Глава 5 НАЕМНИКИ. ПОДЗЕМЕЛЬЕ
Айрин очнулась. Голова трещала страшно, заставляя скрипеть зубами от боли. Девушка провела рукой по затылку и ощутила на пальцах густую, липкую влагу. Кровь…
Вокруг стояла кромешная тьма, сквозь которую не пробивался ни один даже самый захудалый лучик света. В какой-то момент она даже подумала, что ослепла, и чуть не закричала от ужаса, но потом усилием воли заставила себя успокоиться. Прежде чем действовать, сания прислушалась к своим ощущениям…
То, на чем она лежала, плавно покачивалось, до ее ушей доносился тихий плеск, а в воздухе было сыро — значит, она куда-то плывет. Видимо, на лодке или на плоту… Но как она здесь оказалась?
Воспоминания возвращались постепенно, продираясь сквозь паутину головной боли. Волшебница вспомнила лагерь, от которого она столь непредусмотрительно отошла в сторону, каменную плиту, такую на вид надежную и устойчивую и так легко ушедшую из-под ног, вспомнила короткий полет и свой наверняка никем не услышанный крик…
Она с трудом приподнялась и села, скривившись от новой волны боли и механически сделав рукой жест власти. Губы сами собой пробормотали нужные слова…
Ей стало гораздо легче, хотя боль и не прошла полностью, как она того ожидала. Боль просто стала тише, ушла вглубь, уже не разрывая голову на части, но все еще доставляя ощутимое беспокойство. Неудача удивила девушку, и она повторила заклинание еще раз, решив, что первоначально ошиблась в построении формулы, однако лучше от этого не стало.
— Теперь следует оглядеться, — вслух сказала она себе, вызывая «светляка», простейшее заклинание, которому учат еще на первом курсе школы.
«Светляк» не замедлил появиться, хотя он был слаб настолько, что в школе за такой вызов могли оставить без ужина. Небольшое светящееся облачко сорвалось со сложенных горстью ладоней девушки и воспарило вверх, скудно освещая пещеру, по которой плыла легкая плоскодонная лодка. Явно здесь творится что-то неладное, в обычных условиях такое заклинание заставило бы «светляка» сиять, подобно солнцу, освещая каждый уголок в пещере и воду локтей на двадцать в глубину, если здесь столько наберется. Это заклинание для магички давно стало даже не забавой — просто чем-то настолько обыденным, что использование его было таким же естественным, как дыхание.
И в то же время свет едва разгонял мрак, а вода была непроглядно черной и какой-то тяжелой.
Все вокруг казалось ей сейчас очень странным и непонятным — а все непонятное заведомо кажется и враждебным. Айрин напряглась, рука скользнула к бедру, тщетно пытаясь нащупать там шпагу. Увы, оружия с ней не было, оставалось рассчитывать только на магические умения, и хотя боевой маг не шел ни в какое сравнение с воином, она как-то привыкла к тяжести шпаги на бедре и теперь ощущала себя чуть ли не беззащитной.
Лодка была сделана добротно, хотя производила впечатление старой, даже очень старой. Сама ее форма говорила о том, что с момента ее постройки прошли годы и годы — сейчас строят проще и в то же время функциональнее. Эта же лодка, скорее ладья, была богато украшена резьбой, нос венчала вырезанная из темного дерева голова дракона, покрытая остатками позолоты, оказавшейся менее стойкой, чем материал, пошедший на само носовое украшение. Айрин прислушалась к своим ощущениям и, хотя у девушки возникло чувство, будто уши и нос у нее забиты ватой, кое-что уловить все же удалось. Эта лодка была далеко не так проста, и дело вовсе не в витиеватой отделке, не в причудливой резьбе — само дерево, из которого срубили ладью, было напитано магией, древней, седой магией. Эльфийское дерево, не поддающееся ни гниению, ни червям-древоточцам, не обрастающее водорослями, не набухающее больше положенного, драгоценное во все времена дерево, вышедшее из-под рук лучших магов школы природы. Лодка стоила баснословных денег. Она была почти вечной, и это означало, что столь же хорошо она могла сохраниться и через год, и через десять, и через сто лет…
Когда-то дно лодки устилал толстый слой мехов… нет, пожалуй, она была нагружена мехами, но сейчас они сгнили, и то, что осталось от мягкой рухляди, уберегло-таки девушку от серьезных травм при падении.
Лодка плыла медленно — мимо каменных стен пещеры, изредка мерцающих кристаллами кварца или пластинками слюды. Тоннель вряд ли был рукотворным, хотя Айрин могла бы поклясться, что заговоренные зубила гномов оставили след на этих сводах, ровняя и подгоняя под свои нужды то, что было создано самой природой.
Внезапно Айрин пришла в голову мысль, что ее наверняка будут искать, а ведь она уже далеко отплыла от того места, где попала в эту ладью. Товарищам необходим знак, что она жива, что не утонула…
Первой мыслью волшебницы было остановить ход лодки, однако сделать это оказалось невозможно. Вёсел не было, а может, они просто соскользнули от удара в воду и давно уплыли куда-то вперед. Она попробовала зацепиться за скалу, но кинжал — единственное оставшееся у нее оружие, никак не находил достаточно глубокой щели.
Не получилась и попытка заморозить воду — магия ей упорно не давалась, и она никак не могла найти этому объяснение. Вся ее сила, вложенная в заклинание охлаждения, раньше проморозившая бы, пожалуй, эту речку до самого дна и на полсотни локтей вперед, сейчас вызвала лишь несколько небольших льдинок, которые тут же растаяли. Айрин опустила руку в воду — ну вот тебе пожалуйста, вода ко всему еще и теплая, чуть ли не горячая. То-то в пещере так тепло…
Мысль о вызове водного элементаля она оставила — конечно, это было бы лучшим решением, дух стихии просто отбуксировал бы лодку назад, туда, откуда началось это путешествие… Но странная антимагическая аура подземелья не давала никакой надежды на удачный исход заклинания.
Айрин сосредоточилась, стараясь собрать как можно больше энергии, а затем тонкая струя пламени, срываясь с ее пальцев, ударила в стену пещеры, оставляя ясно видимые даже в неярком свете пятна копоти и слегка оплавленного камня. Пятна сложились в грубо начертанную кривую стрелу, показывающую направление ее движения, и в завершение в большую, хотя и несколько кособокую букву «А». Удовлетворенно взглянув на свое медленно уходящее во тьму творение, Айрин вздохнула — пожалуй, ни на что большее она сейчас не способна.
Что ж, теперь оставалось только ждать, куда привезет ее ладья…
* * *
— Айрин! Айрин, отзовись! — Голос Рона гремел над каменистой горной седловиной, бессильно отражаясь от равнодушных скал. Совсем рассвело, и уже битый час путешественники обшаривали каждый камень, каждую яму или трещину в надежде обнаружить без следа исчезнувшую девушку или хотя бы ее тело. Поиски были безуспешны, девушка как сквозь землю провалилась.
