Глава 23
Перст судьбы
Весть о капитуляции Трабона догнала нас на пути в Абдальяр, и принес ее пакетбот. Сообщение это все восприняли довольно спокойно, потому что внутренне давно были готовы услышать его, а впереди нас ждало не менее важное дело – окончательный разгром абдальярского флота.
Скорая капитуляция Трабона не стала для меня неожиданностью, слишком уж много было завязано на фигуре короля Готома. И помогущественней империи разваливались после смерти человека, их создавшего. Взять того же Александра Македонского, чья империя занимала чуть ли не половину тогдашней Ойкумены. Да и при разговоре с представителями оппозиции Готома мне ясно дали понять, что война долго не продлится. В обмен эти люди попросили определенные гарантии, которые я легко дал.
Никто на суверенитет Трабона покушаться не будет, сумма контрибуции станет для его экономики подъемной, а со своими соседями, вошедшими в состав королевства уже при короле Готоме, разбирайтесь сами.
Договоритесь – они останутся частью Трабона, захотят отделиться – большой и красивый флаг им в руки. Но все это при одном-единственном условии: численность армии Трабона не должна превышать определенных нами границ.
С Абдальяром все обстояло иначе. После проигранного сражения его флот отступил к своим берегам. Отступил ненадолго, что было понятно всем. Пройдет какое-то время, и Абдальяр снова попытается завершить начатое дело. Скардарский флот вечно находиться в имперских водах не сможет, и, стоит ему уйти, случится одно из двух: Абдальяр либо попытается покончить с флотом Империи, либо отправится в Скардар, чтобы покончить с его флотом. Поодиночке ни нам, ни Скардару одолеть Абдальяр невозможно, все отчетливо это понимали. Для окончательного разгрома абдальярского флота и был затеян поход по-прежнему объединенными флотами Империи и Скардара.
Вторая весть, пришедшая с пакетботом, настоятельно требовала моего возвращения в Трабон, и мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Весть пришла от тех, кто помог нам пленить трабонского короля. Впечатление от людей, принявших участие в заговоре против Готома, было двояким. С одной стороны, они очень помогли, ведь именно пленение короля значительно ускорило и сделало неизбежной победу Империи над Трабоном, в которой я, впрочем, и не сомневался. Не сомневался, потому что так было положено.
Хотя ход войны мог пойти и по другому сценарию. Как бы ни истощена была экономика Трабона, но еще одну войну она бы точно выдержала. И наступление имперских войск просто-напросто опередило наступление армии Готома, который отнюдь не собирался останавливаться на достигнутом. Да и Сайскую битву мы могли проиграть, ведь соотношение сил было примерно равным, а выучка у трабонских солдат все же лучше, чего уж там. И слава богу, что все это уже позади.
С другой стороны, люди, предавшие короля, были из его ближайшего окружения. Они поддакивали ему, кланялись вслед и, в конце концов, предали. Да, ими двигало желание спасти Трабон от окончательного разгрома, но, если вдуматься, есть ли оправдание предательству, чем бы оно ни было вызвано?
Именно эти люди и стали причиной того, что мне пришлось возвращаться в Трабон. Потому что помимо всех уже перечисленных гарантий я дал и еще одну: варды вернутся в свои степи. Этого не произошло.
Не произошло по той причине, что верховный дормон вардов, Тотонхорн, очень нездорово выглядевший при последней нашей встрече, окончательно слег, и дни его были сочтены. Вообще-то по его замыслу в случае его смерти или в том случае, если он окончательно отойдет от дел, власть должна была перейти в руки его сына – Тотайшана, чего тоже не случилось. К власти пришел другой человек, глава одного из наиболее могущественных вардовских родов. Дормон – должность у вардов выборная, и нового правителя именно выбрали, что сделало власть его легитимной.
