До чего же замечательно думается, когда трясешься верхом на лошади. Раньше я считал, что так хорошо мысли раскладываются в голове по полочкам только при ходьбе. Оказывается, ошибался.

Лошадь – существо достаточно умное и способна принимать собственные решения. Задай ей общее направление – и нет нужды постоянно корректировать курс и скорость.

Мысли мои вертелись вокруг одного и того же вопроса: как же мне его добыть, это самое благородное происхождение. Вернее, стать благороднорожденным прародителем для своих потомков. Конечно, есть беспроигрышные варианты. Например, можно податься в армию. Отслужу положенный срок, лет эдак пятнадцать – двадцать, выслужусь до какого-нибудь чина, подвигов немыслимо совершу. Мой вклад в процветание Империи оценят на высшем уровне и, вполне возможно, дадут дворянство. Я появлюсь перед Миланой со шпагой на боку, весь в боевых наградах, убеленный красивыми сединами. Гордой походкой прошествую к ней и первым делом расцелую милые морщинки на ее лице. Проживем мы долго и счастливо все то время, что нам останется. Если до этого момента меня, конечно, не убьют.

Другой вариант – поступить в столичную академию. После ее окончания тоже дают дворянство. Каких-нибудь шесть-семь лет гранит местной науки погрызу – и вожделенная грамота в кармане. Правда, перед поступлением придется с репетиторами позаниматься, чтобы знать местные представления о природе вещей и подучить всякие там химии, физики и прочие астрономии. Главное, не высовываться со своими потрясающими знаниями во всех областях науки и техники сразу. Иначе в психушку упекут.

Хотя, наверное, нет здесь еще психиатрических лечебниц, их костер заменяет. Или плаха.

Ну ладно, время костров у них уже прошло, но мои претендующие на ересь утверждения явно сыграют со мной дурную шутку. Может быть, не все так трагично, кое-что мне легко будет доказать на практике, но вот только срок, за который я получу местное образование, меня не устраивает никоим образом.

И еще один немаловажный аргумент против этих способов: в обоих случаях дворянство не наследуемое. То есть мной начнется – на мне и закончится. Значит, это не выход.

Если хорошенько поразмыслить, то самый подходящий вариант называется самозванством. Самовольно присвоенное происхождение. Естественно, заграничное. Из очень, очень далекой страны, что существует на самом деле, но встретить земляка в Империи мне будет проблематично. Необходимо такое гражданство выбрать, чтобы родина на краю Ойкумены находилась. По слухам, такое государство вроде как и есть, а вот кто там живет и что там творится – черт его знает. Единственная сложность в том, что я должен выглядеть именно как житель моей далекой и загадочной отчизны. Иначе получится анекдот о негре-шпионе, заброшенном к нам в глубинку. Придумывать несуществующее государство – чревато. Слишком уж подозрительно получится. Никто никогда о нем не слышал, и ни на одной карте не обозначено. Разве что язык выдумывать не придется, можно воспользоваться родным.

Кроме того, чтобы изображать из себя чужестранца, нужна железобетонная легенда. Ну и учитель хороших манер не помешает, ведь умения правильно пользоваться столовыми приборами будет явно недостаточно. Я ведь выйду в свет уже готовым дворянином, который с детства должен был получить соответствующее воспитание.

Тогда уж и титулом сразу необходимо обзавестись. Чего уж тут, воровать – так сколько унесу. Ну на герцога или графа замахиваться, пожалуй, не будем, а вот барон вполне сойдет. Интересно, а как оно будет звучать, мое новое баронское имя? В новом мире я очнулся на побережье Койна, это я еще у Фреда выяснил, по его морским картам. Узнал местность, ткнул пальцем и поинтересовался, как это называется. Хотя, конечно, водить по карте пальцем – это морская серость.

Итак, что получается? Барон Артуа Койн. Нет, не то. Барон Артуа фер Койн. Опять не то, да и приставка «фер» в самой Империи используется применительно к местным титулам. Я же прибыл издалека. А что у нас в этом плане имеется? Фон, ван, дон, де, ди, дю, просто д… Фон Койн, ван Койн, дон Койн, д’ Койн, де Койн. Ну-ка, ну-ка…

Барон Артуа де Койн! Вот это то, что мне надо! Поскольку имя сам себе придумываю, значит, и нравиться оно должно, прежде всего, мне самому. А мне в таком варианте очень нравится.

Барон Артуа де Койн.

Сразу и грудь вперед подалась, и подбородок вверх задрался, и взгляд по сторонам начал посматривать с чисто дворянским презрением. Плохо одно: самовольное присвоение дворянства считается преступлением против короны. И наказывается сурово – смертной казнью. И пусть я присвою не имперское дворянство, но если меня раскроют – каторга будет самая что ни на есть имперская, никто на далекую родину не этапирует.