— Айрин!…
Они расходились все более широкими кругами, заглядывая под чахлые кустики, не способные спрятать даже суслика, прислушиваясь к малейшему шороху в надежде услышать стон или зов о помощи. В том, что с юной волшебницей случилась беда, никто не сомневался, но каждый верил, что все еще поправимо — нужно только ее найти.
Тьюрин остановился у плоского камня локтей пять в длину и три — в ширину. Некоторое время он задумчиво разглядывал гранитную поверхность, затем, нахмурившись, опустился на колени и принялся водить по камню ладонями, покрытыми заскорузлыми, твердыми, как сам этот гранит, мозолями. Это священнодействие продолжалось достаточно долго, чтобы привлечь наконец внимание его спутников.
— Что вас так заинтересовало, почтенный гном… — начал Рон, но был остановлен нетерпеливым, призывающим к молчанию жестом.
Ладони продолжали ощупывать камень, медленно двигаясь вслед за кварцевыми прожилками, прихотливо сплетающими узор на его поверхности. Казалось, гном полностью отрешился от этого мира, уйдя в далекие дали размышлений. И лишь когда его руки пересекли черту, где гранит смыкался с песком и щебнем, он встал, отряхнулся и покачал головой. Его товарищи молчали, понимая, что гном обнаружил нечто важное, и ждали, когда он соблаговолит поделиться с ними своим открытием.
— Мне надо подумать, — вместо объяснений буркнул гном и, не говоря больше ни слова, повернулся и ушел, сразу же затерявшись между скал.
Рон вместе с Бриком и проводником возобновили прерванные было поиски, но каждый нутром чувствовал, что разгадка столь таинственного исчезновения Айрин где-то очень близко и ключ к ней находится в руках у Тьюрина. Вернее — в его голове.
Прошло не менее часа, прежде чем над скалами пронесся бас Тьюрина, призывающий всех туда, где он так долго ощупывал несокрушимый гранит.
— Я не умею красиво говорить, — медленно начал он, когда все сбежались на его зов, — и знаю, что времени мало. И все же сказать должен. У гномов много тайн, и людям таковые знать не положено. Но нужда заставляет меня кое-что показать вам. Всем известно, что гномы, мастера рыть подземелья, делать потайные входы и скрытые двери. Здесь одна из них. Это старая, очень старая работа, пожалуй, эту дверь сделали еще в те времена, когда человека не знали в этом мире. Наши легенды ничего не говорят об этой двери, но законы, по которым она построена, мне известны. Простите, что я не смогу показать вам, как ее открыть… Я позвал вас именно поэтому — не хочу, чтобы кто-то увидел случайно. Эта дверь недавно открывалась… Но не изнутри. Снаружи. Думаю, ее открыла леди Айрин. Случайно, здесь не магический запор… был, может, и магический, но столько лет…
— Ты считаешь, леди Айрин там, под этой плитой? — перебил его Рон. — Так открывай ее скорее, Чар тебя раздери!
— Ее нет под плитой, — сухо ответил гном. — И не торопи меня. Это дверь не в пещеру, в шахту… Если… Думаю, ее уже нет в живых. Обычно наши шахты бывают очень глубокими, падать ей было высоко. А теперь я буду открывать ее. Вы даете слово, что не попытаетесь увидеть?
— Да.
— Слово.
— Клянусь.
— Отвернитесь…
Все послушно отвернулись, и Рон поймал себя на том, что ему смертельно хочется подсмотреть, что именно будет делать Тьюрин. Редчайший случай — приоткрывалась одна из ревностно охраняемых подземным народом тайн!
Сотни лет жадные до золота искатели приключений безуспешно пытались найти дорогу в лабиринты гномов. Даже заброшенные своими обитателями, эти тоннели представляли собой лакомый кусочек для любителя сокровищ — далеко не все захоронки опустошались при уходе гномов из-под гор, которые уже ничего не могли дать рудокопам. Что-то оставалось… Но путь туда так никто и не нашел.
Бывали, конечно, случаи, когда рудокопы, выбирая бедную жилу, случайно проламывали стенку тоннеля гномов и оказывались в их подземельях. Никто не знает, как гномам удавалось немедленно об этом проведать, но факт остается фактом — не позднее чем через полдня на этом месте появлялись бородатые карлики и вежливо, но настойчиво изгоняли «удачливых» рудокопов. С гномами спорить не решались, всегда помня об их бычьей силе и абсолютном отсутствии такого понятия, как «жалость». Те же, кто успевал спуститься в не знавшие солнечного света пещеры, обычно назад не возвращались. А потом тоннель оказывался завален, и найти в него новый вход так и не получалось. И тогда родилась легенда, что только тот, кто зайдет в правильно открытую дверь, сможет беспрепятственно передвигаться по подземельям.
И вот сейчас, возможно, свершится то, о чем грезили люди век за веком. Самому Рону было наплевать на золото, но витавший в воздухе восхитительный, манящий аромат тайны заставлял его буквально скрипеть зубами, убеждая себя не нарушать данное слово…
* * *
Тьюрин водил рукой по скале, нависающей над плитой, широко расставив ноги, так, чтобы не наваливаться на камень всем своим весом. Многочисленные слухи о гномьих ловушках были по меньшей мере преувеличением, но сейчас перед ним была как раз одна из них. Едва различимые знаки говорили о том, что дверь должна открыться в скале, но знаки эти предназначались не гному и даже не человеку — человек вообще не заметил бы этих «тщательно скрытых» следов. Ловушка, скорее всего, предназначалась для эльфов — только они, пожалуй, смогли бы прочитать тайные отметины.
Гном же видел… нет, не видел, чувствовал, что дверь откроется внизу, прямо под его ногами. Никто, кроме истинного гнома, не способен почувствовать это, потому никто до сих пор и не проникал со злым умыслом в их пещеры. Были, были те, кого приглашали сами гномы, но редко гостю дозволялось смотреть по сторонам и никогда — видеть ритуал открытия дверей.
В памяти послушно всплыли намертво вбитые строгими учителями строки Песни. Люди не знают, что такое Песнь… знали эльфы, да только они тоже не склонны делиться с кем-то своим достоянием, особенно — информацией. А Песнь складывалась тысячелетиями… Все, что было сделано гномами великого, их умения, их магия — все было в Песне. Как закалить металл и как выковать броню, как создать замок и как наложить на него чары, как обрушить свод и как открыть дверь; откуда берет начало тот или иной род, когда и в каких пещерах жило то или иное колено рода, где можно найти алмазы, где есть отличная железная руда, а где нет уже ничего ценного; с кем союзничали гномы, а кого и по настоящее время считают «кровником» — все несла в себе бесконечная Песнь. Пять-шесть десятков лет уделялось изучению Песни, и сейчас Тьюрин мысленно пел святые рифмы, вспоминая ту, которая поможет найти путь вниз. Он не сомневался, что вспомнит, — он знал всю Песнь, кроме, пожалуй, тех строк, что появились в ней в последние годы.