Произошло все это потому, что новый дормон, в отличие от прежнего, призывал продолжить поход на юг, в глубь территорий Трабона. Ситуация к тому располагала, ведь в стране был полный разброд: старого короля уже нет, нового еще нет, а армия фактически распущена. Словом, бери все что захочешь, сколько захочешь, и никто не сможет тебе помешать. Именно это и сыграло основную роль при выборе нового дормона, после чего варды во главе с правителем двинулись на юг.
«Послать им навстречу имперские войска? – рассуждал я. – Но варды – союзники Империи, сыгравшие в победе над Трабоном немаловажную роль, ведь Готому не оставалось ничего больше, кроме того как послать часть своей армии против них, чтобы остановить вторжение Тотонхорна с севера».
Ситуация, на мой взгляд, выглядела крайне нелепой: воевать против бывших союзников, защищая своего недавнего злейшего врага…
Корабль, на мостике которого я находился, был типичным имперским тридцативосьмипушечным фрегатом, имевшим три мачты с полным прямым вооружением. Свой полувековой юбилей он разменял еще несколько лет назад, так что похвастаться юностью никак не мог, а вот длительного ремонта требовал основательно. По большому счету, я и выбрал-то его для возвращения только потому, чтобы не лишать объединенную эскадру лучшего корабля, тем самым ее ослабив.
Назывался фрегат, на мой взгляд, несколько вычурно – «Перст судьбы». Сначала мне пришло в голову, что такое его название связано с какой-нибудь легендой. Например, одна из скардарских тримур имеет название «Четвертый сын», и, как выяснилось, за ним скрывается целая притча о воинском долге. Здесь же в ответ на мой вопрос капитан корабля Лейсон Горт лишь пожал плечами: даже не представляю, почему фрегат называется именно так.
Капитан был примерно моего возраста, среднего роста, коренастый, с гладко выбритым лицом, что само по себе зрелище в этом мире довольно редкое.
С Лейсоном Гортом мы чувствовали по отношению друг к другу взаимную симпатию хотя бы по той причине, что и он, и я не были дворянами урожденными.
Дворянство Горт получил не из-за того, что удачно подал императору рогатину при охоте на кабана, как это произошло с предком капитана «Властелина морей» Фредом фер Груенуа. Хотя с предком Фреда не очень удачный пример, ведь когда тот совершал свой самоотверженный поступок, сродни подвигу, он уже был и дворянином, и даже имел титул барона. Кстати, сам Фред несколько лет назад заметил, что сейчас стать графом таким образом уже не удастся, поскольку на троне императрица, которая, как и большинство женщин, терпеть не может охоту.
Если бы он продолжил развивать свою мысль, я бы его убил. Шутка, конечно.
Но ведь получалось так, что в согласии с его пусть и не озвученной логикой я приобрел титул графа благодаря своим альковным подвигам, а мне и без него подобных разговоров в то время хватало. Это сейчас несколько иная ситуация.
И вообще, когда я стал бароном герцогства Эйсен-Гермсайдр, женщина присутствовала, пусть и прямого отношения она к этому не имела. Но ведь я дворянство и в Скардаре получил, а там женщинами даже не пахло!
Лейсон Горт стал дворянином, действительно совершив подвиг. В те времена он еще ходил помощником артиллерийского офицера, и самое большое, на что мог рассчитывать, не имея благородного происхождения, – со временем этого офицера заменить.
Тогда Горт, а произошло это событие еще пару десятков лет тому назад, сумел переправить канат на гибнущий корабль, наскочивший на камни во время шторма: совершил то, на что остальные не решились, слишком уж велика была вероятность погибнуть. Благодаря его поступку большую часть экипажа удалось спасти. Вероятно, награждение было бы более скромным, но среди спасенных оказался родственник герцога Вандерера, который сам является родственником императорской семьи, пусть и очень дальним.
