Книга: Дворец для любимой
Назад: Глава 20 Красивое имя
Дальше: Глава 22 Его королевское величество

Глава 21
Побочные эффекты

К решающему сражению между армиями Империи и Трабона я конечно же не успел. Понадобилось несколько дней, чтобы прийти в себя.
Черт бы побрал эти побочные эффекты микстуры доктора Цаннера. Меня то бросало в жар, то начинал трясти сумасшедший озноб, когда все тело покрывалось холодным липким потом, а зубы выбивали частую дробь. Ну и для разнообразия мышцы иногда сводило судорогами. Наверное, нечто подобное чувствуют наркоманы во время абстинентного синдрома или, попросту говоря, ломки. Хотя снадобье действенное, чего уж тут. Полностью убрать болевые ощущения, при этом оставив голову кристально ясной – это многого стоит. Наверное, со временем на его основе сделают какой-нибудь стимулятор. Но мне, надеюсь, снадобье Цаннера никогда больше не понадобится, слишком уж мучительны побочные эффекты у его микстуры.
То ли дело побочные эффекты от корешков Шлона.
«Хотя мне, в моем нынешнем состоянии, это вряд ли бы пригодилось», – размышлял я, со стонами пытаясь придать телу в постели более удобное положение.
Велел найти Хийома, чтобы отблагодарить, как и обещал. Долго расспрашивал его о нынешней жизни. В страже Хийом оказался потому, что в армию не взяли из-за возраста, а сидеть дома, когда идет война, он не смог. Вот все бы такими были.
Желание Хийом изъявил одно: чтобы его отправили в действующие войска, и эту проблему удалось легко решить. Ну а золото от меня он получил якобы в качестве подъемных.
Ежедневно посещал Коллайн, которому похвастаться было особенно нечем. След обрывался в заброшенном поместье, где мы обнаружили Яну. И хотя оставшимся в живых после штурма языки развязали быстро, ничего нового от них узнать не удалось. Эти люди оказались обычными наемниками, правда, весьма высокой квалификации, но другим похищение принцессы и не доверили бы. А вот кто являлся посредником между заказчиком и ими, оставалось тайной. Но я по-прежнему твердо был убежден – это дело рук короля Готома.
Хватало и других проблем, и все их приходилось решать, лежа в постели, что, в конце концов, мне начало даже нравиться. А что, Черчилль лежа страной руководил, и ничего, говорят, отлично получалось.
Когда приходили дети и Янианна, они вели себя так, будто громкими голосами могли причинить мне боль. Маленькая Яна ходила гордая: как же, пережить такое приключение, и мальчишки ей отчаянно завидовали. Особенно Конрад, который был твердо убежден в том, что смог бы справиться с похитителями и сам, без всякой помощи. Мне было даже немного жаль их всех, потому что и раньше у них особенной свободы не было, а теперь, после случившегося, детей постоянно окружала целая толпа народа.
Я же в который раз давал себе твердое слово – впредь быть более расчетливым и осмотрительным в поступках, хорошая понимая, что это всего лишь новые слова на мотив давно уже известной песенки.
Голова ладно, много раз приходилось по ней получать, пора бы уже и привыкнуть. Как говорят: завяжи да лежи. А вот нога…
С одним моим знакомым в этом мире случилась такая история. Он получил ранение в ногу, довольно тяжелое, и все опасался: как бы заражение не началось. Нет, обошлось без заражения, рана заживала отлично, произошло другое – нога начала отсыхать. И отсохла до такой степени, что стала толщиной с руку, помимо того, что двигать ею он уже не мог. Наверное, какой-то нерв оказался задет. И симптомы у него были похожими – он ногу почти не чувствовал, как я свою.
Представляя, как шествую по тронному залу рядом со своей красавицей-женой на костылях, с высохшей, болтающейся ногой и с головой, трясущейся из-за постоянных контузий, я зубами скрипел.