Наконец он нашел нужные слова, и его ладонь прижалась к камню в нужной точке, лаская его, гладя в строго определенном направлении строго выверенными движениями. И древний механизм подчинился потомку своих создателей. Каким-то звериным чутьем уловив, что плита под ним вот-вот раскроется, Тьюрин отпрыгнул в сторону, на мгновение упредив падение гранитной крышки, открывшей черноту бездонного, казалось, колодца, вырубленного в скале.
Рон, получивший наконец разрешение обернуться, вглядывался в черноту провала. Спуститься вниз было довольно просто — через равные промежутки, слишком частые, пожалуй, для человека, но вполне подходящие для гнома, в скалу были вбиты железные скобы — не иначе как древний гномий металл, драгоценность, куда более дорогая, чем чистое золото. Этот металл не боялся ни ржавчины, ни кислоты, ни самого времени… Скобы выглядели так, как будто их вколотили в скалу не далее чем вчера.
— Я пойду вниз, — буркнул гном. Не дождавшись возражений — а принимать их, даже если бы они и были, он не собирался, — Тьюрин стал обвязываться веревкой. Рон усмехнулся про себя, похоже, у самих гномов доверия к собственным изделиям было несколько меньше, чем у людей. Что ж, в любом случае страховка не помешает.
Когда голова гнома, по такому случаю расставшегося с оружием, броней и шлемом, скрылась в колодце, остальные приготовились ждать, и ждать долго. Однако вскоре веревка перестала скользить между ладоней Рона, из чего рыцарь сделал очевидный вывод: либо гном прекратил спуск, либо колодец не так уж и глубок.
Тянулись и тянулись томительные минуты, пока наконец из разинутой пасти колодца не показалась всклокоченная голова гнома. Пыхтя от натуги, он выбрался на твердую землю и уселся, подобрав под себя ноги.
— Так, значит… тут локтей двадцать всего. Внизу река… Там пристань и лодки, две… Было три, обрывок веревки остался, прогнила совсем, хотя и эльфийская. Если леди упала в воду и захлебнулась, тело уже унесло далеко. Думаю, она ударилась о лодку и сорвала ее с привязи. Важно, упала в лодку или мимо… Если в лодку, может, жива еще.
— Значит, надо плыть за ней! — вскочил Рон. — Или ты, Тьюрин, скажешь, что нам, людям, в эту пещеру дороги нет?
— Я бы так и сказал, — равнодушно заметил гном, не обращая внимания на довольно явственно прозвучавшую в голосе командира угрозу. — Но один я не справлюсь. Поэтому ты пойдешь со мной. А вы, юноша, с проводником поедете дальше. Будете ждать нас в Кадрусе.
— Да ты… — Казалось, из глаз Брика сейчас брызнут слезы ярости. Он сжал кулаки и теперь медленно шел на гнома. — Ты… я…
— Ладно, Тьюрин. Не обижай парня, пусть идет с нами.
Гном размышлял долго, принять решение было и в самом деле нелегко. Песнь гласила, что людей в лабиринт можно пустить лишь в двух случаях — по приглашению кого-то из подгорных правителей и при смертельной угрозе жизни того, кто с кем-нибудь из гномов связан узами дружбы. Песнь ничего не говорила о том, как быть в нынешней ситуации.
— Ладно, — коротко бросил он и почти беззвучным шепотом, так, что никто этого не услышал, добавил сам себе: — Возможно, это будут мои строки в Песне…
— Значит, выступаем немедля, — заключил Рон. Затем, повернувшись к проводнику, продолжил: — Ты, парень, ждешь нас здесь. Если мы не вернемся к завтрашнему утру, поведешь лошадей в Кадрус. Какая там самая приличная таверна?
— Э-э… «Дракон и меч», господин… Готовят там хорошо и комнаты чистые. Поверите ли, даже клопов нет…
— Значит, так, парень. Едешь туда и ждешь нас… две недели. Вот тебе монета, заплатишь за постой. Если через две недели мы не появимся, что ж, лошади и барахло твои. Но если ты слиняешь оттуда хотя бы на час раньше срока, что я с тобой сделаю?
— Из-под земли достанете… — вздохнул проводник. — Да вы не волнуйтесь, благородные господа, все исполнено будет в точности…
* * *
Гном спустился первым и уже внизу зажег факел и воткнул его в предусмотрительно вбитое в стену сотни лет назад кольцо. Факелов было по одному на каждого, и на вопрос Рона, не маловато ли, Тьюрин хмуро ответил, что его факелы будут гореть столько, сколько надо, а всяким маловерам, сомневающимся в гномьей магии, следует оставаться на поверхности и продолжать растрясать свои зады на этих гнусных Чаровых отродьях, которых люди опрометчиво называют ездовыми животными.
Двигались налегке, Рон и Брик избавились от доспехов и от оружия, оставив лишь по паре кинжалов на брата. Гном демонстративно остался в кольчуге и так и не решился расстаться со своей секирой, шлем тоже, несмотря на увещевания Рона, сунул в мешок, так зыркнув на потянувшегося было к нему проводника, что у того лицо слегка побледнело. Гнома можно было понять — один шлем древней работы стоил, пожалуй, поболее, чем все доспехи Брика и Рона вместе взятые, да еще с их мечами в придачу.
Оружие, мешок со шлемом Тьюрина и провизией дня на три, небольшая фляга с крепким вином, сумка Брика с лекарственными снадобьями да факелы — вот и весь багаж. Гном, морщась, выбрасывал из ладьи остатки давно сгнивших мехов, если это, конечно, когда-то было мехом, а Рон в это время рассматривал крошечную пристань. Похоже было, что гномы действительно делали работу на века — неизвестно, сколько лет было этому причалу, но сохранился он очень неплохо — и это при постоянном воздействии воды!
Когда они наконец погрузились в лодку и отошли от причала, он все же решил выяснить:
— Тьюрин, позволь спросить, как уцелела пристань? Неужели и на это у вас есть магия?
— Это эльфийское дерево, — неохотно ответил гном, провожая взглядом медленно уплывающие в темноту клочья истлевшей мягкой рухляди.
— Эльфийское? — удивился Рон. — Вы же, помнится, почти всегда с эльфами враждовали. Это что, трофей?
— Война войной, а торговля — торговлей. Ты два разных дела в одно не мешай…
— Интересно получается, значит, одной рукой вы друг с другом воюете, а другой торгуете? И оружие небось продавали?
— А чего ж нет. Тоже товар, — буркнул Тьюрин. — Это вы, люди, зверствуете. А у нас войны благородные были. Повоюем, потом помиримся, потом снова повоюем. Приятно, благородно, и повод всегда найдется песни слагать. А вырезать детей, что доросли до оси тележной, это, кстати, люди придумали, не мы. И песни о ваших войнах петь — язык не повернется.