Кстати, перенеслась мысль на новую тему, у Коллайна категорически не складываются отношения с герцогом. Нет, он бывает у него в доме, с виду проявляя искреннюю любезность, но за глаза всегда ворчит:
– Не нравится мне господин Вандерер, не нравится, и все тут. А почему – я и сам не пойму, как будто бы к этому нет никаких предпосылок.
Обычно чутью Анри я всегда доверял, он очень редко ошибался в людях, в чем мне много раз приходилось убеждаться, но в отношении герцога, вероятно, был не тот случай.
Что же касается самого Лейсона Горта, после получения дворянства карьера его складывалась довольно стремительно, и он принял командование первым своим кораблем, когда ему еще было далеко до тридцати. Кроме того, в своей среде он считался везунчиком, и к тому были все основания. Читал я, что в Великобритании даже во времена Второй мировой войны в личных делах военно-морских офицеров существовала графа «удачливость». Так вот, Лейсону Горту смело можно ставить в этой графе крестик. Или галочку: не представляю, что там положено ставить.
Побывать в таком жестоком сражении, причем оказаться в самом его пекле, и вывести из него корабль практически без повреждений!.. Да уж, без удачи дело точно не обошлось. Незаурядный, в общем, человек Лейсон Горт, и я наконец смог определиться, кто примет под командование систершип «Властелина морей», грозивший через несколько месяцев сойти со стапелей.
А сражение действительно оказалось очень жарким. И я в очередной раз был горячо благодарен Иджину дир Пьетроссо. Именно корабли его эскадры проявили такую самоотверженность, что враг, не выдержав натиска, в конце концов дрогнул. Правда, и потери Скардара оказались значительно выше, чем у флота Империи.
Самоотверженность Скардара неудивительна, она имеет давние исторические традиции, некоторое время назад изрядно поугасшие, но сейчас вновь возвращающиеся. Эх, имперскому флоту такие традиции прививать еще и прививать…
«Хорошо идем, – думал я, глядя на пробегающую мимо борта фрегата голубовато-зеленую воду, – лиг девять в час, не меньше. С таким темпом в Трабон прибудем значительно раньше, чем предполагается».
И надо же такому случиться, почти сразу же с кормы раздался голос возившегося с лаглинем матроса, который замерял ход корабля:
– Шесть лиг, почти шесть с половиной.
«Вот же черт, ошибиться почти на треть! Хорошо одно – вслух умудрился не произнести, тоже мне, навигатор».
Чуть ли не следом над головой послышался зычный голос марсового:
– Прямо по курсу паруса на горизонте!
Вскоре можно было разобрать, что кораблей два и идут они почти встречным курсом.
Так, кто же это может быть? Пираты? Вряд ли, в эти места, где так много кораблей, они точно долго еще не сунутся, боясь попасть под раздачу, ведь их никто жалеть не будет, ни свои, ни чужие. Да и, судя по всему, идущие нам навстречу корабли классом не ниже «Перста судьбы», а у пиратов большие корабли редкость, не тот профиль деятельности.
Корабли Трабона? Тоже сомнительно, все те, что остались на плаву, стоят сейчас в портах. Купцы? Но они обычно собираются караванами.
Сверху, с самой вершины грота, снова раздался голос впередсмотрящего, вносящий в ситуацию ясность:
– Абдальяр!
Смотри-ка, какой глазастый, первым смог разглядеть! Ну что ж, это в корне меняет дело. Не знаю, откуда они здесь взялись, два корабля Абдальяра, но ничего хорошо от этого ждать не приходится.
Хотя предположить можно. На северо-востоке от нас виднелась целая группа островов. Судя по увиденному мною на карте, острова разделяют узкие проливы, делающие их похожими на лабиринт. Сами же они практически не заселены. Вполне удачное местечко, чтобы спрятаться для починки кораблей, пострадавших в недавнем сражении.
На фрегате сыграли тревогу сразу же, как только на горизонте появились неопознанные корабли. Если бы она оказалась ложной, так что же, не страшно. Лишний раз сыгранная боевая тревога никому никогда не помешала, если же нет, что ж, к бою все уже готово.
