Глава семнадцатая
Едва заметный свет портала слегка задрожал, когда божественные близнецы вышли из современного мира назад, на Олимп. Аполлон стиснул зубы, его глаза пылали сдерживаемым гневом. Коротким жестом он велел сестре последовать за ним, вон из переполненного пиршественного зала.
— Я не собиралась… — зашептала Артемида, но мрачный взгляд Аполлона заставил ее придержать язык.
— Подожди, пока дойдем до моего храма, — процедил он, вежливо улыбаясь Афродите, заманивающей его на диван, на котором она сидела.
Богиню любви окружала стайка хихикающих нимф горных долин, одетых в прозрачные лоскутки; нимфы репетировали танец плодородия со сложными движениями живота.
— Эти нимфы — ужасные сплетницы, — заговорщическим шепотом произнесла Артемида.
Аполлон бросил на нее презрительный взгляд.
— Все нимфы таковы. Вы все таковы.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он крепко взял ее за локоть.
— Не здесь. Не сейчас.
Брат с сестрой пошли дальше через олимпийские сады, вежливо отвечая на приветствия и с сожалением отклоняя бесконечные приглашения повеселиться, — и наконец вошли в золотые двери храма Аполлона.
Как только они очутились в личных покоях бога света, он резко обернулся к сестре.
— Зачем ты устроила Памеле эту глупую сцену?! О чем только ты думала? Или ты вообще не думала? Ты едва не загубила все!
— Загубила все? — насмешливо переспросила Артемида. — Какое именно «все» ты имеешь в виду? Рыцарский роман, который ты затеял? Цепи до сих пор не разорваны, Аполлон! Я ощущаю действие заклинания! Я все еще привязана к ней! Что происходит? Ты до сих пор не занялся с ней любовью?
Аполлон отвернулся, уходя от пристального взгляда сестры.
— Ты был с ней в постели, — выдохнула она. — Но это не помогло! Не в этом было ее заветное желание!
Аполлон коротко, напряженно кивнул. Он подошел к стеклянному столу, на котором было выгравировано изображение его небесной колесницы, и наполнил бокал вином, всегда стоявшим там.
— Но ты даже не догадывался, что ритуал не завершен.
Это не было вопросом, однако Аполлон, сделав большой глоток, ответил сестре:
— Ни в малейшей мере.
— Я не понимаю, что происходит, — сказала Артемида. — В постели у вас все было хорошо? Она ответила тебе?
Аполлон поверх края бокала посмотрел на сестру.
— Разумеется, все было отлично! Я ведь не юнец неопытный.
— Так ты ее удовлетворил? Аполлон нахмурился.
— Да.
— Ты в этом уверен? Ты ведь знаешь, так частенько бывает: мужчине лишь кажется, что он дал женщине достаточно, тогда как на самом деле…
— Она не притворялась со мной! — взревел Аполлон.
Стены храма вспыхнули ослепительным светом. Артемида поспешно прикрыла глаза ладонью, ожидая, пока утихнет божественный гнев.
— Ну, все равно что-то было не так.
Она осторожно посмотрела в щелку между пальцами, прежде чем убрать ладонь от глаз. Артемида терпеть не могла, когда брат вот так исходил бешеным светом.
— Возможно, ее желание не ограничивалось одним-единственным актом любви.
— Это было не единственный раз, — возразил Аполлон, потирая лицо ладонью. — Мы занимались любовью всю ночь и все утро. Она была удовлетворена, так же как и я.
— Тогда есть другой вариант. Что, если заветное желание Памелы вообще не имеет отношения к простому сексу? — Артемида принялась беспокойно шагать взад-вперед, рассуждая вслух. — Хотя оно и было связано с постелью… я ведь почувствовала, как заклинание ослабело этой ночью… Но цепь все равно цела, так что ясно: ее сердце желает чего-то большего, нежели секс.
Задумавшись, богиня остановилась у стеклянного стола и наполнила бокал для себя.
— Я улавливала ее чувства, особенно когда она хотела уйти от тебя там, возле бассейна.
Аполлон быстро взглянул на сестру.
— И что она чувствовала? — требовательно спросил он.
— Ей было больно, она была растеряна и смущена.
Аполлон со стоном опустился в кресло. Сестра внимательно наблюдала за ним.
— Ты тревожишься за нее? — негромко спросила она.
Аполлон поднял голову и посмотрел ей в глаза.
— Думаю, я полюбил ее.
— Полюбил? — Артемида покачала головой. — Этого не может быть. Она простая смертная. И если тебе даже этого недостаточно, то не забывай: она смертная из современного мира.