— Угу… помнится, гномы при осаде Сорша, двести с небольшим лет назад, действительно про ось тележную и не вспоминали. Всех вырезали поголовно, детей в люльках…
— А когда вы нефть в пещеры наши лили и факелы в нее бросали, вы о наших детях думали? Секирой сплеча — это быстро… А гореть заживо тебе не приходилось, рыцарь?
— Эй, ладно вам! — встрял Брик, заметив, что тон беседы начинает становиться угрожающим. — Что было, то быльем поросло. Все хороши… Давайте вспомним еще про фраш… Не знаете? Это хорошо, что не знаете. Яд такой, эльфы придумали. Чтобы человек сразу не умирал — через недельку, а то и полторы… Ну а жив пока, он этой отравой всех, кого коснется, заражает… Да в общем-то и не яд то был, скорее зараза, просто пошло так — всякую эльфийскую дрянь ядом называть. А на гномов он, кстати, не действовал, специально для нас придумали, суки ушастые… И ведь смотри: пролетела стрела мимо, щеку оцарапала… И тебя же всякий друг норовит по плечу похлопать, мол, везет же тебе, парень, в рубашке родился… А через пару недель, глядишь, и ты, и друг твой, и его друзья, и жена твоя, и дети…
— Эльфы всегда были мерзкими тварями, — хмуро пробормотал гном, играя желваками. — Мерзкими, злобными, мстительными…
— Это война, почтенный Тьюрин. А на войне все средства хороши… Не бывает благородных войн, бывают только выигранные или проигранные. Победителей, как известно, не судят, — серьезно сказал Рон. — Брик прав, все хороши. Люди ли, эльфы, гномы или орки с троллями… Война сама по себе дерьмо, независимо от того, кто с кем воюет… И хватит об этом, лады?
— Лады, — вздохнул гном и надолго замолчал.
* * *
Рон уже около часа сидел на веслах, разгоняя лодку, когда гном, сидевший на корме у руля, внезапно вскинул руку, указывая факелом на стену. На камне отчетливо проступала нарисованная копотью кривобокая стрела, возле которой громоздилась такая же наспех сделанная буква «А»…
— А может, это старая надпись… — начал было Брик, но тут же осекся.
— Нет, это просто копоть… Здесь воздух сырой, она через неделю-две исчезнет, сольется со скалой… Это нарисовала Айрин, я уверен. Значит, она жива!
— Почему же она просто не взяла весла в руки и не поплыла назад, к причалу? — растерянно спросил Брик. — Нам бы и искать ее не пришлось.
— Откуда я знаю? — Рон пожал плечами и еще энергичнее принялся грести, вспенивая воду неудобными, коротковатыми для него веслами. — Может, у нее весел нет, да и сам прикинь, выгрести против течения кому под силу? Мужчине… А она же еще девчонка!
— Чего гадать… — Гном всмотрелся вперед, свет факела довольно неплохо разгонял мглу. — Потише греби, милорд, пещера сужается… И, мне кажется, я слышу шум… который мне не нравится…
Шум, действительно, был, и вскоре услышали его уже все — он не предвещал ничего хорошего, поскольку и Рон, и гном подумали об одном и том же — впереди были пороги.
Тоннель сужался все больше и больше, Рон был вынужден убрать весла — теперь он царапал ими стены. Все трое вцепились руками в борта лодки, ожидая неизбежного. Спустя несколько минут лодка вылетела из тоннеля в огромную подземную пещеру и тут же днище проскрежетало по камням. Хотя и готовившийся к этому Тьюрин все же не удержался и кубарем полетел вперед, в последний момент удержанный от падения в воду железной рукой Рона.
А еще через пару минут лодка, ничуть не пострадавшая от удара о камни, мирно качалась посреди озера, а гном сидел понурившись и мысленно проклинал все на свете. В момент удара мешок, где находилась еда и его, от отца доставшийся, шлем, вылетел из лодки и камнем ушел на дно. Рон пытался его утешать, потом замолчал.
Внезапно Брик вскочил так резко, что ладья закачалась. Юноша вытянул руку и закричал во все горло:
— Смотрите! Там свет! Я вижу свет!!!
* * *
Они сидели на деревянном брусе, явно приспособленном под сиденье. Обе лодки мирно покачивались на темной воде, привязанные к крохотной пристани. Впереди темнел вход в тоннель — отблески огня от факела гнома туда почти не проникали.
Здесь было на удивление тепло — во всяком случае, гораздо теплее, чем снаружи, и все-таки Айрин куталась в накидку и не могла унять дрожь. Гномьи пещеры, особенно покинутые обитателями, всегда действовали на человека несколько удручающе… К тому же и обстановка не располагала к хорошему настроению, поскольку никто не знал, что делать дальше.
Положение было незавидным. Хотя гном и утверждал, что вместе они смогут выгрести против течения, но Рон рассматривал это заявление как пустое бахвальство. Поток, выбросивший их в озеро, был довольно быстр и не давал ни малейшей возможности прорваться к узкому отверстию — там, дальше, было бы уже легче, в конце концов можно от стен отталкиваться.
— В любом случае другой дороги у нас нет, — вздохнул Рон, не особенно веря в успех. — Рано или поздно, но придется попытаться.
— Другая дорога есть, — хмуро обронил гном.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Рон. — Не хочешь же ты заставить нас лезть в тот тоннель…
— Если ваша милость не хочет мочить штаны, — ехидно ответил Тьюрин, всем своим тоном давая понять, какого мнения он придерживается об «их милостях» в целом и каждом в отдельности, — то, возможно, подумаете вот о чем. Гномы ведь ушли из этих мест, верно?
— Ну.
— Так не думаете же вы, сэр, что они тащили весь свой скарб через ту дыру… да еще по лестнице?
— Ладно, убедил… Стало быть, выход здесь есть, а вот найдешь ли ты его?
Последние слова Рона сразу сбили с гнома спесь — Тьюрин вспомнил о том, что его неосторожность отправила на дно подземного озера мешок с продовольствием. А уж кому-кому, как не гному, следовало бы знать — тоннели подземных строителей тянулись, бывало, на огромные расстояния, и отправляться в неизвестность, да еще не имея ни крошки еды, было по меньшей мере самоубийством. И знание Песни ему здесь не поможет — в ее стихах не содержались планы тоннелей, для этого существовали более удобные в обращении карты и схемы. Но в высшей степени сомнительно, чтобы давно ушедшие строители этих катакомб позаботились бы о ком-то и предоставили в распоряжение свои карты — самый большой секрет после самой Песни.
Настроение гнома, и так никудышное после потери шлема, теперь упало окончательно. Похоже, как это ни неприятно, придется мочить штаны и пытаться возвращаться прежним путем.
— Дорогу-то я найду… — протянул он неуверенно, — но вот… возможно, идти придется долго. Я здесь не был и пещер этих не знаю. Боюсь, вы этой дороги не вынесете, Без еды-то…
— Я всегда думал, — заметил Брик, — что гномы под землей — как у себя дома. Не сочти за обиду, Тьюрин, но, может, есть какие-то знаки, метки…
— Нет, — покачал головой гном. — Все, что можно написать, можно и прочесть, и неизвестно, не прочтет ли враг то, что было записано для друзей. Есть карты, но те, кто ушел, забрали их с собой. А без карт можно попасть и в ловушку, а их в наших тоннелях всегда хватало. Для любопытных.