Мы продолжали сближаться. Место, где нам суждено было повстречаться с абдальярцами, оказалось не очень удачным для маневров. Слева по борту практически весь горизонт занимали далекие пики гор, расположенных на островах. А справа даже невооруженным глазом отчетливо видны буруны, там банка, кстати тоже отмеченная на карте. Ну и ветер, задувавший нам в левый борт и являющийся для фрегатов Абдальяра попутным. Вот и сократили путь. Возьми мы мористее и оставь мель по левому борту, встречи можно было бы избежать.
Но это мои рассуждения, а что скажет человек, в таких делах искушенный, – капитан Лейсон Горт? Быть может, у него есть какое-то решение, ведь вступать в бой с двукратно превосходившим по численности и огневой мощи противником в наши планы явно не входит. Но нет, судя по отданным им приказам, бой становился для нас неизбежностью.
Еще я увидел взгляд, брошенный Гортом на гафель, где помимо имперского флага красовался и мой штандарт. Давно уже на нем кроме лошадки появилось и несколько корон, изображенных по углам, и даже мечи. Так принято, с тех времен мой статус значительно изменился, и я даже не стал противиться, к чему?
А вот взгляд Горта можно истолковать только так: на кораблях врага обязательно увидят его, непременно обрадуются и атаковать начнут с большим воодушевлением – надо же, такая удача! И у нас еще есть время, чтобы его убрать.
Нет, господин Горт, штандарт мы убирать не будем. Проще уж сразу спустить паруса и сдаться в плен, позору меньше. Потому что убрать штандарт будет не военной хитростью, а малодушием, даже трусостью, и вы это отлично понимаете. Хотя и не о себе лично вы сейчас печетесь, совсем не о себе.
– Прошка, кирасу мне, – через плечо бросил я.
Ничего страшного, что я опять назвал его Прошкой, у меня через раз так. Уж сколько лет прошло, а я все привыкнуть не могу. Да и он не обижается, тем более есть кому передоверить такое ответственное дело.
Всем нам придется рискнуть, ведь в артиллерийской дуэли против двух фрегатов да еще при ограниченности маневров мы долго не продержимся.
Сейчас я очень жалел о том, что возвращаюсь не на «Властелине». Вот ему справиться с двумя фрегатами было бы легко.
Я сам видел, как он атаковал сразу три корабля, причем победил их на удивление легко. Да и в недавнем сражении с Абдальяром сумел отметиться так, что господин Иджин дир Пьетроссо, дерториер Скардара, спит и видит такой корабль в составе своего флота. Но кто же мог знать, что все обернется именно так?
– Господин Горт, – обратился я к капитану «Перста судьбы», – наш план таков. Мы берем на абордаж правого из них. И помоги нам небеса справиться с его экипажем до того времени, как ему на помощь придет второй корабль. Все.
Теперь его задача – подвести «Перст судьбы» к вражескому фрегату так, чтобы удачно нас высадить, успеть дать по его палубе залп картечью и постараться не получить ответный залп по своей.
Я знаю людей, которые с такими задачами справлялись на отлично. Это и Фред фер Груенуа, и Мелиню дир Героссо, а теперь ваша очередь, господин Горт. И пусть с вами будет вся ваша удачливость, сейчас она всем нам особенно понадобится.
Отправляясь в поход на Абдальяр, я захватил только часть своих людей из тех, кого постоянно привык видеть рядом, всего два десятка, ведь в мои планы не входило лично бросаться на абордаж. Один из них, Гордон, тот в своей стихии, бывший абордажник, «диких» тоже учили брать корабли штурмом, а вот, например, Амин хотя и боец весьма незаурядный, но сейчас его первый морской поход, и со стороны это заметно даже издалека.
На фрегате есть и своя абордажная команда. Кроме того, в атаке вражеского корабля примет участие весь экипаж.
