14
Я поселился в доме посланника. Сам хозяин давно умер, а его вдова имела одну особенность (помимо того, что съездила за границу): не ела дурманных листьев и твердила об этом раз сто на дню. Как бы там ни было, я наконец обрел пристанище и с гордостью молодого котенка полез на стену, чтобы увидеть внутренность городского дома.
Когда я прикоснулся к этой стене, мое сердце слегка екнуло: мне показалось, что стена качается и осыпается под моими руками. Вообще стена походила на сыроватую глиняную лепешку, в чем я окончательно убедился, добравшись до верха.
Крыши не было никакой. Что же они делают во время дождя? Любопытство еще больше укрепило меня в намерении пожить здесь. Аршинах в пяти от стены начинался деревянный помост с дырой, из которой выглядывала вдова посланника.
Ее широкое лицо и пронзительный взгляд меня не удивили. Но сквозь толстый слой пудры у нее пробивались серые волоски, как у тыквы, подернутой инеем. Это немного смущало.
– Вещи можешь класть на помост, весь верх твой, а вниз не спускайся. Кормлю два раза – на рассвете и в сумерках, не опаздывай. Дурманных листьев мы не едим, плату вперед! – Посланница знала толк в дипломатических переговорах.
Я отсчитал деньги – из тех пятисот национальных престижей, которые еще в деревне получил с Большого Скорпиона. Весь мой багаж был на мне, это следовало считать преимуществом, потому что как-то глупо везти мебель в дом, состоящий из помоста и четырех стен. Хорошо бы мне не свалиться в дыру на этом помосте, и все будет в порядке. Правда, кроме дыры, на помосте был еще слой глины, запах которой совсем не вязался с моим представлением о посольской резиденции. Сверху будет припекать, снизу смердить… В общем, я понял, почему люди-кошки весь день толкутся на улице.
Не успел я последовать их примеру, как из дыры снова показалась мадам, а вслед за ней – восемь кошек помоложе. Нерешительно озираясь на меня, они попрыгали на стену. Вдова тоже оглянулась, уже со стены.
– Мы уходим, до свиданья! – сообщила она. – Ничего не поделаешь, после смерти мужа все эти дуры свалились на мои плечи. Ни денег, ни мужа, а только восемь молоденьких тварей, за которыми я должна присматривать. Дурманных листьев мы не едим. Муж был посланником, я – его женой, и вот теперь я должна с утра до вечера следить за этими распутницами!
После этой тирады оставалось только убраться, иначе у нее просто не хватило бы бранных слов. К счастью, она оказалась сообразительной и тотчас исчезла.
Я терялся в догадках. Кто эти молодые женщины? Дочери посланника, сестры или наложницы? Конечно, наложницы! Они, наверное, есть и у Большого Скорпиона, поэтому он и не пустил меня к себе. Представляю, что за грязь, неразбериха и вонь царят там, под помостом, где старая кошка стережет восьмерых «распутниц», как она выражается. Напрасно я поселился в таком доме… Но деньги уже уплачены, и мне надо взглянуть, что делается внизу. Может быть, воспользоваться отсутствием хозяев? Нет, пожалуй, неловко. Пока я колебался, над стеной опять показалась голова посланницы:
– Скорее выходи из дома, а то знаю вас: подсматривать полезешь!
Смущенно повинуясь, я перелез через стену. Куда же идти? Поговорить можно только с Маленьким Скорпионом, хотя он и скептик. Но где его сейчас найдешь! Дома его, конечно, нет, а искать на улице все равно что искать иголку в море. Я протискивался сквозь толпу и видел вдали дома, которые, наверное, принадлежали аристократии или правительственным учреждениям, потому что они были гораздо выше остальных. Чем дальше от центра, тем меньше и хуже строения – по-видимому, лавки да обиталища бедноты. Сообразив это, в Кошачьем городе очень легко ориентироваться.
Из толпы выбросило стайку женщин-кошек (они обычно светлолицы), которые направились прямо ко мне. Я снова смутился: Большой Скорпион и посланница дали мне понять, что местные женщины очень забиты, а эти бродят где хотят, – должно быть, легкого поведения. Новичку лучше вести себя осторожнее. Но не успел я ретироваться, как услышал голос Маленького Скорпиона:
– Уже приступил к изучению?
Оказалось, что женщин ко мне вел он. В одно мгновение я был окружен.
– Ну как, подарить одну? – смеялся Маленький Скорпион, поглядывая на своих спутниц. – Это Цветок, это Дурман – почище дурманных листьев, – это Звездочка…
Он назвал всех, но я не запомнил всех имен. Дурман подмигнула мне, и я растерялся. Если это женщины легкого поведения, то мне не мешает подумать о своей репутации, а если порядочные, то как бы их не обидеть. Говоря откровенно, я не очень люблю женщин. Их привычка мазаться, по-моему, свидетельствует о фальши и неискренности. Конечно, некоторые женщины не мажутся, но они тоже притворщицы. В общем, я старался держаться от женщин подальше и уважать их на расстоянии.