— Что ж, значит, выбора у нас нет, — подвел итог Рон. — Попробуем прорваться к реке, а там уж, Торн даст, выгребем. Возражений нет?
* * *
Спустя три часа выяснилось, что лучше бы возражениям появиться сразу. Путешественники, вымокшие до нитки, измученные и озлобленные, снова сидели на том же брусе и пытались решить, что же им делать дальше.
Попытка прорваться в тоннель, через который они попали на озеро, обернулась полным провалом. Течение сносило ладью с силой, которую не могли побороть даже сжатые на рукоятках весел руки могучего гнома. Рон, кое-как сумевший пересечь пороги вплавь, не нашел ни единого выступа, на котором можно было бы закрепиться и вытянуть лодку, даже щели, чтобы воткнуть кинжал, отсутствовали — гладкая, монолитная стена не давала ни малейшей возможности. А спустя несколько минут мокрый сапог скользнул по камню, и рыцарь был выброшен потоком обратно в озеро, где его втащили в лодку, мокрого и проклинающего все на свете.
Несколько раз волна захлестывала и ладью, однако тут сказалась древняя, но все еще не умершая магия эльфов и гномов. Собравшись было вычерпывать воду, Айрин была поражена, увидев, как жидкость стремительно впитывается в доски, исчезая вплоть до последней капли и оставляя за собой практически сухую поверхность. Волшебнице не раз приходилось изучать древние эльфийские рукописи, посвященные различным аспектам магии природы, но такого она и представить себе не могла. Пожалуй, этой лодке был нипочем даже самый жестокий шторм, тем более что опрокидываться она тоже упорно не хотела, несмотря на массу возможностей, возникавших в процессе штурма порогов.
Гном, обозленный неудачами, прямо заявил, что эти ладьи, безусловно, могли бы двигаться и против течения, если применить соответствующие заклинания. Когда же Айрин сказала, что ни о чем подобном она и не слышала, гном желчно заметил, что ничего другого он и не ожидал от бездарных людишек, возомнивших себя знатоками магии. И что вся людская магия может только жечь, ломать и калечить, а созидать людям несвойственно.
Вспыхнувшая было ссора (естественно, Брик с пылом юности попытался защитить оскорбленное достоинство леди Айрин) была прекращена быстро и эффективно — взбешенный гном швырнул парня в озеро, но и сам не устоял на качнувшихся досках и с плеском рухнул за борт. Тяжелая кольчуга непременно увлекла бы его на дно, обеспечив быструю кончину, если бы Рон не успел ухватить Тьюрина за седую шевелюру и, не обращая внимания на его вопли, практически выволок гнома с того света. После купания страсти несколько поутихли, ладья вновь причалила к пристани, и спутники, отжав кое-как одежду, опять принялись обсуждать планы на будущее
— Похоже, нам все-таки придется двигаться дальше, в тот тоннель, — высказал свое мнение Рон.
— Я другого выхода тоже не вижу, — буркнул Тьюрин.
Айрин молчала. Прекрасно понимая, что именно ее неосторожность завела всех в эту западню, она не решалась подать голос, да к тому же и не знала, что сказать. Было очевидно, что особого выбора у них нет — если вернуться по реке не удалось тогда, когда мужчины были еще полны сил, то не удастся и теперь, когда они измотаны и, что там говорить, несколько пали духом Брик, пользуясь преимуществом самого младшего в отряде, избавил себя от необходимости принимать решение и отрешенно ждал приказа командира.
Наконец гном встал, слегка потянулся и, взяв в руку факел, все так же ярко пылающий, махнул им в сторону зияющего черного проема тоннеля.
— Ладно, надо двигаться. Много мы здесь не высидим, у меня уже брюхо сводит…
* * *
Привал было решено сделать только спустя четыре часа. Все это время они шли по бесконечному лабиринту. Тоннели ветвились, пересекались, раздваивались, упирались в глухие стены или сужались до такого состояния, что даже гном не смог бы протиснуться между полом и нависающим каменным сводом. Когда очередной тоннель закончился глухой стеной, Айрин не выдержала и запросила передышки.
Рон, измотанный, пожалуй, больше других — сказалась борьба с бурным течением, — привалился к стене и закрыл глаза. Брик тоже облокотился на камень, давая отдых гудящим ногам, а гном — тот вообще повалился на пол и тут же засопел — похоже, выносливость подземного воителя имела свои пределы.
Айрин некоторое время сидела, доверчиво положив голову на услужливо подставленное плечо Рона. Она чувствовала, как медленно спадает напряжение в уставших мышцах, чувствовала, что проваливается в сон, сладкая истома охватывала тело…
* * *
Айрин вздрогнула и открыла глаза. Сон улетел — здесь, в подземелье, освещенном негаснущим факелом гнома, она не могла бы сказать, сколько времени проспала. Осторожно, чтобы не разбудить Рона, девушка встала и задумалась — она была уверена, что пробуждение пришло не само по себе, что-то дало толчок, что-то заставило ее вырваться из дремы…
Волшебница огляделась по сторонам, внимательно вслушиваясь в свои ощущения. Медленно двигаясь вдоль стены, она скользила пальцами по камню, чувствуя, как все ближе и ближе подходит к чему-то знакомому и в то же время чужому и, может быть, даже враждебному. Наконец она замерла, ощутив под ладонью слабый ток магической энергии, столь неожиданной здесь, в давно заброшенных подземных катакомбах. Энергии было очень мало, можно сказать, это были лишь жалкие остатки некогда могучего заклинания, вырвавшиеся из разрушенной временем магической формулы, — но она все же была, ошибиться Айрин не могла.
Она оторвала ладонь от стены, с удивлением заметив, что уже в полулокте от камня энергия совсем не ощущалась, и принялась тормошить гнома. Тот, как и подобает воину, проснулся мгновенно.
— Что случилось? — тихо спросил он.
— Пойдем… посмотришь.
Сания подвела гнома к стене и показала место, откуда сочилась магия. Тьюрин приложил ладонь к камню, некоторое время стоял неподвижно, затем удивленно повернулся к Айрин:
— Леди, я ничего не чувствую. Совсем ничего.
— Возможно, — задумчиво кивнула Айрин. — Это… здесь когда-то было наложено заклинание. И это не гномья магия, иначе ты, уважаемый, ощутил бы остатки энергии. Заклинание было направлено на камень.
— Вы хотите сказать, леди, это дверь? — несколько насмешливо спросил гном, не без оснований считавший себя знатоком подземных механизмов и запирающих заклятий. — Боюсь, вы заблуждаетесь. Если бы перед нами была дверь, я бы понял это сразу. У нас, гномов, знаете ли, врожденное умение отыскивать двери. Особенно под землей.