На мостике «Перста судьбы» воздух, казалось, загустел от напряжения. Капитан Лейсон Горт стоял, неотрывно глядя на вражеский фрегат, с силой закусив нижнюю губу. Сейчас от его команд зависело очень многое, и от их взвешенности, и от своевременности.
Артиллерийский офицер, находящийся у корабельного колокола, чтобы в нужный момент отдать команду к залпу, сжал его язык так, что от напряжения побелели костяшки пальцев. У штурвала находилась двойная смена рулевых, закованных в сталь чуть ли не с ног до головы, ведь это так важно, не остаться без управления тогда, когда все решают мгновения.
А на шкафуте, где собралась абордажная команда, люди настраивались на штурм.
В такие моменты каждый настраивается по-разному. Кто-то молится, от волнения забывая и путая слова молитв, кто-то накручивает себя, вгоняя в кровь адреналин. Ну а кто-то просто посматривает на остальных, пытаясь перенять у них ту частичку мужества, которой ему не хватает. Лишь Шлон, белозубо скалясь, что-то сказал стоявшему рядом с ним Ворону, и тот, несмотря на напряженность ситуации и свою обычную невозмутимость, не смог удержаться от улыбки.
Шлон очень похудел за последнее время и сейчас выглядел примерно так, каким я его и увидел в первый раз.
Выбранный нами для атаки абдальярский фрегат рос прямо на глазах. Уже отчетливо были видны две белых полосы вдоль его правого борта, где из портов торчали стволы орудий. Вот уже можно разглядеть лица матросов, выстроенных на верхней палубе с оружием в руках, чтобы отбить нашу атаку…
И когда мы сблизились так, что стали видны дымки от фитилей в руках вражеских канониров, когда Лейсон Горт открыл рот, чтобы отдать приказ, а его помощник отвел руку с зажатым в ней языком колокола, я во весь голос заорал:
– Отставить! Не стрелять!
Мы разошлись с абдальярским фрегатом на расстоянии половины пистолетного выстрела, и те мгновения, когда мы проходили мимо его борта, показались мне вечностью. Ведь если сейчас по нам дадут залп, залп в упор картечью, с дистанции, лучше которой попросту не бывает, мы потеряем те крохотные шансы победить, что у нас имелись.
Хорошо были видны бледные от напряжения лица экипажа абдальярца и блестевшие золотом кирасы офицеров с белыми как мел физиономиями.
Пахнуло дымком из высокой трубы камбуза, запахом пригоревшего варева, и мы разошлись.
Время сразу вернулось в свои привычные рамки, и я склонился над картой. Абсолютно ничего меня в ней не интересовало, но надо же было спрятать от всех выражение лица в тот момент, когда я совершенно не представлял, какое оно именно.
И мы, и фрегаты Абдальяра продолжали следовать своим курсом, и только через некоторое время Горт решился задать вопрос:
– Господин де Койн, как вы поняли, что они не будут стрелять?
В ответ я только развел руками: самому бы знать.
Уже заходя в кормовую надстройку, я услышал приглушенный басок Шлона, окруженного членами абордажной команды:
– Абдальярцы же не идиоты, чтобы связываться с нами, после того как увидели на корабле штандарт! Это еще что, сейчас я вам такую историю расскажу!..
«Вот же балабол», – подумал я. Когда я открывал двери адмиральской каюты, руки ощутимо подрагивали.
В столице Трабона меня ждала кавалерийская бригада фер Дисса, те мои люди, которых я не брал с собой в Абдальяр, и двое суток непрекращающихся встреч и разговоров, когда почти не было времени хоть немного поспать. А затем наступила пора бешеной скачки на север, когда снова отставших не ждали.
