13

Большой Скорпион даже не сказал спасибо за то, что я сберег ему тюки, и не поинтересовался, где я буду спать следующую ночь. Во всяком случае, не в его доме.

– Нет, нет! Если ты будешь жить с нами, тебя перестанут уважать. Ведь ты иностранец. Почему бы тебе не пойти в иностранный квартал?

Какая бесстыдная наглость! Предсказания жителей Блестящей страны сбывались.

Сдержав гнев, я попробовал объяснить, почему мне хочется остаться здесь. Потом намекнул, что готов не жить в его доме, а только посмотреть и уйти. Он вновь не согласился. Этого следовало ожидать: за несколько месяцев, проведенных в роще, я даже не узнал, где он ночует. Сейчас он, наверное, боится, что я проникну в его склад дурманных листьев. Но если бы мне хотелось их украсть, я сделал бы это еще вчера вечером.

Большой Скорпион отрицательно покачал головой: он не может принять меня потому, что у него в доме женщины. Логичный довод, хотя от моего взгляда женщины не пострадают. Впрочем, что тут рассуждать!

В эту минуту над стеной выросла голова старого кота – вся седая, похожая на высушенную тыкву с усами. Это появился отец Большого Скорпиона.

– Нам не надо иностранцев! Не надо! Не надо! – замяукал он.

Я чуть не рассмеялся и в то же время испытал уважение к этому старому коту с тыквенной головой: он, по крайней мере, не боялся сильных, даже презирал их. Презрение, наверное, проистекало от невежества, но мне он все равно показался благороднее Большого Скорпиона.

Тут меня отозвало в сторону какое-то молодое существо, а Большой Скорпион, воспользовавшись случаем, улизнул за стену.

Молодой человек-кошка был сыном Большого Скорпиона. Я очень обрадовался этой встрече: теперь я знаком сразу с тремя поколениями. Хотя старшие поколения еще живы и, по-видимому, сохраняют значительную силу, они все-таки принадлежат прошлому. Пульс Кошачьего государства надо щупать на молодежи.

– Ты издалека? – спросил меня Маленький Скорпион.

На самом деле у него было свое имя, но для простоты я буду называть его так.

– Издалека! – воскликнул я. – Скажи, этот старик – твой дедушка?

– Да. Он считает, что все беды происходят от иностранцев, поэтому очень боится их.

– Он тоже ест дурманные листья?

– Представь себе, ест, хотя они и завезены из-за границы. Он думает, будто позорит этим иностранцев.

Вокруг уже толпилось немало прохожих, которые смотрели на меня, разинув рты и округлив глаза, словно на чудище.

– Нельзя ли нам найти для беседы местечко поспокойнее?

– Куда мы ни пойдем, они двинутся за нами, так что давай говорить здесь. Они совсем не слушают нас, только глазеют на тебя.

Прямота Маленького Скорпиона мне очень нравилась.

– Ладно, останемся здесь. Расскажи о своем отце.

– Он прогрессивная личность, по крайней мере был ним до двадцати лет. Тогда он выступал против дурманных листьев, но потом унаследовал дедовскую рощу. Еще он ратовал за свободу для женщин, а сейчас не пускает тебя к нам, потому что у него в доме женщины. Дед часто говорит, будто я тоже таким стану: в зрелые годы все вспоминают заветы предков. Дед, кроме заветов, ничего не знает. Отец – тот немного другой. В молодости он даже подражал иностранцам, а сейчас использует свои знания, чтобы на всем наживаться. Когда надо применить новинку, он ее применит ради выгоды, но в главном они с дедом одинаковы.

Рассказ собеседника ошеломил меня, и я зажмурил глаза. Мне показалось, будто он нарисовал картину общественного круговорота. Вне круга что-то мерцает, но внутри царит кромешная, все сгущающаяся тьма. Развеется ли когда-нибудь тьма – это целиком зависит от таких, как Маленький Скорпион, думал я, хотя еще не знал ни его подлинных взглядов, ни его возможностей.

– А ты ешь дурманные листья? – вдруг спросил я, точно в этих листьях крылись истоки всех бед.

– Ем, – ответил Маленький Скорпион.

Картина общественного круговорота еще больше затуманилась.

– Почему? Извини за бесцеремонность.

– Потому что без них нельзя бороться.

– Бороться? Может быть, приспосабливаться?

Маленький Скорпион долго молчал.

– Да, пожалуй, приспосабливаться… – ответил он наконец. – Я был за границей, повидал мир, но среди народа, который ничего не желает делать, можно только приспосабливаться, иначе не проживешь.

– А сам ты разве не способен действовать?

– Бесполезно! Что значу я один против глупой, наивной, жалкой и переменчивой в своих настроениях толпы; против солдат, которые умеют только махать дубинками, грабить дурманные рощи да насиловать женщин; против многомудрых, корыстолюбивых, близоруких и бесстыдных политиканов? В конце концов, своя голова дороже…

– И так думает большинство молодежи?

– Что? Молодежи? У нас такой нет. Вернее, она определяется только возрастом, а вслед за ней идут старые… – Он, наверное, выругался, но я не понял. – Наши молодые иногда древнее стариков, похуже моего папаши…

– Надо помнить о влиянии дурной среды, – попытался я его смягчить. – Не будем чересчур строги.

– Дурная обстановка, конечно, мешает, но ведь она способна и пробуждать! Молодежь должна быть живой, а мои сверстники с самого рождения какие-то полумертвые. Они всем недовольны, однако стоит им почуять малейшую выгоду для себя, как их сердца черствеют…

Теперь я уже встревожился.

– Ты, наверное, преувеличиваешь. Не обижайся на мои слова, но стоит ли превращаться в рассудочного пессимиста, которому не хватает смелости? Свое неумение действовать ты объясняешь чужими грехами, поэтому в видишь все в мрачном свете. Оглянись вокруг, мир не покажется тебе таким уж безнадежным.

– Возможно, – усмехнулся Маленький Скорпион. – Но эту исследовательскую работу я предоставляю тебе. Ты прибыл издалека и, наверное, увидишь все яснее меня.

Окружавшие нас зеваки, в свою очередь, уже изучили, как я моргаю и открываю рот. Теперь их любопытство сосредоточилось на моих штанах. У меня была еще масса вопросов к Маленькому Скорпиону, но вокруг не осталось ни глотка свежего воздуха. Я попросил собеседника найти мне какое-нибудь пристанище. Он сначала тоже посоветовал идти в иностранный квартал, причем его доводы были более вескими, чем у кошачьих иностранцев. Наконец он сказал:

– Я не думаю, чтобы ты всерьез занялся изучением нашей жизни, твоя горячность скоро испарится. Но если ты в самом деле решил жить здесь, я могу подыскать тебе место. Правда, оно хорошо лишь тем, что в том доме не едят дурманных листьев.

– Главное, чтобы было место, а остальное пустяки! – воскликнул я, стараясь отогнать от себя мысль об иностранном квартале.