— И все же я почти уверена, что магию здесь применяли. Очень давно… Не думаю, что кто-то стал бы вбивать в стену такое заклятие просто так. Прошу тебя, Тьюрин, обследуй камень еще раз…
Гном, всем своим видом выражая неодобрение, принялся за работу. Со стороны это выглядело по меньшей мере священнодействием — гном обстукивал, ощупывал да чуть ли не обнюхивал скалу. Его привычные к топору и кайлу ладони стали вдруг на удивление чуткими — и пальцы, едва касаясь камня, казалось, ласкали неподатливый монолит… Время от времени гном что-то бормотал так тихо, что Айрин не могла разобрать ни слова. Подумав, что Тьюрин, похоже, не склонен делиться секретами своей древней магии, девушка отошла подальше, чтобы не мешать ему. Она хотела уже оставить факел Тьюрину, но тот лишь отрицательно мотнул головой, продолжая двигаться вдоль стены.
Отойдя на десяток шагов, Айрин вскрикнула — отсюда было видно то, что никак нельзя было за метить вблизи, в ярком свете факела. Руки гнома под воздействием его заклинаний еле заметно светились, и это свечение, казалось впитываясь в камень в одном месте, неожиданно проступая в другом. Девушка ясно видела слабо мерцающий контур двери — крошечной, в рост гнома — сейчас ладони Тьюрина касались ее прямо в центре. Стоило ему сместиться чуть в сторону — и призрачное сияние тут же погасло.
* * *
— Ладно, я согласен. Это действительно дверь. Но делали ее не гномы.
— А какая разница, кто ее сделал? — наивно спросил Брик.
Рон улыбнулся:
— Парень, ты же учил магию, а вопросы задаешь, как полный новичок в этом деле. Дверь заперта, и, чтобы открыть ее, надо применить ту же силу, что вложена в замок.
— Я во многом еще не разобрался, — мрачно вставил гном. — Во всяком случае, этот камень никакой киркой не прошибешь, он заговорен. Нужно заклинание… но наша подземная магия тут не поможет.
— А кто мог сделать эту дверь? Люди, эльфы?
— Нет, люди на такое не способны… извините, леди. И не эльфы, уж их-то Торном проклятое колдовство я бы за лигу учуял — пока на ладье этой плыли, у меня даже кожа чесалась. Нет, эльфы тут ни при чем…
— А какие народы еще владеют магией на таком уровне?
— Не знаю… — пожал плечами Тьюрин. — Но магия сильна, очень сильна. Столько лет прошло, но замок все так же надежен.
— Стойте! — воскликнула Айрин.
Девушка внезапно вспомнила одну из прочитанных в детстве рукописей. Это было даже не наставление по магическим приемам, а так, сказка, обычная детская сказка, неведомо каким путем оказавшаяся в подвалах школы. Правда, в сказке говорилось о приключениях юного чародея, отправившегося в ледяные пещеры Чара спасать свою безвременно ушедшую туда возлюбленную. Разумеется, с точки зрения мага в тексте было полно совершеннейшего бреда, и писался он, очевидно, человеком, далеким от магического ремесла… Но один из эпизодов всплыл в памяти…
* * *
«Болтан брел по бесконечным ледяным тоннелям, неся на плече Лару. Она еще не пришла в себя — лишь живое солнце могло окончательно вернуть ее. Но солнце было там, снаружи, а Болтан не знал дороги — эти тоннели Чара, изменчивые и ненадежные, делали бессмысленной любую карту…
А погоня приближалась — временами Болтану казалось, что он слышит шаги ледяных троллей, которые преследовали его там, в каменоломнях. Обозленные тем, что он, смертный, увел пленницу буквально у них из-под носа, тролли наверняка не прекратят погони…
Маг аккуратно положил возлюбленную на камни и, обернувшись назад, вновь попытался вызвать обвал, в тщетной надежде, что здесь, может, потолок окажется более слабым. Напрасно — заклинание бессильно разбилось о монолит, поддерживаемый могучими древними чарами.
Он перевел взгляд на своего спутника — тот равнодушно стоял у тела Лары, неотличимый сейчас от обычной скалы. Они могли бы двигаться гораздо быстрее, если бы Болтан доверил тело Лары этому каменному истукану, но он не мог так поступить — и дух земли шел налегке, безучастный ко всему.
— Они нас нагонят… — хрипло выдохнул Болтан. — Ты уверен, что не можешь найти дорогу?
— Не могу. Мы не всеведущи, — проскрежетал еле слышный голос духа.
— Чар тебя подери, что же ты можешь? — возмутился маг.
Когда ему удалось вызвать в помощь духа земли, радости Болтана не было пределов. Он уже воображал себе, как каменное чудовище крушит тела его врагов, защищая самого Болтана и лежащую на его плече драгоценную ношу. Увы, элементаль оказался почти бесполезным. Он мог сражаться, но был медлителен и неповоротлив, он видел в темноте, но не знал дороги на поверхность, он мог бы без устали нести тело Лары, но страшно было подумать, какие следы оставят на ее нежной коже острые камни, составляющие тело духа.
— Обрушь свод!
— Не могу. Эта пещера защищена магией самого Чара.
— Возведи стену!
— Не могу. Все стены здесь подчиняются Чару.
— Что ты можешь? — сквозь слезы закричал Болтан так, что эхо забилось среди стен тоннеля. — Что?!
Обычно игнорирующий риторические вопросы, дух в этот раз все-таки снизошел до ответа.
— Я могу сделать дверь. Двери не попадают под власть Чара.
— Дверь? Зачем мне нужна твоя дверь? — Из глаз Болтана брызнули слезы бессильной ярости.
Дух снисходительно посмотрел на юного мага. У него не было глаз, да и вместо головы был лишь небольшой нарост на широченных плечах, но юноша явственно ощутил этакий насмешливо-снисходительный взгляд, каким учитель, бывает, одаряет особо непонятливого ученика.
— Я могу сделать запертую дверь…
— Стойте! Когда-то давно я читала одну книгу. Там было написано, что элементаль земли может строить двери… двери в скале.
— Никогда о таком не слышал, — буркнул гном. — А уж про земных духов мне известно немало.
— Я и не утверждаю, — вздохнула девушка. — То, что я читала, это была… сказка, вымысел. Но, может… знаете же, в каждой сказке есть доля истины.
— Мне кажется, — упрямо качнул головой гном, — это ерунда. Песнь… то есть, я хочу сказать, наши древние летописи ничего не говорят об этом. А значит, это невозможно.
— Что мы теряем?
— Время. Силы…
— Подожди, почтенный Тыорин. По-моему, надо прислушаться к словам Айрин-сан. Может, за этой дверью находится выход — нельзя упускать такую возможность. Ты способен вызвать духа земли?
— Э-э… боюсь, что нет. Меня не учили этому, я воин, а не маг.
— Айрин?