Ворон по-прежнему оставался в Дрондере, но мой нынешний конь мало в чем ему уступал, по крайней мере не статью. Окрас у него был редкостного солового цвета со звездами, прежде звали его Аврег, и я сразу же перекрестил его в Абрека, уж слишком по-разбойничьи он косил глаза. Красивый конь, с крутым норовом, шеей дугой, в глазах огонь и поступь такая грациозная, к тому же иноходец. Но мне бы сейчас какую кобылку посмирнее… Я с тоской вспоминал Мухорку, мою первую лошадь в этом мире.
По земле я передвигался уже с тростью, рана на ноге заживала, а вот с коня после целого дня езды меня порой снимали на руках. И потом долго приходилось массировать ногу, чтобы боль ушла.
Посланные вперед гонцы, которые должны были передать новому дормону требование о назначении нашей встречи, благополучно вернулись назад, но, когда мы прибыли в назначенное место, вардов там не оказалось. Пришлось повернуть на запад, в надежде обогнать, чтобы оказаться на их пути.
Варды проходили по землям Трабона стремительно, частенько оставляя за собой пепелища деревень и разоренные небольшие городки. Крупные города степняки старательно обходили стороной, ведь там они вполне могли получить отпор.
Наконец мы встретились. Это произошло в речной долине с невыразительным названием, которое сразу же вылетело у меня из головы, как только мне его сообщили. Пора было становиться на очередной ночлег, когда из-за ближайших холмов показались всадники. Они все прибывали и прибывали, казалось, что их поток нескончаем.
«Так, к вардам присоединились и тугиры, вот в чем причина их многочисленности, – присмотревшись, понял я. – Тугиры тоже решили принять участие в доброй охоте за золотом и синеглазыми светловолосыми красавицами с гладкой белой кожей. Быстро же они спелись!»
Как мгновенно все может измениться! Ведь тугиры чуть ли не вчера были злейшими врагами вардов. Да и я сам… Еще и месяца не прошло, как я мечтал поскорее разгромить Трабон, и вот на тебе, вынужден его защищать.
А кочевникам все не было конца. Наконец окружив сплошным кольцом наш отряд, остановившийся у самого берега небольшой мелкой речушки с каменистым дном, они замерли. То, что нас могут не узнать, я не опасался, нас легко опознать по знаменам. Но беспокойство их действия все же вызывали. Их много, они привыкли к легким победам, ведь сопротивления им почти никто не оказывал, место здесь достаточно уединенное, и прибыли мы сюда для того, чтобы их остановить.
Остановить, когда до следующей цели – мирного городка – всего полдня пути, а в нем твори, что хочешь, бери, что хочешь, и никто не призовет тебя к ответу.
Фер Дисса, не дожидаясь моих распоряжений, отдал короткий приказ, и гатлинги лихорадочно начали приводить в боевое положение.
«На всех их у нас даже патронов не хватит, – еще раз осмотревшись по сторонам, решил я. – Даже если каждый выстрел будет попадать в цель».
Я оглядел своих людей. Хорошие у них были лица, вдумчивые, без всякой бравады, хотя многие из них наверняка уже прощаются с жизнью, настраиваясь на неизбежное. Ну что ж, люди у нас все как на подбор здравомыслящие, отлично понимающие, что вечно не живет никто. Вопрос только в том, как именно умереть и ради чего.
Наконец от степняков отделилась группа всадников и не спеша направилась к нам. Дормона среди них не было, иначе рядом с ним кто-нибудь обязательно держал бы его бунчук. Вероятно, эти люди желают пригласить нас для разговора.
Я еще раз посмотрел на окруживших нас кочевников. Почему-то вспомнилась далеко не самая умная шутка, и мне не удалось сдержать улыбку, на что фер Дисса удивленно поднял бровь. Следующая мысль была нисколько не умнее: они что тут, в этом мире, все как один, кроме меня, бровями играть умеют?
– В тех местах, откуда я родом, господин граф, – обратился я к нему, – говорят так: в том, что попал в окружение, ничего страшного нет, наоборот, одни удобства – ведь появляется возможность атаковать в любую сторону.