Янианна сейчас в самом расцвете своей красоты, а вокруг нее вьется столько сладкоязычных молодых красавчиков… Попробуй уследи за всеми!
В общем, утром, при очередном визите своего лечащего врача Цаннера, я заявил о том, что валяться в постели у меня совершенно нет времени, и потому я убываю на фронт. Есть вещи, которые могут произойти без всякого нашего желания даже в том случае, если мы их страстно не будем хотеть, так зачем же на этом зацикливаться?
Доктор Цаннер был категорически против:
– Господин де Койн, мне необходимо наблюдать за клиникой заживления ваших ран.
– Нет ничего проще, господин Цаннер, – немедленно отреагировал я. – Поскольку, на мой взгляд, вам следует отправиться на фронт вместе со мной.
– С вами?.. – Не скажу, что услышанное предложение повергло доктора в растерянность, нет, скорее в задумчивость.
– Да, именно так. Личность вы в Империи известная, личный врач императорского семейства, кроме того, я наделю вас полномочиями, необходимыми для того, чтобы вам было проще сделать то, что давно уже следовало бы сделать.
Все и на самом деле обстояло именно так. Цаннер от лекаря, подвергнутого опале и вынужденного скрываться в провинции, в сельской глуши, поднялся до лечащего врача императорской семьи, причем совершенно заслуженно.
Иной раз я им даже прикрывался, чтобы в чем-нибудь убедить Янианну: в некоторых вопросах она доверяла ему больше чем мне. Помимо того что он действительно был превосходным врачом, сама внешность его внушала надежду на выздоровление даже самому безнадежному больному. Высокий, статный, с благообразной окладистой бородой, лбом мыслителя и умным взглядом серо-стальных глаз.
Однажды, еще в своем имении, в Стенборо, я был свидетелем того, как он принимал больного. Выслушав многочисленные жалобы пациента, Цаннер кивнул головой. Причем взгляд у него был таков, что, стоит ему взяться за лечение, больной незамедлительно поправится и вскоре забудет обо всех своих многочисленных хворях. По-моему, пациенту стало лучше только от одного вида своего лекаря.
– Не понимаю, что у него, – пожаловался мне Цаннер, когда мы остались наедине, и я чуть было не открыл от удивления рот: ну надо же!..
– Полномочиями для чего, господин де Койн? – Вид у Цаннера был таков, как будто его совершенно не расстраивает то обстоятельство, что придется покинуть столицу и отправиться на войну со всеми ее сомнительными прелестями. И это действительно соответствовало истине.
– Полномочиями для того, чтобы вы проинспектировали состояние фронтовых лазаретов, причем сделали это от имени императрицы. И самое главное, вы должны научить лекарей тому, чему сами уже давно научились. Представляете, сколько людей вы сможете вернуть к нормальной жизни, передав свои знания другим. И вам, при вашем авторитете, будут полностью доверять.
И это тоже соответствовало действительности. Немного горжусь тем обстоятельством, что в этом была и часть моей заслуги. Не в том, конечно, что Цаннер приобрел среди своих коллег огромный авторитет, хотя и здесь без меня не обошлось. А в том, что, выслушав мой рассказ, Цаннер научился делать то, что в моем мире до сих пор называют «операцией Пирогова». Вот именно такой операции ему и предстояло научить своих коллег.
И насколько меньше будет людей в Империи, да и во всех остальных странах мира, оставшихся в результате ранений без одной, а то и без двух конечностей.
– А как же ее величество? – поинтересовался доктор.
– Пожаловаться на плохой аппетит Алекса или на капризы Яны ее величество временно сможет и одному из ваших учеников. Кроме того, Янианна отлично понимает, насколько важно то, что вы намереваетесь сделать. Заодно и за моей клиникой присмотрите, – добавил я, подразумевая ранение в ногу…
Мы с Цаннером выехали из Дрондера на пятый день после нашего с ним разговора. Ворона я брать с собой не стал, ездить верхом мне не светит еще достаточно долго.