Маленький Скорпион, видимо, понял меня и стая шутя отталкивать девушек:
– Идите, идите! Дайте нам пофилософствовать!
Девушки засмеялись, втиснулись в толпу, а я по-прежнему стоял растерянный.
– Старые деятели предпочитают брать наложниц, новые деятели – жениться, а мы, пресыщенные старым и ненавидящие новое, не любим ни наложниц, ни жен, – задумчиво сказал Маленький Скорпион. – Лучше уж просто веселиться. Приспособленчество. Но кто устоит от приспособленчества к женщинам?
– Твои спутницы похожи на… – Я не знал, как лучше выразиться.
– Они похожи на всех женщин. Их можно и притеснять, в любить, и уважать, и кормить – кто как хочет. Сами женщины никогда не меняются. Еще моя прабабушка пудрилась, то же делают и бабушка, и мать, и сестры, и эти девушки, да и внучки этих девушек будут пудриться. Запри их в комнату, они станут пудриться, выпусти на улицу – то же самое.
– Вот именно! – воскликнул я.
– Ну и что же? Признавая их слабости, мы как раз и проявляем уважение к женщинам. Ради них мужчины врут без передышки, превращаются то в святых, то в зверей. А женщины всегда чисты, всегда задорны и пудрятся, если не очень красивы от природы. Если бы мужчины чувствовали, что их собственные лица недостаточно красивы, они бы тоже пудрились.
Я задумался, не понимая, верит ли он сам в свою забавную теорию. А Маленький Скорпион продолжал:
– Сейчас ты видел так называемых новых женщин, смертельных врагов посланницы и моего отца. Это совсем не значит, что отец готов подраться с ними; он просто ненавидит их за то, что не может продать их как собственных дочерей, либо запереть в доме, как наложниц. И нельзя сказать, чтобы они были умнее или сильнее посланницы или моей матери. Нет, они истинные женщины, они еще ленивее, еще меньше склонны к размышлениям, зато пудрятся лучше. Они очень милы: даже такой мизантроп, как я, не может не увлечься ими.
– Их что, воспитали в новом духе?
– Воспитали?! – вскричал Маленький Скорпион в каком-то странном возбуждении. – У нас всюду воспитывают, кроме школ. Дед бранится – воспитание, отец торгует дурманными листьями – воспитание, посланница заживо хоронит восьмерых наложниц мужа – воспитание, вонючая канава на улице – воспитание. Этому служат и солдаты, бьющие людей по головам, и те женщины, которые умеют пудриться лучше других. Когда мне говорят о воспитании, я съедаю лишний десяток дурманных листьев, иначе меня тошнит.
– А здесь много школ?
– Много. Ты разве не видел?
– Нет.
– Надо посмотреть. У нас тут всюду культурные учреждения. Имеют ли они отношение к культуре, это еще вопрос, а учреждения есть, – усмехнулся Маленький Скорпион и вдруг вскинул голову. – Плохо дело, дождь собирается!
Туч на небе было еще мало, но ветер дул все сильнее.
– Пора домой! – сказал Маленький Скорпион, явно побаиваясь дождя. – Когда прояснится, встретимся здесь.
Людской поток понесся словно подхваченный ураганом. Я тоже бежал, хотя понимал, что в доме без крыши все равно промокну. Мне просто хотелось тоже бежать и смотреть, как весь город словно безумный карабкается на стены.
Ударил порыв ветра, небо сразу потемнело, огромная красная молния долетела до самой земли и скрестилась с линией домов. Грянул гром, а за ним посыпались крупные, как куриные яйца, капли дождя. Вдалеке что-то зашелестело, дождь на мгновение утих, небо немного прояснилось – и вдруг опять ветер, новый удар молнии, дождевые капли слились в мощные струи. Небо исчезло. Затем струи дождя внезапно изогнулись, задрожали в тоже пропали. Исчезло все, кроме вспышек молнии.
Но я был уже мокрым насквозь и, главное, не мог понять, где мой дом. Отступив от какой-то стены, я ждал новых молний. Мне казалось, что в небе поблескивает глазами гигантский черный дьявол – неудивительно, что этот блеск не помог мне. А, все равно чей дом, полезу, там видно будет! Уже на стене по знакомому шатанию я почувствовал, что случайно попал к дому посланника. Но в этот миг вспыхнула особенно яркая молния, гром обрушился прямо на меня, стена накренилась, и я, зажмурив глаза, полетел неведомо куда.