— Это я и без тебя знаю.
— И вообще, почему ты так решил? — фыркнула Артемида. — Ты же никогда не влюблялся!
— Вот именно поэтому я и уверен, что теперь влюбился! Я прожил несчетное множество лет, но никогда не испытывал таких чувств, как теперь.
— Каких? Какие именно чувства могут быть столь сильны, что ты счел их за любовь? — спросила Артемида.
— Я беспокоюсь о ней больше, чем о себе. Ее счастье — счастье для меня. Ее боль приводит меня в отчаяние.
Богиня посмотрела на брата так, словно он ее не на шутку озадачил.
— Возможно, это пройдет со временем.
— Дело в том, моя дорогая сестра, что я не хочу, чтобы это проходило. — Аполлон улыбнулся невесело. — Этим утром я был слишком самодоволен. Мне казалось, что любить — это так просто! Я нашел родственную душу, свою половинку. Я полюбил ее, и она должна чувствовать ко мне то же самое. Я был просто высокомерным болваном!
— Ты уверен, что она твоя половинка?
— Похоже, она — неотъемлемая часть моей души.
— Но если это так, то по самой природе подобных уз она должна тоже любить тебя, — сказала Артемида, пытаясь отыскать хоть какой-то смысл в причудливых высказываниях брата.
— Можно и так думать, — с несчастным видом пробормотал Аполлон.
Артемида постучала кончиками пальцев по подбородку.
— Ну ладно… Она смертная. Может, поэтому все так запуталось! Сердце Памелы желает, чтобы в ее жизни появилась настоящая любовь, хочет найти свою половину — она просто назвала это романтикой, но разве это по сути не одно и то же? Романтика… любовь… истинное желание… родственные души… Разве нельзя использовать все эти слова для описания одного и того же? И если я права, то есть смысл и в том, что ритуал оказался незавершенным и заклинание не снято!
— Да какой тут может быть смысл? Если ее желанием было встретить настоящую любовь, а я и есть ее половина, то почему тогда заклинание не снято?
— Она должна узнать и принять тебя как подлинную любовь. Видно же, что с ней пока что этого не произошло. — Артемида положила руку на плечо брата. — Эмоции, которые доносятся до меня из-за нашей с ней связи, — это отнюдь не любовь и удовлетворение. Памела испытывает боль и смущение; она не ощущает себя любимой.
Взгляд Аполлона затуманился.
— Я знаю, что в прошлом ее сильно ранил какой-то мужчина. Но я был настолько самоуверен, что решил: одно лишь легкое прикосновение к бессмертной силе — и моя страсть исцелит ее.
— Ты ошибался, брат. Памела куда сложнее. В ней скрыто большее.
— Тем больше в ней того, что стоит любить, — невнятно произнес Аполлон.
Артемида хлопнула его по спине.
— Глядя на твое отчаяние, я радуюсь, что ничего такого не испытала.
— Думаю, я начинаю понимать, что любовь — это и отчаяние, и чудо, скрытые вместе под нежной кожей женщины, — сказал Аполлон.
— Так почему бы тебе просто не сказать, кто ты таков? Приведи ее сегодня вечером на Олимп, воспользуйся силой бессмертного, чтобы ее любовь всплыла на поверхность.
Аполлон ужаснулся.
— Это не будет любовью! Это будет презренное поклонение или страх, смешанный с обожанием!
— Да, вот уж отличный пример того, насколько мы с тобой разные. Ты не хочешь пользоваться своей силой, чтобы завоевать Памелу; я же думаю, что только в этом и есть смысл. Какая смертная не захотела бы, чтобы ее полюбил бог?
Услышав, как Артемида высказывает вслух самодовольные мысли, которые совсем недавно посещали его самого, Аполлон преисполнился презрения к себе. Нечего и удивляться, что Памела отказывается признать в нем родственную душу…
— Что-то подсказывает мне, что Памела совсем не обрадуется, когда узнает, кто я на самом деле.
Артемида громко фыркнула.
— Современные смертные не похожи на людей Древнего мира. Они управляют железными тварями, покорными их воле. Разного рода сведения разносятся между ними с помощью механизмов, а не магии и ритуалов. Для них мы мертвы. Нет, она должна в первую очередь полюбить меня как обычного мужчину. И только после этого я смогу убедить ее принять меня как бога.
— И как же ты собираешься это сделать?
— Я должен любить ее, как простой мужчина любит свою женщину.
Артемида вопросительно вскинула брови.
— Всем сердцем, всеми силами, — пояснил Аполлон. — Видишь ли, когда я научусь этому, я выиграю нечто бесценное. Ее любовь.