Люди здесь живут далеко не глупые, как бы мне ни хотелось уверить себя в обратном. Они точно такие, каких я и до посещения этого мира видел. С той лишь разницей, что знания у них лет на триста устарели. Так или иначе, мое псевдодворянство рано или поздно раскроется. Это однозначно. И последствия коснутся не только меня, но и других людей, которые мне очень дороги: Миланы и наших будущих детей. Эх, если бы речь шла только обо мне, то я бы, не задумываясь, этот вариант выбрал. Но приходится думать и о других.

Хорошо, какие еще есть варианты?

Ну можно, например, стать любовником императрицы. Тогда в обмен на мои жаркие объятия ее величество легко подарит мне требуемое. И таких примеров в истории – тьма. Только вот муж ее, император Конрад III, – на редкость суровый мужчина. Когда о нем разговор заходит, люди даже голос понижают. Нет, он не кровожадный тиран или сатрап, но говорят, что строг, очень строг. И вряд ли он поймет, что я не из низменных чувств помогаю его супруге рога ему наставлять, а движет мною нечто светлое и прекрасное. Такое, как любовь к прекрасной даме, к другой прекрасной даме, разумеется. Не оценит он этого, как пить дать не оценит. Да и где гарантия, что не пошлет она меня с моими притязаниями, императрица? Вали, скажет, куда подальше, не быть тебе бароном. Бароны, они такие… – и мечтательно улыбнется при этом. А у порога ее комнаты я поинтересуюсь: ваше величество, тогда, может быть, хотя бы одно дворянство? Затем ловко увернусь от ее башмачка.

Да и вообще, как говорят, Элеонора своего мужа очень любит. Ничего у меня не получится. Это мне от отчаяния такие мысли в голову лезут.

Ладно, хоть имя придумал. Для начала неплохо.

Времени у меня, как мне кажется, не больше полугода. Милана уверяла, что будет ждать вечность, но так только в сказках бывает. И потом, вечность для молодых и очень симпатичных девушек обычно именно через такой срок и заканчивается. Что-то циничные у меня размышления выходят. Так ведь и поможет мне сейчас только здоровый цинизм. Иначе отправлюсь туда, откуда только что убыл, и буду серенады под балконом петь, это у меня всегда хорошо выходило. Но не получится, не та ситуация. Гийд – он и в Империи гийд.

Мы с Миланой так и не заснули в ту ночь. Я обещал, что вернусь, как только получу проклятую полоску стали, которая называется шпагой. И я обязательно ее получу. И все у нас будет хорошо.

Сейчас мне необходимо забыть обо всем, что будет мешать моему плану. Нужно загнать все чувства в дальние уголки души. Расслабляют они, делают мягким и добрым. Мне же нужно быть твердым как кремень. И окончательно решить для себя: или добьюсь, или сдохну. Только так. Вот только стоило ли отправлять меня черт знает куда для того, чтобы я сделал то, что и дома мог успешно сделать. Я ведь как только увидел Милану, так сразу и понял – все, пропал. Но хватит о чувствах. Я – кремень.

Хийом, старший торгового каравана, к которому я примкнул, не производил особого впечатления. Внешность невыразительная, небольшого роста и такой худой, как будто на солнце очень долго вялили. Но стоило заглянуть ему в глаза, и становилось понятным, почему все слушаются его с полувзгляда, полуслова и полужеста.

Договорились мы с ним примерно так же, как и с Пронтием. Еду вместе с ними, они меня кормят из общего котла, никаких ночных дежурств и всего остального-прочего. Только дешевле вышло, до столицы осталось всего несколько дней пути. И питаться одному. Одному.

Стоп. Уже забыл о своем обещании? Вспомнил? И правильно сделал. Главное, в корне загасить.

Обоз состоял из двенадцати телег, груженных бочками с вином. У хозяина каравана свое дело в столице, напрямую связанное с грузом, он вино продает. И тот напиток, который ему везут на этих телегах, – с собственных виноградников.

Не сомневаюсь, что дело у него поставлено на широкую ногу, поскольку караван этот постоянно курсирует по маршруту: столица – виноградники – столица.

Нет, до самой столицы я с ними не поеду. Хоть и идет караван резвее по сравнению с предыдущим обозом, но в одиночку все равно быстрее получится. Денька три-четыре с ними, а дальше выхожу на финишную прямую и иду в отрыв.

Чтобы перед самым Дрондером на разбойников нарваться, нужно обладать особой удачей. Об этом и еще о многих других вещах мне рассказал Хийом. Нормальным оказался мужиком. Жизнь повидать успел, ему было о чем поведать. Я больше кивал да поддакивал. Послужить Хийом успел от души, но и без этого в его жизни произошло достаточно много событий.