При расставании я припал к ручке Янианны, затем поцеловал ее в щечку и уже потом, не выдержав, крепко прижал к себе и поцеловал в губы. Словом, сначала получилось согласно этикету, после чего – в рамках приличий, и уже в конце – по зову сердца, плюнув на все условности. Потом я поковылял к ждавшей меня карете, придерживая шпагу, стараясь идти браво, насколько это получалось на костыле. Несмотря на все еще побаливающую голову и беспокойство о ноге, настроение было прекрасным.
«Я все еще о-го-го, почти жеребец, – самодовольно думал я, – а выспаться можно и в карете, самый лучший способ убить время в пути…»
Почему-то мне казалось, что при переходе имперской армии в наступление переправа через реку Сверен, на противоположном берегу которой начинались захваченные Готомом земли Империи, вызовет значительно больше затруднений, уж слишком она глубока и широка. Ан нет, особых проблем не возникло, недавно созданные инженерные войска блестяще со всем справились.
Генеральное сражение произошло не на прежнем месте, в долине реки Варент, а значительно ближе к Сверендеру, центру провинции Тосвер. Весть о нашей победе застала меня еще на полпути к нему, что явно улучшило настроение. И теперь я жаждал подробностей битвы.
Войска к моему прибытию на фронт успели продвинуться далеко в глубь территории, принадлежащей Трабону, так что дорога заняла значительно больше времени, чем я рассчитывал.
«Да, – думал я, когда мы ехали по уже чужой земле, – бедновато живут в Трабоне. Война ни для кого не есть благо, кроме, разумеется, производителей оружия, но отличие от Империи бросается в глаза. Селения какие-то неухоженные, народ сытым не выглядит, одет чуть ли не в отрепья, да и состояние дорог говорит о том же. Хотя ничего удивительного, Трабон и раньше экономическим благополучием похвастаться никак не мог, а теперь, когда вся экономика поставлена Готомом на военные рельсы, и подавно не сможет».
Тут надо хитро поработать. Повернуть дело так, что мы пришли на земли Трабона не захватчиками, а освободителями от злого гнета. Хорошо жить хочется всем, и в Трабоне народ не исключение. Но действовать необходимо очень хитро, иначе получится как с походом Наполеона в Россию. Думал он, что придет освободителем крестьян от крепостного ига, попросту рабства, на поддержку рассчитывал, а получил от них вилами в то место, которым мне долго на одном месте не сидится. Ну об этом мы давно задумывались, у нас даже есть то, чего в других странах еще долго не будет, – Департамент пропаганды, ему и карты в руки…
Несмотря на то что после сражения прошло почти две недели, я, прибыв наконец в ставку герцога Ониойского, обнаружил всех в приподнятом настроении. Тут удивляться нечему, король Готом считался непобедимым, и считался заслуженно. Я от всей души поздравил герцога с блестящей победой, получив в ответ (ну надо же!) искренние слова благодарности.
Рассказывая о подробностях сражения, герцог Ониойский скинул с лица маску холодной невозмутимости, которая, как мне всегда казалось, приросла к нему намертво, и не скрывал эмоций.
Слушая его рассказ, я думал: как много все же зависит от боевого духа солдат и от их веры в своего полководца. Порой великие сражения проигрываются из-за не вовремя приключившегося насморка, а в нашем случае, вероятно, немаловажным фактором стало пленение Готома, после чего он потерял былую уверенность в себе. Такое всегда заметно и всегда передается остальным…
Поначалу все происходило как и обычно при сражениях в эту эпоху: две огромные армии выстроились друг напротив друга. Наконец имперская армия пошла в наступление – странно, если бы было иначе, ведь мы пришли освобождать родную землю – и долго достичь перевеса не могла ни одна из сторон.
Затем Готом в решающие мгновения боя решился на то, чего не решился сделать уже упомянутый Наполеон: ввел в бой свою гвардию. Нет, дело, вероятно, не в нерешительности Наполеона, а в гениальности, ведь, вводя гвардию тогда, когда участь сражения была уже предрешена, Наполеон и создал ей славу непобедимой.