Граф хохотнул, тут же оборвав смешок: положение серьезней некуда, чтобы смеяться. Да и не по статусу это командиру. Шлону же на все условности было плевать, и потому он заржал в полный голос. Затем передал мои слова тем, кому они были не слышны, и заржал уже вместе с ними.
К тому времени, когда к нам подъехали варды, смеялись все. Смех полутора тысяч человек слышен издалека, так что даже не знаю, что уж там подумали стоявшие в отдалении кочевники. Вот же не предполагал, что такая, казалось бы, незамысловатая шутка будет иметь такой большой успех.
Человека, ставшего новым дормоном, я видел раньше. Он привел свой род, когда Тотонхорн собирал вардов для битвы с тугирами. Имени я его не помнил, если вообще знал. В битве он со своими людьми особенного геройства не проявлял, но и за чужими спинами не прятался.
Дормон, судя по всему, человек неглупый – он сразу решил использовать свой шанс, когда Тотонхорн слег, и вот вам результат: за его спиной множество воинов, и у каждого из них к седлу приторочены огромные сумки. А сколько добра они уже успели в свои степи отправить… Да черт бы с ним, с добром, людей жалко, жестоки они очень, кочевники, сколько нам по дороге трупов попадалось, и ладно бы одних мужчин.
Дормон начал разговор первым:
– Вы должны быть нам благодарны, господин де Койн, ведь мы помогли вам победить. Ну а теперь мы берем плату за свою помощь. Причем берем не с вас, а с ваших врагов. Стоит ли вам из-за этого проявлять беспокойство?
Новый дормон на имперском говорил на удивление чисто, почти как на родном. Голос его звучал ровно.
– Обстоятельства изменились, абыс. – Слово «абыс» далось мне нелегко, уж слишком я привык так называть Тотонхорна. – Изменились настолько, что ваши действия я теперь считаю враждебными по отношению к себе лично.
– И что именно могло их так изменить?
Тут бы мне извлечь откуда-нибудь из-под полы плаща трабонскую корону, плюнуть на нее, потереть об рукав, чтобы заблестела, и нахлобучить на голову. Но не догадался я ее с собой захватить и потому сказал:
– Вероятно, новости к вам доходят слишком медленно. Иначе вы бы уже знали, что это, – и я провел вокруг себя поднятой над головой рукой, – уже мои земли, а люди, на них живущие, – мои подданные, которых я обязан защищать. И вы теперь хорошенько подумайте, так ли уж вам стоит портить со мной отношения…
Я успел, Тотонхорн был еще жив. Даже после беглого взгляда на него становилось понятно, что жить ему осталось всего несколько часов. Бывший дормон вардов стал бледной копией самого себя, пусть и такого, каким я видел его в последний раз. Тотонхорн исхудал до такой степени, что больше всего походил на оживший скелет.
Увидев меня, он улыбнулся. Только улыбка у него была похожа на улыбку той, что вечно ходит с косой, не расставаясь с ней ни на секунду.
– А, де Койн. Ты знаешь, я почему-то был уверен, что увижу тебя перед тем, как отправлюсь на встречу со своей Айшан. Я хочу попросить тебя и знаю, ты не сможешь мне отказать.
Тотонхорн надолго умолк. Он лежал, прикрыв глаза, и при каждом вздохе в груди у него громко хрипело. Я уж было решил, что он уснул, когда Тотонхорн открыл глаза, посмотрел по сторонам, увидел меня и попытался взять меня за руку.
Рука у него оказалась холодной как лед и такой костистой, что казалось, на ней совсем не осталось плоти.
– Обещай мне, де Койн, что позаботишься о Тотайшане. Ведь именно он должен стать дормоном, и он бы им стал, если бы я успел. Ты обещаешь?
В своих планах я тоже видел его дормоном. И еще я знаю, что Тотайшан никогда не поведет орду на беззащитные селения, никогда.
Вслух я сказал:
– Да, абыс, обещаю.