От него я и узнал, кто такие «дикие» – оказывается, так бойцов Дикого эскадрона называют. И все сразу стало понятно, это я о Годиме.

Конечно, Хийом и сам знал о «диких» не слишком много, больше по слухам. Но и из его отрывистых рассказов картина складывалась впечатляющая.

Бывают талантливые музыканты, художники, математики… В эскадрон брали талантливых бойцов, но не уже состоявшихся, а тех, кого обнаружили в результате серьезного поиска и тщательного отбора и которые могут выдержать несколько лет предстоящего жесточайшего тренинга.

Из этих парней начинали готовить все тех же бойцов. Курировал «диких» сам император Конрад III, при упоминании его имени Хийом понизил голос. Да уж, если и Хийом это делает, значит, с императрицей точно не вариант, можно даже не рассматривать. Это у меня шутки такие, от безысходности.

«Дикие» не выделялись ни мундирами, ни знаками отличия, ни еще чем-либо. Сегодня они выглядят как егеря, завтра – как тяжелые кирасиры, а через день вообще как абордажная команда. Особой статью, кстати, они похвастать не могли. Главными для них были боевые умения, а не внешняя красота.

Статью выделялась императорская гвардия. Вот в нее точно гигантов подбирали. Как сказал Хийом, если он мне на плечи усядется, то сможет посмотреть любому из гвардейцев в глаза. Преувеличение, конечно, но, на мой взгляд, очень образно. Выходит, что и с этой стороны к императрице не подступиться. При моих-то ста восьмидесяти с небольшим. И я не о килограммах.

Настроение мое и без того было не очень хорошим, а здесь еще и дожди начались. Днем еще было терпимо. Но вот ночью… После заката небеса разверзались тоннами воды. Хорошо хоть ночевали мы на постоялых дворах.

Лежа на жестких нарах очередного постоялого двора и слушая шум дождя за окном, я думал о Милане, о нашей единственной с ней ночи и корил себя за то, что не смог остаться хотя бы на один день. Наверное, я все же смог бы задержаться в замке еще немного. Но был в нашем разговоре с герцогом один момент.

– …И отправляетесь вы… – замолчал он, вопросительно посмотрев на меня.

– …завтра с утра, – закончил я за него фразу. И его сиятельство кивнул. Перед этим он долго разговаривал с Миланой и, вероятно, сделал для себя кое-какие выводы.

В наших отношениях была и еще одна сложность. Милана рассказала, что у герцога нет прямых наследников, а титул передавать все же придется. Никто не вечен, и сам герцог, несомненно, в числе всех остальных. Самой близкой его родственницей является Милана. Будь она не девицей, то и проблемы с наследованием не возникло бы. А сейчас решение необходимо будет принимать императору.

Есть у герцога и дальние родственники, десятая вода на киселе, которые спят и видят себя с герцогской короной на голове. И для них будет отличным козырем связь Миланы с простолюдином. Сам герцог желает другого, чтобы корона была у девочки, повзрослевшей у него на глазах. Помирать он пока не собирается, и все же…

Милана успела поведать мне и о людях, в собственном доме державших ее как в плену. У них задача была другая: выдать замуж за человека, при воспоминании о котором у девушки лицо становилось таким, как будто внезапно ее посетила острая зубная боль.

А вот то, что я не вписываюсь ни в один из сценариев, понятно даже мне, бесконечно далекому от всяких интриг. Понятно и то, что висящая на боку шпага не сделает меня равноправным участником взрослых игр… Но без нее я вообще не смогу в них участвовать.

В разговорах с Хийомом для меня были и два довольно приятных момента. Осмотрел он мою Мухорку, в зубы ей заглянул и сказал – хороша кобылка. Мне-то самому дай деньги и скажи лошадь себе выбрать, я бы на нее в предпоследнюю очередь посмотрел. В последнюю – на трехногую калеку, если бы у кого-нибудь хватило ума на торг ее выставить. Не то чтобы Мухорка невзрачная, обыкновенная она, с какой стороны ни посмотри.

В моем представлении лошадь должна быть красивой, с огнем в глазах и нервной поступью. А еще должна ржать каждые две минуты, гордо изгибая при этом шею. О Мухорке же лучше всего сказать: не все то золото, что блестит. Повезло мне, чего уж там.

Кстати, Хийом предложил мне работу, ту же, чем и сам он занимается. Сопровождать караваны, доставляющие в столицу вино. С хозяином обещал переговорить, так что проблем не будет. Сначала среди помощников у него побуду, а со временем и самостоятельно этим заниматься стану.

Сам он мужик жизнью битый, и то, что он обратился ко мне с подобным предложением, должно быть для меня очень лестным.

Поэтому мне пришлось очень долго и тщательно подбирать слова, чтобы отказаться.