Вероятно, гвардия Готома переломила бы ход сражения в его пользу, если бы не губительный огонь гатлингов, сумевший ее остановить.
Последний шанс у трабонского короля оставался в тяжелой гвардейской кавалерии, он использовал и его. Ответный ход герцога заключался в том, что главнокомандующий имперскими войсками послал ей навстречу бригаду фер Дисса, и они сошлись…
Рассказывая об этой атаке, герцог даже лихо подкрутил усы, должен объективно заметить – довольно невзрачные, как будто бы сам лично водил бригаду в атаку.
Зрелище, по рассказам очевидцев, стоило того, чтобы им впечатлиться. По численности бригада уступала трабонской кавалерии примерно на треть, но только по численности. А во всем остальном!..
Фер Дисса рассеял трабонскую конную гвардию и, пройдя сквозь нее, атаковал построения Готома. В образовавшуюся брешь герцог бросил свой резерв, до этого находящийся в бездействии, после чего армия Трабона дрогнула.
И все же нужно отдать должное Готому как полководцу: отход его армии не превратился в повальное бегство, она отступала организованно, выставив заслоны. Но это была победа, и мы смогли доказать всем и, прежде всего, самим себе, что с Готомом воевать можно, причем воевать успешно.
Возможно, исход сражения был бы совсем другим, но королю пришлось отправить часть своих войск на север, чтобы противостоять степной орде Тотонхорна, вторгшегося на территорию Трабона…
Через пару дней мы пришли к стенам Дижоля – крупнейшего города-порта Трабона, по своему значению сравнимого с имперским Гроугентом и представляющего собой настоящую цитадель. Это был маневр герцога с целью отрезать от Дижоля отступающую армию Готома, которая все еще оставалась сильна и по-прежнему вызывала к себе самое уважительное отношение. Все ждали нового сражения, на этот раз надеясь окончательно ее разгромить.
Я пересел из кареты в двухколесную повозку, запряженную парой гнедых сразу же, как только мы пересекли границу Империи. Повозка была достаточно комфортабельна, имела мягкий ход, да и проехать на ней можно было там, где карету пришлось бы чуть ли не на руках нести. Только вот целыми днями любоваться конскими хвостами и тем местом, откуда они растут, – удовольствие небольшое. И мне с тоской вспоминался Ворон. Из повозки я и разглядывал раскинувшийся передо мной вид на Дижоль и его окрестности.

 

Мы вместе с герцогом находились на вершине возвышенности, откуда и открывался вид, который вполне можно было бы назвать замечательным, если бы не одно «но». Отсюда ясно было видно, что при штурме Дижоля мы потратим много сил, ресурсов и, самое главное, – человеческих жизней.
Герцог не смог сдержать эмоций:
– Да уж, впечатляюще. – При этом голос его прозвучал довольно печально. Вероятно, он представил себе, во что обойдется нам захват города. И мне оставалось только согласно кивнуть головой.
«Твердыня, настоящая твердыня, – думал я, глядя на Дижоль. – Крепкий орешек, об который можно обломать все зубы. Пожалуй, как крепость, Дижоль нисколько не уступает Гроугенту, а кое в чем и превосходит. Своим удачным расположением, например, где все особенности ландшафта, в основном горного, использованы очень удачно для обороны. С Гроугентом не так, он расположен на равнине, в устье впадающей в Тускойский залив реки Арны. Здесь можно увязнуть глубоко и надолго, а тем временем Готом успеет переформировать свои войска и двинуться с ними на выручку. Но и оставлять Дижоль в тылу не самое умное решение. Что ж, на завтрашнем военном совете нам предстоит решить, что делать дальше.