— Я… я попробую… вы отойдите на всякий случай… Нет, погодите… мне нужны камни, мелкие, но много, целая куча…
Камни были доставлены — хотя в этих переходах было довольно чисто, и щебень на полу практически отсутствовал, но гном быстро нашел выход. Его секира несколько раз с неимоверной силой врезалась в стену, высекая снопы искр, и наконец сталь победила камень — на пол посыпалась сначала крошка, затем обломки покрупнее. Спустя несколько минут образовалась уже порядочная груда щебня, которую волшебница сочла достаточной.
Девушка начала петь заклинания, сосредоточив свое внимание на куче камней. С ее рук стекало сияние, обволакивающее камни, заставляющее их мелко подрагивать. На лбу выступили капли пота — Айрин чувствовала, что заклинание «не идет», что-то по-прежнему препятствовало использованию магии, но она не сдавалась, вкладывая в Призыв все больше и больше собственной энергии.
И вот произнесено последнее слово Призыва. Выброшенная вперед рука волшебницы направила последние капли магического сияния в каменное крошево, а затем бессильно опустилась. Измотанная вконец Айрин не рухнула на камни лишь благодаря Рону, который сумел подхватить ее на руки.
Каменная куча зашевелилась… Гном поднес факел поближе, и теперь стала видна крошечная, не более половины локтя в высоту, фигурка, выкарабкивающаяся из-под щебня. Наконец фигурка выбралась на твердый пол, сделала несколько медленных шагов в сторону Айрин и остановилась.
— Ты вызвала, — прошелестел едва различимый голос. — Я явился. Приказывай, госпожа.
Айрин медленно приходила в себя, но на то, чтобы собраться с силами и заговорить, у нее ушло несколько минут.
— Поторопись… — еле слышно прошептал гном, — он очень мал и немощен. Долго не протянет.
Голос Айрин был еще слаб, но жизнь постепенно возвращалась к ней. Опасность использования в заклинании собственной жизненной силы состоит именно в том, что несколько минут после такого заклятия маг полностью беспомощен, а слишком сильное напряжение может привести и к смерти, по крайней мере теоретически. Обычно магу хватает природной энергии — солнце, ветер, живая зелень, любое животное или текучая вода — вот что дает магу его силу. Но здесь, в этой пещере, все было по-другому, здесь не было токов энергии, даже у своих друзей волшебница не могла ее почерпнуть — что-то препятствовало этому. Оставалось сжигать саму себя, и теперь за это следовало платить.
— Дух… перед тобой дверь… открой ее…
Элементаль медленно двинулся к стене, перегораживающей проход. Он остановился в шаге от стены, с минуту стоял неподвижно, разглядывая монолит, затем в тишине снова прозвучал его голос.
— Дверь сильна. Я слаб. Могу открыть на четыре удара вашего сердца.
— Стойте, так же нельзя! — взволнованно воскликнул Брик. — А если там тупик… мы же будем погребены под этими скалами.
Рон хотел было заметить, что если они не найдут выхода, то их и так можно будет считать погребенными, но не успел. Дух повернулся к юноше и тихо прошептал:
— Могу открыть навсегда. Нужна кровь. Живая кровь мага. Немного. Твоя подойдет. Ты дашь?
Брик вздрогнул. Он слышал о магии крови, которая считалась одной из самых сильных — потому некроманты и были опасны, что большая часть их черной магии покоилась на кровавых обрядах. И всех магов учили, что их кровь — самое ценное, что есть у человека. Только с помощью крови мага можно было подчинить его волю — а для волшебника нет ничего страшнее.
И тут же он понял, что, промедли с ответом хоть минуту, — и леди Айрин предложит духу свою кровь.
— Да! — торопливо ответил он. — Да, конечно…
— Не бойся, — прошелестел дух. — Мне нужно немного…
Он сложил руки горстью, и каменные пальцы слились друг с другом, образуя небольшую чашу. Брик выдернул из ножен кинжал и, боясь передумать, резанул левую руку.
Одна за другой падали густые, темные капли в каменную чашу. Капли падали беззвучно, и ничто не нарушало тишину — все затаив дыхание ждали.
— Хватит… — наконец прошептал дух.
Брик, зажав ладонью рану, стал бормотать заживляющие заклинания. Несмотря на то, что магия здесь действовала слабо, относительно небольшой разрез ему удалось зарастить быстро, и, когда он убрал окровавленную ладонь, рану уже стягивал белесый шрам. Впоследствии, если захочет, он сумеет убрать и рубец, но сейчас было не до того.
Дух земли двинулся к двери, медленно переставляя ноги, и стук его каменной шкуры о пол тоннеля заставил всех вздрогнуть. Айрин ожидала, что элементаль произнесет заклинание, но духу это было не нужно. Он и говорил-то только ради того, чтобы люди смогли его понять. Сила же земного духа, одного из древнейших созданий в этом мире, заключалась отнюдь не в словах.
Первая капля крови стекла из чаши на скалу, и контур двери запылал вдруг так ярко, что осветил даже самые темные углы тоннеля. Лица людей в этом серебристо-сером сиянии казались страшными масками, лишенными жизни. Капля за каплей стекала кровь, мгновенно впитываясь в камень, и все ярче и ярче разгорался сияющий контур. Наконец кровь иссякла — в ту же минуту слитые воедино пальцы духа разъединились и руки резко разошлись в стороны, приказывая двери открыться.
Раздался тонкий, пронзительный скрип… он все нарастал, постепенно переходя в грохот, — Айрин заткнула уши, Рон и Брик попятились, как будто звук отталкивал их, и только гном стоял неподвижно, наблюдая за действием древней магии, неизвестной подземному народу, знающему, казалось бы, о магии земли все. Грохот внезапно оборвался на самой низкой ноте, и сменился обычным звуком рассыпающейся каменной кладки — скала раскрошилась и рухнула, камни без видимых причин таяли, рассыпаясь в щебень, в крошку, в пыль… Наконец все стихло — в каменной стене, перегораживающей проход, зияло отверстие в виде арки, и лишь полуметровый слой пыли у порога свидетельствовал о том, что еще недавно перед путниками был гранитный монолит.
— Все, госпожа. Ты можешь отпустить меня…
Айрин, памятуя о прошлой ошибке, торопливо пробормотала формулу прощания. По фигуре духа пробежали танцующие огоньки, и она вдруг осела на пол бесформенной грудкой каменного крошева.
Рон молча шагнул в проход, освещая себе дорогу факелом. Остальные двинулись следом.
* * *
Коридор опять изогнулся под прямым углом. Они прошли лишь шесть десятков шагов, но за это время миновали уже три поворота. Гном чертыхнулся, поминая недобрым словом строителей этого тоннеля, поправших все нормы и стандарты. Рон, все так же шедший впереди, повернул за угол и охнул от изумления. Они вышли в короткий отрезок тоннеля — не более двух десятков шагов. И там, в конце, был виден свет.