— Как думаешь, ты сможешь завоевать ее любовь до завтрашнего рассвета?
— Сильно сомневаюсь, — сказал Аполлон.
Артемида вздохнула.
— Наверное, мне нужно радоваться уже и тому, что связь между мной и Памелой стала слабее. Теперь это походит на легкий зуд, с которым, правда, нелегко справиться, но это уже не постоянное изматывающее раздражение. Да уж, Бахус своей выходкой запустил нешуточные дела.
— Ты с ним говорила?
— Нет, он в последние дни старается не появляться на Олимпе. — Артемида пожала плечами. — Хотя он и раньше не слишком много времени проводил здесь. Он давно уже предпочитает общество смертных. Когда наши мытарства закончатся, надо не забыть всерьез разобраться с ним за дерзость.
Аполлон промолчал. Разве мог он сказать сестре, что его «мытарства» не закончатся никогда? Он мало что знал о любви, но уже был уверен в одном. Любовью нельзя руководить — она не начинается и не заканчивается по приказу. К несчастью.
— Аполлон? Очнись! Я спросила, как ты намерен действовать сегодня вечером!
— Я не знаю! — Стены храма угрожающе засветились, и бог света постарался обуздать разочарование. — Ужин… она сказала, что я могу пригласить ее на ужин. Ты сама слышала.
Гладкий лоб Артемиды сморщился, когда она вспомнила слова Памелы.
— «Закусос Максимус»… Что за странное имя?
— Да так, просто неудачное название.
— Мне все же кажется, что тебе следует сегодня привести ее сюда. Уговори ее посетить Олимп, твой личный храм. Что может быть более романтичного?
— Артемида, я уже объяснял тебе, что отказываюсь пользоваться своей силой, чтобы завоевать ее любовь.
— Так и не используй ее, упрямый олух! Но это твой дом, и он, уж конечно, несравнимо прекраснее всего, что может предложить королевство Лас-Вегас!
Аполлон немного подумал над словами сестры.
— Вообще-то ей нравится античная архитектура.
— Вот и приведи ее сюда! Скажи ей, что это особая, скрытая от посторонних часть «Дворца Цезаря». По крайней мере, ты будешь уверен, что вы останетесь действительно наедине.
— Наверное, я мог бы воспользоваться силой и затуманить ее ощущения, когда мы будем проходить через портал…
— Так веди ее сюда поскорее, пока еще кто-нибудь из двенадцати высших не положил на нее глаз.
Аполлону начала нравиться идея сестры.
— И мне не придется тревожиться из-за несчастных случаев, или железных монстров, или еще каких-нибудь помех современного мира. Я смогу сосредоточиться на том, чтобы убедить ее в моей любви…
К тому же Аполлону действительно хотелось показать Памеле свой дом и увидеть, как она отреагирует на здешнюю красоту… даже при том, что он не сможет признаться ей, кто хозяин этого великолепия.
— Я сама составлю меню ужина и велю моим личным служанкам дождаться тебя. Нимфам доверять нельзя.
— Отлично! — воскликнул Аполлон. — Только не забудь сказать им, что они не должны называть меня Аполлоном.
— Да-да, мои служанки подыграют тебе, Фебус, — улыбнулась Артемида.
— Я в долгу перед тобой, Диана, — улыбнулся в ответ Аполлон.
Артемида подумала, как хорош и обаятелен ее брат. Памела просто не сможет устоять перед ним, в особенности если Артемида кое в чем ей поможет… а она намеревалась это сделать.
— Значит, все решено, но нужно многое подготовить. Времени мало. К рассвету Памела должна вернуться в королевство Лас-Вегас. Будем надеяться, полностью и окончательно влюбленная в Фебуса, — сказала Артемида.
Потом она дважды хлопнула в ладоши и властным голосом олимпийской богини позвала:
— Служанки, сюда!
Не прошло и секунды, как в облаке блистающей серебряной пыли перед ней материализовались двенадцать прекрасных молодых женщин; они как будто были окружены светом, позаимствованным у луны.
— Дамы, мой брат нуждается в нашей помощи. Вот что мы должны сделать…
Аполлон наблюдал за начавшейся бурной деятельностью, пока сестра не выставила его из комнаты, напомнив, что ему уже почти пора отправляться на свидание с возлюбленной. Бог света улыбался, готовясь к встрече. Он приведет в свой дом свою истинную любовь. Он будет умолять и любить ее здесь, где чувствует себя наиболее спокойно. Она поймет, что ей незачем бояться новой боли. И тут, в его собственном мире, он будет уверен, что все пойдет хорошо и ничего дурного не случится.