У подножия холма находилась сотня моей личной охраны. Люди опытные, прошедшие вместе со мной многое, в основном далеко уже не юнцы, но среди них было и новое лицо, совсем мальчишеское, с едва пробивавшимися усиками. Авальд фер Герео, родной брат Андре, человека, которому я считал себя очень обязанным. Самого его отблагодарить было уже ничем невозможно, но я мог принять участие в судьбе его семьи. Золото – вещь замечательная, оно никогда и никому лишним не бывает, но это означало бы просто откупиться, прежде всего, от своей совести. А совесть – на редкость зубастое существо, очень любящее погрызть своего владельца, и к тому же абсолютно бескорыстное.
Сам Андре, выходец из провинциальной мелкопоместной семьи с невысокими доходами, прибыл в столицу, как и тысячи таких же молодых дворян, в поисках более счастливой судьбы. В ведомстве Коллайна он оказался больше из-за личных качеств, чем из-за чего-либо другого, например, удачи. Коллайн отметил его раз, другой, и Андре ожидала быстрая карьера, если бы не случилось то, что случилось.
В общем, взял я Авальда к себе. А что, шансов получить ранение, тем более погибнуть, практически никаких, парень он толковый, будет при дворе, а дальше уже посмотрим, что да как…
Проснулся я от шума за тонкими стенами походного шатра. Имперская армия охватила Дижоль в полукольцо, упираясь в морской берег и перекрывая доступ к городу с суши. Существовало несколько вариантов развития событий: вылазка из осажденного города, вражеский десант с моря и подход армии Готома с целью снять блокаду. Все эти варианты герцог постарался предусмотреть.
Но, судя по звукам, вряд ли что-то из этого произошло. Да и меня давно бы уже известили. Хотя звук голосов весьма приглушенный, разобрать, о чем идет речь, все же можно.
Прибыли два гонца, и каждый из них считал, что самую важную весть принес именно он, требуя первым впустить в шатер его.
– Впустите обоих, – потребовал я, не повышая голос: услышат.
Принял я гонцов, лежа в постели, в последнее время к этому было не привыкать. Среди ночи разболелась нога, вероятно, неловко пошевелил ею во сне, и мне удалось уснуть уже под утро.
Хорошо одно, чувствовать я ее начал, раньше постоянно было такое ощущение, будто я ее отлежал, даже мурашки по коже такие же. Цаннер сказал – добрый знак.
Полог шатра распахнулся, пропуская обоих гонцов. Если судить по их внешнему виду, вести действительно срочные и важные. Они даже в порядок себя не привели, что в общем-то предосудительно, не в корчму ввалились хлебнуть винца с дороги.
И еще, новости не должны быть плохими, вон как их лица светятся. Ну что ж, приятно, когда день начинается с хороших вестей, а не так, как недавно в Гроугенте. Я осторожно пошевелил больной ногой.
Оба гонца были похожими, как два брата-близнеца: в пропыленной одежде, с серыми от дорожной пыли лицами, с заострившимися скулами, да еще и мундиры одинаковые. Разве что тот, что слева, выше на полголовы.
С него я и начал: говори.
Он сделал шаг вперед, придав лицу чуть ли не торжественное выражение.
– Господин де Койн, на море одержана полная и решительная победа над объединенным флотом Абдальяра и Трабона, – произнес он голосом, полностью соответствующим выражению лица. После чего застыл, всем своим видом ожидая, что я немедленно буду выпытывать у него все подробности, не удержался и бросил взгляд на второго гонца: мол, тебе ли было лезть вперед меня!
К моему удивлению, его коллега остался невозмутим. Ну сейчас мы быстро выясним причину его невозмутимости.
– Теперь ты, – обратился я уже к нему.
Тот сделал большой шаг вперед:
– Господин де Койн, король Готом пленен и сейчас на полпути по дороге сюда!
Господи, как приятно получить с самого утра такие грандиозно прекрасные новости. И я бы вскочил на своей постели и попрыгал на ней, громко и радостно крича, и плевать на всех, если бы не больная нога, вынудившая меня вести себя прилично.
Назад: Глава 20 Красивое имя
Дальше: Глава 22 Его королевское величество