Никто не бросился сломя голову вперед — в пещерах гномов такое было попросту опасно. Они шли по-прежнему не торопясь, соблюдая осторожность, и все же всей душой рвались к свету. Правда, уже скоро стало понятно, что свет ничего общего не имеет с дневным… скорее, он напоминал свет факела, такого же, как в руках у Рона. Только ярче, гораздо ярче.
И вот сделан последний шаг… Большая пещера была освещена десятком факелов. Рону тут же пришли на память слова гнома о том, что факелы будут гореть столько, сколько нужно. Видимо, эти слова полностью соответствовали действительности.
Свет факелов полностью разгонял тьму. И в этом ярком свете их глазам представилось зрелище, никогда не виданное никем из людей, — сокровищница подземного народа.
Груды золота и драгоценных камней… Кованые сундуки, набитые монетами с профилями давно исчезнувших с лица земли королей. Нити ожерелий, гроздьями свисавших со стоек и литых золотых подставок. Бесценное оружие гномов, сваленное в кучи и покрытое пылью. Статуи подземных королей из чистого золота в натуральную величину. Но больше всего поражала воображение огромная, занимающая чуть ли не половину пещеры статуя дракона, сделанная столь тщательно, что казалась живой… Золотая чешуя ослепительно сверкала в свете факелов, прижатые к бокам крылья из литого золота готовы были, казалось, в любой момент развернуться и вознести длинное змеевидное тело в небо…
Огромная голова на длинной, изящно изогнувшейся шее, была выполнена с невероятной достоверностью, а чудовищную пасть украшали два ряда огромных клыков из настоящей кости. Когти могучих лап, видневшихся из-под золотых крыльев, также были сделаны из чего-то, напоминающего старинную кость…
— Какая красота… — прошептала Айрин. — Клянусь Торном, Тьюрин, я знала, что среди гномов есть великие мастера, но такое!
Гном не ответил. Рон обернулся и увидел странную картину.
Гном стоял на коленях перед скелетом, сидящим на богато инкрустированном драгоценными камнями золотом троне. Вся поза бесстрашного воителя выражала сейчас ужас, смешанный с благоговением и почтением. Рону даже показалось, что руки гнома, сжатые в кулаки, мелко дрожат. Губы его шевелились, то ли произнося заклинания, то ли читая молитву.
— Тьюрин… Тьюрин, очнись! Что случилось? Этот… ты знаешь, кто это? Ну, не молчи же!… — Товарищи наперебой пытались вывести гнома из состояния транса.
Наконец он повернулся, и всех поразило выражение его лица. Смесь священного восторга, ужаса, благоговейного страха — все смешалось сейчас на обычно невозмутимой бородатой физиономии. Он сделал шаг к трону и дрожащими руками снял с черепа тяжелый шлем… вернее, не совсем шлем, скорее, это было что-то вроде церемониального головного убора, что-то среднее между глухим боевым шлемом и драгоценной короной, украшенной тремя огромными сапфирами глубинно-синего цвета.
— Да… я знаю… Это Дарт Третий, Пропавший Король… Клянусь Торном, это… это чудо… Много… пять тысяч лет назад… бесследно исчез король Дарт Третий, властелин третьего колена подземного народа. Это был один из самых великих королей нашего народа, он обладал магической силой, он мог видеть сквозь камни и никогда не ошибался, предугадывая богатые жилы… Его искали… и не нашли. И гномы ушли… они… они потеряли своего короля… Их прокляли… Их предали забвению и вычеркнули из Песни их дела. Эта корона… Она вернет гномам право на жизнь, право на… уважение. У третьего колена снова будет король… И… мой… мой род снова сможет жить… как должно…
— Тьюрин… ты не ошибаешься? Это действительно корона подземных королей, ты уверен? Этот скелет действительно…
— Да, при жизни его звали Дартом Третьим. И он заслужил смерть и забвение. Он поступил подло и был наказан.
Айрин вскрикнула. Рон схватился за кинжал. Гном выронил корону, но тут же поймал ее, да так и замер, припав на одно колено.
Прозвучавшие слова были произнесены золотым драконом…
* * *
— Кто ты?
Рон, как и подобает командиру, пришел в себя первым. То, что они считали статуей дракона, открыло глаза, заискрившиеся в свете факелов не хуже, чем великолепно ограненные бриллианты. Пасть с огромными клыками осталась закрытой — как и многим другим существам, дракону не нужно было раскрывать рот, чтобы поддерживать разговор.
— Когда-то меня звали… Гранит… Но теперь моего племени нет… Если хотите, можете называть меня просто драконом. Я не обижусь.
Слова давались дракону с некоторым трудом. Рону показалось, что чудовище порядком подзабыло человеческую речь и сейчас старается вспомнить давно забытый язык,
— О Торн… восьмой дракон… Мне кажется, я схожу с ума… — прошептала Айрин, делая жест, призванный отгонять галлюцинации. Ничего не изменилось — дракон оставался там же, где и был. И, следовательно, был самым что ни на есть настоящим.
Сотни прочитанных рукописей твердили одно: в этот мир пришли семь драконов. И среди них не было золотого — доподлинно известно имя каждого из драконов времени, как и то, когда и почему он умер. «Он рассказывает сказки о восьмом драконе» — так говорят о человеке, плетущем небылицы. И вот перед ними сейчас лежит тот самый восьмой дракон, золотой Гранит, и даже имя его неизвестно миру.
— Прошу прощения, леди… Я не восьмой дракон. Я — первый. Я дракон времени, единственный уцелевший.
— Но почему… почему мы не знали о тебе?
— Это долгая история… Если хотите, я поведаю вам ее. Давно мне не приходилось говорить с живыми. Приятное разнообразие после стольких лет.
Дракон уставился немигающим взглядом на золотой поднос, лежащий на крышке огромного сундука. Казалось, воздух сгустился над блестящей поверхностью, взметнулись крохотные вихри, и внезапно на подносе возникло непроглядное туманное облачко. Когда же оно рассеялось, все увидели, что на подносе лежит еда: мясо, исходящее ароматным дымком, фрукты, сочащиеся сладким соком, свежий хлеб, распространяющий по пещере чудесный аромат… Был здесь и кувшин, наполненный явно чем-то столь же отменным.
— Подкрепите свои силы, разговор будет долгим.
— Как… как вы смогли это сделать? — В Айрин заговорил профессиональный интерес. — Вот так запросто создать пищу!
— Это лишь иллюзия, леди. Но она сможет поддерживать ваши силы достаточно долго, пока вы не доберетесь до настоящей еды. Неделю или около того вполне можно питаться этим без вреда для вашего здоровья.
Похоже, прекрасно управившись с запахом и внешним видом, дракон совершенно не имел представления о вкусе и составе блюд. Еда была, и в то же время ее не было. Во фруктах отсутствовали косточки, мясо и хлеб на вкус были одинаковы и не слишком аппетитны. В кувшине была обычная вода, правда, чистая и холодная. И все же вскорости голод был утолен — когда человек голоден, он обычно не слишком разборчив…
И когда все более или менее насытились, дракон начал свой рассказ.
