно, договорились, — повторил Аполлон ее слова. — Какую машину испытаем?
Памела окинула взглядом ряд звенящих, подмигивающих, светящихся игровых автоматов, слегка испуганная их гладким чужим видом. Был вечер воскресенья, девятый час, но занята была пока что едва половина автоматов — игроки нажимали на кнопки и дергали за металлические рычаги со всепоглощающей сосредоточенностью.
— Это же ты у нас счастливчик, — сказала она наконец. — Ты и выбирай.
Аполлон потер подбородок, делая вид, что тщательно изучает ряд мигающих ящиков.
— Мне нравится, как выглядит вот этот.
Он взял Памелу за руку и подтащил к автомату неподалеку от них. В этом ряду сидели всего двое игроков, и оба находились через несколько мест от выбранного богом света автомата.
— «Колесо Фортуны». Ты уверен, что предпочитаешь именно этот? Называется как шоу… Наверное, это дурной знак — то, что мне никогда не нравился этот конкурс. Я сама не слишком хорошо умею произносить слова по буквам. — Она передернула плечами. — Ладно, черт с ним…
— Ты нервничаешь. — Аполлон не понял ни слова из того, что она сказала, но зато отлично понимал и тон ее голоса, и язык ее тела.
— Да, — согласилась Памела, чувствуя себя ужасно глупо. — Ты прав. Нервничаю. Я же говорила тебе, что никогда раньше не играла.
— А ты не думай об игре. Думай о той сумочке в витрине.
Памела взбодрилась.
— Ну, купить сумочку мне действительно хочется… Она села на маленький мягкий табурет и повернулась к безвкусно, кричаще разрисованному автомату.
— Похоже, деньги надо сунуть сюда… — пробормотала она, засовывая двадцатку в узкую щель.
Купюра исчезла, а машина звякнула и загудела, выставив на дисплее цифру кредита: «Двадцать долларов».
Памела посмотрела на Фебуса.
— Готов?
— Готов.
Памела ухватилась за красный набалдашник серебристого рычага и потянула. Ее внимание полностью сосредоточилось на окошке с тремя секторами, и она совершенно не заметила, как Аполлон сделал рукой повелительный жест.
— Бар… — сказала Памела, когда первый барабан повернулся и замер в окошке автомата.
— Бар… — повторила она, когда остановился второй барабан, и в ее голосе послышалось волнение.
И наконец она во все горло закричала:
— БАР! — когда остановился и третий барабан.
Автомат взорвался огнями, загудел сиренами и начал выплевывать деньги из железной пасти, а Памела визжала от восторга и обнимала Аполлона; он прижимал ее к себе, радостно хохоча.
Иной раз по-настоящему приятно быть богом.
